а болотов жизнь и приключения андрея болотова краткое содержание
Жизнь и приключения Андрея Болотова. Описанные самим им для своих потомков
С. М. Ронский. «Болотов и его время»
К концу XVIII века крепостное право в России достигло своего апогея, приняло законченные формы, которые нельзя иначе определить, как диктатуру поместного класса над трудом и личностью крепостных. Екатерина II, либеральничавшая ученица Монтескье, забыв о высказанных ею ранее воззрениях, благодушно соглашалась со всеми ультракрепостническими взглядами, выражаемыми дворянами в комиссии для составления нового уложения 1767 г. Дворянам возражали представители других сословий — купцы, промышленники, духовенство и домовитые казаки, но не в смысле ненормальности самого крепостного порядка, а в смысле желательности получения и для этих социальных групп прав крепостников-помещиков.
Преимущества дворянского класса в крепостническом государстве манили к себе и другие сословия. Организации фабрик дворянами в своих поместьях и интенсификации сельского хозяйства способствовали, с одной стороны, поддерживаемое правительством вытеснение фабрикантов «недворянского состояния», т. е. купечества, которому указом 1762 г. фактически было запрещено приобретать под фабрики населенные дворянские имения, с другой стороны — целый поток указов, явно клонившихся в пользу дворян-помещиков и устанавливавших ряд исключительных льгот для дворянского землевладения. Если ко всему этому еще добавить, что именно в то время русские сельскохозяйственные продукты получили крупное значение на европейских рынках, куда им был открыт широкий доступ, то станет понятным пышный расцвет крепостного хозяйства, расцвет, продолжавшийся до конца первой четверти XIX века. Крепостная Россия XVIII века вызвала яркую характеристику иностранца Жана Бенуа Шерера, который в своей книге о русской торговле (1788 г.) пишет следующие строки: «Там нет ни буржуазии, ни купечества в собственном смысле слова, исключая духовенство и военное сословие, — всюду мужик, в сущности говоря, раб».[1]
Записки Андрея Тимофеевича Болотова, в настоящее время переиздаваемые, дают исключительно яркие картины, рисующие поместное хозяйство и быт эпохи.
Происходя из старинной, но обедневшей семьи (род Болотовых восходит к XVI веку), Андрей Тимофеевич родился 7 октября 1738 г. в принадлежавшем издавна его семье сельце Дворянинове Алексинского уезда Тульской губернии, где он, «окончив делать карьеру», и писал свои «Записки». По семейным, обычным для того времени, традициям Андрей Тимофеевич был зачислен шестнадцати лет от роду в армейский полк, которым командовал его отец. Не имея возможности по возрасту фактически исполнять военные обязанности, Болотов прервал службу для получения образования. Часть «Записок», рассказывающая об этом периоде его жизни, как в фокусе, отображает методы и характер воспитания и образования молодого дворянства, проходившего целиком под знаком увлечения всем иностранным. В небогатых дворянских семьях образование находилось в руках лиц духовного звания: священников, дьячков, пономарей и т. д. Ученье было весьма несложно — учили, главным образом, читать церковные книги (знакомство со светским чтением было исключением), писать учили редко, а цифрам еще реже. Ученье начиналось с азбуки, на изучение которой со всеми ее хитростями, с повторением старого — «с задами», как говаривали тогда, — полагалось около года. Редко образование продолжали дальше, — в таких случаях доходили до псалтыря. Воспитание большей части дворянства находилось целиком в руках иностранцев и сводилось, главным образом, к выучке «козировать» (разговаривать, болтать) на французском и реже на немецком языке. Это увлечение иностранцами и иностранным, а в период царствования Елизаветы Петровны в особенности французским, эта тяга к подражанию иностранной моде была так велика, что «севский архиерей Кирилл Флиоренский приказал, чтобы все окружающие его в священнодействии были причесаны с пуклями и под пудрой…»[2]
Этим принципам воспитания отдал дань и Болотов. Учивший его вначале немец не только мучил его «каверзными» арифметическими задачами, но и «мучительствовал», т. е., попросту, зверски избивал своего питомца. Без удивления повествует Болотов о том, что отец его, случайно узнавший об одном таком избиении, не только не прогнал преподавателя, но в противовес матери одобрительно отнесся к случившемуся и принял сторону обидчика. Таков был дух эпохи. В памяти у всех глубоко была догма воспитания, нашедшая выражение в знаменитых виршах «Лозою дух святый велит дети бити…» Природная любознательность Андрея Тимофеевича и случайное стечение обстоятельств позволили ему пополнить свое образование, дали ему возможность, хотя и бессистемно, приобрести начатки знаний. Болотов поднялся над общим культурным уровнем своих современников и резко выделялся из окружавшей его среды. Достигнув возраста, в котором необходимо было уже нести хотя и немудреные обязанности воинской службы, Болотов возвратился в полк. За несвоевременность возвращения из своего второго отпуска Болотов, имевший чин сержанта, был обойден при производстве своих сверстников в следующий чин подпоручика. Но, несмотря на это, через короткое время Болотов догнал своих однокашников. Несомненно, что дело здесь не обошлось без вмешательства власть имущих петербуржцев.
Приехав в Петербург ходатайствовать о своем производстве в чин подпоручика, Болотов обратился к фавориту графа Шувалова подполковнику Яковлеву. Яковлев оказался знакомым отца Андрея Тимофеевича, и благодаря этому обстоятельству дело приняло для него благоприятный оборот. Позднее в своих «Записках» Болотов по своему обыкновению точно и ярко показал обстановку жизни этого фаворита «из небольших». Перед подполковником Яковлевым только по одному тому, что он был любимцем Шувалова, тянулись во фрунт и подобострастно сгибались в поклонах генералы и чиновники. Такова была особенность режима. Традиции Меншикова, Бирона, а потом Потемкина и Аракчеева были усвоены и копировались имевшими ту или иную власть маленькими начальниками; они находили себе фаворитов, и порядки их домов соответствовали в миниатюре порядкам дворца.
Описание у Болотова утреннего приема подполковника Яковлева, перед дверью спальни которого часами простаивали просители от мелкой сошки до генералитета, дает возможность провести аналогию с большими выходами особ царствующего дома и их фаворитов.
Возвратившись из своей поездки в Петербург офицером, Болотов, вместе со своим Архангелогородским полком, участвовал в прусском походе во время Семилетней войны.[3]
Выделяясь из числа своих сослуживцев знанием немецкого языка и работоспособностью, Болотов был переведен из строя в канцелярию. С 1758 по 1761 г. он служил в канцелярии русского военного губернатора в оккупированной тогда Восточной Пруссии. Исполняя, главным образом, обязанности переводчика, Болотов не участвовал в обычной разгульной жизни офицерства, а отдавал все свое свободное время занятиям. Большое впечатление произвел на него весь уклад немецкой жизни, своими бытовыми особенностями резко отличавшийся от того, что он привык видеть. В своих научных занятиях он, наряду с занятиями естествознанием и натурфилософией, отдает дань и рисованию, к которому у него всегда были наклонности. Познакомившись с камерой-обскурой и в скором времени получив ее в собственность, Болотов еще более усиленно занялся рисованием.
Способности его к рисованию, которым Андрей Тимофеевич занимался с детства, были замечены его начальством, и Болотову было поручено составление рисунка монет, выпускавшихся русским правительством для занятых немецких областей. Вычеканенные в 1759 г. по рисункам Болотова образцы монет были отправлены в Петербург в подарок императрице Елизавете.[4]
В 1762 г. Андрей Тимофеевич оставил военную службу и был переведен в Петербург адъютантом к тогдашнему генерал-полицеймейстеру барону Корфу. Прослужив недолго в этой должности, Болотов вышел в отставку в чине капитана. Официальной причиной для отставки Болотова послужил указ «О роспуске штатов прикомандированных к нестроевым генералам», по которому Болотову пришлось бы возвращаться на военную строевую службу. Действительной же причиной ухода Болотова со службы, несомненно, был знаменитый указ Петра III «О вольности дворянства», который дал возможность всем, не желающим оставаться на государственной службе, «искать занятий по своему усмотрению».
Исполняя свое заветное желание — посвятить себя работе в области сельского хозяйства, Болотов по выходе в отставку уехал в свое имение. На редкость образованный по своему времени сельский хозяин, ученик знаменитого тогда в Германии естествоиспытателя и философа Крезиуса, Болотов поставил свое хозяйство на новых началах, новых в смысле обработки земли в соответствии с тогдашними научными достижениями. Одним из первых он начал проводить в нем интенсивное землепользование, представляя собой редкое исключение среди своих соседей, которые в области способов ведения своего хозяйства были крайне консервативны и держались традиционных старинных приемов сельскохозяйственной практики.
Автор этой книги Андрей Болотов — русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.
Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773–1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.
Жизнь и приключения Андрея Болотова. Описанные самим им для своих потомков
Болотов А. Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова: Описанные самим им для своих потомков: В 3 т. Т. 1: 1738–1759 / Вс. ст. С. Ронского; Примеч. П. Жаткина, И. Кравцова. — М.: ТЕРРА, 1993.
Часть выпущенных глав добавлена по:
Издание: А. Т. Болотов в Кенигсберге (Из записок А. Т. Болотова, написанных самим им для своих потомков). Калининград, Кн. Из-во, 1990.
Остальные главы добавлены по первому изданию «Записок» (Приложения к «Русской старине», 1870).
С. М. Ронский. «Болотов и его время»
К концу XVIII века крепостное право в России достигло своего апогея, приняло законченные формы, которые нельзя иначе определить, как диктатуру поместного класса над трудом и личностью крепостных. Екатерина II, либеральничавшая ученица Монтескье, забыв о высказанных ею ранее воззрениях, благодушно соглашалась со всеми ультракрепостническими взглядами, выражаемыми дворянами в комиссии для составления нового уложения 1767 г. Дворянам возражали представители других сословий — купцы, промышленники, духовенство и домовитые казаки, но не в смысле ненормальности самого крепостного порядка, а в смысле желательности получения и для этих социальных групп прав крепостников-помещиков.
Преимущества дворянского класса в крепостническом государстве манили к себе и другие сословия. Организации фабрик дворянами в своих поместьях и интенсификации сельского хозяйства способствовали, с одной стороны, поддерживаемое правительством вытеснение фабрикантов «недворянского состояния», т. е. купечества, которому указом 1762 г. фактически было запрещено приобретать под фабрики населенные дворянские имения, с другой стороны — целый поток указов, явно клонившихся в пользу дворян-помещиков и устанавливавших ряд исключительных льгот для дворянского землевладения. Если ко всему этому еще добавить, что именно в то время русские сельскохозяйственные продукты получили крупное значение на европейских рынках, куда им был открыт широкий доступ, то станет понятным пышный расцвет крепостного хозяйства, расцвет, продолжавшийся до конца первой четверти XIX века. Крепостная Россия XVIII века вызвала яркую характеристику иностранца Жана Бенуа Шерера, который в своей книге о русской торговле (1788 г.) пишет следующие строки: «Там нет ни буржуазии, ни купечества в собственном смысле слова, исключая духовенство и военное сословие, — всюду мужик, в сущности говоря, раб».[1]
Записки Андрея Тимофеевича Болотова, в настоящее время переиздаваемые, дают исключительно яркие картины, рисующие поместное хозяйство и быт эпохи.
Происходя из старинной, но обедневшей семьи (род Болотовых восходит к XVI веку), Андрей Тимофеевич родился 7 октября 1738 г. в принадлежавшем издавна его семье сельце Дворянинове Алексинского уезда Тульской губернии, где он, «окончив делать карьеру», и писал свои «Записки». По семейным, обычным для того времени, традициям Андрей Тимофеевич был зачислен шестнадцати лет от роду в армейский полк, которым командовал его отец. Не имея возможности по возрасту фактически исполнять военные обязанности, Болотов прервал службу для получения образования. Часть «Записок», рассказывающая об этом периоде его жизни, как в фокусе, отображает методы и характер воспитания и образования молодого дворянства, проходившего целиком под знаком увлечения всем иностранным. В небогатых дворянских семьях образование находилось в руках лиц духовного звания: священников, дьячков, пономарей и т. д. Ученье было весьма несложно — учили, главным образом, читать церковные книги (знакомство со светским чтением было исключением), писать учили редко, а цифрам еще реже. Ученье начиналось с азбуки, на изучение которой со всеми ее хитростями, с повторением старого — «с задами», как говаривали тогда, — полагалось около года. Редко образование продолжали дальше, — в таких случаях доходили до псалтыря. Воспитание большей части дворянства находилось целиком в руках иностранцев и сводилось, главным образом, к выучке «козировать» (разговаривать, болтать) на французском и реже на немецком языке. Это увлечение иностранцами и иностранным, а в период царствования Елизаветы Петровны в особенности французским, эта тяга к подражанию иностранной моде была так велика, что «севский архиерей Кирилл Флиоренский приказал, чтобы все окружающие его в священнодействии были причесаны с пуклями и под пудрой…»[2]
Этим принципам воспитания отдал дань и Болотов. Учивший его вначале немец не только мучил его «каверзными» арифметическими задачами, но и «мучительствовал», т. е., попросту, зверски избивал своего питомца. Без удивления повествует Болотов о том, что отец его, случайно узнавший об одном таком избиении, не только не прогнал преподавателя, но в противовес матери одобрительно отнесся к случившемуся и принял сторону обидчика. Таков был дух эпохи. В памяти у всех глубоко была догма воспитания, нашедшая выражение в знаменитых виршах «Лозою дух святый велит дети бити…» Природная любознательность Андрея Тимофеевича и случайное стечение обстоятельств позволили ему пополнить свое образование, дали ему возможность, хотя и бессистемно, приобрести начатки знаний. Болотов поднялся над общим культурным уровнем своих современников и резко выделялся из окружавшей его среды. Достигнув возраста, в котором необходимо было уже нести хотя и немудреные обязанности воинской службы, Болотов возвратился в полк. За несвоевременность возвращения из своего второго отпуска Болотов, имевший чин сержанта, был обойден при производстве своих сверстников в следующий чин подпоручика. Но, несмотря на это, через короткое время Болотов догнал своих однокашников. Несомненно, что дело здесь не обошлось без вмешательства власть имущих петербуржцев.
Приехав в Петербург ходатайствовать о своем производстве в чин подпоручика, Болотов обратился к фавориту графа Шувалова подполковнику Яковлеву. Яковлев оказался знакомым отца Андрея Тимофеевича, и благодаря этому обстоятельству дело приняло для него благоприятный оборот. Позднее в своих «Записках» Болотов по своему обыкновению точно и ярко показал обстановку жизни этого фаворита «из небольших». Перед подполковником Яковлевым только по одному тому, что он был любимцем Шувалова, тянулись во фрунт и подобострастно сгибались в поклонах генералы и чиновники. Такова была особенность режима. Традиции Меншикова, Бирона, а потом Потемкина и Аракчеева были усвоены и копировались имевшими ту или иную власть маленькими начальниками; они находили себе фаворитов, и порядки их домов соответствовали в миниатюре порядкам дворца.
Описание у Болотова утреннего приема подполковника Яковлева, перед дверью спальни которого часами простаивали просители от мелкой сошки до генералитета, дает возможность провести аналогию с большими выходами особ царствующего дома и их фаворитов.
Возвратившись из своей поездки в Петербург офицером, Болотов, вместе со своим Архангелогородским полком, участвовал в прусском походе во время Семилетней войны.[3]
Выделяясь из числа своих сослуживцев знанием немецкого языка и работоспособностью, Болотов был переведен из строя в канцелярию. С 1758 по 1761 г. он служил в канцелярии русского военного губернатора в оккупированной тогда Восточной Пруссии. Исполняя, главным образом, обязанности переводчика, Болотов не участвовал в обычной разгульной жизни офицерства, а отдавал все свое свободное время занятиям. Большое впечатление произвел на него весь уклад немецкой жизни, своими бытовыми особенностями резко отличавшийся от того, что он привык видеть. В своих научных занятиях он, наряду с занятиями естествознанием и натурфилософией, отдает дань и рисованию, к которому у него всегда были наклонности. Познакомившись с камерой-обскурой и в скором времени получив ее в собственность, Болотов еще более усиленно занялся рисованием.
Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанныя самим им для своих потомков
Русская история сильно недонаселена. Есть обязательный список из нескольких десятков героев, по большей части правителей и полководцев. А за пределами этого списка в нашем школьном образовании простирается безжизненная пустыня.
Однако существовали и «простые люди», которые не позволяли о себе забыть, хотя не являлись ни правителями, ни полководцами, ни революционерами. Среди самых ярких личностей русской истории — Андрей Тимофеевич Болотов (1738–1833). Один из первых русских долгожителей, своеобразный символ демографической революции, которая произошла в XVIII веке в России и Европе. Успехи медицины, гигиены, рационального питания, борьбы правительств с распространением эпидемий привели к тому, что впервые в истории многие начали доживать до старости.
Однако существовали и «простые люди», которые не позволяли о себе забыть, хотя не являлись ни правителями, ни полководцами, ни революционерами. Среди самых ярких личностей русской истории — Андрей Тимофеевич Болотов (1738–1833). Один из первых русских долгожителей, своеобразный символ демографической революции, которая произошла в XVIII веке в России и Европе. Успехи медицины, гигиены, рационального питания, борьбы правительств с распространением эпидемий привели к тому, что впервые в истории многие начали доживать до старости.Из собрания случайно оставшихся родственников семья превратилась в целостный организм, где есть надежный отец и любящая мать, добрая бабушка и хитрый веселый дед, соучастник мальчишеских проказ. Этот привычный для нас образ семьи сложился именно тогда. Как и знакомый всем образ детства — поры невинности, добрых игр и домашнего тепла. Прежде тратить слишком много душевных сил на ребенка, который в любой момент может умереть, считалось непозволительной роскошью.
Болотов — один из первых писателей, отразивших эту демографическую и поведенческую революцию, детское самосознание и видение всего жизненного пути от младенчества до седин. Его автобиография начинается с комичной сцены рождения и доводится до восьмидесятилетия. Картины детских лет показаны с живостью, самоиронией, точностью деталей. Вот он, расхрабрившись, ступает на доску, чтобы плыть по пруду, и едва не тонет, вот пугается до смерти пушечной пальбы, конфликтует с учителем.
Дворянских детей с малолетства записывают в полки. 10-летний Андрюша командует взводом, в форме, с ружьишком бодро отдает команды, а обыватели Риги смотрят на него с умилением: «Ах, какой маленький сержант!» Но в 12 лет мир переменяется — отец полковник умирает (он ведь еще принадлежит к тому поколению, возраст дожития которого был обычен для эпохи). Андрей отставлен от службы до совершеннолетия, живет и учится в своей деревне. Вновь служит, принимает участие в Семилетней войне, сидит в канцелярии русского губернатора Восточной Пруссии, изучает в Кёнигсберге философию.
Потом — внезапный поворот. Болотов одним из первых решает воспользоваться привилегией не служить, предоставленной манифестом «О вольности дворянства», выбирает необычную для его эпохи судьбу частного человека. По сути, Андрей Тимофеевич — первый выдающийся частный человек в русской истории. Он селится в своем тульском имении, перестраивает дом, разводит сад, ставит опыты с электричеством и успешно лечит им крестьян (первопроходец русской физиотерапии). Всерьез начинает заниматься агрономией.
Он один из основателей русской агрономической науки. Только его специальных статей в «Московских ведомостях» Новикова набралось на 40 томов — целая сельскохозяйственная энциклопедия. Особо увлекался помологией — наукой о сортах плодовых растений. До сих пор, когда приезжаешь в болотовский музей в Дворяниново, можно набрать под деревьями такого фантастического вкуса яблок, каких никогда в жизни не пробовал.
Самым крупным достижением Болотова был он сам — в монументальных автобиографических записках, охватывающих жизнь от рождения до 1795 года. Перед нами проходит часть елизаветинской эпохи и вся екатерининская. Но не сквозь блеск балов и дым военных побед, а через призму частной и общественной жизни, через слухи, известия и письма. Чумной бунт в Москве, восстание Пугачева — все это наблюдаем не сверху, не со спутниковой съемки истории, а так, как это виделось современнику из провинциального дворянства.
Записки Болотова расхватаны историками на цитаты, заслуженно считаются одним из главных источников по русскому XVIII веку. Но эта репутация во многом заслоняет их от рядового образованного читателя. Никому неохота читать «источник», «энциклопедию». Между тем Болотов — человек огромной вдумчивости, необычайной для своей эпохи интеллектуальной и литературной культуры. Его «простодушие» и подчеркнутый «провинциализм» — во многом осознанная игра.
Один пример. Покоряющая своим юмором сцена рождения нашего героя: смех матери, вызванный тем, что у бабки-повитухи застрял гайтан с крестом между досок пола и она не могла высвободиться.
«Как это так! — скажете вы. — Конечно, была она какая-нибудь проказа? Нет! Право нет, любезный приятель! Она была старуха добрая, старуха богомольная, старуха честная, старуха большая, старуха толстая, одним словом, старуха всем хороша».
Можно просто умилиться. А можно узнать в этой сцене изысканную литературную игру. Характеристика повитухи — ироничная реплика на роман английского сентименталиста Лоренса Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди», начинающегося тоже с рождения (и даже с зачатия) героя. «В той же деревне, где жили мои отец и мать, жила повивальная бабка, сухощавая, честная, заботливая, домовитая, добрая старуха, которая с помощью малой толики простого здравого смысла и многолетней обширной практики приобрела в своем деле немалую известность». Можно представить себе, как хохотал Андрей Тимофеевич, зашифровывая в свою деревенскую прозу отсылку к Стерну и превращая его сухощавую старуху в «старуху толстую».
И здесь еще одна феноменальность Болотова, человека эпохи Просвещения в лучшем смысле этого слова.
Обычно мы представляем себе Просвещение как эру Вольтера, вольнодумства, безбожия, самовлюбленности человеческого разума. Но все это — лишь пена. Подлинным смыслом был тот культурный переворот, который произошел в течение XVIII века.
Томас Маколей так характеризовал английского джентльмена XVII столетия: «Его речь и произношение были таковы, какие теперь можно услышать только от самых невежественных мужиков. Его клятвы, грубые шутки и непристойные ругательства отличались самым резким провинциальным акцентом».
А теперь вспомним пушкинское семейство Лариных: «Ей рано нравились романы; Они ей заменяли все; Она влюблялася в обманы и Ричардсона и Руссо. Отец ее был добрый малый, в прошедшем веке запоздалый; но в книгах не видал вреда Жена ж его была сама от Ричардсона без ума».
Вот этот период, прошедший между маколеевым джентльменом и пушкинскими Лариными, и есть эпоха Просвещения. Когда книга стала хорошим тоном в провинциальных дворянских семействах, и на этой почве выросла значительная часть классической русской литературы.
В числе людей, формировавших ту эпоху, создававших русское Просвещение личным примером и своим пером, был Андрей Тимофеевич Болотов, избравший карьеру не придворного, не полководца, а простого провинциального помещика.
Впервые более чем за столетие записки Болотова изданы на русском языке не фрагментами, произвольно подобранными редакторами, а целиком. Чтение долгое, не на один вечер. Но увлекательное невероятно.
Андрей Болотов: Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]
Здесь есть возможность читать онлайн «Андрей Болотов: Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию). В некоторых случаях присутствует краткое содержание. год выпуска: 1873, категория: Биографии и Мемуары / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]: краткое содержание, описание и аннотация
Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.
Андрей Болотов: другие книги автора
Кто написал Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
Возможность размещать книги на на нашем сайте есть у любого зарегистрированного пользователя. Если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4] — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.
Симъ образомъ провели мы весь сей день съ особливымъ удовольствіемъ, въ который, кромѣ сего, пріѣзжали ко мнѣ многіе изъ пріѣзжихъ и живущихъ тогда въ Богородицкѣ для лѣченія у нашего лѣкаря, а иногда и у меня на машинѣ, постороннихъ дворянъ, которые обыкновенно всѣ старались сводить съ моимъ домомъ и со мною знакомство и пользоваться нашею къ нимъ благосклонностью и пріязнью. Словомъ, тогдашнее время было какъ-то для насъ отмѣнно весело и пріятно. Всѣ насъ любили, уважали и почитали, и всякій старался пріобрѣсть къ себѣ мою дружбу. На противъ того и мы соотвѣтствовали имъ равномѣрнымъ стараніемъ заслуживать ихъ къ себѣ благосклонность.
Но сего на сей разъ довольно. Письмо мое достигло уже давно до своихъ предѣловъ и мнѣ пора оное кончить, и сказать вамъ, что я есмь вашъ и прочее.
(Генваря 16 дня 1818 года, въ Дворениновѣ).
Письмо 288
Любезный пріятель! Охота къ стихотворенію толико во мнѣ увеличилась, что и на другой день послѣ упомянутаго въ предслѣдующемъ письмѣ веселаго въ саду гулянья восхотѣлось мнѣ опять тѣмъ же упражненіемъ заняться. И какъ перемѣнившаяся погода и бывшая опять съ проливнымъ дождемъ и грозою, которыхъ въ сію весну отмѣнно было много, въ садъ мнѣ, за мокротою, иттить мнѣ воспрепятствовала, то принялся я за сіе дѣло, сидючи въ моемъ кабинетѣ.
Предметомъ стихотворенія избралъ я и въ сей разъ не натуру, но нѣчто поважнѣе и относящееся къ Богу и къ чувствіямъ благодарности къ Нему за всѣ его благодѣянія. И вотъ какіе стихи сочинилъ я при семъ случаѣ:
Паки я къ Тебѣ взываю,
Паки духъ мой возношу,
Паки сердцемъ и душею
Повергаюсь предъ Тобой.
Въ слѣдующій за симъ день занялись мы всѣ пированіемъ у моего зятя. Оный былъ днемъ его рожденія, и потому, будучи отмѣннымъ охотникомъ къ пиршествамъ и угощеніямъ у себя гостей, пригласилъ онъ къ себѣ всѣхъ городскихъ и пріѣзжихъ на обѣдъ и сдѣлалъ превеликій пиръ, соединенный съ разными увеселеніями и даже самими танцами послѣ обѣда. Итакъ, мы весь сей день были въ разсѣяніи мыслей и довольно-таки повеселились. А съ такимъ же удовольствіемъ провели мы и всѣ послѣдующіе за симъ дни три. Пріѣзжаніе ко мнѣ многихъ гостей и стоявшая тогда наипріятнѣйшая майская погода подавала намъ поводъ къ ежедневнымъ гуляньямъ съ ними по садамъ и къ различнымъ въ нихъ увеселеніямъ. Не одинъ разъ сотовариществовала намъ при сихъ гуляньяхъ и наша музыка, и мы провели дни сіи очень весело. Но ни кто столько не веселился въ оные, сколько я самъ; ибо какъ натура находилась въ сіе время въ наилучшемъ своемъ вешнемъ нарядѣ и убранствѣ, то, кромѣ гулянья съ гостьми, не пропускалъ я ни одного утра, чтобъ ни сходить въ сады и ни полюбоваться тамъ ея прелестьми и красотами, а сіе побудило меня, удосужившись послѣ разъѣзда гостей, сочинить слѣдующую за симъ пѣснь, посвященную майскому утру въ саду:
Вотъ опять мы дождалися,
Нашъ прекрасный май, тебя,
И твоихъ пріятныхъ утровъ,
И прелестныхъ вечеровъ.
Вотъ какимъ образомъ воспѣлъ я тогда красоту майскаго утра въ саду. Въ пѣсни сей изображалъ я то, что, дѣйствительно, тогда предъ собою видѣлъ и слышалъ и что чувствовалъ, и могу сказать, что за трудъ, къ тому употребленный, былъ я съ лихвою награжденъ тѣмъ неизобразимымъ удовольствіемъ душевнымъ, какое чувствовалъ и какимъ наслаждался я не только въ тѣ минуты, въ которыя сочинялъ я сіе стихотвореніе, но и въ послѣдующія времена и въ каждый разъ, когда ни случалось мнѣ ихъ читать или пѣть при гуляньѣ въ вешнее время въ садахъ моихъ.
Дни черезъ два послѣ того, препровожденныхъ также въ прогулкахъ и въ разныхъ упражненіяхъ, возродилась во мнѣ опять охота къ стихотворенію, и я, гуляя по своему садочку и любуясь цвѣтущею тогда рябиною, вздумалъ сочинить особливые стишки и въ похвалу сему дереву, и вотъ какимъ образомъ воспѣлъ я и оную на своей простой сельской лирѣ:
Вотъ и ты въ своемъ убранствѣ
И во всей своей красѣ,
Милая стоишь рябина,
Древо нужное для насъ.
Дни черезъ два послѣ сего, а именно 29 числа, было у насъ особливаго рода и столь веселое гулянье въ саду моемъ, какого никогда еще не было. Случай къ тому подалъ пріѣздъ къ зятю моему, не близкаго родственника его, Ѳедора Васильевича Ошанина, котораго о добромъ характерѣ я довольно от него наслышался, но до сего времени никогда еще не видывалъ. Онъ былъ Донковскій помѣщикъ и пріѣхалъ тогда къ зятю моему въ гости съ женою своею, меньшимъ сыномъ Павломъ и обѣими старшими дочерьми его Аленою и Варварою Ѳедоровною. И какъ онъ былъ ему очень радъ, то и сдѣлалъ онъ для него пирушку и назвалъ къ себѣ на обѣдъ множество гостей, а въ томъ числѣ были и мы. Итакъ, при семъ случаѣ впервые спознакомились мы тогда съ домомъ г. Ошанина, ни мало тогда себѣ еще не воображая, что впослѣдствіи времени познакомимся мы съ нимъ гораздо короче и тѣснѣе. Господинъ Ошанинъ былъ въ мои почти лѣта. Я нашелъ его дѣйствительно добрымъ, умнымъ, праводушнымъ, веселаго нрава и простосердечнымъ человѣкомъ такъ, какъ мнѣ его изображали, и оба мы въ наружности и въ прочемъ имѣли столь много сходнаго между собою, что съ первой минуты другъ друга полюбили, и нѣсколькихъ минутъ было довольно къ сдруженію насъ съ нимъ такимъ образомъ, какъ бы мы давным-давно были съ нимъ знакомы. Поелику все его семейство къ намъ очень ласкалося, то послѣ обѣда пригласили мы ихъ къ себѣ и старались угостить ихъ всячески. Многіе изъ бывшихъ у зятя моего гостей пріѣхали также къ намъ, и компанія сдѣлалась довольно великая. И какъ случилась тогда наипріятнѣйшая майская погода, то тотчасъ сдѣлалось предложеніе, чтобъ иттить гулять въ сады наши, куда мы всѣ гурьбою и пошли. Ходили, гуляли, присаживались во многихъ мѣстахъ и провождали время въ пріятныхъ разговорахъ. Изъ большаго же сада передъ вечеромъ перешли мы въ мой маленькій, и тутъ былъ у насъ уже прямой веселый деревенскій праздничек. Музыка была съ нами, и звукъ от ней раздавался по всему оному. Вся молодежь не только ходила, но разсыпавшись бѣгала и рѣзвилась по аллейкамъ, лужкамъ и дорожкамъ. Шутки, издѣвки, смѣхи гремѣли повсюду. А неудовольствуясь тѣмъ, молодежь затѣяла на одномъ изъ пріятнѣйшихъ лужковъ самые танцы и пляски. И какъ г. Ошанинъ былъ самаго веселаго нрава, то и оба мы съ нимъ, будучи уже стариками, дѣлали имъ сотоварищество и вмѣстѣ съ ними рѣзвились и бѣгали шутя, какъ малыя дѣти. Словомъ, не было еще никогда у насъ въ саду такого веселья и таковой дружеской пирушки, какъ въ сей вечеръ, и мы пробыли въ ономъ до самаго ужина.