а мог бы жизнь просвистать скворцом
* * * («Куда как страшно нам с тобой. «)
Куда как страшно нам с тобой,
Товарищ большеротый мой!
Ох, как крошится наш табак,
Щелкунчик, дружок, дурак!
Заесть ореховым пирогом,
Да, видно, нельзя никак.
Примечания
«Куда как страшно нам с тобой. » (с. 160). — БП, № 143. Два прижизненных списка Н. Я. Мандельштам и машинопись 1930 г. с датами «октябрь 1930 г.» — AM. Авториз. список Н. Я. Мандельштам — A3 (№ 3 в подборке «Семь стихотворений»). Список Н. Я. Мандельштам, с разночт. или опиской в ст. 5: «щеглом», — АШ. Печ. по A3.
— «Щелкунчик». Обращено к Н. Я. Мандельштам. Написано в Тифлисе. «Реалии: 30 сентября — мои именины. Моя тетка принесла мне в гостиницу домашний ореховый торт. О. М. прочел мне эти стихи позже других из «Армении», но сказал, что оно пришло первое и «разбудило» его. «Щелкунчик» открывает «Новые стихи» — место определено О. М. О. М. обратил внимание, что первое же стихотворение нового периода пришло с таинственным количеством строк» с. 142 — 143).
Товарищ — так на правительственной даче (см. «ПА») жены называли мужей. «Я над ними смеялась — чего они играют еще в подполье? О. М. мне тогда сказал, что нам бы это больше подошло, чем им» с. 142).
— «В Тифлисе. исчезли промышленные товары и папиросы. Попадались нам и табаки для самокруток, но не отличные кавказские табаки, а бракованные и пересохшие — они действительно крошились» (там же). Ср. ст-ние Ж. де Нерваля «Эпитафия» (1853).
И Шуберт на воде и Моцарт в птичьем гаме
Посвящается 125-й годовщине со дня рождения Осипа Мандельштама
Куда как страшно нам с тобой,
Товарищ большеротый мой!
Ох, как крошится наш табак,
Щелкунчик, дружок, дурак!
А мог бы жизнь просвистать скворцом,
Заесть ореховым пирогом,
Да, видно, нельзя никак.
Все произошло абсолютно спонтанно. Слушал по радио Шуберта
(Арпеджионе, соната для виолончели и ф-но https://www.youtube.com/watch?v=NNcQuY1isEI).
Очень давно не слушал, много лет, и какая-то странная волна нахлынула,
и всплыли строчки из Мандельштама:
«И Шуберт на воде,и Моцарт в птичьем гаме,
И Гете, свищущий на вьющейся тропе,
И Гамлет, мысливший пугливыми шагами,
Считали пульс толпы и верили толпе.
Быть может, прежде губ уже родился шопот
И в бездревесности кружилися листы,
И те, кому мы посвящаем опыт,
До опыта приобрели черты».
И хотя я думал о Шуберте, и о том, как, чуть ли не мимоходом, Мандельштам выявил сразу целиком всего Шуберта и Моцарта, я зацепился за строчки:
«Быть может, прежде губ уже родился шопот
И в бездревесности кружилися листы»,
Стихотворение – бездна.
О гениальных стихах можно говорить адекватно, только цитируя другие гениальные стихи.
Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме:
«Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».
Прежде губ уже родился шопот.
И опять к Шуберту и Моцарту. Когда-то давно, когда я это стихотворение впервые услышал, (прочесть не мог, в СССР Мандельштам впервые частично был издан только в 1973 году, Усатый таракан и его безусые последователи не разрешали), оно впечаталось в мой опыт навечно. И определило мое понимание Шуберта и Моцарта.
«Что нужно кусту от меня?» у Цветаевой. (Стихотворение, которое опасно читать, столько в нем первобытного ужаса).
Я болен мыслями, лечусь словами
но еще больше заболеваю.
Как в Песнь песней:
«Яблоком подкрепите меня,
Лепёшкою накормите меня,
Любовью я больна».
Но ничто не поможет мне, ни яблоко ни лепешка.
«Над озером не плачь, моя свирель!
— Как пахнет милой долгая ладонь.
…Благословение тебе, апрель!
Тебе, небес козленок молодой!»
Все в том же птичьем гаме. Утоплен в барже или казнен в 1938 году. С Мандельштамом общая участь.
И опять к Моцарту в птичьем гаме. Неужели Моцарт, написавший трагический Реквием, Дон Жуана, (послушайте увертюру (https://www.youtube.com/watch?v=k5eC9Aa9T5c ), 20-й фортепианный концерт, в птичьем гаме?
У Давида Самойлова есть замечательное стихотворение о Пушкине, но оно подходит к ним ко всем:
«Но почему-то сны его воздушны,
И словно в детстве – бормотанье, вздор.
И почему-то рифмы простодушны,
И мысль ему любая не в укор».
И снова возвращаясь к строке «Быть может, прежде губ уже родился шопот»,
так на всю жизнь поразившей меня. У Мандельштама есть как бы ее продолжение.
“Silentium!”
«Останься пеной, Афродита,
И слово в музыку вернись,
И сердце сердца устыдись,
С первоосновой жизни слито!»
Поразительно, поразительно. К нему протянулась цепочка от Тютчева.
Еще раз, о гениальных стихах можно говорить только словами гениальных поэтов, потому что нас простых смертных язык бессилен:
Тютчев:
“Silentium!”
«Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изречённая есть ложь».
О, мистическое, божественное общение с помощью столь хрупкой и невнятной (Невнятности! наших поэм, Цветаева) субстанции как слово.
Есть речи — значенье
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно.
Как полны их звуки
Безумством желанья!
В них слезы разлуки,
В них трепет свиданья.
Не встретит ответа
Средь шума мирского
ИЗ ПЛАМЯ И СВЕТА
РОЖДЕННОЕ СЛОВО.
Куда как страшно нам с тобой…
Куда как страшно нам с тобой,
Товарищ большеротый мой!
Ох, как крошится наш табак,
Щелкунчик, дружок, дурак!
А мог бы жизнь просвистать скворцом,
Заесть ореховым пирогом…
Да, видно, нельзя никак.
Статьи раздела литература
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.
Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.
Электронная почта проекта: stream@team.culture.ru
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».
В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».
Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.
Стихи 1930 — 1937
Куда как страшно нам с тобой,
Товарищ большеротый мой!
Ох, как крошится наш табак,
Щелкунчик, дружок, дурак!
А мог бы жизнь просвистать скворцом,
Заесть ореховым пирогом,
Да видно нельзя никак…
Как бык шестикрылый и грозный,
Здесь людям является труд
И, кровью набухнув венозной,
Предзимние розы цветут…
Ты розу Гафиза колышешь
И нянчишь зверушек-детей,
Плечьми осьмигранными дышишь
Мужицких бычачьих церквей.
Окрашена охрою хриплой,
Ты вся далеко за горой,
А здесь лишь картинка налипла
Из чайного блюдца с водой.
Ты красок себе пожелала —
И выхватил лапой своей
Рисующий лев из пенала
С полдюжины карандашей.
Страна москательных пожаров
И мертвых гончарных равнин,
Ты рыжебородых сардаров
Терпела средь камней и глин.
Вдали якорей и трезубцев,
Где жухлый почил материк,
Ты видела всех жизнелюбцев,
Всех казнелюбивых владык.
И, крови моей не волнуя,
Как детский рисунок просты,
Здесь жены проходят, даруя
От львиной своей красоты.
Как люб мне язык твой зловещий,
Твои молодые гроба,
Где буквы — кузнечные клещи
И каждое слово — скоба…
26 окт. — 16 ноября 1930.
Ax, ничего я не вижу, и бедное ухо оглохло,
Всех-то цветов мне осталось лишь сурик да хриплая охра.
И почему-то мне начало утро армянское сниться;
Думал — возьму посмотрю, как живет в Эривани синица,
Как нагибается булочник, с хлебом играющий в жмурки,
Из очага вынимает лавашные влажные шкурки…
Ах, Эривань, Эривань! Иль птица тебя рисовала,
Или раскрашивал лев, как дитя, из цветного пенала?
Ах, Эривань, Эривань! Не город — орешек каленый,
Улиц твоих большеротых кривые люблю вавилоны.
Я бестолковую жизнь, как мулла свой коран, замусолил,
Время свое заморозил и крови горячей не пролил.
Ах, Эривань, Эривань, ничего мне больше не надо,
Я не хочу твоего замороженного винограда!
21 окт. 1930.
Закутав рот, как влажную розу,
Держа в руках осьмигранные соты,
Все утро дней на окраине мира
Ты простояла, глотая слезы.
И отвернулась со стыдом и скорбью
От городов бородатых востока;
И вот лежишь на москательном ложе
И с тебя снимают посмертную маску.
25 окт. 1930.
Руку платком обмотай и в венценосный шиповник,
В самую гущу его целлулоидных терний
Смело, до хруста, ее погрузи. Добудем розу без ножниц.
Но смотри, чтобы он не осыпался сразу —
Розовый мусор — муслин — лепесток соломоновый —
И для шербета негодный дичок, не дающий ни масла, ни запаха.
Орущих камней государство —
Хриплые горы к оружью зовущая —
К трубам серебряным Азии вечно летящая —
Солнца персидские деньги щедро раздаривающая —
VIII
Не развалины — нет, — но порубка могучего циркульного леса,
Якорные пни поваленных дубов звериного и басенного христианства,
Рулоны каменного сукна на капителях, как товар из языческой разграбленной лавки,
Виноградины с голубиное яйцо, завитки бараньих рогов
И нахохленные орлы с совиными крыльями, еще не оскверненные Византией.
Холодно розе в снегу:
На Севане снег в три аршина…
Вытащил горный рыбак расписные лазурные сани,
Сытых форелей усатые морды
Несут полицейскую службу
На известковом дне.
А в Эривани и в Эчмиадзине
Весь воздух выпила огромная гора,
Ее бы приманить какой-то окариной
Иль дудкой приручить, чтоб таял снег во рту.
Снега, снега, снега на рисовой бумаге,
Гора плывет к губам.
О порфирные цокая граниты,
Спотыкается крестьянская лошадка,
Забираясь на лысый цоколь
Государственного звонкого камня.
А за нею с узелками сыра,
Еле дух переводя, бегут курдины,
Примирившие дьявола и Бога,
Каждому воздавши половину…
24/Х 1930. Тифлис.
Какая роскошь в нищенском селенье —
Волосяная музыка воды!
Что это? пряжа? звук? предупрежденье?
Чур-чур меня! Далеко ль до беды!
И в лабиринте влажного распева
Такая душная стрекочет мгла,
Как будто в гости водяная дева
К часовщику подземному пришла.
24 ноября 1930. Тифлис.
Я тебя никогда не увижу,
Близорукое армянское небо,
И уже не взгляну прищурясь
На дорожный шатер Арарата,
И уже никогда не раскрою
В библиотеке авторов гончарных
Прекрасной земли пустотелую книгу,
По которой учились первые люди.
XIII
Лазурь да глина, глина да лазурь,
Чего ж тебе еще? Скорей глаза сощурь,
Как близорукий шах над перстнем бирюзовым,
Над книгой звонких глин, над книжною землей,
Над гнойной книгою, над глиной дорогой,
Которой мучимся, как музыкой и словом.
16 сент. — 5 ноября 1930 г. Тифлис.
Анализ стихотворения «Куда как страшно нам с тобой. «
«Щелкунчик», по воспоминаниям Н. Мандельштам, – «домашнее название» стихотворения О. Мандельштама «Куда как страшно нам с тобой. «:
Этим стихотворением открываются 2 «новые стихи» (с «новым голосом») поэта – стихи 1930-х годов, когда была создана едва ли не половина всех его лирических произведений. К Мандельштаму в это время возвращается поэтическое дыхание, стихи идут «неостановимо, невосстановимо»; в сравнении с предшествующим периодом творчества, они иные – напористые, импульсивные, страстно-откровенные. Мандельштам уже знал, что его поединок с государством закончится для него трагично, и это знание освободило, раскрепостило его: он обрел решимость договаривать все до конца. Страх и его преодоление, подчинение парализующему страху и изживание его, приятие своей судьбы как неизбежности, как добровольной жертвы – вот тема стихотворения. После него – после окончательного выбора позиции на уровне модели поэтической судьбы – было неизбежно появление и «Как светотени мученик Рембрандт. «, и «За гремучую доблесть грядущих веков. «, и «Нет, не спрятаться мне от великой муры. «. Логическим следствием стал и «прямой и потому прямолинейный» (С. Аверинцев) поступок Мандельштама – стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны, // Наши речи за десять шагов не слышны. «
Поэтика Мандельштама отличается многодонностью, усложненностью образов, и щелкунчик – адресат этого знаменитого поэтического обращения – образ также многозначный, зашифрованный несколькими «шифрами». Обусловленный фактами реальной биографии Мандельштама, этот образ стал емким художественным обобщением – двойником поэта, символом его крестного пути. Щелкунчик эволюционирует, перекликается с другими, близкими ему образами в поэзии Мандельштама, вступает в диалог с европейской (средневековой) культурной традицией, обрастает дополнительными смыслами. Образ, мотив, идея щелкунчика интертекстуальны, причем интертекстуальность проявляется не только на уровне поэтических текстов Мандельштама, но и прозаических, и эпистолярных, и «текста» биографии поэта (ср.: «Если наша жизнь не текст, то что же она такое?» – Р.Д. Тименчик 3 ). То есть щелкунчик – это образ-интертекстема 4 в жизни и творчестве поэта, и небезынтересно проследить его эволюцию и различные грани, варианты воплощения.
Обратимся к истокам «щелкунчика».
В соответствии с еще одной версией щелкунчик – это автобиографический образ, это сам поэт с его «птичьим обличьем». В известном стихотворении Арс. Тарковского «Поэт» Мандельштам узнается без труда:
В анализируемом стихотворении прямо не говорится, что щелкунчик, противопоставленный скворцу, – щегол. Щегла как лирического двойника поэта мы встретим в более поздних воронежских стихах 1936 года.
► Читайте также анализ других произведений Осипа Мандельштама: