Ахтырская икона божией матери в чем помогает
АХТЫРСКАЯ ИКОНА БОЖИЕЙ МАТЕРИ
 |
| Ахтырская икона Божией Матери |
Ахтырская икона Божией Матери
Иконография Ахтырской иконы восходит к образцам итало-греческого искусства. На ней – поясное изображение Пресвятой Богородицы со сложенными на груди в молении руками. Слева от неё – Господь Иисус Христос, распятый на Голгофском кресте. Существуют варианты: Богородица в мафории [1], в короне с непокрытой головой [2], с непокрытой головой [3].
История
Чудотворная Ахтырская икона была явлена 2 июля 1739 года в городе Ахтырка Харьковской губернии (ныне Сумская обл., Украина). Образ, от которого исходило сияние, был обретён священником Покровского храма Василием Даниловым в траве во время сенокоса. Икону перенесли в его дом. Через три года со дня принесения иконы в дом, в праздник Покрова, священник вошел в комнату, где была икона, и был поражен необычайным светом от иконы. Это стало часто повторяться, но священник благоговейно молился и никому об этом не говорил. Однажды в легком сне священник увидел Богоматерь и услышал ее повеление очистить от пыли и омыть чистою водою обретенную им икону. Священник, пробудившись ото сна, тотчас же исполнил это и собрал воду в сосуде чтобы поутру отнести в реку. Снова заснув он увидел во сне как идёт к реке, несёт сосуд воды, которой омыл икону, но на пути услышал голос Богоматери «возвратись домой и храни эту воду; она будет исцелять всех страждущих лихорадкою». У священика же была дочь, давно болевшая лихорадкою. Проснувшись, он дал ей пить этой воды, и дочь сразу выздоровела.
Тогда священник поручил иконописцу Иоанну закрасить повреждения на иконе. Зная о чудесных исцелениях, иконописец омыл икону водою и напоил ею сына, страдавшего от лихорадки, который тоже выздоровел. Готовясь к началу работы ночью иконописей услышал исходящий от иконы голос: «Встань! Наступило время отнести икону туда, откуда ты ее взял. Исправить ее ты не можешь». Иконописец до утра молился перед иконой, а рано утром отнес ее о. Василию, который, убедившись в её чудотворной силе, поставлил её в Покровском храме, после чего страдавшие лихорадкою стали молитвенно прибегать к этой иконе и во множестве получали чудесное исцеление.
Распространению известия о чудесах от иконы при высочайшем дворе послужило явление Божией Матери в тонком сне больной вдове баронессе фон Вейдель, посетившей Ахтырку в 1748 году: Владычица указала ей день её скорой кончины, велела раздать имение нуждающимся и обещала покровительство её двум малолетним дочерям. Баронесса поспешила раздать имущество и действительно через пять дней умерла. Весть обо всем этом дошла до императрицы, и Елизавета Петровна взяла сирот ко двору, воспитала их и выдала замуж одну за графа Панина, другую за графа Чернышова. Обе они до смерти делали щедрые вклады в собор, где пребывала икона.
В 1751 году Святейший Синод, закончив продолжительное «следствие о чудесах святой иконы», постановил почитать Ахтырскую икону как чудотворную. В 1768 году на пожертвование императрицы Елизаветы на месте явления иконы был построен каменный Покровский собор, в котором икона находилась вплоть до её похищения в 1903 году во время отправления на реставрацию в Санкт-Петербург [4].
Впоследствии святая икона оказалась неведомыми путями в Харбине и была приобретена С. А. Степановым. По свидетельству харбинского протоиерея Н. Труфанова, который неоднократно прикладывался к Ахтырской иконе в Ахтырке, икона, приобретенная Степановым была той самой чудотворной Ахтырской иконой. В 1950-х годах сын Степанова вывез икону в Бразилию, а затем в Сан-Франциско, где он ее передал Комитету русской православной молодёжи как благословение. Затем Ахтырская икона перешла в ведение Сиднейского архиепископа Илариона (Капрала).
В 1975 году сведения о том, что утраченная Ахтырская икона находится в Сан-Франциско достигли СССР. В 1995 году митрополит Харьковский Никодим (Руснак) привез список с иконы и передал его в Ахтырский Покровский собор. В связи с этим событием был возобновлён крестный ход на третий день после Дня Святой Троицы со списком иконы на место Ахтырского во имя Святой Троицы монастыря. Ход этот совершался с 1844 года в субботу Пятидесятницы, а обратно икона переносилась в праздник Всех святых. 15 июня 1999 года в Ахтырке прошли торжества по случаю 260-летия явления чудотворой Ахтырской иконы.
 |
| Ахтырская икона Божией Матери. Список кон. XX-нач. XXI вв. |
Чтимые списки
С Ахтырской иконы, которая почитается как целительница от многих болезней, был сделан ряд списков, распространенных в основном на юге России, в Харьковской епархии. Чтимый список XVIII-XIX веков находится в Москве, в главном приделе храма Воскресения Словущего на Арбате (ап. Филиппа) Иерусалимского подворья. Ахтырская икона, именуемая «Самарская», – главная святыня Самарского Пустынно-Николаевского мужского монастыря.
Один из списков иконы хранится в храме Воскресения Христова в поселке Алексеевское Чистопольской епархии в Татарстане. Согласно «Летописи Воскресенской церкви села Алексеевского», икона была обретена в 1816 году чудесным образом и поставлена в церкви в главном иконостасе местной иконой Богородицы. Вот как оно описано в «Летописи»:
Храмы
В честь Ахтырской иконы были освящены
Молитвы
Литература
Как лауреат двух Сталинских премий зашел в храм и вдруг. увидел чудо!
Приблизительное время чтения: 10 мин.
Военные дневники знаменитого прозаика, киносценариста, журналиста Бориса Николаевича Полевого (Кампова) «До Берлина — 896 километров» были изданы в 1973 году, в самое «застойное» советское время. Удивительным образом цензура пропустила две главы — «Матка Боска Ченстоховска» и «Немного мистики». В них Герой Социалистического Труда, лауреат двух Сталинских премий, автор «Повести о настоящем человеке» рассказывает… о христианском чуде, свидетелем которого стал он сам!
Военный корреспондент Борис Полевой участвовал в наступлении войск Первого Украинского фронта от Львова до Берлина и Праги.
Волею случая он оказался в Ясногорском монастыре в польском городе Ченстохове, который только что освободили советские войска. Это главный духовный центр Польши, место паломничества, связанное с Ченстоховской иконой Богородицы («Черной Мадонной»). Чудотворная икона, написанная, по преданию, евангелистом Лукой, — главная святыня Польши и одна из самых почитаемых святынь Центральной и Восточной Европы. Икона почитается и католиками, и православными.
В 1945 году Борис Полевой и его товарищ видели эту святыню и стали свидетелями настоящего чуда на Ясной горе. Предлагаем вам выдержки из его автобиографической книги (орфография автора сохранена):
Матка боска Ченстоховска
. Москва уже дала победные салюты и за Кельце, и за Ченстохову, но освобождение этих городов я позорно прозевал, не отметив этих обстоятельств в моей газете ни строчкой.
Прозевал по причинам уважительным. И виновата в этом моем проколе, как ни странно, ченстоховская богоматерь, или, как ее называют поляки, матка боска Ченстоховска.
Наши танковые соединения, освободив Ченстохову, понеслись дальше. Стрелковые части за ними, естественно, не поспевают. А тут разведчики принесли известие о коварной провокации, замысленной гитлеровским командованием и осуществленной какой-то эсэсовской частью.
В Ченстохове существует знаменитый Ясногурский монастырь, а в нем вот уже много столетий хранится чтимая всеми католиками мира икона божьей матери, считающаяся чудотворной. Поляки с гордостью говорят даже, что это вторая по значимости святыня после раки святого Петра, хранимой в римском соборе.
Опытный офицер подполковник Николаев получил приказ вылететь в Ченстохову. Приземлиться. Связаться с комендатурой. Мобилизовать любую проходящую мимо саперную часть, выставить у монастыря охрану, в монастырь никого не впускать, кроме саперов, разминировать церковь и сохранять строжайший Порядок. Не знаю уж, простят ли меня в «Правде», но, пользуясь старой дружбой с Николаевым, я упросил его захватить меня в этот полет.
Танкистов мы, разумеется, не догнали. Только видели все время следы их гусениц, они, эти следы, и вывели нас к Ченстохове. Богоматерь, видимо, все же на нас рассердилась за опоздание: город был окутан оттепельным туманом. Он еле вырисовывался во влажной шевелящейся мгле, и, кружась над ним в поисках посадочной площадки, мы вдруг увидели шпиль колокольни, возникшей из мглы справа от нас. Крест был даже выше, чем мы летели. Подходящую площадку нашли за вокзалом. Сели. Помогли летчику развернуть самолет, раскрутить винт, а потом, взвалив на плечи рюкзаки, с автоматами в руках двинулись в город.
В комендатуру сначала нас и не пустили. Комендант долго рассматривал нас в стекло двери, затем вышел к нам с расстегнутой кобурой на животе.
Он был умница, этот танкист-грузин, в прошлом аспирант одного из тбилисских институтов. Выполняя приказ командующего, он уже взял под охрану культурные ценности этого древнего города. Икону Ченстоховской богоматери тоже охранял, выставив у ворот монастыря круглосуточный караул.
Нам здорово повезло. Через город на запад в этот день проходил парк мостовиков. Связались с их командиром, инженером-подполковником. Он выделил нам в помощь старшего сержанта Королькова, по его словам, «сапера милостью божьей», специалиста по разминированию. Корольков, худой, с какими-то соломенными усиками, будто приклеенными к его загорелому лицу, без особого труда отыскал место, где немцы заминировали алтарь.
— Отойдите вы, пожалуйста, от греха подальше, — мрачновато сказал он нам с Николаевым. — Наше дело такое: всю войну со смертью под одной шинелкой спим. Этим, братьям… — Он с усмешкой показал на своих монастырских помощников: — Им бог помогает, а вам к чему рисковать. А мины-то он, сволочь, точно под алтарь подложил, под самый контрфорс с расчетом на эту икону.
— Ну как же не видеть, первым делом сходил глянуть, из-за чего головой рискую. Жиденькая, между прочим, эта богоматерь. Старая какая-то. У нас в селе в церкви и то красивше намалевана, ей-ей.
Мы с Николаевым переглянулись. Впечатление сапера о знаменитой иконе вполне совпало с нашим. Образ мадонны, этого воплощения юной чистой красоты населяет все храмы христианского мира. Среди них Ченстоховская, по-моему, самая будничная — усталая немолодая женщина с темным изможденным лицом, прижимающая к себе, как кажется, не сына, а внука. К тому же шрам на щеке. Икона старинная. Риза на ней поразительной чеканки, и она, и все вокруг усыпано алмазами и драгоценными камнями, сверкающими в полумраке, из которого икону высвечивает желтое мерцание восковых свечей. Но все это не сообщает ей обаяния. Просто не понимаю, в чем сила, которая в течение многих веков привлекает к ней сонмы паломников чуть ли не со всего мира. Признаюсь, мы с Николаевым, бывшие комсомольцы и, разумеется, безбожники, на долю которых неожиданно выпало участие в спасении этой религиозной реликвии, уходили от иконы разочарованными.
Сикст, должно быть, получил от отца-настоятеля наказ всячески опекать и ублажать нас, ну и, вероятно, наблюдать за нами. Он неотступно следовал за нами, угощал и рассказами и музыкой.
— Не понравилась, — упрямо твердил он. — Не понравилась и не могла понравиться, потому что вы ее не видели, потому что она не хотела вам показаться.
Николаев, глядя ему в глаза, спросил:
— Ну, святой отец, расскажите-ка, как ваша богоматерь показываться может.
К удивлению нашему, Сикст с готовностью встал.
— Пойдемте. Не берите шапки, через двор идти не придется.
Но все-таки мы пошли через двор, где, властвуя над всем, светил щедрый месяц. У главного храма трудились монахи. Сказав часовому пароль, мы открыли дверь и вошли в полутьму, освещенную десятками мерцающих свечей, выхватывающих из мрака пьедестал, на котором, сверкая драгоценным окладом, стояла знаменитая икона.
Немного мистики
В темноте храма, пропахшего воском и мышами, виднелись несколько монашеских фигур, стоявших в молитвенных позах. Они созерцали икону, но выражение лица у ближайшего к нам немолодого коренастого розовощекого монаха было отнюдь не молитвенное, а какое-то восторженно-возбужденное.
Наш провожатый поставил нас в отдалении от иконы.
— Глядите на нее, глядите и старайтесь ни о чем не думать. Забудьте, где вы, кто вы и зачем вы здесь. Просто стойте и смотрите.
Мы постарались воспользоваться его советами. Но против воли всяческие мысли лезли в голову. Но усталость, а может быть, и замысловатые настойки брали свое. Я было начал дремать, но что это? Раскрыл глаза. Икона, во всяком случае лик и рука богородицы будто бы покрылись туманом, растаяли, а потом из тумана стало прорисовываться другое лицо: округлое, совсем юное.
Оно проступало не сразу, а как бы отдельными частями — сначала губы, брови, потом нос, глаза, прядь волос, выглядывавшая из-под оклада. И вот уже совсем иной образ смотрел на нас из искрящейся бриллиантами ризы. Оклад, риза, ребенок — все это осталось, как было раньше, а вот сама богородица неузнаваемо изменилась.
Она не была похожа Церковный историк Никифор Каллист описывал внешность Пресвятой Богородицы: Она была роста среднего, или, как иные говорят, несколько более среднего; волосы златовидные, глаза быстрые, с зрачками как бы цвета маслины; брови дугообразные и умеренно-черные, нос продолговатый; уста цветущие, исполненные сладких речей; лицо не круглое и не острое, но несколько продолговатое; руки и пальцы длинные… ни на одну из известных богородиц или мадонн, не напоминала ни одну из картин итальянского Возрождения, и если что-то и роднило ее с теми образами, то это черты человеческой чистоты. Это была смуглая девушка, ярко выраженного восточного типа, девушка лет пятнадцати-шестнадцати. Здоровье, физическое и духовное, как бы проступало сквозь смуглоту кожи. Продолговатые глаза, большие, миндалевидные, несколько изумленно смотрели на нас.
Кто-то тихо пожал мне локоть. Николаев смотрел на меня, и лицо у него было несколько растерянным.
— Ты что-нибудь видел?
Мы оглянулись. Сикст стоял возле все в той же позе и, как казалось, даже дремал. Фигуры монахов будто растаяли. Так же потрескивали свечи, освещавшие лик богоматери, немолодой, измученной заботами женщины, прижимавшей к себе ребенка.
Мы вышли из храма. Снег совсем прекратился, и луна, светя в полную силу, заливала все подворье. Сержант Корольков сидел на этом штабеле и курил, а его монашеская команда теснилась возле, напоминая стайку грачей. При виде нас он вскочил, лихо откозырял. Монахи тоже вдруг вытянулись. Сразу стало видно, что он недаром провел с ними время.
— Разрешите доложить, разминирование закончено. Тридцать шесть авиабомб извлечены и разряжены. Отысканы два взрывателя: один ударный — ловушка в лазе, другой, химический, с дистанцией дней на десять. Вот они. — Он показал на два каких-то прибора, лежавших в сторонке на доске.
Когда возвращались в свои кельи, Николаев вдруг спросил:
Я ответил и спросил, что видел он.
— Молоденькая, пухлявая, лет шестнадцати? Красивая девчонка? Все, как надо: и брови, и зубы, и губы. Хороша?
— Вот что, — сказал он решительно. — Давай зайдем еще раз одни, заглянем. Может, у них там какой-нибудь секрет. Может, проекционный аппарат, через который они туманные картины наводят. Ведь она не сразу появилась, да? А вроде бы из тумана. Религия у них хитрейшая. Эти монахи — фокусники, мастера стряпать всякие там реликвии — гвозди из креста Иисуса, волосы из бороды святого Николая.
Перед тем как войти в храм, спросили часового, дрожащего от промозглого холода:
— Там кто-нибудь есть?
— А шут их знает, они каким-то своим ходом ходят. Никто не входил, не выходил, а были. Это точно, были…
Храм был пуст. Мерцали свечи, сверкали драгоценные камни. Пожилая женщина со шрамом на щеке прижимала к себе ребенка, похожего на куклу. Осмотрели все, что было напротив икон, обшарили колонну, никаких отверстий, откуда можно было бы бросить на икону луч, не нашли. Может быть, это отверстие ловко закрывалось? Я подставил спину. Николаев влез на нее, ощупал колонну. Отверстия не было.
Обошли пьедестал иконы, осмотрели ее, так сказать, тыловую часть. Она была прикрыта белым шелковым пологом, на котором лежала густая пылища, видимо, и к пологу никто не притрагивался. Оставалось лишь предположить, что мерцание бриллиантов на окладе и на всяких там сердечках и драгоценных фигурках, которыми была как бы обложена икона, в дрожащем освещении свеч, может быть, загипнотизировало нас. Может быть. Но тогда почему мы увидели одно и то же?
Ничего не поняли. Попробовали повторить все сначала — не вышло.
Старший сержант Корольков бодро шагал нам навстречу, направляясь к монастырским воротам. На спине у него горбом топорщился битком набитый солдатский сидор.
— На целую команду харчей дали, — весело сказал он. — И еще вот это мне главный-то ихний отвалил, за особые заслуги.
Он достал из внутреннего кармана шинели маленькую живописную копию с иконы. Матка боска Ченстоховска. Довольно хорошая копия. А сзади к ней был прикреплен кусок старого шелка.
— Это, он сказал, от фаты ее, что ли. Вон те ребята говорят, — он показал на братьев-павлинов, закапывающих возле собора яму, из которой были вытащены бомбы. — Они говорят, грехи теперь мне отпустились. А какие у солдата грехи.
При прощании с отцом-настоятелем мы с Николаевым тоже получили по копии знаменитой иконы и по куску шелкового полога. Мы интеллектуалы, и поэтому, вероятно, об отпущении грехов сказано нам ничего не было.
«Приходите к нам за чудесами»
О возрождении Вознесенского монастыря в городе Козельске
Есть версия, что прототипом города, в котором живут братья Карамазовы, был Козельск. То есть не только Оптина пустынь описана Достоевским, но и сам древний город, по которому писатель бродил в 1878 году. Правда, Козельск времен Достоевского отличается от сегодняшнего. Прежде всего тем, что гораздо меньше теперь над городом золотых главок: многие храмы были разрушены теми «бесами», которых Федор Михайлович напророчил. Разрушен был практически полностью и храм Вознесения Господня (самый древний в Козельске), некогда бывший собором женского монастыря. Это та самая церковь, на чердаке которой была обретена чудотворная Ахтырская икона Божией Матери.
Сегодня обитель решено возродить. Наши корреспонденты убедились, что делать это нужно как можно скорее.
Вознесенсий монастырь в городе Козельске
«Где трудно, там хорошо»
«Вы прибыли, вы прибыли!» – радостно орет навигатор. Конечной точкой маршрута у меня забито: «Бывший Вознесенский женский монастырь Козельска». Оглядываюсь – нет даже и следа от святого места! Какие-то домики, ворота – такие я видел на заброшенной овощебазе. За воротами – всматриваюсь вдаль, стоя на цыпочках, – горы старых камней и свежего песка.
Оглядываюсь – нет даже и следа от святого места!
И только скромный листок на деревянной двери продолговатого одноэтажного строения сообщает мне, что я пришел правильно. Это архиерейское подворье при Вознесенском храме бывшего козельского монастыря.
– Вам матушку позвать? – слышу сразу мужской голос. Мужчина с бородой, стоящий у маленькой бетономешалки, с улыбкой ждет моего ответа.
– Да, позовите, пожалуйста.
Матушка вышла не сразу. Вероятно, она дала мне время обвыкнуться и разглядеть за горами камней поклонный крест, а за песком – аккуратные клумбы. Еще где-то здесь – знаю из путеводителя – есть древняя церковь, самая древняя в Козельске, но вот ее не узнать совсем. Может, снесли уж давно.
Наконец выходит матушка Анастасия (Дрёмина), старшая сестра Вознесенской женской монашеской общины. Маленького роста, но с большой уверенной улыбкой. Мне говорили, что ее пару лет назад выпросил сюда епископ Козельский и Людиновский Никита – привез из монастыря в Малоярославце. Еще я заранее знал, что в данный момент матушка восстанавливает козельский монастырь одна. Не только храм, но и всю обитель.
– Как ваши дела? – спрашивает матушка с ходу.
– Да мои-то, по сравнению с вашими, вообще прекрасно, – отвечаю прямо. Матушка реагирует тут же.
– А вы знаете, где трудно, там хорошо! – и снова эта уверенная улыбка. Так улыбаются люди, которые точно знают, что все будет хорошо.
Я снова оглядываюсь по сторонам в поисках хоть чего-то, что давало бы надежду на «хорошо». Но кроме деревянного поклонного креста за грудой камней и аккуратной клумбы с цветами по-прежнему больше ничего не вижу.
Матушка же безмятежно продолжает:
– Когда меня привез сюда владыка Никита, честно вам говорю, я дар речи потеряла: смотрела на все это такими грустными глазами (смеется) – куда же я приехала?
«Вот, – думаю я, – и позитиву конец. Значит, все-таки и ей страшно».
– Да, и у меня был внутренний страх, – продолжает монахиня, словно разговаривая с моими мыслями, – а владыка мне говорит: «Матушка, идите в храм, приложитесь к Ахтырской иконе Божией Матери. Мы зашли в храм. Прикладываясь к иконе, я будто даже не видела ее. И вдруг слышу внутренний голос: «Неужели ты Меня оставишь?» Это было так явно ощутимо! Я думаю: «Боже Милостивый, что же такое со мной происходит?!» И вы представляете: выхожу на территорию – и вижу цветущий сад. Я его видела, я его ощущала, это было такое чувство благодати!
Теперь, когда мы познакомились с хранительницей этого места, пора рассказать его историю.
«Божия Матерь послала в Козельск за Своей иконой»
Ахтырская икона Божией Матери
Удивительно, но даже не все козельчане знают, что возрождающийся Вознесенский монастырь стоит на том самом месте, где был древний город, сожженный войсками Батыя. На уроках истории нам всем рассказывали: один маленький город не сдался врагам, мужественно оборонялся семь недель, много пало за это время и воинов Батыя, и самих горожан, но не сдался Козельск, за что и был сожжен и назван Батыем «злым городом». Так вот, археологи в XXI веке доказали: «злой город» стоял в том числе на том месте, где позднее основали женскую обитель. Более того (это уже малоизвестный факт), раскопки на территории монастыря показали, что здесь еще до рождения монастыря (на рубеже XV и XVI веков) находился храм. То есть место это – намоленное. Да к тому же – на крови. Но кругом – разруха, разруха и снова она.
Монастырь стоит на том самом месте, где был древний город, сожженный войсками Батыя
И снова матушка в такт моим мыслям продолжает:
– Честно признаться, меня тоже переполняет внутренняя скорбь по этому поводу. Я раньше не знала, что это за место, что оно значит для города и страны! А тут как-то случайно пришла в козельский музей и была удивлена! Я до сих пор удивлена! В музее все есть про Вознесенский монастырь – даже археологические находки, которые доказывают, что это особое место. Здесь столько было мучеников, столько крови пролили люди, отдав жизнь свою за Отечество и Бога!
Если бы только одна древняя история «намолила» это место! В XIX веке на чердаке Вознесенского храма была обретена Ахтырская икона Божией Матери. И вот что интересно: чудо случилось накануне закрытия церкви и роспуска прихода, потому что к тому времени и обитель давно была упразднена, и ее главный собор обветшал. Церковное и светское начальство равнодушно решило поставить крест на святом месте, но Божия Матерь, верят козельчане, этого сделать не позволила.
Из келейных записок преподобного Варсонофия Оптинского:
«Рассказывал мне бывший игумен Мещовского монастыря отец Марк, живущий ныне на покое в Оптиной пустыни: “Помню, это было, кажется, в 1867 году. Был я сильно болен и не чаял, что поднимусь. В это время жил я в Оптиной пустыни.
Вижу однажды, как бы в тонком сне, будто стою на поляне, что около Козельска и против трех церквей. Восходит солнце. С правой и с левой стороны стоят подле меня какие-то существа. Замечаю, что солнце, видимое мною, есть икона, стоящая на чердаке Вознесенской церкви. На вопрос мой к тому, который стоял около меня с левой стороны, кто он, тот ответил: ‘Я – Георгий! Икона, видимая тобою, есть икона Ахтырской Божией Матери”.
Проснувшись, я рассказал об увиденном отцу Амвросию. Начались поиски по всем церквам Козельска, но иконы Ахтырской Божией Матери нигде не находили. Искали и в Вознесенской церкви. После долгих и безуспешных поисков священник той церкви, отец Димитрий, открыл сию икону на чердаке церкви, лежащую в пыли и мусоре. Святая икона была тогда же принесена торжественно в Оптину пустынь, а я, приложившись к ней после молебна, получил облегчение от недуга и вскоре выздоровел совершенно”».
Монахиня Анастасия (Дрёмина)
Эту же историю пересказывает известный писатель Сергей Нилус, который лично знал отца Марка (Чебыкина) (мирское имя игумена – Михаил). Перед смертью монаха Нилус спросил у него о чуде, о котором тогда (в конце XIX века – начале XX) молва была еще жива.
«– Батюшка! – спросил я, – правду ли мне говорили, что вы как-то были тяжко больны, так что и врачи от вас отказались? Сказывали мне, что вы удостоились тогда видеть во сне Царицу Небесную, Которая вам повелела послать в Козельск за Своей иконой, о которой до вашего видения никто не знал, и исцелились? Правда ли это?
Глаза отца игумена просияли, и он ответил радостно:
А теперь диалог из нашего времени, когда молва об иконе в самом Козельске уже не так громка. А церковь, где образ был обретен, не найти без проводника.
– Матушка, вы думаете, у вас получится возродить и храм, и обитель?
– Нельзя унывать! И нельзя лениться. Я думаю, что есть воля Божия на то, чтобы монастырь здесь возродился. Ведь не просто так Господь что-то здесь сохранил! Я думаю, это Промысл.
Козельск, фото сделано до 1913 г., из книги «Рязанско-Уральская железная дорога и её район»
«Успеть бы к зиме окна поменять»
Матушка берет ключи и ведет меня меж наваленных шлакоблоков вдоль двухэтажного здания, поеденного временем, как бабушкина шаль молью. Одни дыры кругом. Оказывается, оно раньше принадлежало хлебозаводу, который возвели здесь в советское время. Постройки завода с двух сторон «взяли в плен» четыре стены старинного Вознесенского храма. По мнению всех историков, это на сегодня самые старые стены в Козельске. Многие исследователи и краеведы считают, что они были возведены в первой половине XVII века. А матушка Анастасия говорит, что сейчас уже не время спорить о веках. Время спасать эти стены. Ведь одно из пристроенных к церкви зданий (сегодня тоже полуразрушенное) стоит на склоне и, по мнению старшей сестры, сползает вниз, «стягивая за собой и святыню». По-хорошему пора высвободить старинную церковь от наследия XX века. Но на это нужны деньги, которых у женской общины просто нет.
Не время спорить о датах – время спасать эти стены!
– Нам бы Вознесенский придел к зиме утеплить, окна поменять успеть – вот наша задача номер один, иначе разрушится все еще больше, плесень пойдет, – беспокоится матушка.
И вот, наконец, она поворачивает ключ и отворяет дверь в прошлое:
– Вообще это место необыкновенное. Вот вы зайдете в храм и сами почувствуете, что там удивительная благодать, – успевает предупредить нас матушка, – там неописуемая благодать, люди заходят и всегда говорят: «У нас мурашки по телу!». Что-то необыкновенное охватывает их души и сердца. У вас тоже мурашки будут!
Монахиня Анастасия (Дрёмина) Перед нами довольно просторные два придела. Они, как и положено старинным храмам, стоят под внушительными арочными сводами. Да и в остальном все как из старинных фотографий древних монастырей: ковры на полу, деревянные иконостасы, полумрак под сводами. Ловлю себя на мысли, что мурашки, тем не менее, не побежали. Но матушка предлагает войти в Вознесенский придел, тот самый – самый древний в Козельске.
Переступаем порог – и тут меня срубает тишиной. Именно срубает. Потому что такой тишины я никогда не слышал. Будто бы древние стены не хотят пропускать в себя ничего из нового времени, а от того времени, когда они были построены, ничего, кроме тишины, и не осталось. Вот и берегут как свою главную святыню. То, что тишина эта благодатная, становится понятно через пару минут, когда ловишь себя на мысли, что и дышишь ты тут по-другому, и что все тут иное: и эта каменная кладка, местами обожженная огнем, и солнечные лучи, ласково обнимающие образа и деревянное Распятие, и донельзя скромный престол. Иное, но не чужое. А наоборот – свое, родное до последней кровинки.
Древние стены храма будто бы не хотят пропускать в себя ничего из нового времени
В тот момент, когда от понимания всего этого уже хочется расплакаться, матушка показывает на образа – на тех, кто плачет за нас:
– Вот икона Сергия Радонежского, она у нас мироточит. Святой говорит нам: «Я живой, обращайтесь в молитве ко мне».
Недавно в Вознесенском приделе впервые почти что за 100 лет прозвучали молитвы. Здесь отслужили литургию. О том, какое благоухание в то утро распространялось по церкви, в Козельске до сих пор рассказывают с счастливыми глазами.
В общем, этот тот случай, когда лучше один раз увидеть внутренним взором, чем услышать или прочитать. Ведь слов, как мы знаем, таких не придумано. И Слава Богу, что не придумано.
«Чудеса здесь на каждом шагу»
А вот о чудесах поговорить можем. Их в возрождающемся из пепла монастыре предостаточно.
– Чудеса-то! Да они на каждом шагу, – как и свойственно монахам, старшая сестра женской общины говорит об этом спокойно: мол, это только для вас, мирян, это все в диковинку, а мы тут с этим живем.
Чудеса в Вознесенском храме связаны с его главной святыней – да и не только с его, ведь это святыня всего православного мира – с Ахтырской иконой Божией Матери. Вот она. Отроковица, со смирением принявшая все, что ждет Ее саму и Ее Сына.
– Вот такая интересная икона, пример для нас в этой жизни. Чтоб мы тоже не скорбели, а принимали как от рук Божиих любое испытание, которое Он уготовил, – размышляет матушка, пока я прикладываюсь к образу.
Она много готова рассказать об этой иконе. Но журналистская душа требует историй, чудес!
Матушка покорно соглашается вернуться к заявленной теме:
– Вот одно такое чудо расскажу. Это было в прошлом году, как раз после памяти Ахтырской иконы Божией Матери (память празднуется 2/15 июля – Ред.), числа 19 июля. У нас еще на аналое икона чудотворная наша стояла. Мы утром молимся, и вдруг заходит мужчина: «Где у вас Ахтырская Божия Матерь?» Я даже испугалась. Думаю: «Что случилось?» Показываю ему – вот. Он как припал к этой иконе, как начал рыдать горькими слезами. Рыдал, как младенец, я даже немножко удивилась.
Мужчина припал к иконе и начал рыдать горькими слезами
А потом рассказал, что работает главным инженером на одной из фабрик Калуги. «Я, – говорит, – три раза видел во сне Ахтырскую Божию Матерь. Она приходила и говорила: “Езжай в Козельск, приложись к иконе Ахтырской Божией Матери, помолись ей”. Я все думаю: “Какой Козельск, зачем мне туда ехать!”». И когда уже третий раз Она явилась инженеру и очень строго сказала, он испугался и приехал сюда.
Мы дальше его стали расспрашивать – ни ко всем ведь во сне Божия Матерь приходит! Оказалось, у мужчины этого очень болела жена. Но и этого нам было недостаточно – жены, опять же, у многих болеют. Еще больше разговорились, и мужчина упомянул, что у него в роду есть монахи. Я говорю ему: «Вот монахи, видно, и вымаливали твою жену и через Матерь Божию тебя вразумили». Он взял маслице, акафист. И счастливый ушел. Вот это чудо. Человек даже не знал о существовании этого места и иконы – и явился к нам сюда!
Еще один случай, из недавних. О нем матушка рассказывает с придыханием. Видно, что даже повидавшую всяких чудес монахиню оно впечатлило:
– Женщина приезжала сюда с мужем, у нее четвертая степень онкологии была, она даже не могла сама приложиться к чудотворной иконе. Муж ей помогал. А потом приехала уже сама. Здоровая! Представляете! Приехала, как ангелочек: светленькая, беленькая. Матерь Божия исцелила от рака. Женщина вернулась поблагодарить Матерь Божию и рассказала, что муж у нее православный, дети православные, а сама она мусульманка. Я думаю: «Надо же, у Матери Божией, оказывается, все человечество под покровом».
– Она не окрестилась потом?
– Я не знаю. Она у нас побыла, поблагодарила, уехала. Мы запомнили лишь, что она была необыкновенная! Как вновь родилась – настолько это было даже для нас удивительно.
Катакомбы хранят молчание
Удивительного в возрождающемся козельском монастыре действительно много. И редкие иконы, которые «приходят» сюда из разных мест, и паломники, приезжающие со всей России. Некоторые на подворье оказываются случайно – здесь есть паломнический центр, в котором останавливаются приезжающие в Оптину пустынь. Но многие едут в Вознесенскую монашескую общину специально – по зову Матери Божией, как здесь говорят. Многие потом привязываются и к матушке, и к святыне, пишут письма, присылают милостыню, просят помолиться за своих близких. Вот только сами козельчане, по словам старшей сестры общины, здесь бывают редко.
Сами козельчане редко заглядывают в родной монастырь
Это странно для монахини, которая сама не местная, – родом она из Челябинска. Но любой позавидует ее усилиям по возрождению святыни и неистовой вере в то, что здесь будет сад.
Что мешает самим козельчанам вернуться к святыне, к своим истокам? Ответ, увы, понятен. А вот озвучить еще один факт из истории города стоит. Матушка Анастасия уверяет, что под собором есть катакомбы, в которых козельчане прятались во время Великой Отечественной войны. Сейчас в них спускаться опасно – там все завалено тем же строительным мусором, обрушившимися стенами и всем наследием городской пекарни и швейных мастерских, что здесь тоже были. С тех пор, как последний владелец хлебозавода, человек верующий, передал все постройки и территорию монастырю, в подземелье почти никто не заглядывал. Тут по земле бы пройти, не переломав ноги! Но матушка Анастасия, похоже, все-таки в катакомбах побывала. На прощание она говорит:
– Вы приезжайте к нам, когда мы тут уже разгрузимся после ремонтных работ и когда расчистим подвалы. И я вам покажу еще одно чудо! Тайна Божия – она существует, понимаете? Так что приходите к нам за чудесами…
И после этих слов, прошу вас мне поверить, глаза матушки просияли. Подобного я никогда не видел, хотя в своей журналисткой жизни повидал много глаз, даже самых светлых и святых. И вот тут меня нагнали обещанные матушкой мурашки.