актер который играл иисуса в фильме страсти христовы
«Страсти Христовы»: истории со съемок
Евангелия и мертвые языки
Мэл Гибсон рос в семье католиков-традиционалистов и всегда живо интересовался христианством, так что обращение в творчестве к религиозной тематике было лишь вопросом времени. Впервые Гибсон заговорил о картине о страстях Христовых в конце 80-х годов, то есть, еще до своего режиссерского дебюта. Однако разработка сценария потребовала многих лет.
Гибсон решил перенести на экран последние двенадцать часов жизни Иисуса. За основу он взял все четыре канонических Евангелия, а также отдельные фрагменты из Ветхого и Нового Заветов, в том числе, например, из ряда псалмов или из откровения Иоанна Богослова. Также за вдохновением авторы обращались к многочисленным теологическим комментариям и художественным переосмыслениям страстных событий, например, к книге немецкого писателя XIX века Клеменса Брентано «Страдания Господа нашего Иисуса Христа». В целом же повествование выстраивалось в максимальном соответствии с тем, как события описаны в христианских текстах.
Отдельной и достаточной уникальной задачей, связанной с драматургией фильма, стал язык общения героев. Гибсон не хотел использовать английский по ряду соображений. Прежде всего, он стремился к максимальному погружению в действие, а потому считал, что современная речь будет выбивать зрителя из истории. И наоборот — языки, адекватные времени истории, способствовали бы убедительности. А понимать суть разговоров, по мысли Гибсона, аудитория будет в любом случае. Во-первых, потому что история Христа всем хорошо знакома. А во-вторых, потому что Гибсон планировал опираться на выразительный визуальный ряд.
Любопытно, что режиссер монтажа Джон Райт говорит, что из-за непонятных для зрителя языков относился к картине на монтаже как к немому кино. Впрочем, в итоге Гибсон чуть отказался от радикализма своей идеи, добавив в фильм субтитры.
Сценарий картины сначала был написан Гибсоном вместе с Бенедиктом Фицджералдом на английском языке. Затем реплики были переведены на вульгарную латынь и специально реконструированный арамейский язык. Во времена Христа также был распространен общий греческий, однако Гибсон решил ограничиться использованием только двух языков, чтобы зритель мог отличать римскую речь и семитскую.
Переводом занимался иезуит и исследователь древних языков Уильям Фулько. Он признает, что речь в фильме может не на 100 процентов совпадать с речью того времени, однако считает, что удалось добиться максимально возможного соответствия. В сценарной записи для актеров и режиссера текст построчно разбивался на английский, необходимый древний язык и его транскрипцию. Так актерам было проще заучивать реплики и произносить их с полным пониманием.
Внимание к языку сказалось на темпе съемок. Если Фулько был недоволен произношением, то Гибсон делал дубли до тех пор, пока актер не добивался нужного произношения.
Молния для главного актера
То, что фильм снимался на древних языках, развязывало Гибсону руки в плане кастинга. Действительно, фильм впечатляет многонациональностью актерского состава.
Главная роль Христа досталась Джеймсу Кэвизелу. По мнению Гибсона, он был единственным американским актером, подходящим для роли. В том числе потому, что Иисуса режиссер видел мужественным и достаточно крепким. Кэвизел с его ростом 1.88 и спортивным телосложением подходил. Тем более это было оправдано, что на экране предстояло показать серьезные физические испытания — человек с менее героической внешностью тут был бы не убедителен. Кроме внешних данных, Гибсон отмечает, что Кэвизел впечатлил его умением погружаться в образ и жить в роли в предлагаемых обстоятельствах. Терпеливость и сговорчивость актера, надо полагать, режиссер тоже оценил.
Румынку Майю Моргенштерн, сыгравшую Деву Марию, Гибсон выбрал, увидев случайно ее крупный план в одной из картин 90-х годов. Режиссер сразу понял, что только эта актриса подойдет на роль в фильме — по мнению Гибсона, в ней была способность показать принятие мук, переживание страданий с достоинством и сдержанной эмоциональностью.
Гибсон хотел обойтись без звездных имен в картине, поскольку опасался, что присутствие популярного актера будет отвлекать от сути фильма. Однако каждый раз при обсуждении кандидатки на роль Марии Магдалены авторы упирались в кандидатуру Моники Беллуччи — она очевидно подходила лучше всех. Так что Гибсон согласился позвать ее в картину и, по его признанию, в итоге об этом не пожалел.
Во второстепенных персонажах Гибсону была важна фактурность, не идеальная, но зато выразительная внешность, а также способность к работе с языками. В ролях второго плана и эпизодах преимущественно были задействованы актеры из Италии (Франческо Де Вито — Петр; Розалинда Челентано — Сатана; Лука Де Доминичис — Ирод), но также были исполнители из других стран, например, из Болгарии (Христо Шопов — Пилат), Швейцарии (Джаррет Дж. Мерц — Симон Киринеянин), Франции, Туниса, Марокко. На площадке Гибсон работал с актерами через переводчика, но, как отмечает Беллуччи, чаще он предпочитал не рассказывать, а показывать. В этом плане, конечно, большим подспорьем для Гибсона было то, что он сам актер.
Конечно же, о страстях Джеймса Кэвизела на картине необходимо поговорить отдельно. Так, из-за интенсивности съемок и серьезного грима Кэвизел почти не спал. Кроме того, ему нужно было носить терновый венец, давивший на голову, и грим синяков, из-за которого один глаз почти не видел. В результате актера все съемки преследовала мигрень.
Ради реализма Кэвизелу приходилось таскать не бутафорский крест, а вполне настоящий, весом 70 килограммов. В одной из сцен падения актеры-римляне должны были поймать крест, но не успели, так что конструкция едва не раздавила актеру голову.
Отдельной сложностью была поза распятого. Даже при хорошей физической подготовке Кэвизел вспоминает, что мог продержаться на кресте не более 8-10 минут. Артист едва не получил обморожение, так как натурные съемки проходили осенью-зимой, и в то время, как вся группа была в пуховиках, Кэвизел оставался практически голым. А еще в актера во время съемок сцены распятия ударила молния. И он остался жив и невредим. Это знак.
Грим и спецэффекты
«Страсти Христовы» — один из самых жестоких и кровавых фильмов в истории мирового кино. Конечно, Гибсон не хотел уходить в экстремальную эстетику, но определенная степень натурализма режиссеру была необходима. Он хотел показать страсти Христовы не отстраненно или абстрактно, а максимально буквально, реалистично жестоко.
Художник пластического грима Кристен Тинслей отмечает, что Кэвизел ни в одном кадре фильма не появляется просто самим собой — на нем обязательно есть хотя бы парик и какие-то элементы грима. Всего Тинслей разработал девять различных комбинаций грима для изменения героя по ходу действия: от Тайной вечери до снятия с креста.
Для Кэвизела необходимо было сделать комбинации пластического грима лица, всей поверхности тела, зубные протезы, парики, бороды. При этом важной задачей было разработать такой пластический грим, который бы позволял актеру сохранять подвижность. Большое количество элементов требовало долгой работы. Чтобы это время сократить, использовался метод 3D-трансферов (грубо говоря, трехмерные объемные переводилки), которые наносились на тело и имитировали раны, шрамы, ссадины и прочие увечья. Чтобы наносить этот грим, для Кэвизела даже было разработано специальное кресло. 3D-трансферы позволили урезать время грима с восьми часов до двух.
Реализма в сценах бичевания Христа позволили добиться визуальные эффекты. В действительности в руках актеров, игравших воинов, были только рукоятки, с которыми они изображали нанесение ударов, а кнуты и плети, как бы контактирующие с телом, добавлялись на постпродакшне средствами компьютерной графики.
Следы ранений же делались средствами пластического грима, который потом до нужной поры, опять же с помощью графики, убирался. Когда Кэвизел снимался со стороны лица, актеры-воины могли использовать реальные кнуты. Только били они по перегородке, стоявшей за спиной главного героя. Правда, дважды по Кэвизелу попали по-настоящему, промахнувшись мимо перегородки. Одного раза хватило, чтобы свалить актера с ног, а второго — чтобы он вывихнул кисть.
Спецэффекты понадобились и для создания других истязаний. Гвозди в руки Христа при распятии забивались наложением нескольких слоев изображения: кадры с площадки без гвоздя и кадры из павильона на фоне хромакея, где гвоздь забивался в искусственную руку. Для некоторых кадров, например, переворачивание креста с прибитым к нему Иисусом или удара Христа копьем, была изготовлена похожая на Кэвизела аниматронная модель, которая могла двигаться, дышать и поворачивать голову с помощью сервомоторов.
Италия, ставшая Иерусалимом
Съемки фильма проходили с ноября 2002 года по январь 2003 года в Италии, причем в местах, «намоленных» для создания картин на библейские сюжеты. Группа работала в городе-призраке Крако и в городе Матера. И там, и там прежде снималось несколько известных картин на религиозную тематику, в том числе в Матере создавалось «Евангелие от Матфея» Пьера Паоло Пазолини.
Места эти привлекают кинематографистов своей фактурностью, древностью и сходством с Иерусалимом и его окрестностями. Также часть съемок проходила на римской студии Чинечитта. Например, здесь в павильоне снималась открывающая сцена в Гефсиманском саду, который был воссоздан искусственными средствами. Здесь же Гибсону внезапно помог Мартин Скорсезе. Он оставил после съемок «Банд Нью-Йорка» гигантскую декорацию. Художник-постановщик Франческо Фриджери смог перестроить ее, сделав ряд других декораций, например, резиденцию Понтия Пилата (авторам это позволило серьезно сберечь бюджет и время). Гибсон отмечает большую заслугу Фриджери: он сумел сделать пространство, которое гармонировало с локациями Матеры.
Живопись, кран для капли и «взгляд бога»
Визуальными референсами для картины оператор Калеб Дешанель называет едва ли не всю многовековую традицию изображение страстей Христовых: от ранней иконописи и фресок до живописных полотен Возрождения, барокко, романтизма, академизма XIX века и даже сюрреализма. Но особенно Дешанель и Гибсон выделяют влияние Караваджо. Оно сказалось с одной стороны в плане светотеневого решения, а с другой — в плане брутальности и натурализма.
Некоторые живописные работы буквально определяли отдельные кадры. Например, «Пьета» Вильяма Бугро. Несмотря на популярность этого сюжета в живописи, Гибсон отмечает, что кадр, где Дева Мария оплакивает Христа, создавался под прямым воздействием работы Бугро, с желанием «ухватить сущность этого полотна». Один из кадров с резким ракурсом в сцене распятия был подсказан работой Сальвадора Дали «Христос святого Иоанна Креста». Некоторые известные полотна служили своего рода эмоциональными референсами, например, «Плот „Медузы“» Теодора Жерико.
Гибсон хотел добиться в фильме ощущения максимально реалистичного, натурального света. С учетом эпохи авторы могли имитировать солнечный или лунный свет, а также свет от огня и свечей. Вспоминая ночные сцены, где использовался холодный рассеянный свет и дым, Дешанель говорит, что до «Страстей Христовых» ему не приходилось использовать такого большого количества приборов, чтобы создать настолько темное изображение.
Если говорить о приемах, то Гибсон много играет в картине с частотой кадров. Встречающаяся на протяжении всего фильма техника — слоу-моушн (замедленная съемка). Режиссер признается, что часто использовал скорость съемки в 28, 30 и больше кадров в секунду. И во многих сценах прием действительно смотрится уместно — в картине много эпизодов с повышенным драматизмом, и слоу-моушн помогает этот драматизм подчеркнуть. По мнению Гибсона же, повышенная кадровая частота придает изображению особую символичность и уподобляет кадр ожившей живописи.
Еще один характерный для режиссерского почерка Гибсона прием, который многократно появляется в фильме, — съемка с верхней точки, что еще называют «взглядом бога». Прием имеет очевидный религиозный подтекст и появляется в самые драматичные моменты повествования, особенно связанные со смертью. Камера на кране взмывает ввысь, как бы показывая действия глазами некой метафизической силы. Для съемки спецэффектного кадра с падением капли с неба использовался 47-метровый кран. Само собой подобные кадры еще и очень эффектны и зрелищны.
«Страсти Христовы» /The Passion of the Christ/ (2004)
И правильно — негоже Христу смотреть на плоть пуэрториканской Магдалины. В «Страстях» ее сыграла Моника Беллуччи. Как это ни странно, но почти все фильмы, где она играет соло, без своего супруга Венсана Касселя, оставляют желать лучшего. После «Необратимости» Гаспара Ноэ Беллуччи, уже привыкшая к всевозможным изображениям насилия, играет в «Страстях» как ни в чем не бывало. Но без той органики, которую можно было наблюдать в «Добермане».
