актер мдт игорь иванов
Игорь Иванов (актер)
Игорь Юрьевич Иванов. Родился 19 мая 1954 года в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург). Российский актер театра и кино. Заслуженный артист РСФСР (1991), Народный артист РФ (2004).
Игорь Иванов родился 19 мая 1954 года в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург).
В 1979 году окончил ЛГИТМиК, курс А. Кацмана и Л. Додина.
В 1980 году был принят в Ленинградский Малый драматический театр, в труппе которого сразу же занял ведущее место, сыграв более 20 ролей.
Ныне живет в Германии, продолжая играть в Петербургском Театре Европы.
Лауреат премий «Золотой софит» и Премии им. Владислава Стржельчика за роль Баруха Найлебена (2002).
Лауреат Премии им. К.С. Станиславского за роль Серебрякова (2003).
В кино начал сниматься с 1982 года, дебютировав в фильме «Казачья застава», где сыграл чекиста Кравченко.
Свои первые главные роли сыграл в 1984-м в картинах «По коням!» (Кирилл Петрович Мишин) и «Каждый десятый» (Елизар Коромыслов).
Игорь Иванов в фильме «По коням!»
Игорь Иванов в фильме «Каждый десятый»
Игорь Иванов в сериале «Время Синдбада»
Также стоит отметить его работы в проектах «Маяковский. Два дня» (Константин Сергеевич Станиславский), «Провинциал» (Михаил Васильевич Макеев), «Наружное наблюдение» (Владимир Анатольевич Сумин), «Майор полиции» (Алексей Петрович Угланов), «Мата Хари» (мэтр Клюне), «Крылья империи» (Марченко), «Казнить нельзя помиловать» (Анатолий Иванович Кулешов).
Игорь Иванов в сериале «Мата Хари»
Рост Игоря Иванова: 182 сантиметра.
Личная жизнь Игоря Иванова:
Подробности своей частной жизни не разглашает.
Фильмография Игоря Иванова:
Игорь Иванов
Игорь Иванов – российский и советский актер театра и кино, народный артист России (звание присвоено в 2004 году).
Родился в Ленинграде 19 мая 1954 года. После окончания школы поступил в ЛГИТМиК (сейчас это Санкт-Петербургская академия театрального искусства) на курс Л. Додина и А. Кацмана. В 1979 году окончил учебу.
В 1979-1980 годах Игорь Иванов был актером Томского театра юного зрителя, в 1980 году перешел в труппу Академического малого драматического театра, где практически сразу же стал ведущим актером. В 2002 году Игорь Иванов, продолжая играть в МДТ, параллельно организовал свой антрепризный проект, который назвал «Чрезвычайно зависимым театральным сообществом». Силами участников проекта был поставлен спектакль по произведению «Пляска Смерти» Августа Стриндберга. В постановке Игорь Иванов появился в главной роли Эдгара.
В 2004 году был удостоен высокого звании народного артиста России.
Кинокарьера Иванова была менее успешной, чем театральная, – настолько ярких ролей, как в театре, актеру не попадалось. Тем не менее, Игорь Иванов снимался часто. В первый раз на экранах он появился еще в детстве, в 1964 году, сыграв в фильме «Метель». Затем предложений долго не было, и в следующий раз актер появился в фильме «Каждый десятый» в 1983 году. В 80-е годы он снялся более чем в десятке картин, впоследствии интенсивность съемок пошла на спад. Иванов играл преимущественно в телесериалах: «Улицы разбитых фонарей», «Есенин», «Бандитский Петербург», «Ментовские войны», «Брежнев», «Мамочка, я киллера люблю».
Актер мдт игорь иванов
Плохой, злой, хороший: к 60-летию народного артиста России Игоря Иванова
Один из самых значительных и мощных драматических артистов страны, корифей труппы Льва Додина Игорь Иванов отмечает 60-летие. Его выход на сцену практически всегда означает эстетический шок – по нескольким причинам: он непредсказуем, он обладает вулканическим темпераментом, его талант изумительно универсален и масштабен. И это понятно не только по ролям капитана Лебядкина, профессора Серебрякова, шиллеровского Президента, но и по пятиминутной роли французского короля в «Лире».
Четыре года назад в Малом драматическом театре отмечали 90-летие Федора Абрамова – вспоминали, пели, играли отрывки из спектаклей. Игорь Иванов вышел на сцену с Татьяной Шестаковой – в сцене из знаменитого додинского «Дома» 1980 года, снятого с репертуара после смерти исполнителя главной роли Николая Лаврова. Иванов играл в «Доме» постаревшего Егоршу, блудного мужа, возвратившегося в родной дом 20 лет спустя. За считанные минуты на сцене возник человек, проигравший жизнь. И дело не в зализанных волосах на месте густых некогда кудрей. А в том, как Иванов буквально в несколько штрихов обнаруживал внутреннюю пустоту за пижонскими позами и походкой – оглядывал свой дом, словно чужой, впервые увиденный; пару мгновений вглядывался в фотографию погибшего сына – и отводил равнодушный взгляд; морщился от досады и только, когда оставленная давным-давно жена в ответ на приставания заливалась искренним девчачьим смехом. И вот уже «морская» походка рождала совсем не победительные ассоциации – перед нами был человек в шатком положении, без корней, который вот-вот упадет и не поднимется. Тут же вспоминался один из самых лиричных и красивых эпизодов додинского театра – другая встреча Лизки – Татьяны Шестаковой и Егорши – Игоря Иванова в том же «Доме», давняя, из «прошлой жизни», когда молодой солдат срочной службы приезжал в отпуск, домой, к жене. Лизка пищала «Не подходи-и-и» и пряталась за цветастыми платками, развешенными на штанкетах, а Егорша гремел роскошным ивановским баритоном: «Ой, подойду!», расшвыривал платки, обрушивался на Лизку, как цунами, и уносил со сцены.
После абрамовского юбилейного вечера возникла уверенность, что возможности артиста Игоря Иванова практически безграничны, настолько точно и уверенно он работал, будучи при этом идеальным партнером. Это был урок актерского мастерства, который стоило бы показывать студентам театральных вузов. У мастерства есть секрет. В отличие от Егорши, Игорь Иванов своих корней не растерял, а, как говорится, сохранил и приумножил. В МДТ он пришел в 1980 году вместе с другими выпускниками курса А.И.Кацмана и Л.А.Додина – Натальей Акимовой, Сергеем Власовым, Александром Завьяловым, Натальей Фоменко. И никогда не недооценивал значения школы. Наоборот, про свои университеты говорил с огромным пиететом и аналитической осмысленностью – как говорят об основах основ жизни, профессии. По словам Иванова, суть его школы как раз в том и состоит, что профессия – это не набор благоприобретенных навыков ремесла, а опыты внутренней жизни, которые должны продолжаться за порогом театра, это круг размышлений об истории, стране, людях, мире. И, что особенно важно, – это сопричастность жизни страны и людей. «Это чувство, – говорит Иванов, – должно быть разбужено у артиста именно в период ученичества, должно стать потребностью до такой степени, чтобы жить иначе артист уже не мог». И еще: «Наши педагоги занимались формированием мировоззрения. Жизнь на театре – особый образ жизни, и нас учили этому образу жизни, образу чувствований, образу мыслей». Эти несколько предложений – всё, что можно цитировать без купюр, из того двухчасового интервью, которое я попыталась пару лет назад взять у артиста Игоря Иванова. Поговорили мы отлично, но дело в том, что Иванов не выбирает слов, говорит то, что думает, и сложно себе представить этого человека старательно подыскивающим тактичные, политкорректные фразы по поводу кого бы и чего бы то ни было. Такое вот свойство характера – многие считают Иванова невыносимым. Сам Иванов с этим не спорит. Но уверяет, что с годами стал гораздо демократичнее. Впрочем, вот, нашла еще пару «печатных» предложений, про школу.
Игорь Иванов, 2014
Фото: Из личного архива И.Иванова
— Ты боялся когда-нибудь кого-нибудь? Не в смысле силы – тут я ответ и сама знаю, а в смысле человеческом, этическом?
— Боялся Аркадия Иосифовича Кацмана, стыдился его страшно. Боялся что-то сделать не так. Но потом я бросался в него табуретками. Он мне в конце первого курса сказал: «Игорь, у вас две дороги: одна на сцену, другая – в тюрьму. Выбирайте». Аркадий Иосифович, кстати, тоже умел взрываться и делал это регулярно. Чего он только не вытворял, но он был учитель от Бога, мы его понимали, и это были правила игры. Аркадий Иосифович говорил: «Если ты в жизни не прыгаешь метр-семьдесят, на сцене ты никогда метр-семьдесят не прыгнешь. Ты прыгнешь метр-двадцать, потому что сцена не дает разбега». Лев Абрамович Кацмана дополнял – своей логикой, своей тонкостью, своей точностью. Всё, что Аркадий Иосифович напылит, Додин мог разложить по полочкам и дать этому в нас укорениться, зажить. В результате нашего четырехлетнего общения с учителями (тут Иванов с особым пиететом назвал еще и имя Валерия Николаевича Галендеева, педагога по сценический речи, который продолжает работать вместе с Додиным в Малом драматическом) произошел отбор, целая команда людей сошлась в МДТ и работает так, что можно говорить: «Какое счастье что я – в этом театре. Какое счастье, что мы сыграли сегодня спектакль».
Еще А.И.Кацман пожелал взрывному Иванову найти покой внутри себя. На поиски ушли десятилетия. Артист рассказывает, что впервые ощутил совершенный внутренний покой, когда репетировал в 2008 году отца несчастного семейства Джеймса Тайрона в «Долгом путешествии в ночь» Юджина О`Нила. Бездарный, самодовольный актеришка и гнусный скряга, пригласивший к жене дешевого врача, подсадившего ее на морфий – неожиданно вырастал у Иванова до шекспировского масштаба. Да, собственно, уже первая сцена, когда Тайрон утром приветствовал жену (ее играла Татьяна Шестакова), была переполнена нежностью и заботой столь неподдельной, что герой немедленно получал сто очков вперед. Но авансы ему в итоге оказывались ни к чему. Тайрон Иванова, хоть и жалел денег на лечение сына-чахоточника, выглядел практически Лиром – огромный потенциал раскаяния и великодушия мерцал сквозь самодурство и жадность. И последние сцены Игорь Иванов играл так, что ясно было: виной театральным неудачам героя был исключительно алкоголь, артистом Джеймс Тайрон был действительно гениальным.
С Татьяной Шестаковой в роли Джеймса Тайрона в спектакле «Долгое путешествие в ночь», режиссер Лев Додин
Фото: Пресс-служба МДТ-Театра Европы/Виктор Васильев
В роли французского короля в спектакле «Король Лир», режиссер Лев Додин
Фото: Пресс-служба МДТ-Театра Европы/Виктор Васильев
Тема отцов и детей Иванову, по его словам, близка и важна особенно, потому как понятна, про него. Впервые она острейшим образом прозвучала в роли Баруха Найлебена – в спектакле по повести израильского автора Шамая Голана «Исчезновение». С этим героем Иванов тогда, в 2001-м обошелся безжалостно. Старые раны, полученные на бесконечной арабо-израильской войне, то и дело открывающиеся и причиняющие нестерпимую боль, превращали Баруха не в мученика, а фактически в зверя. Иванов сумел в буквальном смысле нарастить мясо на газетную хронику – таков был стиль литературного первоисточника. Но адвокатом героя он не стал. Не счёл нужным. Тогда, как рассказывают в театре, он так яростно поспорил с Додиным, что никто не верил, что спектакль, который репетировал додинский ученик, режиссер Юрий Кордонский, вообще выйдет. Вышел. И Барух Найлебен так и не превратился в нем в «еврейского папу», а Иванов продемонстрировал, как в воспаленном мозгу и сердце уживаются любовь к сыну и лютая, патологическая к нему ненависть – за ранение, несовместимое с продолжением рода, за то, что не стал идеальным солдатом. Газовая камера, которую герой устраивал для себя в собственной квартире, была правильным, единственно возможным для него итогом. Когда Алиса Фрейндлих вручала Иванову за «Исчезновение» Независимую актерскую премию им. В.И.Стржельчика, она сравнила его игру с вольтижировкой и этак прищелкнула пальцами, демонстрируя дерзость и отвагу, с какой существует на сцене Иванов.
С Людмилой Моторной в роли Баруха Найлебена в спектакле «Исчезновение», режиссер Юрий Кордонский
Фото: Пресс-служба МДТ-Театра Европы/Виктор Васильев
От игры Игоря Иванова и в самом деле почти всегда остается ощущение опаснейшего аттракциона, вызова зрителю, режиссеру, собственной психике – и в этой игре актер на данный момент еще ни разу не проиграл.
В роли капитана Лебядкина в спектакле «Бесы», режиссер Лев Додин
Фото: Пресс-служба МДТ-Театра Европы/Виктор Васильев
В роли Дона Армадо в спектакле «Бесплодные усилия любви», режиссер Лев Додин
Фото: Пресс-служба МДТ-Театра Европы/Виктор Васильев
В роли Мостовского в спектакле «Жизнь и судьба», режиссер Лев Додин
Фото: Пресс-служба МДТ-Театра Европы/Виктор Васильев
Отдельный и бурный роман сложился у Иванова с Чеховым. В «Вишневом саде» 1994 года он сыграл Лопахина – и это был спектакль Иванова. Среди чеховских людей-фантазий, людей-иллюзий, существующих под стеклянными колпаками, он единственный был реальным, живым, осязаемым и сознавал ценность жизни как таковой. Он был спасателем, воином, героем, способным вытащить из катастрофы, и до слез, до крика, почти до потери сознания (ровно как Чехов прописал) – убеждал дорогих ему людей, что взять с собой можно один чемодан, в который сад не поместится. Но его не слушали, предпочитая гибель, и отчаянию того Лопахина не было предела. Увы, Иванов не сыграл Вершинина, которого репетировал с Машей – Ириной Селезневой тоже в 90-х – и теперь можно только гадать, каким «необщим» аршином можно было бы измерить страстность этого дуэта. Зато Иванов сыграл (и продолжает играть) профессора Серебрякова. И каждая ивановская сцена из этого «Дяди Вани» достойна подробнейшего описания, которому здесь, конечно, не место. Да и не выразить словами, как этот укутанный в плед профессор сладострастным взглядом глядит из кресла на свою молодую жену, героиню Ксении Раппопорт, как небрежно проводит рукой по ее груди, и как в его глазах при этом вдруг закивают слезы ненависти и к ней, и к собственной старости. Тут уж перед нами будто и не Серебряков, а Федор Павлович Карамазов, которого Иванову просто сам бог велел сыграть. Но что особенно удивительно, «Дядя Ваня», случается, идет иначе. Бывают спектакли, когда, вопреки Чехову, прекрасная Елена Андреевна любит своего старого мужа, несмотря на его подагру, истерики, грубость – любит горячо и безудержно, и когда тот поднимается и бредет к двери, бросается за ним, накидывает плед, обнимает и целует так, что Астрову тут, вроде как, и делать нечего.
С Ксенией Раппопорт в роли профессора Серебрякова в спектакле «Дядя Ваня», режиссер Лев Додин
Фото: Пресс-служба МДТ-Театра Европы/Виктор Васильев
В роли Президента фон Вальтера в спектакле «Коварство и любовь», режиссер Лев Додин
Фото: Пресс-служба МДТ-Театра Европы/Виктор Васильев
Давайте после драки
Помашем кулаками,
Не только пиво-раки
Мы ели и лакали,
Нет, назначались сроки,
Готовились бои,
Готовились в пророки
Товарищи мои.
Георгий Товстоногов, возглавлявший комиссию, напрягся – был 1974 год, подобные тексты ходили только в самиздатовских списках. «Где вы это взяли? – сурово спросил мэтр у юного абитуриента. – Сколько вам лет? Вы служили?» Иванов ответил, как есть – и вопросов ему больше задавать не стали.
Ну а дальше – известно. Учился на курсе «Братьев и сестер», в этом легендарном спектакле (который до сих пор живет на сцене МДТ, почти 30 лет) сыграл Петра Житова – неформального лидера голодной северороссийской деревни, вернувшегося с войны без ноги, единственного, кто с убийственной настойчивостью, говорит «антисоветскую» правду, преодолевая животный страх. Пусть с пьяных глаз, но говорит. Чтобы чувствовать себя человеком. Тут, несомненно, тоже многое – от личного опыта артиста.
В роли Петра Житова в спектакле «Братья и сестры», режиссер Лев Додин
Фото: Пресс-служба МДТ-Театра Европы
Игорь Иванов, 2014
Фото: Из личного архива И.Иванова
Игорь Игоревич Иванов
Игорь Игоревич Иванов. Родился 5 августа 1984 года в Бресте. Российский актер театра и кино.
Игорь Иванов родился 5 августа 1984 года в Бресте.
Его родители познакомились в Польше, в городе Легница. Поженившись, они решили поселиться в Бресте. Устроиться им помогли родители ныне известного композитора Игоря Корнелюка.
Семья Игоря была музыкальной. Отец во время службы в армии играл в вокально-инструментальном ансамбле. Во время службы в Петрозаводске отцу Игоря присвоили звание Заслуженного работника культуры и науки Карельской АССР.
Занимался плаванием и велоспортом. Ходил в Школу выживания и в Клуб юных моряков. В 1998 году принял участие в конкурсе «Юнга-1998», где одержал победу.
В 10-м классе выиграл Международный конкурс академического вокала имени Станислава Монюшко. Этот конкурс давал ему возможность учиться в Киевской, Минской или Варшавской консерваториях. Однако он решил учиться в Москве. Окончив десятый класс, он съездил в Москву на консультацию к педагогам по вокалу Ткачёвой Ларисе Ивановне и Ланде Маргарите Иосифовне. Впоследствии именно они помогли подготовиться к поступлению в Музыкальное училище имени Гнесиных.
В училище имени Гнесиных на отделение академического вокала Игорь поступил под номером один, сдав все экзамены на отлично. Но с самого начала он держал перспективу на обучение в Российской академии театрального искусства (ГИТИС).
В итоге через год он поступил в РАТИ-ГИТИС на факультет музыкального театра, курс Александра Александровича Бармака.
В 2008 году, заканчивая учёбу в ГИТИСе, Игорь узнал, что объявлен кастинг на участие в российской версии мюзикла «Красавица и Чудовище». Его подруга и однокурсница Лусине Тишинян позвала за компанию сходить на кастинг. Впоследствии Игорь и Лусине вместе играли в спектакле на сцене Московского дворца молодёжи.
Игорь Иванов в молодости
В 2008 году получил красный диплом РАТИ-ГИТИС по специальности артист музыкального театра.
В 2008-2010 годах в «Стейдж Энтертейнмент» (Московский дворец молодёжи) играл Чудовище-Принца в мюзикле «Красавица и Чудовище».
Работы Игоря Иванова в Театре «Содружество актёров Таганки»:
Игорь Иванов (VII) в кино
Сниматься начал с 2006 года, дебютировав в роли Вадика Земцова в фильме «Безмолвный свидетель».
Позже исполнил второплановых персонажей в картинах «След» (Висон), «Земский доктор. Жизнь заново» (Виктор Скольский), «Одиссея сыщика Гурова» (Лось), «Светофор» (Кирилл Рубцов), «Морозова-2» (Алексей Разин), «Рая знает всё!» (Дима) и др.
Игорь Иванов в сериале «Земский доктор. Жизнь заново»
Игорь Иванов в сериале «Морозова-2»
Рост Игоря Иванова (VII): 185 сантиметров.
Личная жизнь Игоря Иванова (VII):
В 2014 году у пары родилась дочь, которую назвали Софьей.
Игорь Иванов и Анна Данькова
Фильмография Игоря Иванова (VII):
последнее обновление информации: 04.04.2020
ИГОРЬ ИВАНОВ
«Полюбила не за ум, не за красу, полюбила за поглядку веселу…» — так пели ученики Аркадия Иосифовича Кацмана в своем легендарном дипломном спектакле и, между прочим, эта частушка имела отношение не только к жителям деревни Пекашино. Она была про них самих. Мы всех их тогда, с лишком десять лет назад, полюбили «за поглядку веселу».
Все эти десять лет я не просто смотрю спектакли Малого драматического. Я каждый раз с особым волнением вглядываюсь в их лица — лица кацмановских учеников, «братьев и сестер». Это люди моего поколения, и мне интересно, какие сюжеты на их лицах рисует жизнь. Что происходит с их «поглядкой»…
Мы не связаны узами житейской дружбы, но нас объединяет не меньшее, о чем они, скорее всего, и не подозревают. Их усталость и надлом — это моя усталость. Их растерянность и срывы — это мои личные срывы. Их провалы мое зрительское сердце не констатирует с холодком стороннего наблюдателя — уверяю: это мои провалы, и это моя душа срывается и летит в пропасть. Их удачи — моя радость. Когда у них получается роль — мне хочется петь от счастья: «Раз-два, люблю тебя, люблю тебя…» «Мое поколение молчит по углам» — неправда! И блуждающий романтический образ очередного «потерянного поколения» — тоже не про них. Не молчит и не потерянное. Говорящее настолько, насколько хватает голоса и найденное, насколько пригодилось городу и миру. Кое-что все-таки пригодилось, как ни говори…
И. Иванов (Лебядкин). «Бесы». Фото В. Васильева
На курсе «Братьев и сестер» ничья актерская фактура — и фортуна — не казалась мне столь безнадежной, как у Игоря Иванова. Хотелось подойти и сказать ему: «Брось, отступись от рокового дела…» В самом деле, как может драматический актер иметь такую стопроцентно здоровую, такую безоблачную, такую роскошную внешность! Мускулистый, всегда загорелый красавец с орлиным профилем, он казался мальчиком с рекламного плаката, созданным для чего угодно — ну хоть для корриды! — но не для драматической сцены. Я плохо представляла его портрет на обложке журнала «Театр» — и хорошо представляла где-нибудь на страницах «Физкультуры и спорта» или, скажем, «Плейбоя». Любимчик женщин, счастливчик, победитель жизни, «тореадо-о-ор, смелее в бой» или «праздник, который всегда с тобой», — в общем, причем здесь драматическое искусство?
Да, и непременно «белые штаны» (помните мечту Остапа Бендера: «Рио-де-Жанейро и белые штаны — сбылась мечта идиота?») Рио-де-Жанейро поначалу не светило, а белые штаны были бессменным аксессуаром сценических образов Игоря Иванова на сцене в первые послеинститутские годы. Эдакий советский плейбой: белые джинсы учителя физкультуры, провинциально-гостиничного Дон Жуана («Двадцать минут с ангелом») сменял элегантный белый костюм в «Фиесте» — это и была поначалу его «актерская тема». И для героев и для темы это было бедновато, скучно, и, казалось, безнадежно.
Вот тут трагический мотив начинается — внимание…
А иначе зачем сегодня вдруг стало необходимым писать о нем статью?
«Неисповедимы пути, которыми находит Бог человека», — писал Федор Михайлович Достоевский, чей великий роман идет сегодня на сцене МДТ.
Я не знаю причины фантастического преображения, но оно произошло. Произошло не постепенно, «эволюционно», с годами, а как-то вдруг, в одночасье: «однажды утром» Игорь Иванов проснулся — нет, не знаменитым, он проснулся человеком с другим лицом. И, подозреваю, другим актером. На мой взгляд — замечательным, сложным, непредсказуемым.
Я не знаю, какую цену он за это заплатил. И, надеюсь, понятно, что речь не идет об актерских байках типа «похудел-растолстел» (как это неоднократно проделывал, скажем, Александр Калягин) или там «помолодел-постарел». Тут — другое: словно невидимый скульптор прошелся по этому безоблачному лицу гениальным резцом — оно сосредоточилось, на нем проступили следы сильнейшего душевного напряжения и преодоления, страдания и духовной работы. Это, как известно, невозможно сымитировать, сыграть, загримировать. Такой рисунок может нанести только жизнь.
Есть расхожее выражение: «Что с ними сделала жизнь!» А что сделала? Только то, что человек дал с собой сделать да еще то, что сделал с собой (и, отчасти с ней, жизнью) сам.
Так, в какой-то момент, лет пять назад, на сцене Малого драматического театра появился новый актер. Кого бы он ни играл — Егоршу в «Доме», Житова в «Братьях и сестрах» или эпизодическую роль в «Повелителе мух» — он теперь резко выделялся среди своих «братьев и сестер» особой «меченостью» облика: даже когда его герой просто, молчал (а, может быть, более всего в эти моменты), он вносил на сцену острейшую тревогу и непокой. В его по-прежнему мужественном облике сильного человека появилась суховатая надтреснутость, надлом, от которого, впрочем, он не стал слабее. Может бьть — сильнее, но другим.
«Кто это мы, что нужно нам в этом Пекашино?»… И в этом театре? И в этой жизни? И что нам нужно в «Бесах» — этом, может быть, самом трагическом романе русской литературы?
В этом странном спектакле с катастрофически накренившимся полом-сценой, на которой большинство героев держится отчего- то вполне надежно и устойчиво, где многие актеры замерли оцепенело в неподвижных, «литературных» мизансценах, где сами мизансцены — прямые, фронтальные, натянутые как бы «по ниточке» (словно не Достоевский с его великим и непостижимым кружением сердца играется, а чинный и правильный Чернышевский с его «Что делать?») — так вот, в этом спектакле у Иванова кривая, «пьяная» линия мизансцен, выдающая смятенную душу. Как его герой, — «дикий капитан» Лебядкин, врываясь в гостиные, «выламывался» из «приличного общества — так актер «выламывается» из тягучей, несколько монотонной, повествовательной «прозы» спектакля. Он все здесь ломает, словно «стирает» одним своим появлением на сцене прямые линии, путает все карты и всех пугает, взрывая ровное дыхание эпоса театральным током высокой частоты. В общем, играет человека разрушенного, но безумно живого, непредсказуемого.
«Россия есть игра природы, но не ума», заявлял большой любитель словечек капитан Лебядкин. Эта «игра природы» — но и ума, и души, и всего актерского и человеческого существа Игоря Иванова, его нового, неожиданного, драматического облика — одна из самых интересных театральных страниц «Бесов» в постановке Льва Додина.
Ставрогин говорил его Лебядкину: «Я вижу, что вы вовсе не переменились, капитан, в эти с лишком четыре года. Видно, правда, что вся вторая половина человеческой жизни составляется обыкновенно из одних только накопленных в первую половину привычек».
Перефразируя, могу сказать актеру Малого драматического Игорю Иванову: «Я вижу, что вы вовсе переменились в эти с лишком четыре года. Видно, неправда (не всегда — правда), что вся вторая половина человеческой жизни составляется обыкновенно из одних только накопленных в первую половину привычек».
Может быть, обыкновенно она так и составляется. Но тут случай необыкновенный.