актеры фильма люди и звери герасимова
В 1962 году на экраны Советского Союза вышла киноэпопея «Люди и звери», в которой главную роль сыграл Николай Еременко
Папка с письмами
Позвонила мне как–то народная артистка Беларуси Галина Александровна Орлова. Мне выпало счастье не раз бывать в их доме на улице Максима Танка. Часы, проведенные в уникальной семье трех народных артистов, поистине незабываемы.
Говорят, что людям посылаются испытания, которые им по силам. Но каким могучим духом надо обладать, какую иметь силу воли, чтобы перенести непереносимую боль от потери самых родных и любимых людей: мужа и сына! Не сломиться, не рухнуть под гнетом возникшей пустоты, а жить, чтобы помнить. Уже через месяц во имя своих Ерем — любимое обращение к мужу и сыну — Галина Александровна вышла на сцену. А через два года в память о Еременко–старшем вновь сыграла роль актрисы Патрик Кэмпбелл в спектакле «Милый лжец». Бернард Шоу — последняя роль Николая Еременко в этом спектакле.
В ноябре Галине Александровне Орловой исполнится 90 лет.
— В архиве Николая Николаевича я обнаружила две папки с письмами, — сказала Галина Александровна, — вот послушайте.
И я услышал в телефонной трубке эти строчки из письма бывшего военнопленного офицера Александра Дончака, адресованного Николаю Еременко: «. Все это началось в одном из кинотеатров Риги. Сижу и смотрю фильм. На экране — Алексей Павлов, но как он поразительно похож на Николая! Я шепчу жене: «Если только у этого актера на шее сзади будет шрам в виде креста, то я его когда–то хорошо знал». Сижу и как завороженный жду подтверждения своим догадкам. И вдруг шрам — сомнений нет. После сеанса смотрю афишу. Новое бесспорное доказательство: в главной роли — артист Николай Еременко. Трудно описать, как меня это взволновало. Сам сюжет фильма, а главное, то, что Алексея Павлова играет актер, переживший вместе со мной фашистские концлагеря, потрясли меня. Вот сидит Алексей на лесенке сеновала, курит, вспоминает прошлое. Вспоминает далекую Аргентину, свой уход из дома дочери русской эмигрантки, и только я один из зрителей кинотеатра мог предполагать, что актер Еременко в этот момент съемки, возможно, вспоминал и другую картину.
Штутгарт. 14 апреля 1944 года. Помнишь, что произошло в этот день?»
— И таких писем десятки, — уверяет меня Галина Александровна. — Может, глянете и решите, что с ними делать?
— Конечно, гляну. Когда к вам подъехать?
Вчитываюсь в строчки письма Александра Дончака. Вот он рассказывает о себе: «В 45–м я прошел гос. проверку по I категории, получил документы, деньги и мог убираться из лагеря на все четыре стороны. Потеряв семью, не чувствуя за собой никакой вины и в то же время в тайниках души своей позорясь и казнясь за плен, я выписал литер в город Фергану и, не сообщив ничего о себе в Ленинград своим родным, уехал в Среднюю Азию. В 47–м году, примирив себя со своей совестью, я приехал в Ленинград к матери. Там после многочисленных попыток устроиться наконец нашел работу на должность товароведа. Она была связана с длительными командировками, и поэтому на нее было мало желающих.
В 1949 году моя сестра получила назначение на работу в Ригу, и мы всей семьей перебрались туда жить».
Две ключевые фразы: «не чувствуя за собой никакой вины и в то же время в тайниках души своей позорясь и казнясь за плен» и «примирив себя со своей совестью» с потрясающей точностью и глубиной раскрывают душевное состояние людей, оказавшихся в плену или насильно вывезенных в неволю. И, надо полагать, примирение со своей совестью у каждого бывшего узника происходило по–своему. Одним для этого хватило года–другого, а некоторым и десятилетий было мало. Вот для них–то фильм «Люди и звери» стал бальзамом на незаживающую рану.
Так что же произошло 14 апреля 1944 года? Открываю книгу «Николай Еременко. А свет не погас. », изданную в серии «Жизнь знаменитых людей Беларуси» (ЖЗЛБ). И как будто слышу его бесподобный, чарующий голос. Рассказчиком Николай Николаевич был непревзойденным:
«Когда началась война, мне было 15 лет. Каким–то невероятным способом мне удалось добыть справку, что родился я в 1923 году. С этим документом поступил на курсы младших лейтенантов в кавалерию. Три месяца — и готов командир сабельного взвода.
На Калининском фронте наш 11–й отдельный кавалерийский корпус попал в окружение. Около месяца мы пытались из него вырваться. Шли ночью. Днем скрывались в лесах. Однажды наткнулся на нас местный мужичок. Корову, говорит, ищу. Отбилась от стада. Пообещал принести нам хлеба. А когда стемнело, вместо хлеба привел немецких автоматчиков.
Из Смоленска дорога неволи привела в Белоруссию. В концлагере Лесная под Барановичами я прошел карантинный блок, а дальше — чужбина. Лагерь, куда я попал, находился в городе Мюнзингене. Чтобы выстоять, не превратиться в зверей, люди, близкие по духу, несломленные, объединялись. Опекунов у меня было много. Особенно среди тех военнопленных, кто по возрасту мог называть меня сынок. Я нравился людям своей искренностью и бесстрашием. Потому и предложили мне бежать из лагеря. План был простой: перейти границу и попросить в Швейцарии политического убежища. Как–никак — нейтральное государство. На заставе нас задержали. Выяснив, кто мы такие, связались с лагерем. И снова мы оказались за колючкой. На сей раз — в Ляуфене.
На работу нас гнали в каменоломню. Это была настоящая каторга. По двенадцать часов в сутки мы таскали на тележках камень, щебень. Деревянные колодки, служившие обувью, сбивали ноги до крови. За ночь раны покроются коркой, а сунешь в колодки — опять кровоточат. И так было изо дня в день восемь месяцев. Когда наши силы были вконец исчерпаны, привезли замену. А нас отправили в штрафной лагерь для пленных советских офицеров в город Штутгарт.
. Бежать из лагеря должны были семеро. Но в городской сад, где мы договорились встретиться, пришли четверо: Александр Дончак, Анатолий Токарев, Дмитрий Вивтюк и я. Ждать условились час. Но прошло уже полтора — значит, остальные не смогли вырваться. Надо уходить из города: с минуты на минуту начнется вечерняя поверка.
Выдавая себя за сезонных рабочих, мы прошли пешком километров 200. А дальше товарняком добрались до станции Ляйм под Мюнхеном. В городе русский парень нас предупредил, что уже неделю идет облава. Разбежался лагерь неподалеку от Мюнхена, и немцы хватают всех подозрительных.
Отыскали мы товарный поезд, идущий на восток. Забрались по двое в разные вагоны. Дончак и Токарев уехали незамеченными. А мне с Вивтюком не повезло. На «Южном» вокзале Мюнхена нас сняла железнодорожная охрана. В темноте мы не разобрались и сели в вагон без крыши. Вот нас и засек диспетчер вокзала. »
Когда Николай Еременко прочел в «Литературной газете» отрывок из сценария «Люди и звери», он нутром почуял, что этот фильм — его судьба. Не раздумывая, написал кинорежиссеру Сергею Герасимову, что готов исполнить в его фильме любую эпизодическую роль. При этом добавил, что может быть полезен и в качестве консультанта. С Сергеем Аполлинариевичем Еременко познакомился в Минске. Посмотрев спектакль «Побег из ночи», где актер играл роль советского летчика Алексея Морозова, Герасимов так оценил исполнителя роли: «Да, это из породы тех парней». И попутно упрекнул кинорежиссера–минчанина: «Вот кого надо было брать героем в твой фильм».