актеры играющие в шахматы
Шварценеггер играл в шахматы с ослом, а Наполеон сломал прадедушку современных компьютеров
Говорим об известных людях, которые любили шахматы.
Как спасти императора с помощью шахмат
Наполеон Бонапарт увлекался шахматами с детства и до последних дней жизни. Доска с фигурами помогала ему сосредоточиться и обдумать военную стратегию в долгих переходах. Французский император так фанатично любил игру, что разыгрывал партии даже в перерыве между сражениями.
Бонапарт обычно недолго думал над ходами. В игре он вёл себя импульсивно, часто импровизировал. При этом корсиканец ненавидел проигрывать и приходил в бешенство, когда ему объявляли мат. Поэтому редкий генерал отваживался выиграть партию у императора.
В конце XX века компьютеры, играющие в шахматы, стали привычным делом. Но вот первые гаджеты-шахматисты появились в начале XIX века и вызвали огромный интерес. Однажды Наполеон решил лично испытать на себе чудо техники. Чтобы проверить работу дедушки искусственного интеллекта, Наполеон специально делал неправильные ходы. На третьем таком ходу шахматное устройство задымилось. Бонапарт остался очень доволен этой шалостью.
Шахматы могли вызволить Наполеона из ссылки на острове Святой Елены. Верные товарищи продумали план побега для императора. Бумажку со схемой они вложили внутрь одной из фигур. Но посыльный, который должен был передать шахматы и рассказать секрет императору, не смог лично добраться до острова. В итоге Наполеон получил набор для игры, но так и не узнал, что одна из фигур могла спасти ему жизнь.
Много лет спустя набор тех самых шахмат продали на аукционе. Изучая покупку, новый владелец почувствовал, что одна из фигур будто бы легче остальных. Нажатием он раскрыл фигуру, а внутри обнаружил пожелтевший от времени листок с планом побега, который так пригодился бы французскому императору.
Пишет о спорте, работает выпускающим редактором в крупном информационном агентстве. Мама убеждена в том, что он Золотое перо России.
Революционеры сражаются до конца
Вообще, многие мировые правители увлекались шахматами. Одним из самых преданных поклонников игры был лидер Кубы Фидель Кастро.
В 1966 году на Острове свободы состоялась Всемирная шахматная олимпиада, её участниками были в том числе СССР и США. Понаблюдать за играми прибыл Кастро. В один из дней он лично сел за доску. Матч проходил в необычном формате. Кастро играл против мексиканского политика Филиберто Террасаса. Кубинцу помогал чемпион мира Тигран Петросян, а его противнику ― американский шахматист Бобби Фишер.
Фидель был очень неуступчивым шахматистом. Уже будучи серьёзно больным, он принял участие в сеансе одновременной игры на одной из площадей Гаваны. На Кубе любят шахматы, и такие встречи проходят регулярно, в тот день было установлено пять тысяч столов. Когда гроссмейстер, проводивший сеанс, предложил революционеру ничью, тот ответил отказом. Кастро сказал, что, как и в жизни, будет сражаться за доской до последнего патрона, а точнее фигуры.
Партия с домашним осликом
Бывший губернатор Калифорнии, актёр и культурист Арнольд Шварценеггер регулярно разыгрывает шахматные партии. В его актёрском вагончике обычно есть стол с доской и два кресла с надписями Winner и Loser. Несложно догадаться, куда Арни предлагает присесть соперникам.
Шахматы — семейное увлечение Шварценеггеров, заниматься с тренером ходят его жена и четверо детей. Арнольд уверен, что такие занятия помогают развивать умственные способности.
Во время пандемии, чтобы призвать людей оставаться дома, Шварценеггер выложил ролик, где играет в шахматы. Соперником была домашняя ослица актёра по имени Лулу.
«Вот вам свежая порция новостей про Лулу ― она не лучший партнёр по игре в шахматы, но старается. Если раньше вы откладывали возможность научиться играть в шахматы с семьёй, то воспользуйтесь временем, которое у вас появилось», ― написал в посте актёр.
Российский гроссмейстер Сергей Карякин, увидев этот ролик, отправил Арни специальный подарок ― набор чемпионата мира по шахматам. Шварценеггеру он понравился, реакция ослика неизвестна.
Шахматы прибыльнее режиссуры
До сих пор ходят слухи, что высадка американцев на Луну была снята Стэнли Кубриком в голливудских павильонах. Но это просто теория, а вот любовь режиссёра к шахматам не вызывает сомнений.
Играть его научил отец, когда Стэнли было 13 лет. Будущий режиссёр даже состоял в шахматной федерации США. Партии давали ему небольшой, но стабильный доход. Первые два фильма не принесли культовому режиссёру никаких денег, и Кубрик вынужден был играть на деньги в Вашингтон-Сквер-парке.
Шахматы привили ему качества, которые были полезны на съёмочной площадке. Кубрик говорил, что благодаря игре он стал терпеливее и ответственнее в принятии решений.
Неудавшийся шахматный балет
Композитор Сергей Прокофьев в жизни больше всего увлекался двумя вещами ― музыкой и шахматами. Он участвовал в шахматных турнирах, а его соперниками были и музыканты, и шахматные профи. Опытные игроки отмечали его стиль игры, Прокофьев играл в атакующем и очень изобретательном ключе. Неоднократно он встречался за доской с прославленными шахматистами Капабланкой и Ласкером. Несколько раз ему удавалось сводить эти партии к ничейному результату.
Полные залы собирались не только на концерты Прокофьева, но и на его шахматные баталии. Однажды даже прошёл матч между двумя лучшими шахматистами среди музыкантов. Сергею Прокофьеву противостоял скрипач Давид Ойстрах. Партии проходили в столичном Центральном доме работников искусств. Проигравший должен был дать концерт в этом здании.
В упорной борьбе Ойстрах одержал победу. Потом он рассказывал своему сыну, что жалел о победе в последней партии. Ведь скрипач точно знал, что Прокофьев всю ночь не уснёт после поражения от коллеги.
Как-то композитор даже задумал посвятить шахматам целый балет. Но идея не вызвала восторга. Известный театральный деятель Сергей Дягилев и вовсе высмеял эту задумку, назвав нелепой.
Но про шахматы Прокофьев всё же смог написать — правда, не балет и не симфонию, а серию спортивных репортажей. На нескольких турнирах композитор выступил как спортивный журналист и подготовил ряд заметок для агентства ТАСС.
Сергей Прокофьев называл шахматы музыкой мысли. Услышать эту «музыку» и начать лучше в ней разбираться можно на курсе «Профессия Основы шахмат».
Stokkete / Shutterstock / Matthew Lockhart / Unsplash / Wikimedia / Karolina Grabowska / Pexels / Polina Vari
Галицкий, Мадонна, Виталий Кличко и другие знаменитые фанаты шахмат
Сергей Галицкий
Президент футбольного клуба «Краснодар» увлекся шахматами в восьмом классе и за два года стал кандидатом в мастера спорта и чемпионом Сочи. Галицкий уверен, что игра помогла ему научиться мыслить логично, а в бизнесе это крайне важно. Ежегодно он проводит сеансы одновременной игры с воспитанниками академии «Краснодара». На традиционном мероприятии в 2018 году победу с общим счетом 14:1 праздновал Галицкий.
Уилл Смит
Уилла научил играть в шахматы его отец, когда мальчику было семь лет. Он считает, что игра хорошо иллюстрирует нашу жизнь: все мы ежедневно делаем ходы, которые нельзя отменить. Однажды жена актера Джада Пинкетт-Смит решила устроить ему сюрприз на День Святого Валентина, пригласив домой гроссмейстера Мориса Эшли. Уилл так увлекся, что они проиграл около трех часов. Морису даже пришлось напомнить актеру, что в День Святого Валентина надо проводить время с женой.
Билл Гейтс
Именно компания Microsoft, которой руководил бизнесмен, поверила в потенциал Магнуса Карлсена и стала для него одним из первых крупных спонсоров. На тот момент норвежцу было всего 13 лет. Карлсен и Гейтс встретились за шахматной доской в эфире скандинавского телеканала NRK в 2014 году. Для победы действующему чемпиону мира хватило всего 9 ходов.
Александр Жуков
Александр Жуков занимается шахматами с семи лет и до сегодняшнего дня. В годы обучения в МГУ он получил звание кандидата в мастера спорта и выступал за сборную университета. В период с 2003 по 2009 год Жуков являлся президентом Российской шахматной федерации. В декабре 2015-го он вместе с Сергеем Карякиным стал победителем первого Кубка президента ОКР по парным шахматам, а весной 2016-го сыграл с ним в прямом эфире телеканала «Матч ТВ».
Вуди Харрельсон
Вуди Харрельсон является большим специалистом и поклонником шахмат. В 1999-м ему даже удалось выиграть у россиянина Гари Каспарова. Правда, в той встрече актеру помогал американский гроссмейстер Яссер Сейраван. Матч за звание чемпиона мира между Карлсеном и Карякиным в 2016 году начинался именно с символического первого хода Вуди. Актер открывал и нынешний чемпионский поединок, который проходит в эти дни в Лондоне.
Виталий Кличко
В октябре этого года на конгрессе WBC в Киеве Виталий Кличко должен был сыграть в шахматы против Леннокса Льюиса. Оба в свободное время любят подвигать фигуры. У Кличко даже есть разряд по шахматам. Но вместо обещанной партии два боксера решили устроить словесную дуэль.
Киевский градоначальник запомнился двумя шахматными поединками. В одном из них он встречался с 8-летней Вероникой Вереньюк и уступил. Правда, девочка играла с политиком в статусе чемпионки Европы по шахматам. Также в 2012-м Кличко играл против Владимира Крамника. Перед тем как поставить Виталию шах, российский гроссмейстер предложил ничью. Кличко согласился на такой исход.
Арнольд Шварценеггер
Во время съемок в «Терминаторе 3» у актера был специальный шахматный стол с двумя стульями: на одном написано Loser, а на втором Winner. Арни, конечно же, садился за стул победителя. В перерывах между ночными дублями он любил играть в шахматы с каскадером. По словам актера, игра делает его собранным и не дает заснуть. Шварценеггер регулярно проводит шахматные соревнования Arnold Classic.
Гай Ричи
Режиссер постоянно играет в шахматы с актерами своих фильмов. В своем инстаграме он хвастается победами над Джейсоном Стэйтемом, Робертом Дауни-младшим и Чарли Ханнэмом. Однако Ричи считает себя плохим шахматистом. Это подтверждает тот факт, что в фильме «Шерлок Холмс: Игра теней» режиссер допустил ляп: Холмс ставит профессору шах слоном, на что тот отвечает рокировкой и продолжает партию, хотя по правилам такая рокировка запрещена.
Рафаэль Бенитес
Испанский тренер называет шахматы своей слабостью. Игра, по словам Бенитеса, научила его анализировать футбольный матч на несколько шагов вперед. Главное для него не красивая игра, а положительный результат – победа или ничья. Однажды английский журналист попросил его немного поиграть в шахматы на камеру, для сюжета. Когда оператор набрал достаточно планов и съемочная бригада собиралась уезжать, Бенитес остановил журналиста: «Сядь обратно. Нам нужно закончить партию».
Мадонна
В клипе «The power of Goodbye» Мадонна играет в шахматы. И в этом виде спорта она не новичок. На ее счету более 19 тысяч партий в Internet Chess Club. Тренером певицы был чемпион Шотландии Алан Норрис. Шахматы в ее доме не пылятся на полке. Сейчас в них регулярно (и очень эмоционально) играют приемные дочери Мадонны.
Известные люди, которые играли в шахматы
Шахматы любили и любят многие знаменитые люди прошлого и современности – короли, государственные деятели, военачальники, ученые, писатели и музыканты.
Психологи утверждают, что манера игры отражает характер. Посмотрим на известных людей сквозь призму их игры в шахматы.
Г. Галилей (1564–1642)
Итальянский ученый Галилео Галилей очень любил шахматы.
Галилей мыслил широкими категориями. Такой же была и его игра – свободная, со сложными комбинациями.
Галилео предпочитал играть вслепую – не глядя на доску. В уме создавал шахматные комбинации и обдумывал стратегию партии.
В шахматы он играл до конца жизни – 77 лет. И только в 76 начал жаловаться на память — ему стало тяжело удерживать в уме партию целиком.
Петр I (1672–1725)
Большими любителями шахмат были отец Петра I – Алексей Михайлович – и дед – Михаил Федорович.
В Оружейной палате хранится комплект – серебряная шахматная доска с металлическими фигурами, посеребренными и раскрашенными. Комплект принадлежал деду Петра.
С детства увлекался шахматами и Петр.
В XVI веке церковь запретила шахматы. Став царем, он отменил данный запрет и старался ввести среди придворных моду на эту игру. Приказал на ассамблеях отводить специальные комнаты и уголки для шахматистов.
Многие приближенные императора увлекались шахматами – граф Апраксин, Меншиков.
В поездках и военных походах с ним всегда были шахматы. Сохранились две походных шахматных доски Петра, сделанные из кожи, а также документы – заказы мастерам на изготовление комплектов шахматных фигур.
Карл XII (1682–1718)
Шахматами увлекался и вечный противник Петра I – король Швеции Карл XII.
Но ему не нравились правила игры, и он придумал свои. Карл называл ферзя не дамой, а фельдмаршалом. Он считал эту фигуру слишком сильной для дамы.
Карлу не нравилось, что король прячется за пешками. Он выводил короля вперед и нападал им на фигуры противника.
Современники утверждали, что Карл играл в шахматы даже во время сражений.
Вольтер (1694–1778)
Большим любителем шахмат был французский философ и писатель Вольтер.
Он приглашал друзей на партию в шахматы, хотя играл не очень хорошо. Гости поддавались, чтобы не расстраивать хозяина.
Несколько лет Вольтер жил неподалеку от Женевы. У него в доме поселился священник – отец Адам. Главной его обязанностью было играть с хозяином в шахматы.
Почти каждый вечер они проводили за шахматной доской. Проигрывая, Вольтер кидал в спину убегающему Адаму шахматные фигуры.
За службу философ назначил священнику пенсию – 700 фнт.
Вольтер играл в шахматы почти каждый день, но никогда не писал о них.
Наполеон Бонапарт (1769–1821)
Наполеон начал играть в юности. Шахматы всегда были с ним – в военных походах, плаваниях и даже в светских салонах. Он играл в перерывах между сражениями. Шахматы были с ним и в ссылке на о. Св. Елены.
Современники утверждали, что играл Бонапарт не очень хорошо.
Наполеон любил быструю игру. Давал свободу полету мысли и творчеству. Любая заминка раздражала его.
Проигрывая, он злился, опрокидывал доску и разбрасывал фигуры. Однако попытки поддаться распознавал моментально.
На о. Св. Елены Наполеону привезли шахматы, в которых был спрятан план побега. Но офицер, который должен был вручить подарок, по дороге умер. А человек, передавший шахматы, не знал о секрете. Эти шахматы были с Бонапартом до конца. И перешли по наследству к его сыну.
Тайна открылась в 1933 г на выставке вещей Наполеона.
А. С. Пушкин (1799–1837)
Большим поклонником шахмат был А. Пушкин.
Играть он научился еще в лицее.
Поэт одним из первых в России понял значение шахмат для семьи. Он обучил игре Наталью Николаевну. Современники отмечали, что она была одной из лучших шахматисток Петербурга.
Пушкин покупал шахматный журнал «Паламед».
«Паламед» – первый в мире шахматный журнал. Выходил в Париже с 1636 по 1839 годы.
Шахматы нашли отражение и в произведениях Пушкина.
Герои «Евгения Онегина» – Онегин и Ленский – проводят много времени за шахматной доской.
А история царя Дадона из «Золотого петушка» очень напоминает шахматную партию, разыгранную Шамаханской царицей и мудрецом-звездочетом.
Последний вечер перед дуэлью Пушкин, по воспоминаниям современников, провел в гостях за шахматной доской.
Л. Толстой (1828–1910)
Толстой играл в шахматы с юности. Вероятно, его обучил старший брат.
Он играл даже во время обороны Севастополя. В части был фанатично преданный шахматам офицер – кн. С. Урусов. Однажды, заигравшись, молодой унтер-офицер Толстой пропустил дежурство в карауле, за что был посажен под арест.
В Париже и Ясной Поляне Л. Толстой играл с И. С. Тургеневым.
И. С. Тургенев был шахматистом I категории, выигрывал призы на европейских турнирах.
В игре Толстой всегда атаковал. Сильным противникам, как правило, проигрывал. При этом приходил в ужас и громко кричал. А выигрывая, радовался, как ребенок.
Герои романа «Война и мир» часто играют в шахматы. Наполеон у Толстого сравнивает предстоящий бой при Бородино с шахматной партией.
Д. И. Менделеев (1834–1907)
Профессор химии Д. Менделеев не только хорошо играл в шахматы, но и приобщил к ним коллег. Организовал шахматный кружок на химическом факультете Петербуржского университета.
Менделеев всегда переживал за результат партии, поэтому никогда не участвовал в соревнованиях.
Он несколько раз играл с М. И. Чигориным (первым русским шахматистом – претендентом на титул чемпиона мира) и один раз даже обыграл его.
В музее Д. И. Менделеева хранится научная работа, на последней странице которой его рукой зарисована шахматная позиция.
А. Эйнштейн (1879–1955)
Эйнштейн увлекся шахматами довольно поздно – уже после создания теории относительности. Его привлекала осмысленность шахматного мира, которой не было в окружающей действительности.
Свой самый известный поединок он сыграл против чемпиона мира Эммануила Ласкера.
В игре Эйнштейна привлекал свободный диалог двух интеллектуалов, обмен мыслями.
С. Прокофьев (1891–1953)
Среди русских музыкантов самым большим поклонником шахмат был Прокофьев.
Он был знаком со многими известными шахматистами. Участвовал в шахматных турнирах, соревнуясь не только с музыкантами, но и с профессиональными игроками.
Был близко знаком с кубинским шахматистом Х. Р. Капабланкой и немцем Э. Ласкером. Много раз встречался с ними за шахматной доской, при этом часто сводил партию к ничьей или обыгрывал противника.
В шахматах Прокофьев любил атаковать, а не защищаться. Профессиональные шахматисты считали его игру остроумной и изобретательной.
Актеры шахматной сцены
Актеры шахматной сцены
В отличие от любителей всех без исключения спортивных зрелищ почитатели шахматного искусства имеют одну счастливую и неоценимую привилегию: не присутствуя на соревновании, они могут по записи партий составить себе полное представление о всех перипетиях борьбы, в том числе, к примеру, даже и о том, как долго задумывался каждый участник над тем или иным ходом. (Эту роскошь можно получить, если велся так долго пропагандируемый Давидом Бронштейном хронометраж партии).
Казалось бы, это должно избавить организаторов турниров и матчей от забот об аренде больших залов. В действительности же самые крупные концертные залы Москвы, Ленинграда и ряда других городов, когда в них проводятся интересные шахматные турниры или матчи, оказываются иногда слишком тесными, особенно если становятся местом проведения соревнований на первенство мира.
Есть и другая парадоксальная закономерность. Многих любителей таких темпераментных и темповых состязаний, как, скажем, матчи по хоккею, футболу, боксу, фехтованию и т. п. вполне устраивает удобное кресло у телевизора. Отдельные, и отнюдь не редкие индивидуумы, пылко любящие спортивные зрелища, вообще отдают предпочтение этой уютной, надо признаться, трибуне перед натуральной трибуной на стадионе.
Казалось бы, любителю шахмат, этому молчуну, мечтательному созерцателю, самой природой уготована роль шахматного телезрителя. Действительно, телерепортажи с шахматных турниров, довольно, надо сказать, редкие, вызывают у многочисленных болельщиков несомненный интерес, но – и это-то и удивительно! – никак не могут заменить тех совершенно особых, ни с чем не сравнимых переживаний, которые вызывает живое общение с мастерами и гроссмейстерами в турнирном зале.
Ценителю шахмат мало, оказывается, прочесть, изучить партии, мало увидеть героев на экране – для подлинного сопереживания ему еще надо воспринимать шахматистов воочию, так сказать в натуре, почуять запах шахматных декораций, кулис, побыть в праздничной и одновременно рабочей атмосфере соревнования.
Московский международный турнир 1981 года проходил в комфортабельном конгресс-зале Международного центра торговли и научно-технических связей с зарубежными странами.
Комфортабельным был не только зал: в холле и в пресс-центре стояло по четыре телевизора, на экранах которых синхронно воспроизводились ходы участников.
Особенное удобство представляла эта электронная система даже не столько во время партии – ее ведь можно было наблюдать в зале, – сколько после, когда гроссмейстеры здесь же на сцене начинали анализировать игру и показывать друг другу варианты, которые они обдумывали в ходе борьбы. «Эх, поставить бы им еще микрофон, чтобы можно было слышать!» – в сердцах воскликнул один из болельщиков, глядя на одну из загадочных пантомим, которые разыгрывались практически после каждой партии. Воистину нет предела любопытству болельщиков – «подглядывать» за гроссмейстерами им уже мало – хочется еще и «подслушивать».
Болельщики не зря хотели бы видеть и слышать то, что происходит за кулисами. Там происходят иногда даже более интересные события, чем на сцене. Вернемся в далекое прошлое – к московскому международному турниру 1925 года. Очевидец этого турнира С. Кананыкин приводит любопытнейшие подробности встречи Ласкера и Капабланки, причем, как вы сейчас убедитесь, самое интересное для зрителя произошло не во время партии, а после нее.
«Как и следовало ожидать, партия Капабланка – Ласкер в центре внимания. Я стою вплотную к канату, на расстоянии шага от них, и стараюсь не только не упустить ни одного их движения, но… и проникнуть в их мысли. Уже после девяти ходов (!), в течение которых Капабланка дважды вставал и беспечно прогуливался, в то время как Ласкер ни разу не покинул стула и подолгу задумывался, положение экс-чемпиона стало весьма затруднительным».
Капабланка, однако, не воспользовался всеми выгодами своего положения, и вскоре соперники согласились на ничью.
«Зал был разочарован. Я тоже, конечно. А сами участники? На этот вопрос я получил ответ с помощью незабвенного Н. Григорьева (главного судьи. – В. В.), при содействии которого мне удалось стать вторым свидетелем поистине незабываемого зрелища – увидеть тех же Капабланку и Ласкера… за анализом только что сыгранной партии. Незабываемость этой сцены помимо всего прочего в ее своеобразном комизме: ведь даже при совместном анализе оба великих соперника, которые в эту пору друг с другом не разговаривали, продолжали… молчать! А объяснялись исключительно на языке вариантов.
И до чего же разительно противоположным был этот язык! «Разговаривал» в основном Капабланка. Причем сыпал вариантами в таком изобилии и сверхстремительном темпе, что его едва уловимые моим неопытным глазом мозаичные манипуляции с фигурами были похожи на неразборчивую сердитую скороговорку! Ласкер же, сохраняя олимпийское спокойствие, показавшееся, впрочем, мне ироничным, ограничивался двумя-тремя ходами-возражениями, похожими на насмешливые «реплики с места». После каждой такой реплики Капабланка нахмуривался и на несколько мгновений (всего лишь мгновений!) задумывался, вслед за чем его гневная «скороговорка» возобновлялась опять и опять… Н. Григорьев, улыбаясь, сказал мне на другой день, что раздосадованный Капабланка все пытался доказать, что он мог и обязан был выиграть во всех вариантах, а Ласкер так же молча и упорно не соглашался. И остался при своем убеждении…»
Итак, как видите, истинный шахматный болельщик хочет ощутить столкновение интеллектов, характеров, страстей не опосредствованно, не только в сражении деревянных фигурок, ведущих бои на столиках, и их дублеров – на огромных демонстрационных досках, но и – в самом прямом, в самом наглядном противостоянии или, если хотите, «противосидении» двух человеческих личностей. И это роднит его со зрителем театра.
Можно утверждать, что в природе шахматной борьбы, понимаемой в широком, в том числе и психологическом аспекте, заложено некое двуединство – человек и шахматные фигуры, фигуры и человек. Как не может быть играющего шахматиста без шахмат (при игре «вслепую» фигуры мысленно все равно присутствуют на воображаемой доске), так и не может быть фигурок, которые бы двигались без участия человека (в игре в шахматы компьютеров действует разум запрограммировавших их людей).
Это двуединство или, можно сказать и так, раздвоение нагляднее всего ощущается в зрительном зале, где болельщик, глядя на демонстрационную доску, все время держит шахматистов под надзором периферийного зрения. Иногда, в периоды осуществления стратегических замыслов либо в предвкушении готовящейся комбинационной вспышки, внимание зала целиком поглощено демонстрационной доской. В моменты же самих взрывов либо после них, когда драма уже свершилась и ничего исправить нельзя, словом, когда шахматные фигуры уже отыграли свою роковую роль, на авансцену выходят личности шахматистов.
Всякая попытка вольно или невольно нарушить это двуединство, провести между шахматистом и шахматами разграничительную межу, заставить их жить раздельной жизнью неминуемо приводит к неудаче.
Помню, участникам одного из чемпионатов СССР показали на закрытии турнира научно-популярный фильм о шахматах. Фильм был сделан опытными, умелыми кинематографистами, сделан был интересно. Но вот на экране документальные кадры: встреча двух гроссмейстеров. Камера в полной тишине, без дикторского текста, показывает крупным планом шахматиста, обдумывающего ход. Мы не видим партии, не знаем, какова в этот момент ситуация в матче. Но так ли это уж важно именно для этой аудитории – ведь она «своя», она-то поймет, должна понять? И вдруг в зале смех, который переходит в откровенный хохот. Хохочут гроссмейстеры, которым так легко представить, что испытывает сейчас их коллега. Потому что, вопреки желанию создателей фильма, позы, которые принимает один из партнеров, для нас, оторванных от контекста ведущейся им гигантской борьбы, ненатуральны, смешны, мимика его воспринимается как гримасы. Представьте себе, что в вашем телевизоре пропал звук, а на экране – трагик, темпераментно читающий неведомый вам монолог…
Авторы художественного фильма «Гроссмейстер» поступили иначе. В кульминационной сцене, где герой фильма одерживает решающую победу, мы видим не только его самого как гроссмейстера и одновременно актера шахматного театра; мы видим еще и демонстрационную доску с живущими на ней своей жизнью фигурами, видим часы, слышим их тревожное пульсирование, видим, наконец, взволнованные лица зрителей. Словом, атмосфера шахматной битвы захватывает нас в полон, мы сопереживаем вместе с героем, сочувствуем каждому его жесту. И тут уже никому не смешно.
Именно в слитности шахматных фигур и повелевающего ими человека, его судьбы и кроется секрет жгучего драматизма, который присущ шахматной борьбе. Именно она, эта слитность, придает шахматам черты искусства, заставляя нас не только испытывать от тех или иных замыслов чисто эстетическое наслаждение, что само по себе уже немало, но и страдать (вместе с фигурами или вместе с шахматистом?) или, напротив, торжествовать.
Хотят этого шахматисты или не хотят, осознают или нет, но, освещаемые огнями рампы, находясь на сценических подмостках, они, поглощенные своим искусством, в то же время лицедействуют, иногда умышленно «играют» на партнера, а то и на публику, и все это неизбежно роднит их с актерами.
«Много есть схожих черт в игре актера и шахматиста, – пишет Таль в книжке «Когда оживают фигуры» (литературная запись Олега Скуратова). – Сцена, зрительный зал… И хотя на сцене царит тишина, разговор с залом полон выразительности и эмоций. Шахматы дали мне многое: друзей, радость творчества, возможность побывать чуть не во всех уголках земли. Но главное, они подарили мне радость общения с огромной аудиторией любителей этой игры. Ведь шахматист, даже находясь на сцене зрительного зала, остро ощущает все, что происходит в партере и даже на галерке. Чувствует симпатии или неодобрение и, чего греха таить, иной раз делает ход не по «науке», а на зрителя…
Желание вызвать одобрение зала остроумным ходом (пусть спорным!) несет в себе заряд доброжелательности, свидетельствует о живом двустороннем контакте мастеров и болельщиков. А такой контакт просто необходим…
Я, например, в корне не согласен с теми, кто хочет поместить Шахматистов в некую оранжерейную обстановку, изолировав их от зрителей. Так, на международном турнире в Тилбурге (Голландия) организаторы создали как будто идеальные условия. Даже придирчивый Роберт Фишер, наверно, не усмотрел бы недостатков. Но одно мне было не по душе – болельщики находились в отдельном зале. И следили за игрой гроссмейстеров, глядя на голубой экран.
Не могу судить, понравилось ли им это новшество, но я чувствовал себя как актер, читающий монолог в пустом зале. Да и Бент Ларсен пожаловался мне, что без зрителей не то настроение.
Иной раз зрители видят то, что ускользнуло от глаз притомившегося гроссмейстера. Владимир Симагин как-то рассказывал, что в первенстве страны зевнул важную пешку, играя с Таймановым. В ожидании неминуемой кары сидел совершенно расстроенный и вдруг услышал хлопки, которые все усиливались… «Кто-то комбинирует…» – подумал он и осмотрел демонстрационные доски. Но там все было спокойно, никто ничего не жертвовал. И вдруг услышал эмоциональный возглас какого-то болельщика: «Браво, Симагин!»
«Тогда я еще раз посмотрел на доску, – продолжал Владимир Павлович, – и, к неописуемой радости, увидел, что брать-то мою пешку нельзя – мат даю в шесть ходов! А если ее не брать, тогда эта пешка в ферзи проходит. Спасибо зрителям, ведь я чуть было не сдался…»
Моменты живого общения с публикой, даже иногда и игры на публику очень важны в творчестве Таля. В другом месте Таль пишет: «Мне нравится владеть инициативой, постоянно беспокоить партнера; не скрою, нравится, когда после жертвы фигуры или пешки зал начинает шуметь. Я думаю, что это не должно вызывать осуждения: ведь любому артисту или музыканту далеко не безразлична реакция зрительного зала».
О том, насколько темпераментно переживают зрители перипетии игры, свидетельствует многократно описанный и ставший уже прямо-таки легендарным случай, произошедший в X чемпионате СССР в Тбилиси в 1937 году.
Неудачно выступавший в этом соревновании (и оказавшийся на последнем месте) тбилисец Арчил Эбралидзе встречается с одним из фаворитов – Вячеславом Рагозиным. В чуть худшей позиции Рагозин совершает грубую ошибку, и Эбралидзе одним ходом может выиграть ладью.
Я не был очевидцем этого зрелища и пользуюсь воспоминаниями нескольких свидетелей, но хорошо знаю тбилисских болельщиков и легко могу представить себе настроение притихшего зала. Конечно же все видели, что белую ладью можно выиграть одним ходом, и предвкушали первую победу земляка, но Эбралидзе продолжал думать.
Над чем он думал? Публика заволновалась, шепот покатился по рядам, и наконец кто-то не выдержал и воскликнул: «Арчил, бей ладью!» Конечно, этот вопль был вот уж действительно вопиющим нарушением дисциплины, но, ей-богу, болельщика можно было если не простить, то понять: вот она, ладья, «готовенькая», стоит под ударом – так, действительно, бей же ее, бей, не над чем думать!
Но Эбралидзе, громко осадив болельщика: «Вижу сам, не мешай, пижон!», – продолжал думать. Вот уже подсказчика вывели из зала, успокоились зрители: Арчил видит, сам сказал, что может взять ладью. А Эбралидзе все думал. Над чем? Этого никто, насколько мне, по крайней мере, известно, так никогда и не узнал. Может быть, Эбралидзе наслаждался своей позицией, а после бестактной выходки одного из своих болельщиков счел неблагородным воспользоваться советом? Так или иначе, он не взял ладью, а спустя несколько ходов умудрился подставить свою ладью и, представьте, на том же поле, на котором так долго стояла приговоренная к смертной казни ладья Рагозина.
Рассказывают, что огорченные и разочарованные болельщики (а как потом выяснилось, это была единственная партия, которую Эбралидзе мог выиграть!) звонили Арчилу и с невинным любопытством спрашивали, почему он все-таки не взял ладью. Откровенно говоря, на великодушных тбилисцев это не похоже, но, говорят, звонки были. Как же надо было рассердить своих почитателей, чтобы они решились на такое. Но ведь и разонравившихся актеров забрасывали в прежние времена гнилыми помидорами…
Совсем иного рода реплика из группы зрителей прозвучала на международном турнире в Люблине, причем виновницу – а нарушила дисциплину женщина – не только не наказали, но даже (правда, позже и в сугубо частном порядке) поблагодарили. Здесь я предоставлю слово Талю, ибо этот случай произошел с ним, и он однажды описал его.
«На международном турнире в Люблине мы с партнером оказались в сильнейшем обоюдном цейтноте. Он бросил записывать партию к ходу 25-му, я чуть попозже. В молниеносном темпе соперники обменивались ошибками. Последний зевок допустил я и с горя объявил предсмертный шах, не зная, сколько сделано ходов. Внезапно мой соперник «застыл». В этот момент выигрывал за него любой ход, но он не сделал ни одного. Прошло несколько секунд, флажок на часах черных упал. Я вопросительно посмотрел на судью, стоящего рядом, но он, кажется, как и оба партнера, находился в состоянии, близком к шоковому, и никак не отреагировал. «Что ж, значит, все ходы сделаны», – подумал я и протянул руку сопернику, готовый поздравить его с победой. Внезапно из кольца зрителей, окруживших наш столик, негодующе прозвучало (на латышском языке): «Что это ты новые правила устраиваешь? Сейчас сороковой ход черных». Выяснилось, что жена считала сделанные ходы, загибая пальцы. Последующая проверка подтвердила эти подсчеты».
Как видите, актерам шахматной сцены тоже могут помочь иногда если не подсказчики, то своего рода суфлеры, хотя случаи эти, надо, конечно, честно признать, не что иное, как казусы, не зря Таль назвал свою победу «не очень заслуженной».
Даже когда у шахматных актеров спектакль не получается, а бывает и такое, и тогда истинный болельщик находит для себя удовольствие. Ну, хотя бы в том, чтобы поразмыслить – а почему, собственно, так произошло?
В третьей партии второго матча на первенство мира между Петросяном и Спасским (1969 год) уже после первого часа игры было ясно, что сражение не завязалось. В пресс-центре разговоры шли о чем угодно, только не о партии. На доску комментаторы взглядывали лишь изредка, так, для очистки совести.
В самом деле, из-за раннего размена почти всех фигур и полной бесперспективности дальнейших маневров партия должна была прекратиться, так сказать, ввиду явного отсутствия даже малейшего преимущества у одной из сторон. Игра, тем не менее, продолжалась. Почему?
Петросян, получив в предыдущей партии на мирное предложение вежливый отказ, наверное, не хотел повторного укола самолюбию. Кроме того, он вел в счете, и подобный характер борьбы его в целом устраивал.
Здесь более интересен ход мыслей Спасского. Конечно же он не верил, что эфемерный пространственный перевес, который остался у белых после размена тяжелых фигур, может принести успех. Значит, остается два варианта: либо претендент, играя «до королей», решил брать чемпиона на измор, что было в общем правомерной матчевой тактикой, либо… хотел разозлить противника! Представьте, были комментаторы, не скрывавшие, что допускают и такую возможность.
В этой партии зрители, по моим наблюдениям, не столько смотрели на демонстрационную доску, сколько на соперников. Думаю, что Спасский, выполняя, быть может, наставления тренера Игоря Бондаревского, ощущал некую неловкость. Петросян же не очень утаивал свое ироническое отношение к происходящему.
Партия была отложена. Соглашение на ничью последовало без доигрывания. Как видите, и откровенно неинтересное содержит в себе порой (точнее, почти всегда) некую психологическую (или спортивную) подоплеку, разгадыванием которой болельщики занимаются с увлечением. Исключение составляют лишь так называемые гроссмейстерские ничьи, где результат фиксируется на 15–20 ходу ввиду открытого нежелания обоих партнеров вести борьбу. В этих случаях зрители чувствуют себя обманутыми, и хотя шахматисты вправе беречь силы, особенно на длинных дистанциях, болельщиков, честно говоря, можно понять.
Шахматисты вообще болезненно реагируют на любое, даже довольно безобидное прегрешение со стороны партнеров, особенно во время игры. И это не удивительно: игра в шахматы – процесс творческий, требующий полнейшего сосредоточения и в то же время ограниченный во времени. Любая, самая незначительная помеха может оказаться фатальной. Каждый шахматист хорошо знает это и старается ни в чем не мешать партнеру.
И опять-таки – всякое проявление корректности или некорректности не ускользает от внимания зрителей. Их интересует не только чистое творчество шахматных актеров, но даже и манера доведения на сцене, не имеющая к собственно шахматам ни малейшего отношения.
Ю. Карахан в книжке «Шахматы – увлекательная игра» приводит в деталях эпизод с опозданием Капабланки на партию с Ласкером, хотя эпизод, казалось бы, незначителен, да и произошел почти полвека назад:
«Я хорошо помню, как в 1936 году в московском международном турнире X. Р. Капабланка опоздал на несколько минут на партию с Э. Ласкером. Ласкер сидел недовольный. Он никогда не опаздывал сам и не прощал опоздания другим. Поэтому поведение Капабланки его крайне удивило. Но вот вбежал в зал запыхавшийся кубинец и в первую очередь обратился к своему партнеру, принося ему тысячу извинений. Он извинялся не только перед Ласкером, но и перед судьями. Несмотря на то что его часы шли, он продолжал буквально рассыпаться в извинениях, пока на лице Ласкера не появилось прояснение и, наконец, улыбка.
Как рассказывает очевидец этого события Я. Г. Рохлин, который был в этот вечер дежурным членом турнирного комитета (судьей), удовлетворенный объяснениями Капабланки, Ласкер сказал ему на английском языке: «Достаточно извинений, садитесь за столик. Идут ваши часы».
Обратите внимание, как глубоко, до мельчайших подробностей запомнил находившийся в зале Карахан эту сцену! Нет, нет, есть что-то магическое в обликах больших шахматистов, что заставляет зрителей следить за каждым, даже самым незначительным проявлением их личностных особенностей.
Что же говорить о комичных случаях, которые, будь шахматный спектакль подчинен воле некоего режиссера, надо было бы специально вставлять в канву того или иного тура, чтобы подогревать интерес зрителей?
На XVI Олимпиаде испанский мастер Медина, играя с Ботвинником, то и дело что-то насвистывал. Ботвинник, как известно, сам образец спортивной корректности, но и от своих партнеров всегда требует точного следования предписаниям шахматного кодекса, а тут еще соревнования были командными. Короче говоря, Ботвинник попросил поставить в известность капитана испанской команды о своеобразном поведении Медины. Реакция капитана смягчила даже непреклонного Ботвинника: «Плохо дело! Если Медина начинает свистеть, его позиция безнадежна. »
Бывает, хотя и крайне редко, что какие-то случайные обстоятельства могут действительно всерьез помешать кому-либо из участников. На чемпионате СССР, проходившем в Алма-Ате в 1969 году, в момент, когда Багиров задумался, на него начала падать высокая лестница-стремянка, задетая кем-то из демонстраторов. К счастью, лестницу задержал занавес, и весь этот эпизод имел скорее комический характер (хотя у самого Багирова осталась на этот счет несколько иная точка зрения).
После небольшого перерыва партия продолжалась, Багиров осуществил энергичную атаку и выиграл ладью. Однако его противник некоторое время продолжал безнадежное сопротивление. Но вот он наконец сдался и, извинившись, объяснил, что продолжал играть после потери ладьи по инерции.
Ну что ж, инцидент, как говорится, исчерпан? Нет! «По инерции? – недоверчиво переспросил Багиров. – Ты лучше признайся – небось, рассчитывал, что лестница скажется?»… Ничего не поделаешь, шахматные актеры удивительно мнительны и видят порой заговор там, где им и не пахнет.
В матче Фишер – Тайманов (Ванкувер, 1971 год) в момент доигрывания второй партии, где позиция американца была лучше, Фишер подозвал главного судью Кажича и сказал, что его раздражает манера Тайманова прогуливаться по сцене. Кажич справедливо заметил, что правила ФИДЕ и шахматный кодекс такие прогулки не запрещают, и посоветовал Фишеру обратиться к Тайманову, так сказать, в частном порядке.
«Я прошу вас, – сказал Фишер Тайманову, – прохаживаться у меня за спиной». Не стоит доказывать, как удивлен был Тайманов этой просьбой, но, желая сохранить лояльные отношения с партнером, согласился.
При счете 2:0 в пользу Фишера Тайманова навестил президент шахматной федерации США Эдмондсон и, не скрывая того, что осознает неловкость своей миссии, попросил Тайманова соблюдать просьбу Фишера до конца матча, то есть возвести ее в правило, пусть и временное. Можно было, конечно, обойтись без этого напоминания: раз Тайманов пообещал Фишеру гулять вне пределов «видимости», не было никаких оснований считать, что он поступит вопреки желанию своего требовательного партнера. «Хорошо, – сказал Тайманов. – Я согласен. Только передайте Бобби, чтобы он во время моего хода не тряс ногой под столом. Я тоже имею нервы…»
Фишер выглядит в этом эпизоде несколько странным. Во всяком случае, скорее можно понять тех, кому была не по душе манера Алехина кружить вокруг столика и смотреть на доску из-за спины партнера, особенно когда позиция великого шахматиста становилась грозной…
Говорят, что в современном театральном искусстве все более просвечивают сквозь сценический образ личностные качества актера. И в современном шахматном искусстве, несмотря на бурный поток теоретической информации, личность человека – особенности его мировоззрения, характера, психики – сказывается очень отчетливо. Впрочем, так же было и раньше.
Сохранилось немало воспоминаний о том, как вели себя во время шахматной игры те или другие мастера прежних времен. Шахматы как борьба, как искусство стали сейчас во многом иными, чем раньше, но всегда были, есть и будут любители нервно бегать по сцене либо сидеть, не вставая, все пять часов игры. По-видимому, шахматы так поглощают психику шахматистов, так прочно овладевают их мышлением в процессе игры, что те не всегда в состоянии контролировать себя или во всяком случае видеть себя со стороны. Но и в том и в другом случае их манера, их стиль поведения представляют для зрителей исключительный интерес.
По свидетельству уже упоминавшегося С. Кананыкина, героем московского международного турнира 1925 года был отмеченный печатью гениальности 21-летний мексиканский маэстро Карлос Торре, выигравший знаменитую партию у Эмануила Ласкера. «…Изумляли, – писал Кананыкин, – не только его успехи, но и совершенно необычная манера игры: он почти не сидел! При первой же возможности он порывисто вставал и принимался расхаживать… в стремительном темпе ходока-марафонца. Никогда до этого (да и после) я не встречал такого бьющего через край игрового волнения».
Это волнение было следствием (или причиной?) психического расстройства, которое вскоре помешало талантливому мексиканцу выступать на шахматном поприще.
Полной противоположностью была манера игры Ласкера – он мог просидеть за доской с неизменной сигарой долгие часы: в нем не бурлило игровое волнение, в нем шел процесс философского осмысления того, что происходит на доске, осмысления того, что происходит в душе противника. Когда Торре одержал блистательную победу, Ласкер, по словам С. Кананыкина, под аккомпанемент неистовых аплодисментов возбужденных болельщиков «с эпическим спокойствием положил короля и тихо сказал, что он все время помнил об этой угрозе, но в последний момент о ней… «просто забыл».
Ласкер и Торре находились в смысле манеры вести себя за игрой на разных полюсах, но имели при этом нечто общее – оба были очень естественными в своих проявлениях. Между тем известно немало случаев, когда шахматисты, причем самого высокого класса, прибегают подчас к подлинно актерским приемам, стараясь ввести противника в заблуждение. Не в обиду истинным актерам будь сказано, тут уже происходит полное слияние шахматиста и лицедея, хотя в отличие от актерского искусства, цель которого – произвести максимальное художественное впечатление, здесь исполнитель откровенно стремится к личной выгоде.
При этом случается, что шахматист сознательно пренебрегает требованиями этики, более того, откровенно нарушает ее. Слабым оправданием подобных действий может быть лишь то, что шахматист находится в этот момент во власти всепоглощающего азарта, заставляющего его забыть даже о приличиях.
История подобных притворств ведет свое начало с давних времен. Играя в матче на первенство мира против Стейница (1890–91 годы), Гунсберг сделал якобы ошибочный ход, после чего, по описанию очевидцев, с подлинно актерским мастерством «разыграл отчаяние»: он скорбно вздыхал, делал горестные жесты руками, качал головой. И многоопытный Стейниц принял все это за чистую монету, взял не защищенную, как казалось, пешку и… остался без фигуры.
Подобными приемами пользовался иной раз и Найдорф. В партии с Глигоричем на X Олимпиаде Найдорф подставил в цейтноте на тридцать девятом ходу пешку, после чего тут же искусно разыграл пантомиму, которая должна была показать всю глубину его отчаяния: он воскликнул: «Ах!», схватился за голову, потянулся рукой к пешке, всем своим видом показывая, что хотел бы, если бы это было возможно, взять ход обратно. Также находясь в цейтноте и, естественно, не ожидая обмана, Глигорич простодушно взял пешку, после чего его позиция тут же оказалась проигранной. Правда, за чувство юмора, добродушие, эмоциональность Найдорфу это более или менее прощалось, но, играя с ним, опытные шахматисты всегда настраивались на то, чтобы не реагировать на очень уж «выразительные» проявления его темперамента.
Известны вместе с тем случаи, когда гроссмейстеры прибегают во время партии к чисто актерской игре, не нарушая при этом этических норм. В своих мемуарах Ботвинник с тончайшими подробностями рассказывает о том, как в АВРО-турнире 1938 года Капабланка пытался сугубо актерскими способами осложнить ему задачу. Партия эта стала знаменитой, комбинацию Ботвинника с жертвой двух фигур спустя много лет долго и мучительно находил «Пионер» – счетно-вычислительная программа – любимое детище доктора технических наук.
Борьба потребовала от Ботвинника колоссального напряжения. Встал он после окончания партии, по собственному признанию, шатаясь. Но, обдумывая сложнейшую комбинацию, Ботвинник тем не менее бдительно следил за поведением противника.
«Позиция выиграна. Сижу и обдумываю наиболее точный порядок ходов. Капабланка внешне сохраняет самообладание, прогуливается по сцене. К нему подходит Эйве: «Как дела?» Капа руками выразительно показывает: все еще возможно – явно рассчитывая на то, что я наблюдаю за этой беседой. Гениальный практик использовал последний психологический шанс: пытался внушить утомленному партнеру, что позиция неясная – а вдруг от волнения последует какая-либо случайная ошибка? Чувствую, что напряжение сказывается и силы исчезают; следует заключительная серия ходов (Капа отвечает немедленно – я должен осознать уверенность партнера в благополучном исходе партии), но шахов больше нет, и черные останавливают часы…»
Выразительная мизансцена! В ней удивляет и психологическая, абсолютно корректная игра Капабланки, и зоркость Ботвинника, сумевшего краем глаза ее увидеть и расшифровать. Правда, может быть, кто-нибудь сочтет трактовку Ботвинника слишком уж субъективной. Что ж, правомерна и такая точка зрения. Мне все же кажется, что Ботвинник близок к истине…
Проходит почти четверть века, и Ботвинник в матч-реванше с Талем (1961) воспользуется в одной из последних партий целым набором актерских средств, причем сам же расскажет об этом в большой статье, посвященной итогам матча. Расскажет с суровой беспощадностью к себе, ибо, хотя в его актерской игре ничто не противоречило букве шахматных правил, кое-какие нюансы, и Ботвинник, как мне кажется, это понимал, могли читателям оказаться не по вкусу.
Вот как выглядит по описанию самого Ботвинника вторичное доигрывание двадцатой, предпоследней партии матча (когда он шел впереди с огромным отрывом – 11 1 / 2:7 1 / 2). Эта партия после доигрывания была вновь отложена в позиции, которую специалисты считали проигранной для Ботвинника. При домашнем анализе, однако, он нашел весьма тонкий путь к ничьей, связанный с возможностью пата (когда ни одна из фигур не может двинуться с места).
Ботвинник не утаил правды только от жены и дочери, всем же остальным «было сообщено, что дела безнадежны».
«Сижу и мыслю: как бы оповестить неприятельский лагерь, что у меня действительно безнадежно? Тогда они и работать будут мало, а может, и этот пат проглядят? Позвонить кому-нибудь по телефону? Нет, нельзя, это грубая работа. Надо ждать, когда звонок окольным путем придет с того берега…
Ага, звонит телефон – это Яша Рохлин, он связан со всеми журналистами, отлично. «Что, Миша, работаешь?» Тяжело вздыхаю: «Яша, ты сам должен все понимать…». В голосе – безнадежность.
Опять звонит телефон – Сало Флор, еще лучше, он дружен с Кобленцем, секундантом Таля. Может, проверяют Рохлина? Помолчал я и убитым голосом произношу: «Ничего вам, Саломон, не скажу, я очень устал…».
Отправившись в Театр эстрады, Ботвинник старался «иметь по возможности мрачный вид». В театре Ботвинник «признался» гардеробщице и работникам сцены, что вряд ли продержится больше пяти ходов (как видите, шахматный театр тоже иногда начинается с пресловутой вешалки!). Мало того, «на доигрывание ее был взят и традиционный термос с кофе. А это – самое веское доказательство того, что игра будет короткой». («Впоследствии Таль отрицал, – писал Ботвинник, – что он заметил отсутствие термоса; может быть, может быть… Но общее настроение моей безнадежности он не мог не чувствовать!»)
Смотрите, какая точность режиссерского замысла, какая отшлифованность всех без исключения деталей, какая филигранная работа над задуманным образом!
Доигрывание шло точно по анализу Ботвинника, и наступил момент, когда девяносто вторым ходом он мог поставить Таля перед выбором двух продолжений, каждое из которых – одно быстрее, другое медленнее – приводило к ничейному исходу. Хотя этот ход тоже был подготовлен дома, Ботвинник, по его собственным словам, сделал его не сразу, а после некоторого обдумывания: «Если черные уже над четвертым ходом после возобновления игры думают, значит, ничего хорошего в анализе не найдено». Мало того, Ботвинник не только сделал вид, что думает над ходом, но, двигая фигуру, вдобавок тяжело вздохнул и горестно покачал головой…
Вот какие неожиданные и занятные сцены разыгрываются иногда на шахматном театре.
А бывают случаи, когда актерская игра шахматистов как бы находится на «ничейной земле», отделяющей корректные действия от некорректных. Примером такого удивительного состояния, когда возможны различные толкования действий шахматиста, от чего зависит, кстати, его турнирная судьба, может служить трагикомический эпизод, который произошел в одном турнире с украинскими мастерами Сахаровым и Замиховским. Как рассказывают, Сахаров, пожертвовав фигуру с шахом, громко воскликнул: «Вам, кажется, мат!» Загипнотизированный этим возгласом, Замиховский остановил часы (что равносильно признанию своего поражения) и, огорченно качая головой, протянул сопернику руку. И только тут до его сознания дошло, что никакого мата нет! Конечно же Сахаров объявил мат по ошибке, тут к нему претензий нет, но когда Замиховский пытался протестовать, Сахаров парировал возмущение соперника формально справедливой репликой: «Я же и сам не был уверен, что это мат!»
Приведя этот эпизод в уже упоминавшейся книге, опытнейший международный арбитр Ю. Карахан далее писал: «Конечно, поведение Сахарова нельзя признать вполне этичным, но действия Замиховского, сознательно остановившего часы, показывают, что он признал себя побежденным и судьи правильно засчитали ему поражение».
Что ж, по-видимому, шахматная Фемида в данном случае действительно поступила правильно, но вот утверждение, что Замиховский «сознательно» остановил часы, представляется мне спорным. В восклицании Сахарова, повторяю, не было «игры», но затем он все-таки «заигрался». Не может, не должно быть не вполне этичное поведение юридически правильным – тут что-то не вяжутся концы с концами. Шахматная актерская игра должна быть этически безукоризненной (во избежание аналогичных ситуаций, может быть, стоит запретить употребление сакраментальной формулы: «вам шах и мат!»?).
Собственно актерская игра может, как известно, проявлять себя в чрезвычайной сдержанности, когда, казалось бы, и игры-то никакой нет. Иногда это бывает искусством очень высокого класса. Вспомним хотя бы известного актера Жана Габена, который пользовался минимальным, но тончайшим набором выразительных средств.
В этом смысле практически все шахматисты в той или иной степени актеры, ибо почти каждый, за редчайшим исключением, старается (чаще всего безуспешно) скрывать свои эмоции, особенно в трудных позициях. Естественно, что многие пытаются по внешности противника выведать кое-какую информацию.
В газете «Советский спорт» был напечатан снимок, позволяющий судить, как важно иногда шахматисту просто взглянуть на своего не только нынешнего, но и возможного будущего соперника. Снимок запечатлел двух участников полуфинального соревнования претендентов на мировое первенство, игравших на сцене Центрального Дома Советской Армии летом 1968 года, и чемпиона мира Петросяна, осторожно выглядывавшего из-за кулис, чтобы хоть мельком взглянуть на партнеров, один из которых мог стать его соперником. Петросяну было мало того, что он в пресс-центре всласть пообсуждал игру претендентов, – он не мог преодолеть соблазна окинуть их любопытным взглядом.
Насколько важно было Петросяну видеть за игрой своего потенциального соперника, можно судить по тому удивительному факту, что в 1965 году он не поленился съездить в Тбилиси, где в финале соревнования претендентов встречались Спасский и Таль.
Гроссмейстер Крогиус, психолог по профессии, специально исследовал эту проблему. Оказалось, что восемьдесят из почти ста опрошенных гроссмейстеров и мастеров ответили, что извлекают несомненную пользу от наблюдений за внешним проявлением эмоционального состояния противников.
А проявления эти бывают самые разные. Вот почему, готовясь к партии с сильным противником, шахматисты часто изучают не только особенности его стиля, но и свойственные только ему приметы внутреннего состояния. Так, многие в момент опасности чаще всего бледнеют, а Таль, напротив, бледнеет как раз тогда, когда готовится завязать решающее сражение. Когда позиция хорошая, тот же Петросян, например, складывал руки на груди и прогуливался по сцене, слегка покачивая плечами. Смыслов в боевом настроении как бы ввинчивает фигуры в доску. Гуфельд ставит фигуры точно в центр клетки. Стоит, однако, позиции Гуфельда испортиться, как «точность попадания» резко падает. У Кереса, который всегда был образцом хладнокровия и выдержки, в критические моменты краснели уши.
Практически у каждого шахматиста, и это вполне естественно, волнение, положительные или отрицательные эмоции так или иначе обязательно проявляют себя. И тот, кто умеет расшифровывать эти проявления, получает возможность распознать психическое состояние противника в каждый данный момент.
Увидев, что Петросян избрал неожиданное и трудное для себя начало (и уж, конечно, сделал это неспроста!), Фишер даже обиженно взглянул на соперника. Петросян не без удовольствия перехватил этот взгляд и мысленно поздравил себя с психологической удачей – «тайное оружие» уже сработало, даже если Фишер и найдет сильнейший ответ. Итак, партия только началась, а один из партнеров уже был огорчен, а другой – доволен. Конечно, не только и не столько это предопределило результат, но какую-то роль в победе Петросяна эта маленькая психологическая диверсия, наверное, сыграла…
Любопытно, что даже когда шахматисты абсолютно не думают о публике, и тогда они помимо своей воли создают тот или иной образ. В этом смысле одним из своеобразнейших актеров шахматной сцены был Александр Толуш. Я бы назвал его рыцарем без страха и компромисса. Не ведавший страха, более того – презиравший «благоразумных», шахматист резко выраженного наступательного стиля, он всегда был за доской замкнут, суров, даже угрюм. Борьба, в которой у него была одна желанная цель – атака, ради чего он не останавливался перед любыми жертвами, поглощала его целиком.
Толуша побаивались все. Хотя он так никогда и не стал чемпионом страны, но разгромить мог любого. В одном из чемпионатов страны – в 1957 году немолодой уже Толуш был как никогда близок к заветной цели. На финише он мощным рывком сравнялся с лидерами – Бронштейном и Талем. Поскольку Бронштейн без особых коллизий закончил свою встречу вничью, судьба чемпионского звания решалась в партии Таль – Толуш.
Судьба жестоко обошлась с Толушем, для которого этот турнир был лебединой песней: черными он должен был вести защиту против еще более искусного, чем он сам, мастера атаки. Чтобы вам лучше было понятно, насколько чуждым какой-либо игры на зрителя был Толуш и вместе с тем какой привлекательный образ отважного рыцаря он создавал, я приведу воспоминания об этой партии главного очевидца – Михаила Таля.
«Помню, как мы сели за шахматный столик. На край стола легла пачка «Казбека» – этому сорту Александр Казимирович не изменял. Я сделал ход. Толуш поправил галстук, не спеша записал на бланке ответный ход… Подчеркнуто спокойно передвинул фигуру. Я и теперь прекрасно помню эту партию… Александр Казимирович никогда не любил кропотливой защиты, но в этой решающей встрече, словно нарочно, сложилась позиция, где ему пришлось держать оборону. Моя же атака развивалась сама собой… В какой-то момент я почувствовал, что соперник поставил в душе крест на исходе встречи. Нет, внешне его настроение не изменилось. Толуш невозмутимо сидел за доской. Может, чуть чаще, чем обычно, открывал коробку «Казбека». Не помню случая, чтобы он оторвал взгляд от шахмат и испытующе посмотрел на партнера, чем, кстати, до сих пор грешу я, да и другие гроссмейстеры… С таким же олимпийским спокойствием Александр Казимирович остановил часы и поздравил меня со званием чемпиона.
…Только через час, когда завершился разговор с журналистами, я увидел его, и то мельком: Толуш медленно шел к выходу и словно о чем-то раздумывал. Поражение безжалостно отбросило его на пятое место. Титаническое усилие, совершенное в споре с судьбой, пошло прахом. И ветеран понимал, что повторить такой взлет ему уже не удастся».
Я думаю, что шахматы драматизирует и роднит с искусством еще и нравственная их сущность. Всякий спорт нравствен уже одной своей формулой – «пусть победит сильнейший!» Пусть победит тот, кто более всего заслужил свой триумф в честной спортивной борьбе. Спорт нравствен главным образом тем, что приучает человека верить в правоту и неминуемое торжество справедливости.
Нравственная сила шахмат опирается и на эту формулу, но шахматам в отличие от спорта по изначальной своей сути свойствен и совсем другой, парадоксально звучащий девиз – «пусть победит слабейший!».
Шахматная игра – это часто бой Давида с Голиафом. В тех случаях, когда одному из противников удалось, скажем, выиграть пешку и он, пусть даже и умело, довел это материальное преимущество до логического конца, мы, отдавая должное победителю, остаемся обычно холодны. Но вот перед нами развертывается сражение, в котором одна из сторон с целью развить наступление жертвует фигуру, а то и две, и оказывается в численном меньшинстве. С этого момента, хотим мы этого или не хотим, наши симпатии на стороне слабейшей материально стороны, мы страстно желаем ей удачи. И если эта, численно слабейшая сторона побеждает и, стало быть, на поверку оказывается сильнейшей, мы не просто торжествуем, мы испытываем нравственное удовлетворение, ибо видим в этом победу интеллекта над физической силой, победу духа над грубой материей, победу «слабого» над «сильным».
В разные времена отдельные, даже весьма выдающиеся шахматисты, в частности первый чемпион мира Вильгельм Стейниц, предпринимали попытки доказать, что шахматная борьба подчиняется исключительно присущим ей изначальным законам, что психология не принимает участия в событиях на доске, что перед шахматистом стоит одна-единственная цель – делать каждый раз объективно сильнейший ход, и только.
На практике, однако, сторонникам такой точки зрения редко удавалось строго придерживаться своей теории, разве что, как это было со Стейницем, их вынуждал к этому полемический азарт. Ведь уже выбор дебюта свидетельствует о том, что шахматист готовится к борьбе именно с данным противником, а не с некоей абстрактной личностью.
Мы уже знаем кредо Смыслова: главное – сделать сорок наилучших ходов. И если противник тоже сделает сорок наилучших ходов, партия должна закончиться вничью. Но шахматная жизнь сыграла с ним однажды злую шутку. В чемпионате страны 1977 года Смыслов отложил в последнем туре партию с Иосифом Дорфманом в позиции, где, как любят говорить шахматные комментаторы, у Дорфмана было больше шансов на ничью, чем у Смыслова – на выигрыш.
Следуй Смыслов своей теории, партия должна была бы, скорее всего, кончиться вничью. Но в этом случае Смыслов не попадал в высшую лигу очередного чемпионата. Словом, гроссмейстер стал искать обходные пути к победе. Увы, при всей своей многоопытности Смыслов так и не научился выжимать из позиции больше, чем она в состоянии дать, – это не его стихия, он, как мы знаем, субъективную игру не приемлет. И отнюдь не худшую позицию ветеран проиграл. Проиграл во многом потому, что привык делать «наилучшие ходы»…
Подавляющее большинство шахматистов – одни в большей, другие в меньшей степени – придерживается иных взглядов. Нет, они не против, естественно, наилучших ходов, но иногда готовы действовать гибче, а то и вовсе наперекор логике. Даже такой строгий реалист, как чемпион мира Анатолий Карпов, декларирующий свою приверженность неукоснительному подчинению шахматным канонам, и тот не отрицает, что может иногда «сыграть на противника».
Читайте также
ЖЕНЩИНЫ ЗА ШАХМАТНОЙ ДОСКОЙ
ЖЕНЩИНЫ ЗА ШАХМАТНОЙ ДОСКОЙ Сведения об искусной игре женщин за шахматной доской уходят в глубь веков.Впервые первенство мира среди женщин было разыграно в 1927 году. Чемпионкой мира стала тогда Вера Менчик (1906–1944). Этот титул она сохранила до конца своей жизни. Она погибла
СПРИНТ НА ШАХМАТНОЙ ДОСКЕ
СПРИНТ НА ШАХМАТНОЙ ДОСКЕ Подарок атлантов Не будем слишком далеко забираться в историю. Читателю наверняка понравится молодая гипотеза национального мастера России Ю. Рыжкова: шахматы попали к нам из «обыкновенной Атлантиды». Само существование мифической
СПРИНТ НА ШАХМАТНОЙ ДОСКЕ
СПРИНТ НА ШАХМАТНОЙ ДОСКЕ Подарок атлантов Не будем слишком далеко забираться в историю. Читателю наверняка понравится молодая гипотеза национального мастера России Ю. Рыжкова: шахматы попали к нам из «обыкновенной Атлантиды». Само существование мифической
ЧЕЛОВЕК В ШАХМАТНОЙ ДРАМЕ
ЧЕЛОВЕК В ШАХМАТНОЙ ДРАМЕ Далекий от шахмат читатель берет в руки эту книгу — можно представить себе такой случай. Шахматы своей популярностью соперничают сегодня с хоккеем и футболом. Шахматы возбуждают, их бурные перипетии покинули мир посвященных, трагические фабулы
РОБЕРТ Дж. ФИШЕР: МЕСТО В ШАХМАТНОЙ ИСТОРИИ
РОБЕРТ Дж. ФИШЕР: МЕСТО В ШАХМАТНОЙ ИСТОРИИ Уже в конце 60-х годов, когда выигрыш партии стал рассматриваться как сверхзадача, появились признаки новых, «прагматичных» шахмат. И если «неоромантики» еще могли позволить себе роскошь эксперимента, то «профессионалы»
XI 65-е поле шахматной доски?!
XI 65-е поле шахматной доски?! Б. КАЖИЧ (Югославия): «Представители советской шахматной федерации считают, что без матча на первенство мира чемпионская корона окажется в определенной степени обесцененной. Американцы, в свою очередь, полагают, что Фишер может существовать и