актриса максакова дочь сталина
Людмила Максакова: «Ходили слухи, что я — дочь Сталина»
— Началась война. Маму эвакуировали в Астрахань, ее родной город. Наш пароход, плывший по Волге, стали бомбить немцы. И мама во все время налета стояла надо мной, закрывая своим телом. За одну ночь она стала совершенно седой. Когда утром взглянула на себя в зеркало, в ее голове молнией пронеслось: «Вот оно! Предсказание Мессинга сбывается!»
В Астрахани мама открыла филиал Большого театра, где ставила спектакли и сама в них участвовала. В те дни, когда пела Мария Петровна Максакова, был полный аншлаг. Но скоро из-за моей болезни мы были вынуждены уехать из родного маминого города. Врачи сказали маме, что если ребенка срочно не увезти, он погибнет. Как говорили в народе, астраханский климат «вымывает детей». Опять эта вода! Мы переехали в Куйбышев, куда был эвакуирован Большой театр, а потом вернулись в Москву.
Когда к столице подошли немцы, мамину дачу в Снегирях, отступая, сожгли наши войска. Они выполняли один из лозунгов военного времени: «Чтобы ничто не досталось врагу!» Тогда все жили ради победы. Мамин «форд» — гонорар за ее выступления — забрали на нужды фронта. Первые послевоенные годы летом мы жили в избушке, напоминавшей скворечник. Наш «терем-теремок» был наскоро сколочен из ящиков, в которых привозили помощь из Америки по так называемому ленд-лизу. Жили мы как все, очень трудно. Помню, бабушка вставала рано утром, чтобы занять очередь за мукой. Ей на руке писали химическим карандашом номер, и она очень боялась, не дай бог, его стереть. В жизни трагическое часто переплетается со смешным. Бабушка в деревне купила корову Бурку. Но единственной кормилице нашей семьи нечего было есть. Однажды мамина юная студентка, ставшая знаменитым режиссером «Кинопанорамы» Ксения Маринина, посоветовала: «Мария Петровна! Что вы, в самом деле, теряетесь? Надо идти прямо к министру сельского хозяйства и просить сена!» Прежде чем позвонить министру, мама с Ксенией зашли в «Коктейль-холл» на улице Горького и выпили для храбрости по рюмке «Шартреза». Сено после приказа министра Бурка немедленно получила.
Моя жизнь на даче была расписана по минутам. Каждый день я отправлялась на «променад» в странном обществе: француженка Марианна Францевна, черепаха, которая все время пыталась вылезти из плетеной корзинки, крошечный тойтерьер и непременно. огромный будильник! Замыкал шествие красавец-петух, у которого собачка все время норовила выдрать перья из хвоста. Каждый раз будильник громко звенел, оповещая, что купание в ручейке закончилось.
Учительница французского языка Марианна Францевна жила с нами на даче и приучала меня к строгому режиму. Расписание обновлялось каждую неделю и вешалось над моей кроватью: подъем, завтрак, купание в ручейке и ежедневные занятия. Она была великим гигиенистом, даром что по профессии — медсестра: зубы чистила только мылом и каждое утро в медном тазу обливалась холодной водой. И мне советовала: «Если хочешь хорошую кожу — умывайся мочой!»
Мама воспитывала меня, как будто не было ни революций, ни войн, ни переворотов. Она, по-моему, так и осталась в прошлом веке, несмотря на страшные катаклизмы в нашей стране.
— Это значит, что вы одевались в кринолины?
— Я долго носила ненавистные платья с многочисленными оборками, которые бабушка шила мне на вырост. Когда я подрастала, эти оборки отпускали. Являла собой я довольно комическое зрелище: шубка с котиковой пелеринкой, явно перекроенной из старой маминой шубы, и выглядывающие из-под нее оборки. Туфли мне шили только на заказ. Когда они начинали жать, поступали просто — вырезали дырочку для большого пальца.
Наш сосед по даче, академик Николай Николаевич Приоров, привез из Америки для меня, будущей школьницы, неимоверных размеров кожаный портфель, ластик из каучука и огромный карандаш. Мне сшили школьную форму, а белый фартук, к моему огорчению, украсили ненавистной дореволюционной мережкой. (Когда фартук становился мал, к нему надставляли лямочки.) В такой странной экипировке мама отдала меня сразу во второй класс. Программу первого я прошла с одной старушкой-учительницей, сестрой певца Ястребова, которая жила у нас какое-то время. «Учительница первая моя» учила меня правилам грамматики. Так, например, чтобы определить количество слогов в слове, надо было произнести его, поднеся руку близко ко рту. Сколько выдохов — столько слогов. Вот с такими оригинальными познаниями я и пришла в школу.
Людмила Максакова: «Ходили слухи, что я — дочь Сталина»
— После того как вы вышли замуж за иностранца, отношение к вам изменилось?
— Оно менялось, но постепенно, как будто вокруг меня стало сжиматься какое-то кольцо: телефон перестал звонить — предложений сниматься не поступало, отношения в театре стали напряженными. Образовался некий вакуум, мои коллеги-друзья куда-то стали исчезать. Зато появились странные люди, которые почему-то ничего не боялись и быстро смекнули, что у нас можно хорошо провести время — муж привозил из «Березки» редкие напитки и прочие деликатесы. Джин с тоником, блоки «Мальборо», чеки в валютный магазин — атрибуты красивой жизни. Случайные люди заполнили опустевшее вокруг меня пространство.
Наш театр тем временем собрался на гастроли в Грецию. Я, естественно, ни о чем не подозревая, укладывала чемоданы. За два дня до отлета ко мне подходит мой коллега и шепчет:
— Люда, а ты знаешь, что никуда не едешь?
Меня как громом поразило:
Я кинулась к министру культуры Демичеву, который был тогда еще и членом ЦК. Думаю, он догадывался, зачем к нему на прием записалась артистка Максакова.
«Меня не берут в Грецию! За мной никакой вины нет!» — почти всхлипывала я, сидя за длинным овальным столом министерского кабинета. Он молча меня выслушал, потом снял трубку и сказал кому-то: «Иван Петрович, это Демичев. У вас тут Театр Вахтангова в Грецию уезжает. Знаете, да? Так вот, вы Максакову-то не забудьте!»
Когда на следующий день я приехала в аэропорт, некоторые артисты театра, кстати, частенько бывавшие у меня дома, разом повернулись ко мне спиной. Вот этого я не забуду никогда.
— Может, коллеги вам завидовали? Ведь, говорят, вы подъезжали в то глухое советское время к театру на «мерседесе».
— Первой машиной, которую подарил мне муж, был спортивный «понтиак». Из-за низкой посадки на нем невозможно было ездить по нашим дорогам. Автомобиль мы купили в Мюнхене и на нем же возвращались в Москву.
Я, попав за границу, естественно, накупила в магазинах запрещенной литературы и запоем читала Солженицына, Максимова. Эти книги нельзя было ввозить в СССР, а я забыла, что у меня в сумке роман Максимова «Семь дней творения». «Ни за что не выброшу!» — решила я и положила раскрытую сумку на переднее сиденье. На советской границе нашу машину тщательно обыскивали — сняли велосипед с багажника, простукивали обшивку, но никто из таможенников не догадался заглянуть в сумку, лежавшую на самом видном месте.
На этом «понтиаке» я и ездила в театр. Наверное, это было глупо. Если бы понимала, что вызываю дорогой машиной раздражение и тем самым «дразню гусей», — ездила бы на «жигулях», как все. Но ведь не только у меня была иномарка, например Михалков и Высоцкий в ту пору ездили на «мерседесах». Но я настолько была уверена, что меня так же все любят, как и я.
Со мной однажды приключилась забавная история. Как-то, уже прожив с мужем лет семь, приехала в Мюнхен. Я жила в прекрасной гостинице в центре города и бегала по музеям и театрам, но, естественно, не могла равнодушно пройти мимо буржуазной «сладкой жизни». В витрине диковинного для советского человека магазина увидела шубу из рыси. Она мне так понравилась, что я долго клянчила ее у мужа. Наконец он сдался и подарил мне шубу, хотя даже для него она была дорогой покупкой.
В тот же вечер я отправилась в театр на модную постановку пьесы Клейста «Разбитый кувшин». Сидела в зале, но мысль об обновке, сиротливо висевшей в гардеробе, не давала мне покоя: «Как жаль, что я не в Москве! Вот бы пойти в ней сейчас в Дом кино!»
Высидев два акта как на иголках, я отправилась пешком в гостиницу. Вдруг меня неожиданно подхватили под руки двое красавцев: «Мы вас проводим, мадам». Вылитые Ален Делон и Хельмут Бергер!
Я не успела прийти в себя, как один шепчет «Пятьсот за вечер?», другой перебивает: «Тысяча за ночь?»
«Ну, — думаю, — меня за дорогую проститутку приняли», но они тут же мою догадку развеяли: «Мадам, вы согласны платить?»
Оказывается, два жиголо приняли меня в этой шубе за богатую даму, которая снимает мальчиков за деньги. Вознесенский, которому рассказала смешной эпизод, написал об этом стихи.
«Родила» от Сталина, отвергла дочь: трагедии и тайны семьи Максаковых
Sobesednik.ru изучил историю династии Максаковых, имена представителей которой сегодня все чаще звучат в связи со скандалами
Sobesednik.ru изучил историю династии Максаковых, имена представителей которой сегодня все чаще звучат в связи со скандалами.
В династии Максаковых три поколения женщин посвятили себя сцене. Старшая и младшая – оперной, средняя – драматической. Наверное, поэтому все очень эмоциональные и упрямые.
Мария Максакова – дочь Сталина?
Однажды в конце 1930-х, когда Большой театр был на гастролях в Риге, после спектакля известный предсказатель Вольф Мессинг вошел в гримерку народной артистки СССР, оперной певицы Марии Максаковой.
– Мария Петровна, вы были божественны! – начал он с комплиментов. – Я никогда ничего подобного не слышал.
А поцеловав прекрасной даме руку, несколько минут задумчиво изучал ее ладонь. Потом Мессинг произнес: «Бойтесь воды!» И вышел.
Династия Максаковых
Прошло несколько лет, родилась дочь Людмила, началась война. Семью Максаковых эвакуировали в Астрахань.
– Ночью наш пароход, который шел по Волге, начали расстреливать немцы, – рассказывает Людмила Васильевна. – Во время налета мама меня маленькую закрыла своим телом. А на рассвете она увидела в зеркало, что ее волосы стали совершенно седыми. Мы чудом тогда остались живы!
Мария Петровна Максакова, родом из мещан, пела еще с детства, а позже стала настоящей звездой оперной сцены. В красавицу влюблялись, ее боготворили и коллеги, и зрители. Но актриса была малообщительна и всех держала на расстоянии.
Дочь часто задавала маме вопрос о своем отце. Но та так и не ответила. Рассказывали, что солистку Большого театра Марию Максакову очень любил Сталин, ей присудили аж три Сталинские премии, отсюда и возникли слухи – мол, родила певица от вождя. Но Людмила Васильевна этому не верит, придерживается мнения, что ее отец – один из артистов Большого театра, который не признал дочь. Во время войны он бежал за линию фронта, потом уехал жить в Америку. Вот мама Людмилы и скрывала от всех, кто отец ее дочери, чтобы не возникало проблем. А отчество придумала – Васильевна.
Эту историю уже после смерти матери Людмиле рассказал один из старых актеров МХАТа.
– Я не стала выяснять, так это или нет, не стала искать отца, что-то доказывать, – признается сегодня Людмила Васильевна.
Людмилу в актерство заманил. телевизор
Максакова-средняя не раз признавалась, что верит в судьбу.
– Главные встречи в жизни, уверена, случаются только благодаря ей, – вспоминает в разговоре с нами Людмила Максакова. – Например, мое знакомство с великим режиссером Рубеном Симоновым. Не я же бегала и просилась к нему, он сам ко мне подошел. Это ли не судьба?!
В 1961-м я училась на последнем, 4-м курсе Театрального училища имени Щукина. И вместе с друзьями попала на творческий вечер Михаила Ульянова в Дом актера. В перерыве мы с подружками выбежали в фойе – поглазеть на великих артистов. И вдруг я увидела Рубена Симонова – художественного руководителя Театра имени Вахтангова. Он стоял в толпе поклонников и поклонниц, те что-то ему рассказывали, он кивал. И, возвышаясь над всеми, успевал смотреть по сторонам.
– Наши глаза неожиданно встретились. Я покраснела и отвела взгляд. Но боковым зрением увидела, что Рубен Николаевич вдруг направился прямиком ко мне.
«Вы Максакова, студентка 4-го курса?» – его голос прозвучал совсем рядом. «Да. » – от неожиданности я даже присела. «Видел вас в студенческих работах. Прошу зайти ко мне в кабинет послезавтра. Я ищу девушку на роль Маши в «Живом трупе», – сказал Симонов и удалился. От волнения я чуть не задохнулась. Ни о чем подобном даже подумать не могла: сам Симонов пригласил меня в спектакль!
Я окунулась в удивительный мир одного из лучших театров страны. Это ли не счастье?! Сыграть первую большую роль в спектакле по произведению моего любимого Льва Толстого! Да еще и в Вахтанговском театре!
Любовь к актерству возникла у Людмилы Максаковой случайно. В детстве она училась в Центральной музыкальной школе игре на виолончели – мама мечтала, чтобы дочь занималась музыкой. Но девушка, заканчивая школу, готовилась поступать в университет на романо-германский факультет. Ей нравилось изучать языки, она хорошо знала французский и немецкий.
– Однажды вечером я включила наш маленький черно-белый телевизор – были такие «КВН» с огромной линзой – и заинтересовалась телеспектаклем по пьесе Виктора Гюго «Марион Делорм», – рассказывает Людмила Васильевна. – Действие происходило в тюрьме. Главный герой – красавец в сказочной, словно у принца, одежде – разговаривал по-французски с девушкой, которой хотел помочь выбраться из плена.
Моим любимым героем, идеалом настоящего мужчины был тогда лермонтовский Печорин. Но этот актер был так красив, что я не могла им не восхититься. Мне захотелось туда, в сказку. Подальше от всей обыденности, которая меня окружала.
– «Принцем» оказался молодой актер Василий Лановой, который только что окончил Театральное училище имени Щукина. Вот почему я решила тоже туда поступать.
И сколько мама меня ни отговаривала (а она уверяла: «Либо быть первой в профессии, либо не нужно в нее идти!»), я все равно пошла в «Щуку».
«Каждый порядочный человек должен посидеть в тюрьме»
С первым гражданским мужем – художником Львом Збарским – Людмила Максакова прожила пять лет. И только тогда оба поняли, что не созданы друг для друга.
Познакомились они в одной компании, и чувства возникли сразу – молодые были, все внутри кипело! Лев первым в Москве устроил на крыше дома на Поварской улице этакий пентхаус – мастерскую, где работал и где жили влюбленные.
– Денно и нощно у нас проводили время артисты, художники, поэты. Кажется, все люди из мира искусства побывали там – могли прийти до полусотни человек за вечер. И на всю эту толпу я готовила, потом убирала, мыла посуду, – вспоминает Людмила Васильевна.
– Когда в 1970-м родился сын Максим, жить там стало невозможно. Я ушла к маме. Поначалу разрывалась на два дома, а потом надоело. Как Маяковский писал: «Любовная лодка разбилась о быт».
Позже Лев собрался эмигрировать в Америку. И мы с ним договорились: чтобы избавить ребенка от возможных проблем по этому поводу, подадим в суд, чтобы признать незаконным усыновление Львом Максима – официально мы со Збарским расписаны не были. Кстати, это избавляло Льва и от уплаты алиментов. В суде я сочинила миф, что родила сына от другого. Мой сын поначалу не знал, кто его настоящий отец.
Максима усыновил второй супруг актрисы – Петер, с ним она познакомилась зимой 1971-го.
– Мне позвонила приятельница, актриса Микаэла Дроздовская: «Люся, слышала, тебе звание присвоили (я стала тогда заслуженной артисткой РСФСР). Приезжай ко мне, отметим!» – рассказывает Людмила Максакова. – Надела я красивое синее вязаное платье, а сверху белую кроличью шубку, которую приятельница привезла мне из-за границы. Выхожу: во дворе стоят рядом Лилечка Митта (супруга режиссера Александра Митты. – Ред.) и какой-то долговязый мужик в смешной шапке-ушанке набекрень.
Лиля представила его: Петер Игенбергс, сотрудник советско-германской фирмы, большой любитель театра. Сели мы в его «Жигули» и поехали. Весь вечер немец не сводил с меня глаз, а я этого как бы не замечала. Когда стала собираться домой, Петер вызвался меня подвезти. Я вышла из машины возле подъезда, а на сиденье от моей шубки остались мелкие белые шерстинки. В голове мелькнуло: «Вот, пометила себе место. Знак судьбы!»
– У подъезда, начав со мной прощаться, Петер упал на колени в снег: «Будьте моей женой!»
Полтора года он за мной ухаживал. Я влюбилась в него, но, если честно, боялась ответить взаимностью. Хотя уже и не могла без Петера жить, привыкла к тому, что он всегда рядом.
Как-то мы с подругой Таней Егоровой говорили об актрисе Зое Федоровой: та влюбилась в американца, родила от него дочь. А потом 10 лет в тюрьме просидела за связь с иностранцем! Времена, конечно, другие были, но мне было страшно – Петер ведь гражданин Западной Германии. Таня тогда пошутила: «Люда, каждый порядочный человек должен хоть раз посидеть в тюрьме. Выходи уже замуж за него!» И на очередное предложение Петера я ответила «да». Но поставила условие: мы остаемся в Советском Союзе, здесь у меня работа. А без театра я бы не смогла прожить.
Когда-то в семье Максаковых были идиллия и мир.
Они тогда еще собирались вместе: сын Максим, дочь Мария,
Петер и Людмила Васильевна
Людмила была занята едва ли не в каждом спектакле Театра им. Вахтангова. Поэтому свадьбу решили назначить на вторник, когда в театре выходной. Но совсем упустили из вида, что вторник, на который они спланировали регистрацию в Грибоедовском загсе, выпал на 27 марта – День театра. А значит, должен быть спектакль.
В итоге утром молодожены поставили штампы в паспорта, отметили событие в ресторане, а вечером невеста вышла на сцену играть спектакль «На всякого мудреца довольно простоты». Партнер Максаковой по постановке Юрий Яковлев был среди тех, кто отмечал бракосочетание. Как с улыбкой вспоминает актриса, играли они в тот вечер «на автопилоте». И к чести обоих, зрители ничего не заподозрили.
Вместе супруги прожили более 30 лет и во всем поддерживали друг друга.
Однажды в августе 1974-го Петер уехал в Германию, чтобы продлить советскую визу. В те годы иностранцам ее давали только на три года. Он рвался назад: мама Людмилы умирала, и Петер хотел быть рядом с женой в тяжелый момент. Но его не пускали. И тогда.
Людмила Васильевна с дочерью Машей и внуком Петей
– Я позвонила в приемную министра иностранных дел Андрея Громыко. Меня соединили. И без долгих предисловий выпалила в трубку: «Моя мама – народная артистка СССР, лауреат государственных премий. Она умирает. На руках у меня 4-летний сын. Театр наш сейчас в отпуске. Денег нет ни копейки. Если вы сейчас же не дадите визу моему супругу, я покончу жизнь самоубийством. Мне уже терять нечего!»
На следующий день виза у Петера была в кармане, он вылетел в Москву. Появился у постели Марии Петровны за два часа до ее смерти. Сейчас я не уверена, что на самом деле наложила бы на себя руки, хотя отчаяние мое было велико – ведь я теряла маму, – признается Людмила Васильевна.
Второй муж Людмилы Максаковой Петер умер 3 года назад.
В последнее время он жил отдельно от жены в Германии
«Днем люблю единороссов, ночью – коммуниста»
Когда дочери Людмилы Маше было лет двенадцать, она преподнесла маме первый урок. Девочка любила, закрывшись в ванной, краситься косметикой родительницы. И однажды вышла оттуда такой размалеванной, что мама не сдержалась, схватила ее за руку, подтащила к умывальнику и насильно умыла. Дочь обиделась смертельно. Схватила курточку и убежала на улицу. Домой явилась под вечер в совершенно потерянном состоянии.
– Мы с дочкой в тот вечер долго сидели, обнявшись, признаваясь друг другу в любви, – вспоминала Людмила Васильевна.
Только вот спустя много лет, когда сама Мария не единожды станет мамой, в семье Максаковых начнется трагический переворот, который не решился миром до сих пор.
Сначала Маша связала свою судьбу с Владимиром Тюриным, которого СМИ относят к братской организованной преступной группировке. От него Мария Максакова родила дочь Людмилу и сына Илью. Но отношения не заладились.
Уже будучи депутатом Думы от «Единой России», Максакова встретила и полюбила депутата от КПРФ Дениса Вороненкова, от которого родила сына Ивана. В день его рождения в Госдуме буфет для депутатов работал бесплатно и был установлен плакат в честь «первого межфракционного ребенка»: «Губы цвета абрикоса и пою я чисто. Днем люблю единороссов, ночью – коммуниста». Весело начиналось.
С Денисом Вороненковым
Двое детей от первого брака остались с отцом. А певица вскоре укрылась в Киеве, куда Вороненкову пришлось бежать от уголовных преследований. Из-за всех этих личных перипетий от Марии Максаковой отвернулась мать, предпочитая даже не упоминать ее в разговорах.
23 марта 2017-го Денис Вороненков был убит на одной из улиц Киева, преступление до сих пор официально до конца не раскрыто. За это время Мария не раз предпринимала попытки, бывая в Москве, наладить отношения с детьми и со своей мамой, но все тщетно. Более того, дети по совету отца подали в суд на родительницу, чтобы заполучить ее московскую квартиру стоимостью порядка 200 млн рублей.
Как пишут многие пользователи интернета, за все эти годы Мария Максакова превратилась из талантливой оперной певицы в пародию на саму себя.
Материал вышел в издании «Собеседник+» №04-2021 под заголовком «Максаковы: театр, сцена и. политика».
Людмила Максакова: «Ходили слухи, что я — дочь Сталина»
— За такого видного жениха, наверное, шла битва!
— Нет, вы знаете, никто особенно за ним не гонялся: это было очень рискованно.
Как-то в Союз в очередной раз приехала мама Петера. Она всегда останавливалась в «Национале», в номере с видом на Кремль, а еще ей по статусу полагалась «Чайка» с шофером. Однажды Уля передал мне пожелание Зинаиды Рудольфовны встретиться со мной. Перед этим она позвонила маме:
— Людмила меня сразу же узнает! На мне будет роскошная шуба. Я блондинка, и прическа как у Екатерины II!
— Ничего, моя Людмилочка тоже видная! — парировала мама, очевидно намекая на моего облезлого кролика.
За столиком в кафе гостиницы мы вели светский разговор, много говорили о театре. Через полтора года, осознав, что дело идет к свадьбе, Зинаида Рудольфовна дала мне понять: «Если ты думаешь, что получила золотой мешок, ошибаешься!» Я ее очень хорошо понимаю: не для того они с мужем бежали от ужасов советской власти, чтобы сын женился на русской и остался в СССР. Уле я поставила условие: «Из России никуда не уеду!» Он не стал спорить, хотя, думаю, меня не понял. Он родился в Чехии, учился в Германии, работал здесь, в России, и не был привязан к одному какому-либо месту. Интересно — хотя мы вместе прожили долгую жизнь, я и сейчас продолжаю жить с иностранцем. У меня психология русского человека, а у него — западного.
Уля жил в гостинице «Метрополь». Как-то пригласил нас с Егоровой в гости. Мы бесстрашно отправились в его номер. А когда он вышел из комнаты, Таня вдруг повернулась ко мне, прижав палец к губам.
— Молчи! — с трудом прочитала по ее губам. — Здесь все прослушивается!
Я прыснула от смеха:
— А если нас здесь просматривают?
Наивно думала, что после свадьбы буду жить в «Метрополе» со своим мужем, но на второй день нас оттуда выставили и нам пришлось перебраться к маме, где мы и жили в тесноте, но не в обиде.
— В то время было трудно выйти замуж за иностранца?
— Хотя формально никто не возражал против нашего брака, фактически для его заключения требовалось такое количество документов, что собрать их не хватило бы целой жизни. Нам сильно потрепали нервы.
Начнем с того, что моего жениха вызвали в Грибоедовский ЗАГС, где регистрировали браки с иностранцами, и проинформировали:
— Господин Игенбергс! А вы знаете, что ваша жена не девушка?
— Да, — ответил он, — я догадываюсь, ведь у нее есть ребенок.
Уля, уже знакомый с советской бюрократией, был во всеоружии: на церемонию бракосочетания явился с огромным портфелем, битком набитым всяческими справками. На каждый дурацкий вопрос — кто был его двоюродный дедушка и страдала ли бабушка подагрой, кто где похоронен — у него был заготовлен ответ.
— А есть ли у вас справка о. — не успевали закончить фразу, а он уже доставал очередную бумажку с печатями:
Нашими свидетелями на свадьбе были Таня Егорова и Алик Шейн. Алик потом признался, что у него от страха ноги подкашивались.
Мой муж, физик по образованию, занялся в СССР бизнесом. Тогда в стране действовала статья за распространение буржуазного образа жизни, по которой иностранцам не разрешали жить в Союзе более трех лет. Уле каждый раз приходилось долго оформлять свои въезды и выезды. Это было таким мучением! Как-то мы даже пошутили, что если у нас родится мальчик, назовем его Овиром, если девочка — Визой.
Однажды муж уехал в Германию по делам, я осталась дома с маленьким Максимом и смертельно больной мамой. Петеру вдруг отказали во въездной визе. От отчаяния я не представляла, что делать. В справочной узнала телефон МИДа. Позвонив туда, попросила к телефону Громыко. Меня, к удивлению, тут же соединили с его приемной. «С вами говорит актриса Максакова! У меня на руках больная мать и маленький сын, — выпалила я, едва взял трубку личный помощник министра иностранных дел. — Умирает моя мама, народная артистка, денег нет ни копейки, театр в отпуске, ребенка кормить нечем. Если моему мужу не разрешат вернуться, я поднимусь на девятый этаж и выброшусь из окна!» И как ни странно, Петера немедленно впустили в страну. Он ворвался в квартиру за два часа до смерти мамы.