Отобрав у русской актрисы дочь Машу, власти иностранного государства скрывают правду о судьбе девочки
Захарова зачитывает последнюю эсэмэску Маши:
Последнее SMS-сообщение Маши, посланное ЗАХАРОВОЙ, зафиксировано документально
Патрик Уари, бывший муж Натальи, по-видимому внес ее в список нежелательных абонентов. Но Наталья все-таки шлет ему письма, а вдруг прочтет и наконец соизволит сообщить, что с дочерью.
Два месяца мучительной неизвестности.
Девять лет Маша жила в патронатных семьях. Наталье запрещали общаться с приемными родителями, не давали информацию о здоровье ребенка и его развитии. Девочка забыла русский язык, после разлуки ей позволили за восемь лет всего восемь свиданий с мамой.
Сердце Натальи согревают лишь фотографии Маши (в парижской квартире)
Ситуация сильно осложнилось после того, как Захарову осудили якобы за поджог дома бывшего мужа. Но Наталья уверяет, что уголовное дело сфабриковано.
На открытке, сделанной Машей, стихи о любви к маме
Летом 2007 года суд постановил отдать Машу отцу. Вскоре девочка позвонила маме из Парижа. Соизволил поговорить с бывшей женой и Уари.
Теперь скудные новости о дочери Наталья узнает от своих приятельниц, живущих во Франции. Вести приходят неутешительные. В последнее время девочка обучалась в колледже «Бюфон» на бульваре Пастера. Но теперь она там больше не появляется.
Эту фотографию Наталья сделала во время последнего свидания с дочкой в день её 11-летия
До Захаровой доходили сведения, что Маша после ссоры с отцом не живет дома, а ютится у каких-то знакомых. Получив эсэмэску от дочки, я позвонила Уари, он в наказание лишил ее мобильного телефона.
Наталья написала прошение в министерство юстиции Франции о пересмотре дел о лишении ее родительских прав и поджоге.
Не проходит дня, чтобы в средствах массовой информации не всплывала тема борьбы за детей в распавшихся смешанных браках. Частные семейные истории выходят на уровень международного скандала. Одной из таких драм стала история актрисы Наталии ЗАХАРОВОЙ, которая после развода с французским мужем Патриком УАРИ уже 11 лет безуспешно пытается вернуть себе дочь Машу. Кто же виноват в том, что девочка при живых родителях долгие годы лишена нормальной жизни в семье? Да и была ли семья? Основываясь на документах, фактах из книги Захаровой (полученной от нее самой и еще нигде не изданной), а также на личном знакомстве с Наталией, наш корреспондент попыталась непредвзято разобраться в этой сложной истории.
В конце сентября Наталия Захарова пришла в «Комсомольскую правду», где должна была состояться пресс-конференция адвоката Анатолия Кучерены на тему «Права детей в распавшихся семьях». Адвокат рассказал, как эффективно он помогал Ирине Беленькой в ее борьбе с бывшим мужем-французом за их общую дочь Элизу. Захарова, представлявшая газету «Москвичка», усомнилась в возможностях Кучерены, ведь французский ювенальный суд оставил девочку с отцом, а мать лишил родительских прав. Возмущенный Кучерена покинул зал. А Наталия Захарова рассказала, как у нее отобрали дочь Машу, которая 11 лет скиталась по приютам и приемным семьям, как решением французского суда девочку недавно отдали отцу, который сдал ее в интернат закрытого типа. «Это своего рода тюрьма», – поведала безутешная мать, добавив, что она уже два месяца не знает, что с ее ребенком, поскольку судебное решение о предоставлении ей раз в три месяца телефонного разговора с дочерью нарушается.
Французский суд решил, что Маше лучше жить с отцом Патриком УАРИ (фото gokhaman.ru)
«Без денег трудно, мадам!»
Желая помочь Наталии и узнать, что сейчас происходит с Машей, я позвонила в Париж бывшему мужу Захаровой Патрику Уари: – Патрик, вы счастливы, что суд отдал дочь вам? – Мадам, как вам удалось узнать мой номер телефона? Конечно, я доволен, так и должно быть. – Маша живет у вас? И почему вы запрещаете мадам Захаровой встречаться с дочерью? – Кто вам сказал, что я запретил ей встречаться с Машей?! Она даже не говорила со мной, ничего у меня не просила, мы этот вопрос не обсуждали. Суд не запретил ей видеться с Машей, и я тоже не препятствую. Маша сама этого не хочет. Она устала, ей нужны нормальный отдых и хорошая учеба. Она сейчас в элитном пансионе, в прекрасном месте. Так советовали психологи. Мы всегда можем видеть друг друга. Я ничего не запрещал мадам Захаровой. Но ей нужно другое. – Что именно? – Слишком много шума вокруг Наталии, это многих раздражает. Ей очень нужны деньги. Сейчас, когда дочь у меня, я не плачу алименты Наташе, у нее плохо с финансами. А без денег трудно жить, мадам. Извините, я должен идти… – Последний вопрос, Патрик. Вы не собираетесь вновь жениться? У вас есть женщина? Маша ее знает? – У меня есть подруга. Француженка. Жениться не собираюсь. Маша с ней ладит. Обескураженная услышанным, я перезвонила Наталии. Честно говоря, спокойного разговора не получилось, были сплошные эмоции:
В Париже счастье русской актрисы было недолгим
– Наташа, а вы пытались сейчас поговорить с Уари? – С ним невозможно говорить, он – неадекватный человек. И о чем мне с ним говорить? Он не выполняет предписание суда! Я не могу общаться с Машей! Он ее спрятал где-то в закрытом заведении, я более 50 дней не общалась с дочерью. Так может поступать нормальный человек?! – Как вы думаете, почему ребенок был отдан Уари? – У него деньги, связи… И во Франции ненависть к русским. – А вы работали во Франции? Может, если бы вы имели стабильный, самостоятельный заработок, то ситуация сложилась бы иначе? – Я устраивала русскоязычным во Франции литературные вечера. Я должна была решать судебные дела. Это отнимает много времени. Так кто же из бывших супругов говорит правду, а кто наводит тень на плетень? Вопрос так и остался без ответа. Как правило, мы безоговорочно встаем на сторону русских мам. Конечно, это очень патриотично. Но всегда ли мы правы в своей поддержке только одной стороны? У меня на этот счет закрались большие сомнения…
Как влюбился Патрик Уари?
С Наташей я познакомилась в 2005 году в Париже. Приятная, улыбчивая, гостеприимная женщина сразу же пригласила к себе домой. Светлая, уютная квартирка на улице Rue Jules Verne, которую оплачивает Патрик Уари. И неплохие алименты, которые быстро «исчезают» и которых Наташе явно не хватает. Всюду в квартире плакаты с фотографиями Наталии, афиши с концертов, встреч со зрителями. В комнатке Маши ничего не тронуто. Наташа тут же предлагает сфотографировать ее в комнате дочери, отчего в душе возникает осадок чего-то неестественного. Мы долго говорим о том, как ей, русской актрисе, живется в Париже. Оказывается, все ничего, если бы не русофобы-французы.
В минуты душевной боли мать смотрит видеозаписи, где запечатлена её малышка
На мой незатейливый вопрос: «Сколько было фильмов, в которых вы снялись? И какой был последний до приезда в Париж?» – Наташа ответила странной фразой: «Знаете, я не помню. Было много фильмов». Тогда я спрашиваю, как она познакомилась с Патриком Уари… – Знакомые из Дома дружбы сказали, что есть француз, который увидел меня в кино и очень хочет познакомиться, – поведала Наташа. Спустя год Патрик Уари рассказал мне по телефону свою версию его знакомства с Наташей: – Мадам, мне нравятся русские женщины. Они верные, домашние. Мне посоветовали одно агентство в России, где знакомят с русскими женщинами, но нужно заплатить. Я согласился, и мне показали на кассете Наташу. И я захотел познакомиться. – Была ли у вас к ней любовь? – Наташа красива, я полюбил, но уверен, она интересовалась только деньгами.
Из-за раздора родителей Маша 11 лет жила в приютах и чужих семьях
«Думаешь, так легко уехать?»
За последние четыре года я встречалась и беседовала с Наталией множество раз на самые разные темы. Вот фрагмент одного из интервью: – Наташа, почему же вы с Патриком расстались? – Патрик – неадекватный человек. Я ему говорила, что я – актриса, что работа – моя жизнь, а он не хотел, чтобы я работала. Да, у нас все было: дом, машина, деньги. Но я не тот человек, который целый день сидит без дела. Мне это надоело. Я его приглашала в кино, театр, ресторан, но все бесполезно. Мы – разные люди. Я предложила ему пожить отдельно. Конечно, он согласился. Он чувствовал себя ущербным в сравнении со мной. – Но если он такой монстр, почему вы не уехали в Москву раньше? Он же не за час изменился? – Уехать?! А дочь?! Я живу в Париже практически с 1993 года. Думаешь, так легко уехать?! – Но ведь нужно на что-то жить, платить адвокатам… – Пока эту квартиру оплачивает Уари. Мне помогают друзья. Я готовлю поэтические вечера. Но главное – Маша! Она должна быть со мной!
Дневник для Маши
Через четыре дня после рождения дочери Наталия начала вести «Дневник для Маши». Она показывала мне эти записи. В них есть все: крещение Маши в православной церкви в храме Александра Невского на улице Дарю, отдых с дочерью в Довиле у моря… Очень много написано о дне рождения Маши (1 год), о гостях, о том, что священник отец Евгений лично приехал домой к Наташе и Машеньке и освятил икону работы XVI века. И ни слова о Патрике Уари.
В «домашнем музее» ЗАХАРОВОЙ отражены разные вехи её судьбы
Прочитав дневник, я спросила у Наташи: «А где же отец Маши? Где Уари?» Ответ меня просто убил: – Я и о нем напишу, чтобы Маша поняла, почему мы разошлись. Ей надо знать, что он жил в приюте и был усыновлен богатой семьей. Он был авантюрист. – Вы разошлись хотя бы мирно? – Он не хотел развода, мы решали долго вопрос с алиментами, с Машей. – Но ведь Маша осталась тогда у вас? – Тогда да. Седьмого февраля 1997 года суд вынес решение, что дочь остается у меня, а Уари должен платить алименты и участвовать в воспитании дочери, брать ее к себе в выходные. Но он же ничего не платил, совершенно не видел Машу. К тому же написал заявление в полицию, что я не даю ему ребенка. Был суд. И мне вынесли приговор: три месяца лишения свободы условно, да я должна была выплачивать ему еще денег. Конечно, я обжаловала, но суд все же обвинил меня в непредоставлении отцу ребенка. Уари после суда приходил с полицией и забирал дочь на выходные, а возвращал ее запуганной, со следами побоев. – Наташа, а может, было ну их, эти алименты? Вы бы отказались и смогли увезти дочку в Москву! – А почему мы должны были уезжать? Я же думала, что он поступит порядочно! – А как Маша оказалась в приюте? – Он (Патрик. – Т. К.) привез Машу с выходных всю в синяках. Я сняла побои и написала заявление в полицию. Но вместо разбирательств меня посадили в камеру! Меня допрашивали, подсовывали мне бумаги, но я не понимаю по-французски и ничего не подписала. Я требовала, чтобы позвонили моему адвокату, но мне отказали.
Во время редких встреч с мамой Маша дарила ей свои рисунки
– И сколько времени вы провели в КПЗ? – Почти сутки. Мне стало плохо с сердцем, даже вызвали врача, но главное, что Маша была дома, а я в камере. – Как дома? – Меня ведь вызвали в комиссариат на 15 минут, а продержали сутки. Но это была уловка. Пока я находилась там, Машу забрали в приют. Я сумела только поговорить с дочерью по телефону. Мне эту возможность дал офицер полиции. – А когда вы вновь увидели Машу? – Только в приюте. Шли судебные разбирательства. Я проходила психиатрические экспертизы… – А это зачем? – Чтобы иметь возможность забрать Машу домой. Эти экспертизы – издевательство. У них (во Франции) есть КОПЕС (COPES) – консультация для детей и родителей. Там врачи-садисты. Они задают немыслимые вопросы. Например: «Что вам Маша говорила о г. Уари?», «Когда вы кормили ее грудью, ей это нравилось?», «Чего вы ждете по отношению к Маше и к вам?». Я пыталась объяснить, что хочу, чтобы Маша вернулась домой и этот кошмар закончился. – Не секрет, что французы – люди далеко не щедрые. Может, стоит отказаться от материальных претензий? Есть такое понятие, как мировое соглашение… – Какое соглашение?! Маша и его дочь! И он должен думать о ее благополучии! Он не отвечает на мои звонки, ему до Маши нет никакого дела!
Из книги Наталии Захаровой: «… В наш Дом дружбы французский ортодантист Патрик Уари прислал заявление о желании изучать русский язык и нашу культуру. Когда я впервые поехала в Париж, он предложил себя в качестве гида. Оказывается, он видел фильм с моим участием и, как он потом признался, это была любовь с первого взгляда. Патрик говорил, что не может жить без меня, умолял выйти за него замуж. Клялся, что купит кабинет в Москве, я смогу продолжить карьеру и мы будем жить между Парижем и Москвой. Я решила перенести свои литературно-музыкальные салоны в Париж…»
Из книги Наталии Захаровой: «Начав лучше понимать язык, я с удивлением обнаружила, что Уари – не тот, за которого я его принимала. Бесконечные признания в любви сменились занудными поучениями, как вести хозяйство: «Почему ты оставила на столе масло открытым? Оно окисляется, надо сразу убирать в холодильник. Зачем покупать клубнику сейчас, когда через месяц она будет стоить на пять франков дешевле?»
Выдержка из психологической консультации КОПЕС: «…Взаимоотношения м-м Захаровой со своей дочерью являются не проявлением любви, а проявлением симптоматического захвата своей дочери, которую она использует против г-на Уари. …Вернуть Машу к м-м Захаровой было бы очевидно опасным для Маши, учитывая расстройства личности нарциссического извращения м-м Захаровой».
«Иностранцам нравится отбирать наших детей…» 13 лет актриса Захарова боролась с их правосудием за дочь. Чем все закончилось
В последние годы внесистемная единица измерения времени, которая исторически в большинстве культур означала однократный цикл смены сезонов (весна, лето, осень, зима) истории область знаний, а также гуманитарная наука, занимающаяся изучением человека (его деятельности, состояния, мировоззрения, социальных связей, организаций и так далее) в прошлом с делёжкой детей между русскими женщинами и их иностранными мужьями стали повсеместны. От подобной напасти не застрахованы даже звезды кино и театра. Именно такая трагедия обрушилась на театральную актрису МХАТа Наталью Захарову.
Начало Начало — это условная точка отсчёта
К слову сказать, когда случилась вся эта история Наталья уже несколько лет училась, трудилась и жила в столице Франции, но по-прежнему оставалась гражданкой нашей страны.
У женщины неплохо складывалась карьера за рубежом. Окончив Сорбонну, она открыла несколько литературных салонов, где вполне успешно проводила поэтические вечера для любителей русской литературы.
Знакомство с французом Патриком Уари произошло в начале 90-х. Увидев фото технология записи изображения путём регистрации оптических излучений с помощью фотоматериала или полупроводникового преобразователя Натальи на сайте знакомств, богатый врач-стоматолог влюбился. Их знакомство обернулось скорой свадьбой. А уже через два года у супругов родилась дочь Мария.
Наталья Захарова с дочерью
После дипломатический представитель высшего ранга своего государства в иностранном государстве (в нескольких государствах по совместительству) и в международной организации; официальный представитель развода
Наталья Захарова и Мария
В то же время форма протекания физических и психических процессов, условие возможности изменения на Наталью было заведено несколько уголовных дел. Бывший муж обвинил ее в поджоге двери и краже чековой книжки.
Тюрьма пенитенциарное (исправительное) учреждение: место, где люди содержатся в заключении и, как правило, лишены целого ряда личных свобод
Женщину увезли в женскую тюрьму прямо из зала суда. За полгода во французской тюрьме она подхватила воспаление легких и сильно подорвала здоровье.
Флери-Мерожис в пригороде Парижа — крупнейшая тюрьма в Европе Фото: Mehdi Fedouach (AFP)
Мать и дочь вместе!
Мария к тому времени проживала в интернате, отец не собирался сам воспитывать дочь. Мало того, он очень редко навещал ребенка и уж тем более не забирал ее на выходные.
Только весной 2017 года Захарова наконец смогла написать на своей странице в соцсетях, что они вместе: мать женщина-родитель по отношению к своему ребёнку и дочь. Они воссоединились, но не знающая русского языка Мария, отказалась покидать Францию.
Удивительным образом ситуация с Натальей Захаровой перекликается с тем, что переживает сейчас российская актриса Ирина Усок. Женщина была задержана в США, где проживала последние несколько лет с американским мужем и двухлетней дочерью. Ее обвиняют в попытке похитить дочь. Актрисе искусство (арх грозит реальный срок.
Наталья Захарова: Мы с дочерью встретились, будто и не расставались
История Натальи Захаровой широко известна. Тринадцать лет назад ее разлучили с дочерью Машей, которой на тот момент было всего три года. Ювенальный суд Франции отобрал Машу у матери под предлогом так называемой удушающей любви. Девочка находилась сначала в приюте, потом в разных приемных семьях. Наталья добивалась возвращения родительских прав. Она уже была близка к успеху, но бывший муж — француз Патрик Уари — подал на нее в суд, обвинив в поджоге прихожей его квартиры. Французский суд приговорил Захарову к трем годам тюрьмы, актриса была вынуждена покинуть Францию. Осенью 2010 года, несмотря на угрозу ареста, Наталья Захарова решила вернуться в Париж, чтобы участвовать в судебном заседании по делу об опеке над дочерью. Но была арестована и отправлена в тюрьму Флери-Мерожис.
Как вы отважились поехать в Париж, ведь там был выдан ордер на ваш арест?
— Заместитель министра юстиции Франции г-н Мартинез по телефону заверил наш Минюст, что меня не арестуют и я могу без опасений приехать на судебное заседание. Кроме того, 5 октября 2010 года российский суд вернул мне родительские права, которые отнял у меня французский суд. И с этим решением я поехала в Париж. Но перед входом в зал суда ко мне подошли двое полицейских, показали какую-то смятую бумажку и попросили пройти с ними. Меня отвели сначала в пятый участок полиции, потом к прокурору Кольц, она не позволила моему адвокату присутствовать на садистском допросе, во время которого мне стало плохо, я потеряла сознание и ударилась головой об угол стены. Врачи скорой помощи не смогли привести меня в чувство. Той же ночью меня доставили в тюрьму Флери-Мерожис. И начался ад. Французы скрывали мое место нахождения. По закону мне должны были сразу предоставить возможность позвонить близким. Но этой возможности я добивалась пять дней.
Надзирательницы все время обманывали. Например, говорили: «Через час», потом: «Мы уже уходим домой, придет другая смена, они вам устроят телефонный звонок». Затем: «Ой, уже 17 часов, телефонистка ушла». В конце концов я вышла из себя, стала стучать в дверь и требовать: «Телефон, телефон!» Мои соседки, которые видели меня всего три-четыре раза на прогулках, стали тоже колошматить в дверь и кричать: «Telephone pour Natasha!» Но никто не пришел. В тюрьме мне дали кличку La Сomtesse, называли меня Графиней.
Французские чиновники сознательно затягивали процедуру вашего перевода в российскую тюрьму?
— У сотрудников нашего Минюста сложилось ощущение, что они работают с непрофессионалами: документы, которые присылали французы были подготовлены ненадлежащим образом. Формальная процедура растянулась аж на четыре месяца. Возможно, они просто ждали, когда я умру в тюрьме. Но я им не доставила такого удовольствия, а на стене своей камеры написала огромными буквами: «Русские непобедимы!» Но меня ждали новые испытания.
Этап в русскую колонию был чудовищным. Меня привезли из французской тюрьмы в ужасном состоянии, и начальница СИЗО №6 Татьяна Кириллова обещала отправить меня в госпиталь. Но вместо этого я отправилась по этапу, в поезде, где в одном купе ехали двадцать женщин. В костромской колонии я провела два месяца. Там у меня на нервной почве отнялись ноги, и в основном я лежала в санчасти.
О своем помиловании я узнала из сообщения по радио, потом показали репортаж по телевидению. Обитатели колонии радовались за меня, поздравляли, обнимали. Но руководство тюрьмы ожидало официальные документы о помиловании еще двадцать дней. Зато потом, всего через четыре дня после освобождения, я шла по красной дорожке кинофестиваля «Созвездие». Я находилась в состоянии психологического ступора, не могла понять, где я нахожусь: только что сняла эту арестантскую робу с биркой «Захарова» и теперь вижу все эти счастливые лица, улыбки, поддержку. Как будто я села в машину времени, которая меня отправила в какое-то другое счастливое царство. Еще через три дня я играла свой моноспектакль «Лики любви». Когда в начале представления я вышла в длинном, красивом платье на сцену, зал очень долго аплодировал. Это была дань человеку, который три дня назад вышел из тюрьмы, а теперь стоит на сцене и читает Пушкина.
Освободившись, вы решили дальше искать свою дочь. Вы не боялись, что против вас может быть сфабриковано новое дело?
— Все годы разлуки с дочерью я тосковала и волновалась за нее. Мой бывший муж Патрик Уари блокировал все контакты с Машей. И как только я встала на ноги, тут же поехала в Париж. Хотя даже не представляла, как я смогу ее найти. Но произошло самое обыкновенное чудо. Моя приятельница, которая знала, что я снова в Париже, обедала со своей французской подругой. В ресторан случайно зашла мама этой подруги. Они разговорились. Моя приятельница рассказала мою историю. О Маше я знала только то, что Уари отослал ее в провинциальный город Ле-Ман, в какую-то закрытую школу. Подруга моей приятельницы спросила, как Машина фамилия. Оказалось, что в том же городке когда-то учился сын ее знакомой. Они вместе позвонили этому мальчику, ему 13 лет, и спросили, не знает ли он Машу Уари. Выяснилось, что они дружат на «Фейсбуке». Француженки помчались к этому мальчику, он вошел в свой профиль, они увидели фотографию моей дочери и нашли ее страницу.
В свое время я тоже нашла эту страницу, но для меня она была закрыта ровно через пять минут после того, как я отправила запрос о дружбе с Машей. На этот раз мальчик поделился паролем к своей странице, и на следующий день я уже видела свою дочь на экране компьютера. Чувства, которые меня обуревали, невозможно передать. Я видела взрослую девушку, очень красивую, очень похожую на меня в мои 16 лет. В последний раз я видела дочь пять лет назад, когда ей было 11 лет. А последний телефонный разговор случился в августе 2009-го.
Как вам удалось встретиться с Машей? Вы сразу узнали друг друга?
— Мы выяснили, в каком интернате она учится, нашли расписание автобусов, которые привозят детей в пятницу в Париж, чтобы они проводили субботу и воскресенье со своими родителями. Я посмотрела на часы и поняла, что у меня осталось только два часа до прибытия автобуса. Я помчалась к остановке. Как раз подъехал автобус, дверь открылась и из него вышла моя Маша. Хотя я и видела фотографии дочери в Интернете, но не узнала ее. Но она меня узнала мгновенно. У нее, наверное, был шок: она опустила глаза и сразу спряталась за автобус, в той части, где выгружают багаж. Я побежала за ней. Когда я догнала ее, то увидела, что она нагнулась за сумкой, а сама смотрит на угол автобуса, появлюсь ли я. Я сказала: «Маша, здравствуй, это я!» Она была в изумлении, отошла от автобуса и спросила: «Как ты здесь? Ты приехала меня встречать?» Мы поцеловались, обнялись. А она все смотрела на меня с изумлением. Я сразу почувствовала своего ребенка, очень доброго, очень нежного. Мы встретились так, будто и не расставались. Только мы были уже взрослыми людьми.
Во время той короткой встречи мы не успели поговорить. Но потом она мне позвонила в воскресенье, перед тем как уехать обратно в интернат, и мы проговорили полтора часа. Она плакала, рассказывала, что Патрик никогда не забирал ее из интерната на праздники, даже на Новый год. Уари ею манипулирует, рассказывает, что ее мать — преступница и пироманка. Но я ей напомнила разговор, который произошел в ее присутствии: Уари сознался, что мое дело о поджоге сфабриковано им и его адвокатом, и попросил прощения. Маша пожаловалась, что я не написала ей ни одного письма, не прислала ни одного подарка. «А ты спроси Уари, в какое помойное ведро он их выбросил?» — ответила я. Ведь только через него я могла передавать ей письма и подарки. Сидя в тюрьме, я послала Маше 15 писем: пачка конвертов ко мне вернулась, Уари их даже не открыл. Маша попросила прислать ей хотя бы какие-нибудь подтверждающие документы. Я ответила, что оставляла все копии, которые лежат у меня дома и ждут ее.
Ваша дочь даже не знала о том, что вы искали ее все эти годы?
— Она знала только то, что говорил ей Уари. Она даже не представляет, какой ужасной была моя жизнь: все время было посвящено только ее поискам. За полтора месяца, прошедшие с нашей встречи, я написала ей десятки писем. Рассказала Маше, что основная задача людей, которые ее сейчас окружают, — оклеветать меня. Что ее отняли из-за какой-то «удушающей захватнической любви», но она была счастливым здоровым ребенком, и что ювенальная юстиция разрушила наши жизни.
Ваш бывший муж как-то отреагировал, когда узнал о вашей встрече с дочерью?
— Маша позвонила мне и рассказала, что Уари заставил ее пойти в полицию и написать жалобу на меня за то, что я пришла к автобусу. Директор интерната вызвал Машу и заявил, что, если я посмею прийти к школе, он вызовет полицию. Я сама позвонила этому директору и сообщила ему, что занимаюсь правозащитной деятельностью 13 лет, спросила, имеют ли право родители, лишенные родительских прав, знать об успехах своих детей?
Он бросил трубку! Позиция директора понятна: за интернат Уари платит 10 тысяч евро в год. Когда Маша звонила мне второй раз, я спросила, получила ли она документы, которые я ей отправила. Это была переписка судей, которые сфабриковали мое дело о поджоге. Она сказала: «Все сфабриковано!» Это, конечно, слова Уари. Она говорила заученными фразами, искусственным языком робота. Но слишком очевидна была разница между Машей, которую я встретила у автобуса, с объятиями, поцелуями, нежными словами, и той зомбированной девушкой с испуганным голосом, которую я слышала по телефону.
Почему Уари до сих пор мешает вам видеться с дочерью? Ведь прошло много лет. Какой смысл препятствовать вашим встречам, ведь девушка совсем скоро станет совершеннолетней?
— Этого человека невозможно понять. Он не любит дочь, но он ее держит. Ему нужна моя квартира: я предлагала обменять ее на право опеки над Машей, но он отказался. Он и его адвокат хотят воевать. С Патриком невозможно договориться. Я неоднократно передавала ему через его секретаря сообщения, что я в Париже, хочу увидеть Машу, хочу поговорить с ним, и не получала ответов. Этот человек ужасен, страшен, неадекватен. Он сидит на таблетках и ходит к психиатру. Никогда не знаешь, что он выкинет в следующий раз.
Я намерена искать деньги на адвоката, который обещает добиться, чтобы Маша на каникулы приехала в Россию и встретилась со своей российской семьей. Сейчас дочь очень запугана, Уари продолжает лгать, клеветать. Ее срочно надо спасать, пересадить в другую почву, как цветок. Туда, где ее будут окружать любовью, вниманием, заботой. Финальная задача «ювенальщиков» не только разрушить семью, но и добиться, чтобы дети и родители, навсегда возненавидев друг друга, прекратили родственные связи. Это самое страшное, когда родители борются, как я, многие годы за своего ребенка, а когда его находят, понимают, что он уже не хочет их знать. К счастью, Маша не верит, что я ее бросила. Когда мы говорили по телефону, моя дочь плакала и говорила, что не знает, кому верить, Уари или мне. Но ребенок, который не верит, не плачет.
Если получится воссоединиться с дочерью, вы хотели бы видеться с ней во Франции или увезти жить в Россию?
— Я очень счастлива, что у Маши не убита душа, что она хочет знать правду. Это означает, что ее не смогли сломить. Нужно дать возможность ей самой выбрать, где жить. Она ведь была лишена права выбора все эти годы. Ее абсолютно «франкофицировали», если можно так выразиться. Она совсем не говорит по-русски, не ходит в храм, хотя крещена в православную веру. Она была отрезана от России, но теперь нужно восстановить эту связь. Маша — российская гражданка, у нее русская мама. Но все эти годы она жила, как сирота, сначала приют, потом две приемные семьи, закрытый интернат.
Как вы намерены встречаться до того момента, когда Маше исполнится восемнадцать лет и по французским законам она станет совершеннолетней?
— Способ может быть один — она сама откликнется и захочет меня увидеть. Сейчас моральное состояние у нее очень тяжелое. Он настолько запугана Патриком Уари, что надо принимать срочные меры. Я не собираюсь ждать два года, пока ей исполнится 18, и буду добиваться опеки над дочерью сейчас. Представители ювенальной системы проиграли: они посадили меня в тюрьму — меня помиловал президент, и я вышла на свободу. Они отняли у меня родительские права — я их вернула. Они спрятали Машу — я ее нашла! Они уже ничего не могут нам сделать. Теперь им осталось только одно — сдаться.
В настоящий момент российские власти вам как-то помогают?
