алекс дубас личная жизнь
Алекс Дубас
Теле- и радиоведущий, писатель
культура и история, театр и кино, литература, гастрономия
Об Алексе
Ведущий авторского шоу «Что-то хорошее» на радио «Серебряный дождь» и программы «Наблюдатель» на телеканале «Культура», автор бестселлера «Моменты счастья», человек, обладающий даром вытаскивать свет из непроглядной тьмы новостной повестки дня. Путешествия с Алексом Дубасом проходят под девизом «выносимая легкость бытия». В таких поездках нет места преодолениям — только здоровому гедонизму — получению удовольствия от жизни.
“Выносимая легкость бытия”
Когда к Алексу Дубасу не пришел гость в эфир программы «Что-то хорошее» на радиостанции «Серебряный дождь», он предложил слушателям поделиться с ним моментами, в которых они были счастливы. Спустя время Алекс признался, что и предположить не мог, к чему это приведет. Так родилась книга — «Моменты счастья», рекомендованная к продаже даже в аптеках. На тот случай, если наступит отчаяние, если вы потеряетесь в себе и там же — потеряете себя. В этом эпизоде весь Алекс Дубас — человек, который вытаскивает свет из непроглядной тьмы новостной повестки дня. Он вселяет уверенность в существование мира, где у сильного мужчины есть любимая женщина, у детей — родители, у искусства — будущее, а у нашего «земного шарика» — мир.
Поездки с Алексом похожи на очень вкусный ужин, после которого выходишь немного голодным. Алекс накормит вас в крохотном ресторане многократного обладателя Мишлена, который как воин света учился мастерству на гонконгском рыбном рынке. Алекс покажет вам спектакль «Бродский/Барышников», проведет за кулисы, и там за бокалом шампанского вы поговорите о бессмертии дружбы. Алекс познакомит вас со своим другом, который готовит лучшие рыбные сэндвичи на улицах Стамбула, а потом отведет на крышу и там, глядя на корабли, курсирующие по Босфору, вы поговорите о том, насколько же большими могут быть «маленькие люди».
Москвич
Это мой город: писатель и радиоведущий Алекс Дубас
О любимом музее МВД, странном, но симпатичном, и о том, что в Европе два мегаполиса — Лондон и Москва.
Я родился…
Я рижанин, но живу сейчас в Москве.
Сейчас живу…
Неподалеку от Латвийского посольства на улице Чаплыгина. Это был сознательный выбор. Я решил, что раз уж я живу в Москве, снять квартиру поближе к посольству, на всякий случай. Слава богу, этот случай так и не произошел. Я живу в переулках Сретенки, о которой пела Жанна Агузарова в своей песне про желтые ботинки.
Люблю гулять…
За десять лет эти сретенские переулки и стали моим любимым районом. Я люблю здесь гулять и практически все здесь знаю, могу даже проводить экскурсии, что я, собственно, иногда и делаю для друзей. И наш маленький местный колхозный рынок, и старинная чебуречная, и магазин индийских специй, и очень странный, но симпатичный музей МВД. Он вечно пустой, но если туда зайти, то можно, например, узнать, что милиционеров раньше называли легавыми не бандиты, а сами милиционеры времен Жеглова и Шарапова. Там лежит маленький значок «Легавые в прыжке», раньше их носили на лацканах пиджаков. Особенно радует, что в моем районе есть собачьи площадки, где мы часто гуляем с моим биглем Гектором. Я живу в двух шагах от Чистых прудов и поэтому Чистопрудный бульвар — это тоже моя территория со всеми кафе, театрами и прогулочными зонами.
Второй по значимости для меня район — это Замоскворечье. Татарская, Большая Овчинниковская, Озерковская набережные — любимое место для прогулок. Люблю там гулять и медитировать зимой и летом.
Ну и третье место — это Хамовники. Те самые переулки от Фрунзенской набережной и выше.
Мой нелюбимый район…
Так вышло, что нелюбимого района в Москве у меня нет. Наверное, потому что я не выбираюсь не то что за пределы Садового кольца, а даже за пределы Бульварного. Все мои места работы так или иначе находятся в центре — радиостанция «Серебряный дождь», телеканал «Культура». Все мероприятия, премьеры тоже происходят в центре города. Так что я центр покидаю, только когда отправляюсь в Шереметьево или в Домодедово.
В ресторанах…
«Горыныч» открыли рядом с моим домом, поэтому я стал там завсегдатаем. Это удобно. Может быть, он уже не самый модный ресторан, но кормят там по-прежнему вкусно и там здорово назначать встречи, особенно в дневное время. Ну и плюс Центральный рынок, который находится в том же здании.
Место в Москве, в которое все время собираюсь, но никак не могу доехать…
Это так называемый поселок художников на Соколе. В одном из домиков там у меня живет друг, который все время зазывает меня побродить по этим маленьким улочкам. Он говорит, что это уникальное заповедное место. Я читал о нем, но вот все никак не соберусь. Еще, конечно, надо изучить поподробнее район Ботанического сада, «Аптекарский огород».
Главное отличие москвичей от жителей других городов…
Не я первый, кто это скажет, что москвичи реже улыбаются. Это правда. Ну что ж, отнесем это к особенностям наших северных широт. Вообще-то это поправимая история. Москва же меняется, а значит, потихонечку будут меняться и москвичи, у меня в этом нет никаких сомнений.
В Москве лучше, чем в мировых столицах: Нью-Йорке, Берлине, Париже, Лондоне…
Я человек мегаполиса. Конечно, я люблю маленькие уютные итальянские, немецкие города, британскую провинцию, Шотландию. Но мне комфортно в мегаполисе. Нью-Йорк — абсолютно мой город. А как известно, в Европе мегаполисов два — это Лондон и Москва. Заметьте, Париж и Берлин я к мегаполисам не отношу. Мне, конечно, нравится это смешение культур, кухонь, языков, влияния их друг на друга, взаимопроникновения. Вот эта вселенская суета или не суета, а начало чего-то нового. В этом смысле Москва выглядит вполне себе достойно на фоне того же Лондона или Нью-Йорка.
В Москве за последнее десятилетие изменилось…
Могу сказать, потому что последние десять лет я в ней и живу. Стало жить намного легче. Россию называют страной второго мира, как, скажем, Бразилию и Индию. Пусть будет так. И у нас, как у бразильцев и индусов, гораздо больше бонусов и преференций — мы первыми внедряем и тестируем всяческие новые технологии. Например, в соседней Латвии, откуда я родом, только в этом году стали людям присылать СМС-сообщения из банков о том, сколько и где они потратили денег. Во Франции не везде работает история про оплату бесконтактной картой. Как круто в Москве развита сеть такси, например. Для меня Москва развивается исключительно в лучшую сторону. Здесь я, возможно, немного не объективен, потому что я не вожу машину в Москве. Максимум — велосипед. А передвигаюсь на такси. И в этом смысле я приветствую расширение тротуаров, пешеходных улиц. Вот взять ту же мою Сретенку. До недавнего времени там было четыре полосы для машин. Сейчас их осталось две — и что же? Пробок меньше стало! Вот это удивительно и круто. Расхожая фраза «Как похорошела Москва при Собянине» имеет и обратную сторону. Не могу не отметить, как похорошел Сергей Семенович при Москве. Если взять его портреты — он выглядел гораздо хуже. Так что это взаимовыгодное сотрудничество — мэр и столица.
Хочу изменить в Москве…
Менять бы я особо ничего не стал, но, может быть, сделал бы ее чуть более чайлд-френдли.
Мне не хватает в Москве…
Детских площадок много, согласен. Но хотелось бы побольше заведений, где приветствуют детей, мамочек и папочек. Актуальная для меня история, потому что год назад у меня родился малыш.
Чаще всего кроме дома меня можно застать…
В кафе и ресторанчиках.
Показы моего спектакля « Прометей»…
Пройдут на Малой сцене театра «Современник» 10 и 20 мая, опять же в двух шагах от моего дома. Поскольку я такой «чистопрудный» парень, это тоже важно и значимо для меня, потому что сцена «Современника» намоленная. Там играли великие артисты, и то, что мне доверили сыграть там мой моноспектакль, это знаковая для меня история. В спектакле много героев и каждый из них мне по-своему дорог — и сам Прометей, и Юрий Сенкевич, и Эрнест Хемингуэй, и Иисус Христос, и Андрей Тарковский, и Гектор, и боцман Миша, и Билл Мюррей. По духу этот спектакль получился рижско-московским. Московские и рижские истории в нем переплетаются друг с другом и получается такой прибалтийско-московский дух.
Фото: из личного архива Алекса Дубаса
Алекс Дубас, жена
Алексей Топорков, уехавший в Латвию будучи учащимся 9 класса, стал гражданином этой страны под именем Алекса Дубаса, но живёт сейчас в России, где работает на радиостанции «Серебряный дождь» и ведёт собственную программу. Он знаменит своими сообщениями о мире искусства на телеканале «Культура», путешествиями по миру и созданием книги «Моменты счастья». Это только малая часть проектов, осуществлённых знаменитым журналистом и блогером. Женой Алекса Дубаса была до 2013 года латвийская актриса Агнеса Зелтиня.
Они познакомились в 2000 году и обвенчались через месяц после знакомства. Яркую талантливую блондинку Агнесу, одну из ведущих актрис Рижского театра, с первого взгляда очаровал Алекс, которого её мать назвала человеком-праздником. Агнесе в это время было уже 29 лет и она одна воспитывала дочь Марию. Их свадьба была великолепным праздником, на котором было много друзей. Для новобрачных пел Илья Лагутенко и выступала масса известных в Латвии режиссёров, актёров и диджеев. Свадебный пир состоялся в бывшем пионерском лагере – отеле «Sun Beach», куда молодых вместе с пастырем доставили на вертолёте.
После сказочной свадьбы началась обычная трудовая жизнь и новобрачная пара осталась жить в Риге. Счастья молодых не испортило даже то обстоятельство, что бывшая подружка Алекса, диждей Илона Крастиня, заявляла о своей беременности от него. Позже у неё в 2001 году родилась дочь. Алекс отказался от своего отцовства и генетического теста, который подтвердился только через несколько лет, во время истории с уголовным делом Алекса.
В 2001 году у Алекса и Агнесы родился сын Робий. Спустя время, в 2004 году произошла драка Алекса с его товарищем по работе – продюсером Ояром Гасманисом, во время которой Грасманис получил ножевое ранение, на 2 см. не доставшее до сердца. Алексу грозило до 15 лет заключения и это были тяжелейшие 4 месяца для его жены. Позже выяснилось, что Агнеса заплатила пострадавшему и дело было закрыто. Супруги Дубас покинули Латвию при первой возможности и обосновались в Москве.
Алекс сразу же начал работу на радио, его жена получила предложение сыграть разведчицу НКВД, немецкую баронессу в сериале «Человек войны», приуроченному к годовщине Великой Отечественной войны в 2005 году. Позже ей досталась роль в сериале «Встречное движение». В общей сложности Зелтиня снялась в 20 кинопроектах и оказалась затребованной актрисой в кино. Алекс во время своей работы в России осуществил массу творческих замыслов и добился широкой известности у российской публики.
В 1013 году Агнеса вернулась в Латвию, и тогда же стало известно о том, что эта семейная пара расстаётся. Актриса уехала в Ригу и поступила в труппу театра «Дайлес». В настоящее время она находится в США, где постигает премудрости продюсерской деятельности. Она нашла для себя счастье в союзе с другим человеком. Алекс, по сведениям прессы, женился на своей подруге, молодой рижанке Ларисе, которую в своём кругу все зовут Лисой. Бракосочетание произошло во Флориде, 11 ноября 2016 года.
Мужчина месяца: Алекс Дубас
Алекс Дубас — радио- и телеведущий, а теперь еще и писатель. В эфире его собеседниками обычно становятся люди известные и весьма уважаемые. Книга же для Алекса, скорее, искренний разговор с самим собой.
Вы говорите, что ваша книга «Правила аквастопа» — о мужчинах и женщинах, мужчинах и детях. Вы описываете свой неудачный опыт? Ведь ваш первый брак закончился разводом.
Да, но мы поддерживаем очень хорошие отношения, у нас растет сын, и друг о друге можем сказать только хорошее. Безусловно, не все было радужно и не обошлось без боли, но в общем и целом брак — хороший опыт. Просто так бывает, что проходит и любовь, и отношения, и нежность.
Что нужно делать для того, чтобы отношения не угасли?
А я не уверен, что вообще надо что-то делать. Если проходит любовь, не стоит за нее держаться до паранойи. Да, когда происходит разрыв, когда ты
разбит, одинок, такими неубедительными кажутся слова друзей, которые гворят, что все наладится. Но потом проходит время, и ты вдруг выныриваешь. И выныриваешь туда, где солнечный денек, где красивый лес, голубое небо. И ты понимаешь, что жизнь продолжается, и она не менее, а порой и более интересна, чем была! Все начинает крутиться, тренькать, звенеть. Так волшебно становится, что действительно понимаешь: а жизнь-то продолжается.
Есть мнение, что отношения — это тяжелый труд. Вы как считаете?
Категорически против. Вот есть два человека: у них любовь, одарил их этим бог. И причем здесь слово «труд»? Сразу представляю себе эту унылую семью: поздний ноябрьский вечер, сидят двое и пытаются что-то там на кухне выяснить: «В наших отношениях трещина, и нам надо потрудиться, чтобы их сохранить. »
Может быть, брак в наше время — отжившая структура? Тем более для таких свободных людей, как вы.
Нет, что вы. Да, по своей сути я довольно свободный человек. Но, к большому сожалению, и очень моногамный. Хотя, наверное, я бы не употреблял оборот «к сожалению», потому что смотрю на своих товарищей, которые вроде бы успешно женаты. И вот приезжают они по делам бизнеса из Риги в Москву. И им обязательно нужно погулять, оторваться — они же три ночи в Москве, в этом огромном мегаполисе с манящими огнями и возможностями. И я понимаю, что ничего за этим браком не стоит — только нарядный фасад. Для меня же в этом смысле: если живу с человеком, это и есть брак. Скреплен он батюшкой в церкви или печатью в загсе — дело второе, формальность. Хотя рано или поздно, наверное, надо будет соблюсти и эту формальность.
А для чего вообще мужчины женятся?
Ну, давайте так. Первое. Любому мужчине нужна муза. Даже если он не творец: не писатель, не режиссер. Для того, чтобы у него был огонь в глазах,
ему нужна подруга, которая его вдохновляет.
А может, есть и другие причины?
Есть, наверное, и другие. Но по большому счету все это не так уж и важно. Если в жизни мужчины есть муза, все остальное он способен сделать сам. Скажем, если твоя любимая не умеет готовить, то она вдохновит тебя так, что ты захочешь готовить сам. Или на то, что в вашем доме будет
работать самая лучшая домохозяйка в мире. Вдохновленный своей музой, ты станешь зарабатывать такое количество денег, что сможешь себе позволить все на свете. Вот мне кажется, главная задача женщины — вдохновлять мужчину на то, чтобы он был мужчиной. Все остальное приложится.
Вы лично встречали примеры идеальных браков?
Есть несколько таких пар, и их всех, наверное, можно объединить одним словом — «спокойствие». Совершенно без нервов, без истерик, без попыток друг друга переделать. Нельзя сказать, что все они одинаковые, но везде присутствует спокойствие в отношениях. Напомню вам известнейший афоризм Сент-Экзюпери: «Любовь- это не когда двое смотрят друг на друга, а когда двое смотрят в одну сторону».
Как складываются ваши отношения с 11-летним сыном?
Вера Полозкова и Алекс Дубас: непридуманные истории о путешествиях и о себе
Диалог двух увлеченных путешественников – поэтессы Веры Полозковой и писателя Алекса Дубаса – длился полтора месяца. Сначала на разных концах света, затем – на самом пустом и кинематографичном вокзале Москвы.
Алекс Дубас – Вере Полозковой
16 августа, Дублин
Дорогая Вера, я в Ирландии. Смотрю на развалины замка, которому две тысячи лет. Он принадлежал крупному дельцу Коннелу Кернаху. Ты спросишь, чем же знаменит этот человек? Собственно, тем, что, путешествуя по Римской империи – Ирландия, как ты знаешь, была ее частью, – добрался до Иерусалима, где прокураторствовал Понтий Пилат. По словам ирландских гидов, совершенно случайно Коннел стал очевидцем казни Иисуса Христа. Он не был евангелистом и не обратился в христианство после этого события. Просто так вышло, что в тот день Коннел оказался там, и это единственная причина, почему он вошел в историю. Я тут же вспомнил, как сам был в Гонконге в момент, когда он выходил из протектората Великобритании и возвращался в Китай. И в моем родном городе Риге – когда распадалась другая, советская «империя». То есть ты иногда еще путешествуешь во время каких-то жизнеобразующих событий. И эти путешествия делают тебя очевидцем и наблюдателем. Такое интересное качество.
Вера Полозкова – Алексу Дубасу
17 августа, Вриндавана
Я знаю людей, Алекс, которые живут рядом с богами будничную, негромкую жизнь: не садятся завтракать, не «покормив божеств» – не окропив святых алтарных камней цветочной водой и маслом, не обойдя дом с благовониями. Во Вриндаване, где, по преданию, Кришна провел детство и незримо присутствует всюду, можно поздно вечером выйти из дома и попасть в поток людей, обходящих Говардхан – священный холм, подниматься на который не вправе ни один человек: они идут двадцать километров, босыми, в тишине, повторяют молитвы, иногда останавливаясь выпить масала-чаю за двадцать рупий, который подают им в неровном глиняном стаканчике, иногда протягивая несколько монет старикам-монахам, сидящим при свечах в будочках-телегах на колесах и распевающим киртаны. Если ты видел замок, который принадлежал современнику Христа, то во Вриндаване, кажется, все еще ветхозаветные времена – в доме может быть построен отдельный этаж для полутораметровой статуи Ханумана, бога-обезьяны, коровьи лепешки сушат на солнце и возводят из них башни и терема – потому что это главное топливо, а зимой здесь бывает довольно холодно.
Есть еще флорентийский синдром, – он же синдром Стендаля, потому что Стендаль упал в обморок от красоты
Наглые мартышки стаскивают с паломниц яркие платки и уносятся прочь, чтобы расхаживать вдоль обочин в обновках. Сначала тебе кажется, что ты провалился, как монетка, в какую-то временную дыру, а потом тебе делается невероятно спокойно: ты не пропадешь здесь, даже если останешься без паспорта и телефона: на улицах путникам раздают сладкий рис, а в храме всегда угостят прасадом – фруктами и сладостями. Спать можно под шерстяным платком под звездами, как простые паломники, главное, спрятать съестное – чтобы не проснуться нос к носу с коровой, поедающей твою лепешку прямо у тебя из рук.
Алекс Дубас – Вере Полозковой
21 августа, Париж
Париж снова меня поразил. Сегодня я оказался в месте. Ты удивишься. Это мечеть, где можно целоваться и курить. Это правда странно. Соборная мечеть возле Сада растений, которой около 90 лет. Она построена в память о марокканцах, тунисцах, алжирцах (гражданах бывших колоний Французской империи), которые воевали в Первой мировой войне. Мечеть по-своему легендарная. Во время Второй мировой здесь прятали еврейские семьи. Им выдавали паспорта того же самого Алжира или Туниса. Прямо на территории есть кафе. И ты можешь там попить чаю. За соседним столом сидят французские студенты – Сорбонна неподалеку. Целуются, курят сигареты. Gitanes без фильтра, как курили студенты двадцать и тридцать лет назад. Я не понимаю: как же так? А вот вышли женщины с мокрыми волосами. И они отнюдь не похожи на мусульманок. Нет. Это просто парижанки. Они ходят в хаммам, что здесь рядом. И тут же висит прайс-лист: хаммам, массаж мыльный, а после – тажин или кускус и несколько стаканов мятного чая.
Луис взял меня за руку и сказал, что он вдовец и мэр чудесного города, и если я захочу изменить жизнь, то знаю, где его найти
Вера Полозкова – Алексу Дубасу
25 августа, Венеция
В мечети – ни разу, а в венецианских соборах целующихся мне случалось наблюдать многократно: видимо, лавина эстетического восторга так захлестывала незадачливых туристов, что им срочно нужно было как-то запечатлеть ее телесно. Мне нравится, как Венеция рационально распоряжается собственной шквальной красотой: маленький автомат в церкви Сан-Панталон с потолочной росписью работы Фумиани, безумной, в 700 кв. м площадью, – чтобы за евро зажечь свет под нею и рассмотреть ее в подробностях. Подшивки старых архитектурных журналов и тома энциклопедий, из которых сложена высокая лестница, ведущая из книжной лавки наверх, к каналу и мосту. В траттории, где до сих пор каждый день обедают гондольеры, а когда-то любил пропустить с друзьями рюмку граппы Иосиф Бродский, пожилой официант рассказывает мне, что помнит его отчетливо: вот тут он и сидел обычно, вот так вешал плащ, вот этим любил угощать приятелей. У меня есть цикл стихотворных открыток из Венеции, и одна звучит так:
Я не бедствую, – Стефано говорит, – не бедствую, –
жую зелень морскую да кожуру небесную:
есть еще забегаловка на Фондамента Нани:
полторы монеты за бутерброд с тунцом.
Там таким утешенье: с мятым сухим лицом
и дырой в кармане
Я не сетую, – утверждает, – я себя даже радую –
я повсюду ношу с собой фляжку с граппою:
в клетчатой жилетке ли, в пиджаке ли.
Четверть века назад мой друг, докторам назло,
делал так же, пока сердечко не отвезло
бедолагу на Сан-Микеле.
Это была опера, девочка, как он пил, это был балет его:
жалко, ты никогда не увидишь этого, –
только и успевали бросать на поднос закуски.
А потом зашел – его нет, и после зашел – всё нет.
А поэт ли он был, не знаю, разве поэт?
Чёрт его разберет по-русски.
Алекс Дубас – Вере Полозковой
25 августа, Довиль
Вера, уже две недели я в Нормандии. Скоро финал моего путешествия – на «Крузенштерне» мне предстоит пройти от Гавра до польского Гданьска. Время замедлилось. Такое ощущение, что в этой части Франции организовано какое-то коллективное сопротивление старости и времени вообще. Недаром здесь творили Пруст и Флобер, которые никуда не спешили. Кручу в руках медный колпачок – знаешь, такие, на деревянной ручке, которыми тушили свечи? В Довиле это отнюдь не предмет старины, купленный на блошином рынке. Я живу у друзей. И они тоже тушат свечи колпачками, а специальным ножичком для бумаг (еще одна любопытная вещь) вскрывают счета от французской компании, поставляющей электричество, или просто приглашения куда-то. А однажды к ним прилетел голубь окольцованный. Там была записка. Номер телефона. Они позвонили. Хозяин этого голубя сказал: «Да, наверное, он заблудился. Можете напоить его водой, потом покормить, отпустить дальше?» Хорошо.
У Бродского был невероятный талант к описанию мест. Но одно из самых несправедливых его эссе – о Стамбуле
Мне почему-то здесь вспомнилось, как в детстве я читал историю про мальчика, который играл с друзьями в войну, они его оставили часовым и забыли про него. Его встретил дядечка и говорит: «Тебе не надо здесь стоять». – «Нет, меня поставили, я должен выполнить долг». И тогда он нашел офицера старшего по званию, который освободил его от слова. В Довиле у меня ощущение, что меня тоже забыли. Но я хотел бы, чтобы меня не снимали с этих часов, а оставили, навсегда позабыв, чтобы я там так и стоял. Или, точнее, сидел на берегу Ла-Манша и смотрел вдаль. И ножичком иногда вскрывал бы письма от тебя.
Личная встреча
19 сентября, Москва
Алекс Дубас: Вера, я очень рад тебя видеть! Признаюсь, ждал. Хочу отметить, что съемки на Рижском вокзале – уже путешествие. Здесь снимали «Семнадцать мгновений весны», «Вокзал для двоих». Сюда, на этот перрон в фильме «Мы из джаза», помнишь, прибывал поезд с джазовой звездой – загримированной под негритянку Ларисой Долиной?
Вера Полозкова: Скажи мне, пожалуйста, мой хороший, сколько тысяч раз ты уезжал с этого вокзала в родную сторону? Или ты летаешь в основном?
Алекс Дубас: Раньше я ездил. Часто. И провожал здесь любимую, которая теперь стала моей женой. Она тоже из Риги. Как-то однажды мы приехали раньше, за полчаса до отправления поезда, – спрятались и целовались. Думали, что нас никто не видит, а оказывается, везде камеры – все-таки вокзал. К нам подошел милиционер, представился и сказал: «Ну, мы, конечно, можем дождаться, когда вы начнете заниматься сексом. Но, вообще-то, не надо здесь этого делать». Пока мы тут фотографировались, многое вспомнилось. Но я хочу задать тебе вопрос: скажи, Вера, ты готовишься к путешествию? В смысле, интересуешься, кто до тебя здесь прошел раньше, что отметил, как про это рассказал?
Съездить в Индию – это все равно что на Марс слетать, не покидая планеты
Вера Полозкова: Обязательно! Я не могу проникнуть в место, если не знаю хотя бы нескольких версий того, почему оно прекрасное, чем освящено, кого это место родило талантливого, потому что география без мифа сразу так не пронизывает. Одна из любимейших моих книг – «Гений места» Петра Вайля. Я всегда ее перечитываю внимательно, собираясь в новое или хорошо забытое старое путешествие.
Алекс Дубас: Знаешь, я однажды вдруг оказался в Лиссабоне – городе на отшибе Европы. Думаю: «А кто про него из наших писал?» Оказывается, Бродский. Они с Довлатовым были на какой-то конференции, выпивали. И Бродский написал стихотворение «Открытка из Лиссабона», которое начинается так: «Монументы событиям, никогда не имевшим места». О чем это он? В Португалии есть памятник – посвящение тому, что она не принимала участия в войне, то есть ей удалось этого избежать, сохранив нейтралитет. Я стою возле этого памятника, читаю в смартфоне комментарий – как же он точно сформулировал.
Вера Полозкова: У Бродского, конечно, был невероятный талант к описанию мест. Но одно из самых несправедливых его эссе – о Стамбуле. Когда я читала, все во мне кипело от негодования.
Алекс Дубас: Почему?
Вера Полозкова: Я понимаю, что Бродский не был обязан любить и проникать в красоты Стамбула, которые в нем вижу я, но мне так хотелось заступиться за этот город.
Алекс Дубас: Зато его полностью реабилитировал Орхан Памук. Я, кстати, под впечатлением от «Города воспоминаний» заглянул на базар и купил там одеколон за шесть лир.
Вера Полозкова: Шипр?
Алекс Дубас: Вроде шипра, да. На этикетке – мужики с набриолиненными прическами. Он у меня дома сейчас стоит, и я им действительно пользуюсь. Очевидно, этот одеколон там продается еще с 20-х годов, и герои Памука тоже его покупали. Да и сам Памук, наверное. А что ты такого привозишь из путешествий?
Вера Полозкова: Из Стамбула у меня есть фантастические бамбуковые полотенца, которые производят только там, и их можно купить в большом банном магазине на базаре. Домашняя косметика у меня вся аюрведическая – из моей любимой Индии. Самые разные масла, кремы. Еще у индусов замечательные смеси от простуды – разводишь их в кипятке, вдыхаешь запах (пить это нельзя) и, как в мультике про гневливого короля, сразу багровеешь, настолько они ядерные. Но уже через сутки – ты абсолютно здоров. Еще я люблю привозить чай. Кстати, в Тбилиси на улице Галактиони есть совершенно чудесный чайный магазин Шоты Битадзе. У него свои плантации – и чай растет рядом с черничными кустами. Невероятно вкусный. А самое классное варенье делает Елена Маньенан в Плёсе. Апельсиновое с орехами, я его увожу оттуда банками.
Алекс Дубас: Точно, я знаю эту женщину, у нее чудесный ресторан русской кухни. В этом смысле есть ощущение, что мир маленький. Хотя он вроде бы большой – нас семь миллиардов, кажется. Но вернемся в Индию: есть такое достаточно известное travel-описание Набокова: «Я читаю об Индии, в которой никогда не был, – о баядерках и об охотниках на тигров, о змеях, и по-прежнему ничего о ней не знаю. Но история Киплинга про то, как он вечером выставил сапоги на порог, а утром они все были в зеленой плесени. »
Вера Полозкова: «. говорит мне гораздо больше об Индии». Это правда. Я приехала в Ришикеш, где жила месяц в ашраме и по шесть часов в день занималась йогой – у меня даже есть сертификат, что я могу преподавать. Так вот, через 10 дней к ужасу своему я обнаружила, что мои очень красивые авторские тапочки покрылись толстым слоем плесени.
Алекс Дубас: Когда ты пишешь стихотворение, ты же понимаешь, что это будет своего рода путеводитель?
Вера Полозкова: Конечно. Больше того, моя книга с первым индийским циклом вышла в 2008 году, а я до сих пор получаю письма, где люди рассказывают, как вслед за мной и моим лучшим другом поехали по маршруту, который мы придумали – потому что я поставила себе условие писать по стихотворению в каждом городе.
В Одессе я собиралась родить ребенка и остаться, но ряд грустных обстоятельств мне помешал
Алекс Дубас: А ты поясняешь в текстах какие-то термины, которые ты там услышала?
Вера Полозкова: Я никогда не делаю примечаний. Что такое ласси, чуридары, курта – сейчас гуглится за две секунды. К тому же, когда ты совершаешь небольшое усилие, чтобы проникнуть в стихотворение, ты его потом больше любишь и дольше помнишь.
Алекс Дубас: Меня, откровенно говоря, всегда пугали статьи, начинающиеся с описания того, что видно на подлете к месту, где начинается приключение: «И вот из окна иллюминатора показалась набережная Ниццы. » Я понимаю, что человек с самого начала уже врет, потому что на подлете все думают о том, чтобы хорошо сесть.
Вера Полозкова: Абсолютно так. Но в этом смысле Индия честна с тобой невероятно – ты садишься в рыжий дым. И в рыжем дыму в Дели мчишься к кому-нибудь в гости или в гостиницу, и в первый час тебе кажется, что ты едешь мимо брошенных навсегда домов – c дырами в полстены, отсутствующими окнами и крышами и тряпочками вместо перегородок. И только через час ты приходишь к выводу, что нет, они жилые. Ты оказываешься в Стране чудес, и с этого момента для тебя все новое. Даже чай здесь совершенно другая вещь, чем то, что ты себе представляешь. Тебе наливают бурую пряную жижу – масала-чай, который впоследствии станет любимым твоим, естественно. Но ты еще об этом не знаешь. Съездить в Индию – это, в общем-то, все равно что на Марс слетать, не покидая планеты. И именно за это я ее люблю и на протяжении девяти лет туда возвращаюсь, совершая вылазки на новые местности. Мой ребенок пошел в Индии, каждую зиму мы живем там. Намасте – для него совершенно естественный жест благодарности.
Алекс Дубас: Слушая тебя, задумался, а какую же я привычку вынес из путешествий? Вот ты – чай масала, он – намасте. А я – знаешь, что? Я научился пить и полюбил бочковой кофе. И сейчас в отелях я всегда прошу не двойной эспрессо и не какой-нибудь очередной крафт вайт. «Есть фильтрованный?» – «Да». – «Чудесно! Налейте, пожалуйста».
Вера Полозкова: Я вообще люблю гостиницы, надо сказать. Ощущение, что ты ничего не должен этому пространству, дает такую свободу мыслям.
Алекс Дубас: А если еще гостиница хорошая и с видом, то это вообще лучшее место для секса.
Вера Полозкова: Ладно для секса – для творчества!
Алекс Дубас: С другой стороны, из такой гостиницы не хочется выходить в город. Но ты же путешественник, нужно все осмотреть. Ты же знаешь, что есть синдромы городов? Я даже не про стокгольмский. А про иерусалимский или парижский, которые случаются с тобой только в этих городах.
Вера Полозкова: Ничего не знаю о них.
Алекс Дубас: Иерусалимский – когда случается что-то невероятное, даже у неверующих людей, например, стигматы появляются на руках. Это отражено даже в сериале «Симпсоны». Помнишь, вдруг на Гомера что-то снизошло и он начал считать себя Мессией? Второй – парижский синдром, и он чаще бывает у японцев, как ни странно. Это когда люди падают в обморок, им становится нехорошо оттого, что Париж не такой, каким они его себе представляли. Видимо, был какой-то фильм японский о Париже. И еще есть третий – флорентийский, – он же синдром Стендаля, потому что Стендаль упал в обморок от красоты.
Вера Полозкова: У меня есть стих про каменное кино во Флоренции – картинка такой насыщенности, что тебе иногда хочется выйти на какую-нибудь простую улицу или площадь, где символический ряд не будет с тобой в таком интенсивном диалоге. Потому что у тебя случается визуальный передоз во время прогулки где-то уже часа через три. Потом ты приезжаешь в Венецию, о которой я тебе уже немного писала в дневниках, – и с тобой визуальная интоксикация происходит сразу же. Первые несколько раз у меня было чувство, что это такой невероятно помпезный мавзолей – памятник красивым, удивительным временам, которые давно все канули в Лету. Но этой весной я прожила в Венеции целых две недели и вдруг обнаружила совершенно другой город, в котором живут люди. Дети ходят в художественные кружки. Есть маленькие библиотеки, плавучие. Венецию спасает тот факт, что она свободна от автотранспорта. Почему, например, там низкая преступность? – Если украл, то ты не можешь быстро сбежать. Это первое, что меня поразило. А второе – поскольку она вся из мостов и каналов, основной туристический поток – в центре города. Но если свернуть в любую улочку, то даже в самый час пик ты окажешься в тишине и пустоте.