алекян баграт гегамович биография
Главный внештатный специалист по рентгенэндоваскулярным диагностике и лечению
Материал опубликован 16 декабря 2020 в 17:35.
Обновлён 06 августа 2021 в 13:40.
Алекян Баграт Гегамович
Заместитель директора по науке федерального государственного бюджетного учреждения «Национальный медицинский исследовательский центр хирургии имени А.В. Вишневского» Министерства здравоохранения Российской Федерации
Алекян Баграт Гегамович родился 15 апреля 1951 года в г. Ереване, в семье служащих.
с 1975 по 1976 г. – старший лаборант
с 1976 по 1980 г. – младший научный сотрудник
с 1980 по 1991 г. – старший научный сотрудник
с 1991 по 1992 г. – главный научный сотрудник
с 1992 по июнь 2016 г. – руководитель отделения.
С июля 2016 г. по настоящее время является заместителем директора по науке, а также руководителем Отдела рентгенэндоваскулярной хирургии ФГБУ «НМИЦ хирургии им. А.В. Вишневского» МЗ РФ.
В 1980 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Коронарное русло, гемодинамика и сократительная функция миокарда у больных ишемической болезнью сердца с постинфарктным кардиосклерозом в аспекте хирургического лечения».
В 1986 году защитил докторскую диссертацию на тему «Современные аспекты диагностики полной транспозиции магистральных сосудов по данным рентгенохирургических исследований».
С 2005 года – член-корреспондент Российской Академии медицинских наук.
С 2011 года – академик Российской Академии медицинских наук.
С 2013 года – академик Российской Академии наук.
2006 г. – указом Президента РФ награжден Орденом «Дружбы».
2014 г.– указом Президента РФ награжден Орденом «Почета».
2015 г.– Лауреат Премии Правительства Российской Федерации в области науки и техники за «Разработку и внедрение в Российской Федерации
инновационных эндоваскулярных технологий лечения новорожденных и детей с врожденными пороками сердца».
Стент up!
Баграт Гегамович, вы главный рентгенэндоваскулярный хирург Минздрава России и один из ведущих специалистов в этой области. Не сегодня и не вчера начали оперировать пациентов, которым ранее просто отказывали в помощи. По той совсем не простой причине, что трудно преодолеть высокий хирургический риск. Ведь речь о тех, кто одновременно страдает болезнями, приводящими к инфаркту и инсульту.
Баграт Алекян: Это тяжелейшие пациенты. Не стану приводить проценты летальности при подобных ситуациях. Скажу лишь, что кардиохирурги отказываются проводить таким пациентам операции шунтирования коронарных артерий, потому что при этом возможен ишемический инсульт. А сосудистые хирурги, которые оперируют на сонной артерии, боятся ввергнуть больного в острый инфаркт миокарда прямо на операционном столе.
Страх не всегда удерживал хирургов, однако результаты были начисто лишены оптимизма. Потому все чаще приверженцы классической хирургии отказывались от лечения таких больных. Однако вы в 1998 году впервые в стране провели операцию стентирования внутренней сонной артерии больному, страдающему тяжелейшим поражением коронарных артерий. А через неделю этому больному успешно провели операцию коронарного шунтирования сердца. У вас появились последователи?
Баграт Алекян: Конечно. Стентирование сонной артерии проводится в 200 из 360 центров страны. За последние 20 лет в стране подготовлены более 2 тысяч специалистов по эндоваскулярной хирургии. Есть оснащение, которое позволяет их проводить. И в прошлом году в России выполнено 5,3 тысячи операций стентирования внутренней сонной артерии. Много это или мало? Отвечу: явно недостаточно. И вероятнее всего в ближайшие годы их количество будет соответствовать открытым операциям на внутренней сонной артерии. Несмотря на то, что некоторые сосудистые хирурги по сей день не очень приветствуют проведение таких операций. Тут, очевидно, надо пояснить, что во всем мире пока больше приверженцев проведения открытых операций. То есть операций под общим наркозом, с разрезами, более длительным восстановительным периодом. А операции стентирования проводятся без наркоза, без скальпеля. С введением стента через бедренную артерию. После нее пациент на второй день уходит домой.
Со стентом сонной артерии разобрались. На мой взгляд, очевидно: если можно выбрать вид исцеления из двух возможных методов лечения, то лучше отдать предпочтение мало травматичному эндоваскулярному лечению. Но сразу мой любимый вопрос: если такого нет по месту жительства, то к вам в Институт Вишневского пациент с тяжелейшей патологией может попасть? В какую копеечку ему это обойдется?
Баграт Алекян: Начну с последнего. Эти операции входят в разряд высокотехнологичной медицинской помощи. Выполняются бесплатно за счет государственных квот. Наш институт каждый год выполняет много стентирований сонных артерий. У нас нет отказов в их проведении. Однако большинство людей мало знают о возможностях новейших технологий. Знали бы больше, наверное, ситуация стала иной.
Если я правильно поняла: мы все-таки уходим от традиционных открытых операций. Отдаем предпочтение малотравматичным. Появляются новые возможности эффективного лечения?
Баграт Алекян: Не стану и не хочу противопоставлять эти методы. Каждый из них имеет свои показания и противопоказания. Хотя очевидно, что большинству таких тяжелейших пациентов коронарную патологию надо лечить стентированием коронарных артерий. Выбор метода за врачом и за пациентом.
А если пациент, прочтя нашу беседу, заявит врачу, что он категорически не желает, чтобы ему проводили открытую операцию? Чтобы его лечили современно?
Баграт Алекян: Очень злободневный вопрос. Сейчас столько всякой медицинской информации, что порой разобраться в ней пациенту невозможно. В нашем институте, как и в некоторых других центрах страны, создана сердечно-сосудистая команда, куда входят сердечно-сосудистый хирург, эндоваскулярный хирург и кардиолог. Решение принимает команда. В тех ситуациях, когда можно провести и открытую, и эндоваскулярную операцию, пациенту предоставляется возможность выбора.
Пациент, подобно покупателю, всегда прав?
Баграт Алекян: Прав. Это же вопрос его здоровья, жизни, наконец.
И вы его не отговариваете, даже если знаете, что он не прав?
Баграт Алекян: Отговариваем. С нами не всегда соглашаются. И тогда мы стараемся найти максимально приемлемое для данного пациента решение. Как правило, это малотравматичная эндоваскулярная операция.
Эндоваскулярная хирургия во всем мире оказалась больше всего ко двору для лечения больных, которые в зоне риска возникновения одновременно инфаркта миокарда и инсульта. Выполнение стентирования коронарных артерий позволяет использовать разные возможности лечения сонных артерий: хирургическим путем или эндоваскулярно.
Стенты чьи? Мы здесь зависим от импорта или нет?
Когда-нибудь кончится импортозависимость? Или, может, в конечном итоге это дешевле, чем создавать свое производство?
Баграт Алекян: У меня нет однозначного ответа на этот вопрос. Мне важно, чтобы для пациентов было самое лучшее.
Человек, который построил специальность
Это говорит мне друг юбиляра (время дружбы 50 лет!), соратник и начальник по совместной работе, директор Научного медицинского исследовательского института имени Вишневского академик Амиран Ревишвили. А мне даже немного обидно: недавно с Багратом Гегамовичем виделись, разговаривали. В том числе и о предстоящем юбилее. И он ни слова не сказал о важнейшем событии в своей жизни. Жалуюсь Амирану Шотаевичу, а он смеется: «Это же Баграт! Для всех, о всех. О себе в последнюю очередь. Мы полвека дружим, работаем вместе и рядом. Сегодня он мой первый заместитель по науке в НМИЦ имени Вишневского, в котором он с 2016 года. До этого более 40 лет работал в Бакулевском центре. И я там работал. И у меня, и у него судьба сложилась так, что мы начинали и продолжаем вместе».
Обиду затаила: все-таки дни юбилейные.
Баграт, в вашей семье врачей не было. А вот вы.
Конечно, с красным дипломом?
Баграт Алекян: Ошибаетесь! У меня была тройка по политэкономии. Потому о красном дипломе не могло быть и речи.
Однако выдающийся ученый, хирург, организатор академик Владимир Иванович Бураковский в 1975 году, всего через год после окончания вами вуза, взял вас в Институт сердечно-сосудистой хирургии.
Внедряются в разговор цифры. Как без них! Время же не только стремительное, оно еще и цифровое, даже во врачевании. Баграт Гегамович делает в год 600 операций на сердце, сосудах.
А первую операцию помните?
Родители того ребенка сказали вам спасибо?
Баграт Алекян: Такая методика спасения новорожденных с тяжелейшем пороком сердца применяется и сегодня.
Это Баграт: он о том, что для него важнее, существеннее.
Баграт помогает пациентам, оперируя их через мелкие проколы, вместо привычных разрезов. Ставит стенты в сосуды, ставит клапаны сердца. В это время его пациенты в сознании и общаются с ним. Баграт первым начинал в нашей стране и даже в мире разработку многих сложнейших сердечных проблем. Например, начал в нашей стране имплантацию аортального клапана закрытым способом. А это требует особой виртуозности и дотошности, чтобы все сделать точно и правильно. Более 95 процентов новых операций врожденных пороков у детей сделаны Багратом.
Есть хирурги, которые оперируют только взрослых. Есть хирурги, которые оперируют только детей. Юбиляр не из их числа: он оперирует и тех, и других. Потому.
Баграт Алекян: Трепет. Всегда. Даже при любой стандартной операции.
А если не все удалось, заснуть после такой операции можно?
Баграт Алекян: Я не могу. Даже если знаю, что сделал все, что можно, что мог. Не могу.
Но на следующий день снова в операционную?
Баграт Алекян: Профессии нельзя изменять. А уж тем более нашей.
И следовать известному врачебному девизу: «Не навреди»?
Кардиохирург Баграт Алекян, на счету которого тысячи спасенных жизней, отмечает 70-летие
Каждый день он проводит несколько сложнейших операций, на его счету тысячи спасенных жизней, а пациенты уже через сутки покидают палаты. Выдающемуся кардиохирургу, академику РАН Баграту Алекяну 70 лет! Именно благодаря ему рентгено-эндоваскулярная хирургия, не так давно казавшая фантастикой, стала реальностью. Это когда вмешательство проводится без разрезов.
Вот так — от пациента к пациенту, от сердца к сердцу, в среднем — 5-6 операций в день.
Мы привыкли к фразе: медицина не стоит на месте. Но движется вперед-то она не сама по себе, а благодаря таким врачам, как профессор Баграт Алекян. Десятки операций, выполненные впервые как в России, так и в мире, сделаны его руками.
«Есть такая категория больных с поражением ствола левой коронарной артерии. Первые операции мы делали — стентирование этих сосудов. Впервые в мире было выполнено в 1997 году. Мы эту операцию сделали в России в 1998 году по стентированию коронарных артерий», — рассказывает кардиохирург, профессор, доктор медицинских наук, академик РАН, заместитель директора по науке «Национального медицинского исследовательского центра хирургии им. А.В.Вишневского» Минздрава РФ Баграт Алекян.
Во многом благодаря Баграту Алекяну в 2009 году в России была утверждена новая специальность — рентгеноваскулярная диагностика и лечение. Когда операции делаются не на открытом сердце и без общего наркоза. Так, что после на восстановление пациенту достаточно нескольких дней. Считай с операционного стола на выписку.
«Сегодня почти 50% пороков сердца можно лечить эндовоскулярно. И большой раздел такой — это замена клапанов сердца, которые сегодня. Это абсолютно революционные технологии, которые сегодня развиваются в мире, без каких-либо разрезов, без скальпеля, без наркоза, это принципиально важные вещи», — рассказывает Баграт Алекян.
Его первая операция на сердце в 78-м ребенку, которому исполнился один день. Без хирургического вмешательства жить оставалось не многим больше. Сколько спасенных жизней было после, никто не считал. Стать врачом Баграт Алекян захотел еще в 10 лет. Когда сам был пациентом — лечили ногу. В семье — первый и единственный доктор, никакой династии. Рассказывая о профессии, операциях во время интервью ни разу не сказал «Я». На вопрос почему улыбается: это командная работа: операционные медсестры, анестезиологи, хирурги. Да и сами пациенты тоже всегда в команде, в команде Баграта Алекяна.
«Он для нас пример. Все, что он умеет делать, мы к этому стремимся, и он нас учит. Учит ответственности, отношению к пациенту, отношению к профессии, постоянное обучение», — рассказывает хирург отдела рентгенэндоваскулярной хирургии Национального медицинского исследовательского центра хирургии им. А.В.Вишневского Вера Кравченко.
«Он человек, который склонен про все успехи говорить «мы», а когда бывают иногда неудачи, говорить «я». Когда что-то идет не так, и явно он к этому даже не причастен, может сказать: «Я тут не прав, не углядел», — рассказывает хирург отдела рентгенэндоваскулярной хирургии Национального медицинского исследовательского центра хирургии им. А.В.Вишневского, кандидат медицинских наук Нарек Карапетян.
Он продолжает удивлять и удивляться, говорят его ученики. Человек, который добился, кажется, всего — стремится открывать все новое и новое. Он повторяет: в современной медицине изменения происходят не ежегодно, а ежемесячно. Необходимо пополнять знания, умения, осваивать технологии. Будь тебе 30, 40 лет или 70. Потому что врач не имеет права останавливаться ради пациентов и их жизней.
Встань и иди
Революционные эндоваскулярные технологии позволяют спасать людей от смерти, причем через пару суток после операции пациенты могут отправляться на работу
За пятнадцать минут академик РАМН, руководитель отделения НЦССХ им. Бакулева, главный специалист Министерства здравоохранения РФ по рентгенэндоваскулярной диагностике и лечению Баграт Алекян прооперировал двух пациенток. Семидесятишестилетней женщине поставили стент, предотвратив третий инфаркт; сорокапятилетней заделали дырку в стенке между предсердиями. Обе были в сознании, глаза их блуждали по лицам врачей и медсестер. На мониторах, за которыми наблюдало человек десять врачей-стажеров, было видно, как в сосуд входит катетер, введенный в бедренную артерию. В одном случае из него словно выплывал стент, сначала тоненький, потом расширяющийся до диаметра сосуда, а во втором — специальная «заплатка», которая с двух сторон плотно заделывала дырку в сердце. «Ну вот и все», — сказал Баграт Алекян, выходя из второй операционной после десятиминутного пребывания в ней. И это было удивительно. Никакой крови, никакой разверстой грудной клетки, никакого страха на лицах пациенток. Все очень быстро и технологично, чуть ли не как на конвейере.
О новых рентгенэндоваскулярных технологиях Баграт Алекян рассказал в интервью «Эксперту».
— Известно, что примерно половина смертей в России приходится на острые сердечно-сосудистые заболевания. А вы как-то говорили, что теоретически в 80 процентах случаев этих смертей можно было избежать. Почему же люди умирают?
— Действительно, 53 процента больных умирает от заболеваний сердца и сосудов. Среди заболеваний сердца очень распространен острый инфаркт миокарда или острый коронарный синдром, который быстро приводит к летальному исходу. 20–25 процентов больных умирает, остальные 75–80 процентов становятся инвалидами. Отметим, что зачастую это совсем молодые люди — сорок-пятьдесят лет. Государство должно тратить немало денег из-за того, что эти люди становятся нетрудоспособными. Но благодаря новым методам рентгенэндоваскулярной хирургии можно лечить острый инфаркт миокарда очень оперативно. Главная наша задача — создать такую систему, чтобы больного, которому врач скорой помощи поставил диагноз «острый инфаркт миокарда», максимально быстро доставили в нужную клинику, туда, где есть специальные операционные, специальный инструментарий и специалисты. Ведь что такое инфаркт? Он развивается вследствие того, что сосуд перекрывает кровоток. Если же быстро доставить пациента в специализированную операционную, ему там поставят стент, тем самым расширив сосуд, что может предотвратить развитие инфаркта. Летальность в этой группе составляет всего четыре-пять процентов. Сравните с 25 процентами, о которых шла речь выше.
— Правда ли, что только около пяти процентов пациентов, которым ставят диагноз «острый инфаркт», доставляют в такие специальные центры?
— К сожалению, это так. Подавляющее большинство больных поступает в обычные кардиологические отделения, которые не могут делать такие операции.
— Но почему?
— Представьте себе, из-за отсутствия документа, который четко бы говорил о том, что с таким диагнозом больного должны везти не в обычное кардиологическое отделение, а в специальную операционную.
— А разве врач скорой помощи этого не знает?
— Он-то знает, но у него могут и не взять такого пациента. Этот вопрос не регламентирован. В Москве есть сорок таких специализированных центров. Из них практически половина — федеральные. Есть проблема между федеральными и московскими организациями, потому что у них разные бюджеты.
— Это в голове не укладывается, Что же, люди умирают потому, что нет соответствующей межведомственной бумаги?
— Мы добиваемся, чтобы такой документ появился. Под руководством академиков Евгения Чазова и Лео Бокерия мы провели две всероссийские конференции, подготовили национальную программу на уровне Академии медицинских наук, где ставился этот вопрос. Надеемся, что он наконец будет решен.
— Этих сорока центров хватило бы Москве, чтобы помочь всем пациентам?
— Выше крыши. В нашем центре семь операционных. Мы бы могли в день брать десять-пятнадцать больных с острым инфарктом по Москве. Аналогичная ситуация в Российском кардиологическом научно-производственном комплексе Минздрава РФ. К нам в федеральный центр привозят больных со всей страны, а московских с острыми инфарктами — почти никогда. Многие центры работают с девяти утра до трех дня, а должны работать двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.
— Раньше горько шутили, что инфаркт диагностируется уже чуть ли не после смерти больного. Есть ли сейчас технологии, позволяющие предвидеть инфаркт или инсульт?
— Технологии есть. Но только ими еще нужно хотеть воспользоваться. К сожалению, уровень наших пациентов таков, что приходится только смиренно удивляться. Мы лечим от инфарктов врачей и говорим: коллеги, ну как же вы докатились до этого, уж вы-то все знаете. Об этом нужно постоянно говорить. Вспомните, как заболел в свое время Борис Николаевич Ельцин, и страна узнала о коронарном шунтировании. Есть простые технологии — электрокардиография, эхокардиография, тесты с нагрузкой, которые, как правило, выявляют пациентов из группы риска. И тогда мы направляем их на такую диагностику, как коронарография, где врачи уже видят точную картину состояния сосудов. И после этого принимается решение: либо стентирование, либо шунтирование, либо консервативное лечение.
. В кабинет заглядывает медсестра: «Баграт Гегамович, вас ждут в третьей операционной». Алекян спрашивает: «Хотите посмотреть, как такие операции делаются?» Мы надеваем халаты и спешим за ним. Через пару минут Алекян уже склоняется над пациенткой, а мы вместе с врачами-стажерами наблюдаем через стекло и смотрим на мониторы из предоперационной. Баграт Гегамович выходит минут через пять и быстро прокручивает кадры на мониторе: «Смотрите: введенный через бедренную артерию катетер добирается до нужного места, здесь сосуд сужен на 90 процентов. В это место из катетера и выпускается стент. Посмотрите, как он сразу же распрямляется и расширяет сосуд до нормального состояния».
Снова в дверях возникает голова медсестры: «Баграт Гегамович, зайдите, пожалуйста, в шестую. »
После очередного пятиминутного манипулирования в операционной Алекян показывает главный момент на мониторе. «У женщины врожденный порок — дефект внутри перегородки сердца, попросту дырка. Мы запускаем через катетер специальный баллон, который измерит ее диаметр, чтобы мы смогли подобрать окклюдер, устройство для заделывания таких отверстий, нужного размера». Мы видим, как окклюдер, словно выпрыгнув из катетера, превращается в два плоских «пончика», которые латают дырку с двух сторон.
После этой пациентки в операционную доставят трехдневного ребенка. У него так называемый критический легочный стеноз — сосуды настолько сужены, что кровь практически не поступает в легкие. «Представьте себе, что не так давно новорожденным делали операции, раскрывая грудину. И это очень часто приводило к летальному исходу. Сейчас мы можем во многих случаях спасать детей, используя малотравматичные эндоваскулярные методы».
Мы возвращаемся в кабинет.
— Вы провели в каждой операционной примерно по пять-десять минут. Это похоже на работу в какой-нибудь мастерской.
— В самом деле, напоминает конвейер. Вы видели две операции. А в день их бывает до пятнадцати, вместе с диагностикой проходит до сорока пациентов.
— Если сравнивать с Америкой или Европой, как у нас обстоят дела?
— На один миллион населения в Европе делают примерно две тысячи операций стентирования. Мы в прошлом году сделали 541. А в 2000 году — всего 17 таких операций. Ни в одной стране мира нет таких темпов роста, как в России.
— А самих центров в стране достаточно?
— Сегодня в стране почти 200 центров. И в них 330 операционных. В прошлом году через эти центры прошло 330 тысяч пациентов, то есть через каждую операционную — тысяча больных, это очень мало.
— Какова же потребность?
— Нам нужно увеличить эту цифру в пять раз — до полутора миллионов. Если мы будем делать не одну тысячу операций в каждой операционной, а три-четыре тысячи, мы решим вопрос полностью.
— Хватает ли специалистов?
— В 2004 году их было всего 258 человек. Сейчас под тысячу. Каждый год прирастаем более чем на 100 человек. Нам стоило много энергии вообще ввести такую специальность — рентгенэндоваскулярная диагностика и лечение. Мы начали образовательные программы, есть открытые кафедры. Для того чтобы операционные работали круглые сутки, конечно, еще нужны специалисты, но этот вопрос решается.
— И все же слово «квота» всегда вызывает недоумение. Центры есть, специалисты есть, а квоты зачастую не позволяют спасать людей.
— Что вы! Квота — хорошее слово. Раньше вообще ничего не было. Сейчас выделяются значительные деньги: из них на каждого пациента приходится по 203 тысячи рублей. Это происходит уже четыре-пять лет. Именно эти деньги позволяют нам каждый год намного увеличивать количество прооперированных.
— Но нужно-то больше?
— Погодите, всегда нужно больше. Это же высокие технологии, дорогое оборудование — на каждую операционную примерно полтора миллиона долларов. Один окклюдер стоит примерно пять тысяч долларов. И при этом практически нет проблемы, чтобы больной попал в квоту.
— Эндоваскулярная хирургия достаточно молода. Могли бы вы сказать, какие технологии появились сравнительно недавно и какие могут появиться в ближайшем будущем?
— В 1966 году американский хирург Рашкинд сделал первую операцию ребенку с врожденным пороком. Потом такие операции в основном делались детям, но они все же были достаточно эксклюзивными. А вот массовые начались со стентирования примерно в конце 1970-х. Сейчас в мире делают 3,5 миллиона стентирований в год. Треть выполняют в США. Мы сделали в прошлом году 75 тысяч стентирований коронарных артерий. Но при этом с 2003 года мы выросли в двадцать раз.
Стентирование началось с баллонного расширения сосудов. Правда, очень быстро стало ясно, что половина пациентов возвращаются на операционный стол. Холестериновая бляшка, которую придавливали баллоном, расширяя сосуд, начинала давить и вновь суживала пространство для прохождения крови. Тогда вместо баллонов придумали стенты из тонкой металлической сетки. И думали, что это окончательное революционное решение. Но нет, снова каждый третий пациент стал возвращаться на повторную операцию. Бляшки прорастали сквозь сетку стента. И тогда в 2002 году был создан специальный стент с лекарственным покрытием, которое прекращает рост этих бляшек и их прорастание. Современное поколение стентов возвращает лишь пять-семь процентов больных. Это серьезный прогресс. Сейчас придумали биоразлагаемый стент, который держит сосуд два года, а потом рассасывается. Но пока мир изучает результаты такой практики.
— Стентирование действительно можно считать революцией, ведь оно позволяет делать нетравматические операции не только на сосудах сердца?
— Да, стенты используются для расширения сосудов ног или в сонных артериях — для предотвращения инсультов. Но самым фантастическим современным средством я считаю аортальный клапан, который придумал мой друг хирург Алан Крибье из Франции. Замена аортального клапана у пожилых людей — довольно частая операция. Но далеко не все пожилые люди могут перенести операцию на открытом сердце. Поэтому для них аортальный клапан, который вводится через катетер, — просто счастливый билет. Американцы получили разрешение на его использование в ноябре прошлого года и уже поставили 25 тысяч таких клапанов. Мы в России поставили 140. Это пока вопрос денег. Инновационный клапан стоит 30–40 тысяч долларов.
— Какие еще технологические открытия ждут эндоваскулярную хирургию?
— Появилось еще одно очень интересное направление — лечение артериальной гипертонии. Сегодня современные лекарства неплохо помогают от этого недуга. Но есть пациенты, которые пьют по три разных препарата, и те им не помогают. Для такой категории больных сейчас используется новая технология: специальные катетеры проводят в почечные артерии, через них под действием радиоизлучения разрушаются нервные окончания и давление снижается на 30 миллиметров ртутного столба. Пока применение этого метода показывает очень высокую эффективность. Технологии очень быстро совершенствуются. Многие компании работают над инструментарием, позволяющим не только ставить, к примеру, стенты и клапаны, но и убирать их с помощью катетера, если они были имплантированы не очень удачно.
— Насколько новые технологии облегчают работу хирургов?
— Конечно, облегчают, правда, если ты хорошо умеешь это делать. Главное, что они облегчают эту процедуру для пациентов. Врач может делать операцию на сердце и рассказывать больному какой-нибудь анекдот. А через два дня тот встанет и пойдет практически здоровым человеком. Разве это не фантастика?