антонова пушкинский музей биография сын
Ирина Антонова
Биография
Доктор искусствоведения, отдавшая жизнь Государственному музею изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, всегда придерживалась новаторских взглядов, нередко идя вразрез с мнением партии. Старания Ирины Антоновой привели к небывалому расцвету ГМИИ, ставшему в один ряд с Эрмитажем и Лувром.
Детство и юность
Ирина Александровна появилась на свет в начале прошлого века, 20 марта 1922 года. Коренная москвичка росла в доме, где царила атмосфера любви к прекрасному. Ее мать Ида Михайловна Хейфиц в молодости окончила Харьковскую консерваторию, играла на фортепиано. Но из-за Гражданской войны так и не реализовала себя в музыке.
Ирина Антонова в детстве с родителями / «Славия»
Отец Александр Александрович — участник революции 1917 года, дослужившийся до директора Института экспериментального стекла. Однако, несмотря на технический склад ума, обожал театр. Известно, что мужчина даже играл в спектакле, поставленном по произведению Максима Горького «На дне». Будучи ребенком, дочь часто ходила с родителями в театры, знакомилась с балетом и оперой.
Когда девочке исполнилось 7 лет, случился переезд в Германию. Ее отца отправили в Берлин для работы в советском торговом представительстве. В чужой стране школьнице пришлось освоить немецкий язык. После она даже читала классиков Фридриха Шиллера и Иоганна Гете в оригинале.
С приходом к власти нацистов семья вернулась на родину (1933 год). В Москве девушка продолжила учиться в школе. Ей хорошо давались точные науки, и ученица даже думала о поступление в МГУ на механико-математический факультет.
Однако увлечение искусством предопределило дальнейшую биографию выпускницы. Она отдала документы в Институт философии, литературы и истории. Правда, через год вуз закрыли (к слову, он вообще просуществовал только 7 лет), а факультеты присоединили к МГУ.
Во время Великой Отечественной войны Антонова трудилась медсестрой, а после получила диплом и должность в ГМИИ. Параллельно коренная москвичка училась в аспирантуре. Предметом научных исследований стала итальянская живопись эпохи Возрождения.
Карьера
За годы работы в ГМИИ Ирина Александровна поднялась вверх по карьерной лестнице, став старшим научным сотрудником. А в 1961-м заняла пост директора. Руководить Пушкинским музеем в эпоху некоего застоя, связанного с партийной идеологией, было непросто.
Однако новый директор, несмотря на закон цензуры, демонстрировала смелость и новаторство — начала организовывать выставки западноевропейских художников, к примеру, Анри Матисса. Кроме того, с ее легкой руки стали проводиться музыкальные вечера. На них звучали произведения композиторов, творчество которых партия не жаловала, — Сергея Рахманинова, Игоря Стравинского, Альфреда Шнитке. В 60-х годах доктор искусствоведения ввела Випперовские чтения.
В начале 70-х годов Антонова занялась полной реорганизацией экспозиций и залов. В этот период стартовали беспрецедентные для того времени выставки — в одном и том же помещении находились работы как отечественных, так и зарубежных деятелей. Свет увидели забытые и отложенные в запасниках картины из коллекций Сергей Щукина и Ивана Морозова.
Вскоре искусствовед наладила плотное сотрудничество с западными «очагами» культуры. К концу 70-х годов в здании ГМИИ гости впервые увидели картины художников из Нью-Йорка.
Период перестройки в стране совпал с расцветом музея. Выставки «Россия – Италия», «Пикассо», «Москва – Париж», «Модильяни», организованные директором, приобретали масштаб мирового значения. Впервые на территории СССР были представлены картины Казимира Малевича и Василия Кандинского. Гостями ГМИИ становились такие выдающиеся личности, как король и королева Нидерландов, Джон Рокфеллер, Хуан Карлос, Франсуа Миттеран.
Победы и трагедии Ирины Антоновой: какой была директор Пушкинского музея
Прощайте, железная леди
…Ирина Александровна Антонова. Леди с железным характером. Что в ней всегда поражало, так это характер стоика, блестящий интеллект, живой и любознательный ум. А еще королевский стиль: юбочный костюм в духе Шанель, тонкие лодочки в сочетании с аристократическими манерами и высоко поднятой головой. В этом она напоминала британскую королеву. Но при всей своей внешней сдержанности, об искусстве она не умела говорить равнодушно — только со страстью. У нее всегда было свое независимое мнение, и она умела его отстаивать. Плыть против течения, добиваться своего. Поэтому ей удавалось невозможное.
Рассказать о жизни этой удивительной женщины коротко невозможно, вот лишь некоторые штрихи. Ирина Антонова родилась в Москве в 1922 году. Унаследовала от родителей любовь к театру и музыке. Отец, Александр Антонов, вышел из петербургской рабочей среды: был судовым электриком, позже возглавил Институт экспериментального стекла. Мать, Ида Хейфиц, окончила консерваторию, но судьба ее складывалась сложно, она работала наборщицей в типографии (умерла, кстати, в возрасте 100 лет). Четыре года семья жила в Германии, но после прихода к власти нацистов вернулась в Советский Союз. После школы Антонова поступила в Московский институт философии, истории и литературы и, еще не успев его окончить, пришла работать в Пушкинский музей. Сегодня сложно поверить, но когда она попала в музей, ставший ее домом, почти 70 лет назад, он показался ей «коробкой», в которой «не хватало воздуха».
— Еще шла война, в марте 1945-го мы оканчивали университет. Профессор Борис Робертович Виппер пригласил меня работать в Музей Пушкина. В то же время меня пригласили в Общество культурных связей с заграницей. Может, второй вариант и был перспективнее, но я пошла сюда в качестве искусствоведа, специалиста по итальянскому Возрождению. Мне тогда не понравилось в музее — здесь не хватало воздуха. Я решила, что долго не пробуду в этой коробке», — рассказывала она мне накануне своего 90-летия.
Аудиенции у Антоновой тогда пришлось ждать пять часов, настолько ее план дня был забит встречами и переговорами. Этот маленький штрих к портрету показателен: Ирина Александровна привыкла много и плотно работать, даже в почтенном возрасте. Может, это врожденная выдержка или закалка человека, пережившего войну, но с самого начала ее работа в Пушкинском была такой — на преодолении. Она пришла в музей молодым искусствоведом, специалистом по Возрождению, а в итоге совершила переворот, подобный революции в искусстве начала ХХ века. В 1961 году она возглавила музей, который на тот момент все еще не мог оправиться от последствий Великой Отечественной. Уникальные витражи конструктора Владимира Шухова — стеклянная крыша над Итальянским двориком — были разбиты.
— В 1968 году я написала письмо Алексею Косыгину (на тот момент председателю Совета министров СССР. — М.М.). Оно заканчивалось трагически: «Не дайте разрушиться музею. ». Были постоянные протечки, вся металлическая часть конструкции Шухова разрушена коррозией. Косыгин помог — меня это, честно говоря, потрясло. На следующий день после моего письма пришел ответ: «Не дать разрушиться музею, принять меры». Началась работа, в 1974 году она закончилась. Витражи стали намного больше, а сам музей — светлее, — рассказывала Ирина Александровна.
С Николаем Дроздовым. Фото: Михаил Ковалев
Она всегда инициировала самые смелые проекты, так и говорила: это политика музея. И самым смелым из них стала реконструкция, которую Ирина Антонова хотела доверить архитектору Норману Фостеру. Впервые о деталях проекта она рассказала в стенах «Московского комсомольца». Тогда, в октябре 2008 года, сразу после Венецианской биеннале, где Фостер представил ей эскизы и планы, Ирина Александровна приехала к нам в редакцию, чтобы дать знаковую пресс-конференцию. Она мечтала о современном здании, наполненном светом и воздухом, которого так не хватало в музее, когда она впервые вошла туда. Помимо реконструкции главного здания и преобразования всей территории в единый «музейский городок», предполагалось строительство двух новых зданий — концертного зала в восточной части квартала (самый известный вариант — «пятилистник») и депозитария в западной. Однако эти идеи не учитывали границ исторических усадеб и предполагали снос ряда флигелей. Проект Фостера не воплотился в жизнь. В итоге новый конкурс в 2014 году выиграло архитектурное бюро Юрия Григоряна «Меганом», и в том же году начались работы. Ирина Антонова долго боролась за проект. Но в итоге была вынуждена покинуть пост директора, написав заявление по собственному желанию, и заняла почетное место президента музея.
Здесь, впрочем, свою роль сыграла и еще одна скандальная история — спор Ирины Антоновой с Михаилом Пиотровским, случившийся на «прямой линии» президента, за наследие Музея нового западного искусства (ГМНЗИ). Этот музей, открывшийся в 1919 году, по сути стал первым государственным собранием современного искусства в мире. Основа коллекции — два собрания знаменитых меценатов и собирателей Щукина и Морозова: это шедевры Мане, Ренуара, Дега, Моне, Гогена, Пикассо, Матисса, Сезанна. Первоначально они располагались в двух зданиях: щукинское собрание — в Большом Знаменском переулке, а морозовское — на Пречистенке. В 1925 году ГМНЗИ стал филиалом Музея изящных искусств, а в 1948 году был расформирован по приказу Сталина. Собрание поделили два директора — глава ГМИИ, скульптор Сергей Меркуров, и востоковед Иосиф Орбели, руководивший Эрмитажем. Ирина Антонова считала, что нужно восстановить историческую справедливость, воссоздать музей и вернуть коллекцию в Москву. Пиотровский напомнил, что еще раньше, в 1920-е годы, из Эрмитажа в Музей им. Пушкина перевезли около 200 живописных шедевров. Это было революционное время перераспределения художественных сокровищ. Как раз тогда Музей им. Пушкина превратился из учебного музея слепков в живописный музей с хорошим собранием подлинников. В этой истории, как и с проектом реконструкции, было много сложных моментов, подводных каменей — спор начался задолго до «прямой линии» с Путиным и шел не один год. Однако и в том, и в другом случае идеи Ирины Антоновой воплотились в жизнь. Пусть и несколько в другом формате. В 2019 году в Эрмитаже и Пушкинском прошли «обменные выставки», на которых показали коллекции: щукинское собрание — в Москве, морозовское — в Петербурге.
В профессиональной биографии Ирины Антоновой много серьезных побед. Она — свидетель и творец важнейших событий отечественной культуры. Таких, как выставка Пикассо в 1956 году. «Началась оттепель, и выставка стала возможна. Основные 26 картин были из коллекции самого Пикассо», — вспоминала она. При ней в 1974 году удалось привезти в Москву «Джоконду» Леонардо да Винчи. Это был последний раз, когда самая известная картина в мире покидала Лувр ради мирового турне. В России ее смогли увидеть более 300 тысяч человек. Еще одной эпохальной выставкой стал проект «Москва–Париж: 1900–1930», показанный в ГМИИ в 1981 году. Благодаря ему вновь заговорили о русском авангарде, который до того был на полвека похоронен официальной идеологией. Казалось, такого искусства просто не существует, но Антонова вывела его из тени. Публика впервые увидела картины Малевича, Кандинского и Шагала, почувствовала связь русского искусства с французской школой — Пикассо и Матиссом. Выставка поставила абсолютный рекорд посещаемости, ее увидели почти 650 тысяч человек, и это событие перевернуло мышление и историю отечественного искусства. Во многом задало новый вектор развития. Антонова, кстати, дружила с Шагалом. Много лет добивалась его выставки, но только в 86-м — спустя год после его смерти — ее удалось организовать. Это была первая выставка Шагала в Москве.
С послом Италии в России Антонио Дзанарди-Ланди. Фото: Геннадий Черкасов
Идейным продолжением парижского проекта стала выставка эмигрантского «русского Берлина» 1920-х годов. Ее удалось организовать лишь после начала перестройки и объединения Германии. Посещаемость снова была колоссальной — более 300 тысяч человек. Еще одной сенсацией середины 1990-х стала выставка так называемого трофейного искусства, которое, как оказалось, таилось в «особом фонде» ГМИИ. Выставки Модильяни, Тернера, Моне — сложно перечислить все знаковые проекты, которые состоялись в Пушкинском за годы руководства музеем Ирины Антоновой.
Но самым сложным и смелым делом ее жизни стала реконструкция музея, к которой она шла фактически с начала своей работы в качестве директора Пушкинского музея. И несмотря на сложности этого пути, ГМИИ все же станет музейным городком — завершить работы надеются к 2026 году.
Ирина Антонова, достигнув вершины музейного Олимпа, могла бы стать неприступной крепостью, но нет. Она всегда была готова ответить на любой вопрос, в своем категоричном тоне компетентного специалиста. Она всегда брала трубку и могла прокомментировать любую культурную тему, о которой ей было что сказать. Только одна тема была закрытой — это личная жизнь. Пресс-служба музея даже выпустила официальный меморандум: никто не должен ничего знать. Такое, казалось бы, возможно только в Британии, где Букингемский дворец тщательно охраняет личность королевы. Но нет, у нас тоже была своя королева — музейного мира.
Ни в одном интервью Ирина Александровна не рассказывала, как познакомилась с мужем, детали этой наверняка романтической истории остаются делом лично семейным. Достаточно сказать, что за Евсея Ротенберга, который, как и она, окончил Институт философии, литературы и истории (ИФЛИ), она вышла замуж в 1947 году, в 25 лет. До последнего дня они были вместе, они прожили в браке 64 года. Евсей Ротенберг — доктор искусствоведения, автор основополагающих трудов по классическому искусству Западной Европы, заведующий сектором классического искусства Государственного института искусствознания. Евсей Ротенберг считается одним из крупнейших отечественных специалистов по истории и теории западноевропейского изобразительного искусства XVI–XVII вв. «Он мой второй университет», — говорила Ирина Александровна. Его не стало в 2011 году.
У пары есть сын Борис. Долгое время супругам не удавалось завести ребенка, и вот, когда надежда была уже почти потеряна, родился мальчик. В книге «Портреты разного размера», опубликованной в 2014 году, искусствовед Инга Каретникова приоткрыла завесу тайны. До шести лет он рос талантливым, разговорчивым ребенком. В три года знал, кто такой Джавахарлал Неру. А к шести годам стало понятно, что у Бори есть серьезные психические проблемы. Именно Каретникова привела психиатра, и он поставил неутешительный диагноз: ребенок неизлечимо болен. Ирина и Евсей перепробовали все — возили его по разным специалистам, но побороть недуг не удалось. Многие годы Борис прикован к инвалидному креслу.
Когда Ирине Александровне стало плохо, он позвонил соседке, а та вызвала «скорую». Ее отвезли в 64-ю городскую больницу, а позже перевели в Коммунарку — у Антоновой обнаружился коронавирус. Несмотря на все усилия врачей, спасти ее не удалось. Как вспоминает Каретникова, Ирина Александровна больше всего боялась, что когда она уйдет, Борю будет не с кем оставить. Говорила, впрочем, «без драмы, с каким-то марк-аврелиевским спокойствием». В этом была вся Ирина Антонова.
Остался один: страшная судьба обездвиженного сына-инвалида Ирины Антоновой
В 2011 году ушел из жизни муж Ирины Антоновой – доктор искусствоведения, автор основополагающих трудов по классическому искусству Западной Европы, заведующий сектором классического искусства Государственного института искусствознания Евсей Ротерберг. Они прожили в браке 64 года.
ПО ТЕМЕ
Обнародовано последнее фото Ирины Антоновой
В одном из интервью Ирина Александровна призналась, что они с мужем долго ждали рождения ребенка, а когда угасла последняя надежда, на свет появился Борис.
До 6 лет мальчик рос одаренным, музыкальным, мог прочесть наизусть «Евгения Онегина». Но потом серьезно заболел. «Этот мальчик был гений – рассказывала о нем Инга Каретникова в книге «Портреты разного размера». – Но у него появились какие-то странности, а потом стало ясно, что у Бори серьезные психические проблемы». Недуг победить не удалось, даже лучшие врачи не смогли ему помочь, и сегодня Борис Евсеевич Ротенберг прикован к инвалидному креслу.
«Он очень добрый человек, – уверяла Антонова. – В первом классе, когда учительница наказала его одноклассницу, Борис, ни слова не говоря, подошел и встал в угол рядом с ней. Сказал только: «Несправедливо». Не выносит, когда о ком-то говорят дурно. Он и сегодня живет со мной и всегда жил со мной, сегодня он – моя семья… Отец очень много значил в жизни Бориса. Он его научил литературному языку, много с ним занимался. Все было непросто, а сейчас моя жизнь стала еще сложнее, потому что я с ним одна, если не считать няни».
Антонова никогда не называла его точный диагноз, лишь однажды обмолвившись, что надеется на появление человека, который позаботиться о Борисе, когда ее не станет. Увы, Борис теперь остался один.
Как-то Ирину Александровну спросили: «Если бы вы могли задать вопрос Богу, что бы вы его спросили?» «Господи, за что ты меня наказал так жестоко?» – ответила она, видимо, имея в виду Борю, своего единственного и любимого больного сына.
Борис Ротенберг — сын Ирины Антоновой
Краткая биография Ирины Антоновой
Рассказать о жизни Ирины Антоновой в двух словах просто не возможно, но мы попробуем. Ирина Александровна родилась в 1922 году, в Москве. От своей мамы она унаследовала любовь к музыке, а от отца – к театру.
С 1929 по 1933 году ее семья жила в Германии, но после прихода к власти нацистов, им пришлось вернуться в Советский Союз. После школы Ирина Александровна поступила в Московский Институт философии, истории и литературы, но получить высшее образование она смогла только после окончания войны.
В 70-е годы под ее руководством в музее была проведена полная реорганизация экспозиций и выставочных залов. Ирина Александровна настояла на том, чтобы картины западноевропейских художников, которые пролежали в запасниках музея десятилетия, были отреставрированы и выставлены на обозрение. Только благодаря Ирине Антоновне советские зрители смогли увидеть работы великих художников разных стран.
Сегодня музей им. А. С. Пушкина насчитывает 600 000 произведений искусства, на его территории открылись новые музеи частных художников и импрессионистов. Но, по словам Ирины Антоновой для полноценной работы требуется строительство целого музейного городка.
Ирина Антонова, Евсей Иосифович и их сын Борис Ротенберг
Со своим мужем Евсеем Иосифовичем, искусствоведом, доктором наук, она прожила 64 года, в 2011 году Евсея Ротенберга не стало.
Если вы нашли ошибку в статье, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Президент ГМИИ им. Пушкина Ирина Антонова: главное о 97-летней «железной женщине»
Хроника
Ирина Александровна Антонова — настоящая легенда: она всю жизнь руководила одним из лучших музеев страны — Государственным музеем изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Сейчас Антоновой 97 лет, и она по-прежнему активно работает, занимая должность президента музея. У нее репутация «железной леди», при этом о ней отзываются как об очень интеллигентном и жизнелюбивом человеке.
Недавно рассказ о жизни Ирины Александровны уже появился в блогах на «Сплетнике», и мы решили узнать еще больше подробностей о биографии этой легендарной персоны.
Ирина Антонова родилась в Москве. Ее отец был электриком, при этом, как она говорит, «прошел путь от монтера до человека, который получил высшее образование, но с младенческих лет любил литературу, музыку, театр». В свое время Александр Антонов возглавил Институт экспериментального стекла. В начале столетия вступил в большевистскую партию, и его дочь говорит, что была «очень советским ребенком»:
Была уверена, что живу в великой стране, которая строит великое будущее.
Мать Антоновой из Литвы. Она училась в Харьковской консерватории, прекрасно пела — даже оперные арии. Поскольку отец тоже любил музыку, с детства Ирина Александровна слышала в доме классику:
Отец покупал пластинки. В конце 20-х — начале 30-х мы жили в Германии несколько лет, папа работал в посольстве, и мы были завалены пластинками Тосканини и других.
Отец дружил с директором Большого театра Малиновской. Мы сидели в Большом очень часто. Точнее, я не столько сидела, сколько спала за ложей. Первый акт я выдерживала, но мне было шесть-семь лет.
Ирина Антонова с родителями
Познакомились родители Антоновой на войне, а потом вместе переехали в Москву:
Мама работала наборщицей в типографии. Ей приходилось работать и по ночам. А мы тогда как раз жили с ней одни, без папы. И мне, трехлетней, снились сны, как мама уходит от меня вслед за солдатами. Это был синдром одиночества маленького ребенка. Мы с мамой были большие подруги. Она умерла, когда ей было больше 100 лет. До последнего была на ногах,
— рассказала Антонова в интервью изданию «Только звезды».
В какой-то момент у отца Ирины Александровны появилась другая семья, в ней тоже родилась дочка — Галина. Впоследствии она стала известной художницей по стеклу. В детстве девочки три года провели вместе, когда их отца отправили по работе в Берлин.
А потом отец вернулся в нашу семью, но я всегда чувствовала напряженность в отношениях родителей,
— говорит Ирина Александровна.
Антонова в детстве мечтала стать балериной или артисткой цирка, но поступила на искусствоведческое отделение в Институт философии, литературы и истории, который через год после ее поступления объединили с МГУ. Во время войны она работала медсестрой.
В первый послевоенный год Ирина Александровна пришла работать научным сотрудником в ГМИИ имени Пушкина, окончив учебу.
О своих впечатлениях от нового места работы она рассказывает:
Когда я пришла работать в музей, сказала себе: «Долго я здесь не задержусь». Я любила искусство, но в 1945 году музей был пустой: картин на стенах не было, стояли ящики, еще не распечатанные. Только холод и весьма пожилой персонал — многим тогда было лет по пятьдесят. Я подумала: «Неужели они будут моими подружками? Какой кошмар!».
Через 16 лет работы в музее Антонова была назначена его директором.
В числе своих поводов для гордости на этом посту Антонова называет выставку 1981 года «Москва — Париж». В интервью для «Известий» она вспоминает:
Люди и не подозревали обо всех этих Малевичах, Филоновых и прочих. Это было открытие самих себя. Я вас уверяю, публика приходила не столько на французов, сколько на наше искусство. Был великий праздник, никто просто не верил, что это возможно.
По мнению Антоновой, ни одной выставке пока не удалось превзойти по популярности «Москву — Париж». В традиционной рубрике журнала Esquire «Правила жизни» Ирина Александровна говорила:
Вопрос, где делать выставку «Москва — Париж», обсуждался в Центре Помпиду. Фраза тогдашнего директора Третьяковки стала почти крылатой: «Через мой труп». Примерно так же отреагировала Академия художеств. Но я сказала следующее: «Знаете, коллеги, у нас такая подпорченная репутация из-за международных выставок, что эту я бы взяла на себя». Все облегченно вздохнули. С моей стороны это уже был поступок.
Как отмечает российский Vogue, Ирина Александровна к тому же была первой, благодаря кому моду в нашей стране приравняли к искусству: в 2007 году рядом с Давидом работы Микеланджело публике представили наряды Chanel, в 2011-м — показали выставку, посвященную Dior.
В целом Антонова всегда придерживалась принципа: публике нужно видеть великое искусство разных эпох, нельзя ее «кормить только одним каким-то продуктом»:
Конечно, надо показывать современное. Но мы это и делали: мы первыми показали Энди Уорхола, Марка Шагала, Сальвадора Дали, Билла Виолу, Йозефа Бойса. Мы сделали «Москву — Париж», «Москву — Берлин». Я уж не говорю о Пикассо, которого мы показывали с 1956 года вопреки всему. Наша сила в том, что, опираясь на все мировое искусство, мы выискиваем те новые явления, которые считаем нужным показать публике. И должны за них отвечать. Ведь мы это искусство рекомендуем, музеефицируем, включаем в орбиту великой истории культуры. Поэтому мы должны быть очень разборчивы. В этом разница между музеем и галереей. Когда что-либо новое показывает музей, на мой взгляд, это предполагает особую ответственность.
Ирина Александровна признается: она не жалеет, что вся ее жизнь оказалась связана с ГМИИ.
Я думаю, что музей — это фантастическое создание, это удивительный организм, особенно такой музей, в котором работаю я, — музей мирового искусства, где перед вами проходит вся мировая история искусства, начиная с Древнего Египта и кончая сегодняшним днем. Это дает каждому человеку, который долго работает в музее, как мне кажется, специальное измерение внутреннее: он соотносит себя со всем миром.
Летом 2013 года Антонова покинула пост директора ГМИИ по собственному желанию. Она говорит в интервью «Собеседнику», что на это у нее была «причина личного характера», но не скрывает, что на ее решение повлияла и ситуация с разделом коллекции Музея нового западного искусства. Еще в 1948 году по указу Сталина музей был ликвидирован как вредящий «воспитанию советского человека». Собрание музея перевезли в Пушкинский, но потом разделили: часть коллекции осталась там, часть переехала в Эрмитаж.
Антонова называет это катастрофой, поскольку произошел «раздел единой коллекции великого музея»:
А в результате Москва лишилась первого в мире музея современного искусства. Первого, потому что он был создан в 1923‑м, на пять лет раньше знаменитого нью-йоркского Museum of Modern Art. Когда я в 2012 году изложила проблему на встрече президента Владимира Путина с деятелями культуры, он, как мне показалось, отнесся к ней с пониманием.
Однако призывы Антоновой к восстановлению музея ни к чему не привели. По ее словам, та ситуация вызвала в ней «естественное отвращение», и вскоре она приняла решение уйти со своей должности. Но не стала отвергать предложение занять должность президента ГМИИ из-за нежелания покидать свой музей окончательно.
На этой должности, как говорит Антонова, свободного времени у нее стало еще меньше, появилось больше новых, интересных для нее проектов — научных, просветительских. Она продолжает вести лекции — в том числе специализированный курс для людей старше 55 лет. К тому же в музее постоянно проходят выставки, и в организации каждой Ирина Александровна принимает активное участие.
При этом она не боится выражать несогласие с решениями руководства ГМИИ. Так, в интервью трехлетней давности для ТАСС выразила свою позицию:
Проводится масса абсолютно ненужных, лишних выставок. Количество их зашкаливает. 40 выставок в год, 50. Куда столько? Ни один серьезный музей мира этого не делает. Три-четыре крупные выставки — норма.
На открытии выставки работ английского художника Уильяма Тернера: Ирина Антонова, Светлана Медведева, Александр Авдеев, Алишер Усманов и Ирина Винер
Ирина Александровна говорит, что, несмотря на ее довольно жесткий характер, в коллективе музея у нее никогда не было ни с кем конфликтов. По поводу того, что ее называют «железной леди», она высказалась в интервью для «Известий» так:
Просто я старалась никогда не врать моим коллегам, а когда говоришь, что думаешь, это не может всем нравиться. Но я понимала, что отвечаю за музей и должна добиваться результата, а потому настаивала. Помимо удовольствия я получаю за свою работу деньги — значит, должна делать дело. Но никто из-за меня не ушел из музея.
Взгляды на современное искусство
Ирина Александровна воздерживается от того, чтобы строго критиковать современных авторов, но говорит, что далеко не все, что представляется как искусство, она считает таковым:
Большое количество сегодняшних произведений на самом деле искусством не являются. Это какое-то другое измерение — тоже, если хотите, творческое, в том смысле, что придуманное, но это явление не художественное. Да, разумеется, я могу, как все люди, ошибаться, но я доверяю своему восприятию, которое прошло все-таки очень длинный путь. И моя задача — отделить искусство от неискусства.
Что касается восприятия искусства современным поколением, то Ирина Александровна говорит, что ее расстраивает одно: мы живем в «век репродукций», лишаясь прямого контакта с произведениями художников:
Знаю многих людей, кто судит о выставках по телепередачам, они говорят: ну мы же все видели, чего нам туда идти. Вот это прискорбно. Люди отвыкли от прямого общения с искусством, а всякая репродукция ущербна изначально. Поскольку для глубокого погружения и понимания искусства важно абсолютно все: манера и техника письма, цвет и насыщение полотна, которые никакой копией не передаются адекватно, размер подлинника и материал — мрамор, например, или бронза. Я уже не говорю, как важна атмосфера, особенно если это фреска или скульптура, которая стоит на площади в городе и рассчитана на небо, на погодные изменения.
По словам Ирины Александровны, она из тех людей, которые, разглядывая картину или слушая мелодию, могут растрогаться до слез:
Если глубоко погрузиться в мир, изображенный на полотне, можно даже всплакнуть, расчувствовавшись. Это из области сильного художественного переживания.
Так, рассказывает Антонова, она не смогла сдержать слез, разглядывая одну из картин Вермеера, такие же чувства вызывают у нее музыкальные шедевры — будь то Шестая симфония Чайковского, Адажиетто Малера или My Way Фрэнка Синатры.
Вот я бы хотела, чтобы, когда умру, сыграли эту мелодию,
— говорит она о легендарной песне американского певца.
По словам Ирины Александровны, когда тебе уже исполнилось 95, «можно уже не говорить ничего либо только чистую правду». Она признается, что в своем возрасте стала смотреть на мир совершенно по-новому, не так, как пару десятилетий назад. И считает, что долгие годы жизни — это дар, которым важно правильно распорядиться:
Если человек покидает грешную землю в 70, это нормально. Мой папа, например, прожил 72 года, а мама ровно 100. Было время заявить о себе, сделать что-то полезное для других. Все, что сверх 70, — вроде бы премия, бонус. Как распорядиться этим подарком? Лучше с умом. Обязательная программа закончилась, начинается произвольное катание,
— говорит Антонова в беседе с корреспондентом ТАСС. В том же интервью 2017 года она признается, что не боится умереть, а в жизнь после смерти не верит, называя себя убежденной атеисткой:
Да, живу долго, но не собираюсь жить вечно. Жизнь имеет смысл, пока работает голова и есть физические силы, чтобы следить за собой. Но могу вам честно сказать: мой возраст мне нравится. Только очень не хватает мужа.
Муж Ирины Антоновой Евсей Иосифович Ротенберг скончался в 2011 году в 91-летнем возрасте. Он тоже учился в ИФЛИ, где был одним из лучших студентов. Ирина Александровна рассказывала:
Его невозможно было застать без книги. Много читал и много смотрел — и это сделало его одним из самых глубоко разбирающихся в искусстве людей. Он — мой второй университет.
Они познакомились в ГМИИ, когда Антонова там уже работала. Брак продлился 64 года:
Конечно, мы и ссорились, и ругались, иногда весьма основательно. Но покинуть друг друга — нет, такого вопроса никогда не вставало. Он — счастливый шанс в моей жизни.
Антонова признается, что ей бы очень хотелось поговорить сейчас с супругом на самые разные темы, «начиная с последних событий в мире искусства и заканчивая избранием Трампа президентом».
Сын пары Борис — инвалид с детства, всю жизнь он жил с родителями. Сейчас Ирина Александровна живет с Борисом одна, ухаживать за ним помогает няня.
Я давно, с 1964 года, вожу машину, в субботу еду на рынок, в магазин, покупаю продукты, привожу домой и готовлю сама. Методы у меня скоростные, выработанные жизнью, которые обеспечивают мне возможность все это быстро делать,
Желаем нашей героине крепкого здоровья и такой же, как сейчас, бодрости духа!