ардов мелочи архи прото и просто иерейской жизни читать
Ардов мелочи архи прото и просто иерейской жизни читать
Предисловие к первому изданию
Не без робости вступаю я на стезю, когда-то проторенную великим Лесковым, ибо не ощущаю в себе и малой толики того необычайного дарования, которым Бог наделил моего предшественника. Однако же, вполне сознавая свое недостоинство, я вижу и два существенных преимущества моих перед Лесковым.
Первое — наличие священного сана, ведь его «картинки с натуры» — свидетельства стороннего наблюдателя, а мне довелось многое постигнуть на собственном опыте. Второе мое преимущество состоит в том, что двадцатый век явил нам такие «картинки», какие в веке девятнадцатом никому и в самом страшном сне не могли бы присниться.
Я испытываю глубокую признательность многочисленным моим друзьям — и клирикам, и мирянам, без их помощи и поддержки я бы не смог завершить этот труд. Но — увы! — донеслись уже и голоса осуждения, меня обвиняют в поношении Церкви и священства. Впрочем, тут меня утешает и отчасти оправдывает то обстоятельство, что и сам Лесков отнюдь не избежал нападок со стороны лиц, «не распознающих благочестия от святошества». Ханжество старо, как мир, и я, например, убежден, что еще в четвертом веке были люди, которые точно так же осуждали Святителя Иоанна Златоуста, ибо он, перечисляя пороки современных ему клириков, говорил о «гневе, зависти, вражде, клевете, обмане лицемерии, кознях, желании похвал, пристрастии к почестям, низком человекоугодии» и пр. и пр. (Смотри «Слово третье о священстве»).
Но — благодарение Богу! — у Православной Церкви всегда было и есть предостаточно истинных чад, которые, с одной стороны, умеют прощать человеческие слабости, а с другой — вслед за Апостолом Павлом и Святым Симеоном Метафрастом твердо верят, что «идеже умножится грех, преизобилует благодать» и что «божественная благодать всегда немощная врачует и оскудевающая восполняет».
В ответ своим критикам я дерзаю повторить слова из письма Н.С.Лескова к И.С.Аксакову: «Я никогда не осмеивал сана духовного, но я рисовал его носителей здраво и реально, и в этом не числю за собою вины».
За сим отдаю на суд читателя свои «Мелочи архи. прото. и просто иерейской жизни» — прямое продолжение или, лучше сказать, подражание моим любимым «Мелочам архиерейской жизни».
священник Михаил Ардов
Предисловие ко второму изданию
Прошло уже довольно много времени с тех пор, как появились в печати мои «Мелочи архи. прото. и просто иерейской жизни». Как я и предполагал, у книги нашлось предостаточно и врагов и поклонников. Впрочем меня утешает то обстоятельство, что вторых оказалось значительно больше нежели первых.
Неожиданным и приятным сюрпризом явилась для меня публикация небольшой книжицы под названием «Семьдесят семь православных коанов» (М., 1996). Автор ее, скрывшийся под инициалами «С.П.С.» — человек весьма наблюдательный и остроумный. Он собрал и напечатал характерные диалоги и рассужедния современных клириков, семинаристов, мирян. Жаль только, что тираж «Коанов» всего триста экземпляров. Но как бы то ни было, я уже не чувствую себя единственным литератором, который осваивает редкостный жанр — церковную юмористику.
Выход в свет моей книги имел своим результатом не только похвальные и ругательные отзывы. Многие читатели стали пополнять мою копилку курьезов, мне сообщают все новые и новые истории, относящиеся к церковному быту. Обилие этого материала и желание отдать его на суд читающей публики побудили меня предпринять второе — дополненное издание «Мелочей архи. прото. и просто иерейской жизни».
Протоиерей Михаил Ардов,
настоятель храма во имя Царя Мученика Николая II
и всех Новомучеников и Исповедников Российских,
что на Головинском кладбище в Москве
Любопытен я весьма, что делаешь ты, сочинитель басен, баллад, повестей и романов, не усматривая в жизни, тебя окружающей, нитей, достойных вплетения в занимательную для чтения баснь твою? Или тебе, исправитель нравов человеческих, и вправду нет никакого дела до той действительной жизни, которою живут люди, а нужны только претексты для празднословных рацей? Ведомо ли тебе, какую жизнь ведет русский поп, сей «ненужный человек», которого, по-твоему, может быть, напрасно призвали, чтобы приветствовать твое рождение, и призовут еще раз, также противу твоей воли, чтобы проводить тебя в могилу? Известно ли тебе, что мизерная жизнь сего попа не скудна, но весьма обильна бедствиями и приключениями, или не думаешь ли ты, что его кутейному сердцу недоступны благородные страсти и что оно не ощущает страданий? Или же ты с своей авторской высоты вовсе и не хочешь удостоить меня, попа, своим вниманием? Или ты мыслишь, что уже и самое время мое прошло и что я уже не нужен стране, тебя и меня родившей и воспитавшей. О слепец! скажу я тебе, если ты мыслишь первое; о глупец! скажу тебе, если мыслишь второе и в силу сего заключения стремишься не поднять и оживить меня, а навалить на меня камень и глумиться над тем, что я смраден стал, задохнувшися.
Век минувший Живите, государи мои, люди русские, в ладу со своей старою сказкой.;
Чудная вещь старая сказка! Горе тому, у кого ее не будет под старость!
Благословясь, начну повествование. И начну его с тех курьезных историй, которые, по крайней мере в части своей, могли бы быть записаны Н.С.Лесковым и составить дополнение к «Мелочам архиерейской жизни» или к «Заметкам неизвестного».
Император Петр I во время одного из своих путешествий повстречал священника, который ехал верхом и с ружьем за плечами. Увидев эту фигуру, царь изумился.
— Отчего ты едешь с ружьем?
— Здесь, Государь, места нехорошие, — отвечал тот, — лихих людей много.
— Но ведь если ты кого-нибудь убьешь, — сказал Петр, — ты уже не сможешь быть попом.
(По каноническим правилам священнослужитель, даже нечаянно впавший в убийство, «низвергается сана».)
— Да, не смогу, — отвечал священник, — но если меня убьют, я не буду уже и человеком, а у меня большая семья.
Петр подивился мужеству и разуму своего собеседника.
А вот подлинный анекдот восемнадцатого века.
На Страстной неделе некий проповедник оговорился и сказал, что Иуда продал Христа не за 30 сребреников, а за 40.
Стоящий в народе купец наклонился к своему приятелю и тихонько промолвил:
— Это, стало быть, по нынешнему курсу.
Еще старинный анекдот. В Москве или в Петербурге происходят богатые похороны. Стоящий на церковной паперти нищий с любопытством спрашивает:
— Кого же это хоронят?
— Это, брат, умер генерл от инфантерии.
— Царствие ему Небесное, — говорит нищий, — каких только болезней не бывает.
В прежнее время благочинные очень строго смотрели за священнослужителями. В частности, они следили за тем, когда рождались у их подопечных дети — не были ли зачаты в пост?
Клирики обязаны соблюдать брачные посты и перед служением литургии. В этой связи в свое время возник забавный анекдот о сельском батюшке, у которого каждый год рождался ребенок, и он всякий раз призывал помещика быть восприемником, крестным отцом. Барину это в конце концов надоело, и он заплатил священнику значительную сумму с тем, чтобы тот служил литургии каждый день в течение целого года. (То есть обрек его на постоянный брачный пост.) Однако, через несколько месяцев батюшка явился к помещику и опять стал звать его на крестины.
— Как так? — удивился барин. — Ты же каждый день обедню служишь?!
— А междучасия на что? — лукаво отвечал тот.
Один из самых известных русских архиереев XVIII века Митрополит Московский Платон (Левшин) был превосходным проповедником, отличался находчивостьюи остроумием. В частности, весьма замечательны некоторые его диалоги с Дидро, который в свое время посетил Россию.
Ардов мелочи архи прото и просто иерейской жизни читать
Предисловие к первому изданию
Не без робости вступаю я на стезю, когда-то проторенную великим Лесковым, ибо не ощущаю в себе и малой толики того необычайного дарования, которым Бог наделил моего предшественника. Однако же, вполне сознавая свое недостоинство, я вижу и два существенных преимущества моих перед Лесковым.
Первое — наличие священного сана, ведь его «картинки с натуры» — свидетельства стороннего наблюдателя, а мне довелось многое постигнуть на собственном опыте. Второе мое преимущество состоит в том, что двадцатый век явил нам такие «картинки», какие в веке девятнадцатом никому и в самом страшном сне не могли бы присниться.
Я испытываю глубокую признательность многочисленным моим друзьям — и клирикам, и мирянам, без их помощи и поддержки я бы не смог завершить этот труд. Но — увы! — донеслись уже и голоса осуждения, меня обвиняют в поношении Церкви и священства. Впрочем, тут меня утешает и отчасти оправдывает то обстоятельство, что и сам Лесков отнюдь не избежал нападок со стороны лиц, «не распознающих благочестия от святошества». Ханжество старо, как мир, и я, например, убежден, что еще в четвертом веке были люди, которые точно так же осуждали Святителя Иоанна Златоуста, ибо он, перечисляя пороки современных ему клириков, говорил о «гневе, зависти, вражде, клевете, обмане лицемерии, кознях, желании похвал, пристрастии к почестям, низком человекоугодии» и пр. и пр. (Смотри «Слово третье о священстве»).
Но — благодарение Богу! — у Православной Церкви всегда было и есть предостаточно истинных чад, которые, с одной стороны, умеют прощать человеческие слабости, а с другой — вслед за Апостолом Павлом и Святым Симеоном Метафрастом твердо верят, что «идеже умножится грех, преизобилует благодать» и что «божественная благодать всегда немощная врачует и оскудевающая восполняет».
В ответ своим критикам я дерзаю повторить слова из письма Н.С.Лескова к И.С.Аксакову: «Я никогда не осмеивал сана духовного, но я рисовал его носителей здраво и реально, и в этом не числю за собою вины».
За сим отдаю на суд читателя свои «Мелочи архи. прото. и просто иерейской жизни» — прямое продолжение или, лучше сказать, подражание моим любимым «Мелочам архиерейской жизни».
священник Михаил Ардов
Предисловие ко второму изданию
Прошло уже довольно много времени с тех пор, как появились в печати мои «Мелочи архи. прото. и просто иерейской жизни». Как я и предполагал, у книги нашлось предостаточно и врагов и поклонников. Впрочем меня утешает то обстоятельство, что вторых оказалось значительно больше нежели первых.
Неожиданным и приятным сюрпризом явилась для меня публикация небольшой книжицы под названием «Семьдесят семь православных коанов» (М., 1996). Автор ее, скрывшийся под инициалами «С.П.С.» — человек весьма наблюдательный и остроумный. Он собрал и напечатал характерные диалоги и рассужедния современных клириков, семинаристов, мирян. Жаль только, что тираж «Коанов» всего триста экземпляров. Но как бы то ни было, я уже не чувствую себя единственным литератором, который осваивает редкостный жанр — церковную юмористику.
Выход в свет моей книги имел своим результатом не только похвальные и ругательные отзывы. Многие читатели стали пополнять мою копилку курьезов, мне сообщают все новые и новые истории, относящиеся к церковному быту. Обилие этого материала и желание отдать его на суд читающей публики побудили меня предпринять второе — дополненное издание «Мелочей архи. прото. и просто иерейской жизни».
Протоиерей Михаил Ардов,
настоятель храма во имя Царя Мученика Николая II
и всех Новомучеников и Исповедников Российских,
что на Головинском кладбище в Москве
Любопытен я весьма, что делаешь ты, сочинитель басен, баллад, повестей и романов, не усматривая в жизни, тебя окружающей, нитей, достойных вплетения в занимательную для чтения баснь твою? Или тебе, исправитель нравов человеческих, и вправду нет никакого дела до той действительной жизни, которою живут люди, а нужны только претексты для празднословных рацей? Ведомо ли тебе, какую жизнь ведет русский поп, сей «ненужный человек», которого, по-твоему, может быть, напрасно призвали, чтобы приветствовать твое рождение, и призовут еще раз, также противу твоей воли, чтобы проводить тебя в могилу? Известно ли тебе, что мизерная жизнь сего попа не скудна, но весьма обильна бедствиями и приключениями, или не думаешь ли ты, что его кутейному сердцу недоступны благородные страсти и что оно не ощущает страданий? Или же ты с своей авторской высоты вовсе и не хочешь удостоить меня, попа, своим вниманием? Или ты мыслишь, что уже и самое время мое прошло и что я уже не нужен стране, тебя и меня родившей и воспитавшей. О слепец! скажу я тебе, если ты мыслишь первое; о глупец! скажу тебе, если мыслишь второе и в силу сего заключения стремишься не поднять и оживить меня, а навалить на меня камень и глумиться над тем, что я смраден стал, задохнувшися.
Век минувший Живите, государи мои, люди русские, в ладу со своей старою сказкой.;
Чудная вещь старая сказка! Горе тому, у кого ее не будет под старость!
Благословясь, начну повествование. И начну его с тех курьезных историй, которые, по крайней мере в части своей, могли бы быть записаны Н.С.Лесковым и составить дополнение к «Мелочам архиерейской жизни» или к «Заметкам неизвестного».
Император Петр I во время одного из своих путешествий повстречал священника, который ехал верхом и с ружьем за плечами. Увидев эту фигуру, царь изумился.
— Отчего ты едешь с ружьем?
— Здесь, Государь, места нехорошие, — отвечал тот, — лихих людей много.
— Но ведь если ты кого-нибудь убьешь, — сказал Петр, — ты уже не сможешь быть попом.
(По каноническим правилам священнослужитель, даже нечаянно впавший в убийство, «низвергается сана».)
— Да, не смогу, — отвечал священник, — но если меня убьют, я не буду уже и человеком, а у меня большая семья.
Петр подивился мужеству и разуму своего собеседника.
А вот подлинный анекдот восемнадцатого века.
На Страстной неделе некий проповедник оговорился и сказал, что Иуда продал Христа не за 30 сребреников, а за 40.
Стоящий в народе купец наклонился к своему приятелю и тихонько промолвил:
— Это, стало быть, по нынешнему курсу.
Еще старинный анекдот. В Москве или в Петербурге происходят богатые похороны. Стоящий на церковной паперти нищий с любопытством спрашивает:
— Кого же это хоронят?
— Это, брат, умер генерл от инфантерии.
— Царствие ему Небесное, — говорит нищий, — каких только болезней не бывает.
В прежнее время благочинные очень строго смотрели за священнослужителями. В частности, они следили за тем, когда рождались у их подопечных дети — не были ли зачаты в пост?
Клирики обязаны соблюдать брачные посты и перед служением литургии. В этой связи в свое время возник забавный анекдот о сельском батюшке, у которого каждый год рождался ребенок, и он всякий раз призывал помещика быть восприемником, крестным отцом. Барину это в конце концов надоело, и он заплатил священнику значительную сумму с тем, чтобы тот служил литургии каждый день в течение целого года. (То есть обрек его на постоянный брачный пост.) Однако, через несколько месяцев батюшка явился к помещику и опять стал звать его на крестины.
Предисловие к первому изданию
Не без робости вступаю я на стезю, когда-то проторенную великим Лесковым, ибо не ощущаю в себе и малой толики того необычайного дарования, которым Бог наделил моего предшественника. Однако же, вполне сознавая свое недостоинство, я вижу и два существенных преимущества моих перед Лесковым.
Первое — наличие священного сана, ведь его «картинки с натуры» — свидетельства стороннего наблюдателя, а мне довелось многое постигнуть на собственном опыте. Второе мое преимущество состоит в том, что двадцатый век явил нам такие «картинки», какие в веке девятнадцатом никому и в самом страшном сне не могли бы присниться.
Я испытываю глубокую признательность многочисленным моим друзьям — и клирикам, и мирянам, без их помощи и поддержки я бы не смог завершить этот труд. Но — увы! — донеслись уже и голоса осуждения, меня обвиняют в поношении Церкви и священства. Впрочем, тут меня утешает и отчасти оправдывает то обстоятельство, что и сам Лесков отнюдь не избежал нападок со стороны лиц, «не распознающих благочестия от святошества». Ханжество старо, как мир, и я, например, убежден, что еще в четвертом веке были люди, которые точно так же осуждали Святителя Иоанна Златоуста, ибо он, перечисляя пороки современных ему клириков, говорил о «гневе, зависти, вражде, клевете, обмане лицемерии, кознях, желании похвал, пристрастии к почестям, низком человекоугодии» и пр. и пр. (Смотри «Слово третье о священстве»).
Но — благодарение Богу! — у Православной Церкви всегда было и есть предостаточно истинных чад, которые, с одной стороны, умеют прощать человеческие слабости, а с другой — вслед за Апостолом Павлом и Святым Симеоном Метафрастом твердо верят, что «идеже умножится грех, преизобилует благодать» и что «божественная благодать всегда немощная врачует и оскудевающая восполняет».
В ответ своим критикам я дерзаю повторить слова из письма Н.С.Лескова к И.С.Аксакову: «Я никогда не осмеивал сана духовного, но я рисовал его носителей здраво и реально, и в этом не числю за собою вины».
За сим отдаю на суд читателя свои «Мелочи архи. прото. и просто иерейской жизни» — прямое продолжение или, лучше сказать, подражание моим любимым «Мелочам архиерейской жизни».
священник Михаил Ардов
Предисловие ко второму изданию
Прошло уже довольно много времени с тех пор, как появились в печати мои «Мелочи архи. прото. и просто иерейской жизни». Как я и предполагал, у книги нашлось предостаточно и врагов и поклонников. Впрочем меня утешает то обстоятельство, что вторых оказалось значительно больше нежели первых.
Неожиданным и приятным сюрпризом явилась для меня публикация небольшой книжицы под названием «Семьдесят семь православных коанов» (М., 1996). Автор ее, скрывшийся под инициалами «С.П.С.» — человек весьма наблюдательный и остроумный. Он собрал и напечатал характерные диалоги и рассужедния современных клириков, семинаристов, мирян. Жаль только, что тираж «Коанов» всего триста экземпляров. Но как бы то ни было, я уже не чувствую себя единственным литератором, который осваивает редкостный жанр — церковную юмористику.
Выход в свет моей книги имел своим результатом не только похвальные и ругательные отзывы. Многие читатели стали пополнять мою копилку курьезов, мне сообщают все новые и новые истории, относящиеся к церковному быту. Обилие этого материала и желание отдать его на суд читающей публики побудили меня предпринять второе — дополненное издание «Мелочей архи. прото. и просто иерейской жизни».
Протоиерей Михаил Ардов,
настоятель храма во имя Царя Мученика Николая II
и всех Новомучеников и Исповедников Российских,
что на Головинском кладбище в Москве
Любопытен я весьма, что делаешь ты, сочинитель басен, баллад, повестей и романов, не усматривая в жизни, тебя окружающей, нитей, достойных вплетения в занимательную для чтения баснь твою? Или тебе, исправитель нравов человеческих, и вправду нет никакого дела до той действительной жизни, которою живут люди, а нужны только претексты для празднословных рацей? Ведомо ли тебе, какую жизнь ведет русский поп, сей «ненужный человек», которого, по-твоему, может быть, напрасно призвали, чтобы приветствовать твое рождение, и призовут еще раз, также противу твоей воли, чтобы проводить тебя в могилу? Известно ли тебе, что мизерная жизнь сего попа не скудна, но весьма обильна бедствиями и приключениями, или не думаешь ли ты, что его кутейному сердцу недоступны благородные страсти и что оно не ощущает страданий? Или же ты с своей авторской высоты вовсе и не хочешь удостоить меня, попа, своим вниманием? Или ты мыслишь, что уже и самое время мое прошло и что я уже не нужен стране, тебя и меня родившей и воспитавшей. О слепец! скажу я тебе, если ты мыслишь первое; о глупец! скажу тебе, если мыслишь второе и в силу сего заключения стремишься не поднять и оживить меня, а навалить на меня камень и глумиться над тем, что я смраден стал, задохнувшися.
Век минувший Живите, государи мои, люди русские, в ладу со своей старою сказкой.;
Чудная вещь старая сказка! Горе тому, у кого ее не будет под старость!
Благословясь, начну повествование. И начну его с тех курьезных историй, которые, по крайней мере в части своей, могли бы быть записаны Н.С.Лесковым и составить дополнение к «Мелочам архиерейской жизни» или к «Заметкам неизвестного».
Император Петр I во время одного из своих путешествий повстречал священника, который ехал верхом и с ружьем за плечами. Увидев эту фигуру, царь изумился.
— Отчего ты едешь с ружьем?
— Здесь, Государь, места нехорошие, — отвечал тот, — лихих людей много.
— Но ведь если ты кого-нибудь убьешь, — сказал Петр, — ты уже не сможешь быть попом.
(По каноническим правилам священнослужитель, даже нечаянно впавший в убийство, «низвергается сана».)
— Да, не смогу, — отвечал священник, — но если меня убьют, я не буду уже и человеком, а у меня большая семья.
Петр подивился мужеству и разуму своего собеседника.
А вот подлинный анекдот восемнадцатого века.
На Страстной неделе некий проповедник оговорился и сказал, что Иуда продал Христа не за 30 сребреников, а за 40.
Стоящий в народе купец наклонился к своему приятелю и тихонько промолвил:
Текст книги «Мелочи архи. прото. и просто иерейской жизни»
Автор книги: Михаил Ардов
Биографии и мемуары
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Предисловие к первому изданию
Не без робости вступаю я на стезю, когда-то проторенную великим Лесковым, ибо не ощущаю в себе и малой толики того необычайного дарования, которым Бог наделил моего предшественника. Однако же, вполне сознавая свое недостоинство, я вижу и два существенных преимущества моих перед Лесковым.
Первое – наличие священного сана, ведь его «картинки с натуры» – свидетельства стороннего наблюдателя, а мне довелось многое постигнуть на собственном опыте. Второе мое преимущество состоит в том, что двадцатый век явил нам такие «картинки», какие в веке девятнадцатом никому и в самом страшном сне не могли бы присниться.
Я испытываю глубокую признательность многочисленным моим друзьям – и клирикам, и мирянам, без их помощи и поддержки я бы не смог завершить этот труд. Но – увы! – донеслись уже и голоса осуждения, меня обвиняют в поношении Церкви и священства. Впрочем, тут меня утешает и отчасти оправдывает то обстоятельство, что и сам Лесков отнюдь не избежал нападок со стороны лиц, «не распознающих благочестия от святошества». Ханжество старо, как мир, и я, например, убежден, что еще в четвертом веке были люди, которые точно так же осуждали Святителя Иоанна Златоуста, ибо он, перечисляя пороки современных ему клириков, говорил о «гневе, зависти, вражде, клевете, обмане лицемерии, кознях, желании похвал, пристрастии к почестям, низком человекоугодии» и пр. и пр. (Смотри «Слово третье о священстве»).
Но – благодарение Богу! – у Православной Церкви всегда было и есть предостаточно истинных чад, которые, с одной стороны, умеют прощать человеческие слабости, а с другой – вслед за Апостолом Павлом и Святым Симеоном Метафрастом твердо верят, что «идеже умножится грех, преизобилует благодать» и что «божественная благодать всегда немощная врачует и оскудевающая восполняет».
В ответ своим критикам я дерзаю повторить слова из письма Н.С.Лескова к И.С.Аксакову: «Я никогда не осмеивал сана духовного, но я рисовал его носителей здраво и реально, и в этом не числю за собою вины».
За сим отдаю на суд читателя свои «Мелочи архи. прото. и просто иерейской жизни» – прямое продолжение или, лучше сказать, подражание моим любимым «Мелочам архиерейской жизни».
священник Михаил Ардов
Предисловие ко второму изданию
Прошло уже довольно много времени с тех пор, как появились в печати мои «Мелочи архи. прото. и просто иерейской жизни». Как я и предполагал, у книги нашлось предостаточно и врагов и поклонников. Впрочем меня утешает то обстоятельство, что вторых оказалось значительно больше нежели первых.
Неожиданным и приятным сюрпризом явилась для меня публикация небольшой книжицы под названием «Семьдесят семь православных коанов» (М., 1996). Автор ее, скрывшийся под инициалами «С.П.С.» – человек весьма наблюдательный и остроумный. Он собрал и напечатал характерные диалоги и рассужедния современных клириков, семинаристов, мирян. Жаль только, что тираж «Коанов» всего триста экземпляров. Но как бы то ни было, я уже не чувствую себя единственным литератором, который осваивает редкостный жанр – церковную юмористику.
Выход в свет моей книги имел своим результатом не только похвальные и ругательные отзывы. Многие читатели стали пополнять мою копилку курьезов, мне сообщают все новые и новые истории, относящиеся к церковному быту. Обилие этого материала и желание отдать его на суд читающей публики побудили меня предпринять второе – дополненное издание «Мелочей архи. прото. и просто иерейской жизни».
Протоиерей Михаил Ардов,
настоятель храма во имя Царя Мученика Николая II
и всех Новомучеников и Исповедников Российских,
что на Головинском кладбище в Москве
Введение
Любопытен я весьма, что делаешь ты, сочинитель басен, баллад, повестей и романов, не усматривая в жизни, тебя окружающей, нитей, достойных вплетения в занимательную для чтения баснь твою? Или тебе, исправитель нравов человеческих, и вправду нет никакого дела до той действительной жизни, которою живут люди, а нужны только претексты для празднословных рацей? Ведомо ли тебе, какую жизнь ведет русский поп, сей «ненужный человек», которого, по-твоему, может быть, напрасно призвали, чтобы приветствовать твое рождение, и призовут еще раз, также противу твоей воли, чтобы проводить тебя в могилу? Известно ли тебе, что мизерная жизнь сего попа не скудна, но весьма обильна бедствиями и приключениями, или не думаешь ли ты, что его кутейному сердцу недоступны благородные страсти и что оно не ощущает страданий? Или же ты с своей авторской высоты вовсе и не хочешь удостоить меня, попа, своим вниманием? Или ты мыслишь, что уже и самое время мое прошло и что я уже не нужен стране, тебя и меня родившей и воспитавшей. О слепец! скажу я тебе, если ты мыслишь первое; о глупец! скажу тебе, если мыслишь второе и в силу сего заключения стремишься не поднять и оживить меня, а навалить на меня камень и глумиться над тем, что я смраден стал, задохнувшися.
Век минувший
Век минувший Живите, государи мои, люди русские, в ладу со своей старою сказкой.;
Чудная вещь старая сказка! Горе тому, у кого ее не будет под старость!
Благословясь, начну повествование. И начну его с тех курьезных историй, которые, по крайней мере в части своей, могли бы быть записаны Н.С.Лесковым и составить дополнение к «Мелочам архиерейской жизни» или к «Заметкам неизвестного».
Император Петр I во время одного из своих путешествий повстречал священника, который ехал верхом и с ружьем за плечами. Увидев эту фигуру, царь изумился.
– Отчего ты едешь с ружьем?
– Здесь, Государь, места нехорошие, – отвечал тот, – лихих людей много.
– Но ведь если ты кого-нибудь убьешь, – сказал Петр, – ты уже не сможешь быть попом.
(По каноническим правилам священнослужитель, даже нечаянно впавший в убийство, «низвергается сана».)
– Да, не смогу, – отвечал священник, – но если меня убьют, я не буду уже и человеком, а у меня большая семья.
Петр подивился мужеству и разуму своего собеседника.
А вот подлинный анекдот восемнадцатого века.
На Страстной неделе некий проповедник оговорился и сказал, что Иуда продал Христа не за 30 сребреников, а за 40.
Стоящий в народе купец наклонился к своему приятелю и тихонько промолвил:
– Это, стало быть, по нынешнему курсу.
Еще старинный анекдот. В Москве или в Петербурге происходят богатые похороны. Стоящий на церковной паперти нищий с любопытством спрашивает:
– Кого же это хоронят?
– Это, брат, умер генерл от инфантерии.
– Царствие ему Небесное, – говорит нищий, – каких только болезней не бывает.
В прежнее время благочинные очень строго смотрели за священнослужителями. В частности, они следили за тем, когда рождались у их подопечных дети – не были ли зачаты в пост?
Клирики обязаны соблюдать брачные посты и перед служением литургии. В этой связи в свое время возник забавный анекдот о сельском батюшке, у которого каждый год рождался ребенок, и он всякий раз призывал помещика быть восприемником, крестным отцом. Барину это в конце концов надоело, и он заплатил священнику значительную сумму с тем, чтобы тот служил литургии каждый день в течение целого года. (То есть обрек его на постоянный брачный пост.) Однако, через несколько месяцев батюшка явился к помещику и опять стал звать его на крестины.
– Как так? – удивился барин. – Ты же каждый день обедню служишь?!
– А междучасия на что? – лукаво отвечал тот.
Один из самых известных русских архиереев XVIII века Митрополит Московский Платон (Левшин) был превосходным проповедником, отличался находчивостьюи остроумием. В частности, весьма замечательны некоторые его диалоги с Дидро, который в свое время посетил Россию.
– Бога нет, – сказал архиерею француз.
– Это не вы первый говорите, – отвечал Владыка Платон. – Это мы из Псалтири знаем: «Рече безумен в сердце своем: несть Бог. » (Пс. 52).
– Иисус Христос ходил пешком, а вы ездите в карете шестерней, – упрекнул как-то Владыку Дидро.
На это архиерей отвечал так:
– Господь наш Иисус Христос действительно ходил по Святой Земле пешком, и ученики Его шли за Ним. А я за своей паствой и на шести лошадях не могу угнаться.
Одна из самых знаменитых проповедей Митрополита Платона была говорена в Петропавловском соборе в присутствии Императрицы Екатерины II по случаю победы российского флота над турецким 24 июня 1770 года.
Проповедник вдруг спустился с амвона, подошел к гробнице Петра I и воззвал:
– Восстань теперь, великий монарх, отечества нашего отец, восстань и насладись плодами трудов твоих.
Присутствующий при этом граф К.Гр.Разумовский, украинец, потихоньку сказал кому-то из придворных:
– Чего вин его кличе? Як встане, то всем достанется.
Павел Петрович, будучи наследником престола, приехал в один монастырь и услышал жидкий звон небольшого надтреснутого колокола.
– Что ж вы не попросите государыню сменить колокол? Ведь она бывает у вас в монастыре, – сказал Павел настоятелю.
– При посещении государыней обители колокол и сам не раз просил ее об этом. А ведь его голос все же громче.
Кажется, в прошлом веке возник такой забавный анекдот. Некоего протопопа попросили за весьма приличное вознаграждение произнести надгробное слово по умершей богатой купчихе. Он, однако же, решил не затруднять себя сочинительством, а взял известное «Слово на погребение Петра Великого» Преосвященного Феофана (Прокоповича) и прочитал его, заменяя всюду мужской род на женский.
– Что се есть? – возгласил батюшка. – До чего мы дожили, о россияне? Что видим? Что делаем? Феклу Карповну Кособрюхову погребаем. Не мечтание ли се? Не сонное ли нам приведение? О, как истинная печаль! О, как известное нам злоключение.
Поначалу слушатели были довольны, пока протопоп говорил о величии и достоинствах покойной купчихи, о том, как она заботилась о просвещении. Однако же под конец речи родственники его чуть не побили, когда он между прочим сказал, будто «покойница была весьма проста нравом и, будучи в Голландии, делила ложе с простыми матросами».
(Надо сказать, в подлинном «Слове» Преосвященного Феофана такой фразы нет, но все же показательно, что в церковной среде подобный анекдот появился.)
Пожалуй, самым лучшим русским юмористом прошлого века был Иван Федорович Горбунов, его талант высоко ценили А.Н.Островский, Ф.М.Достоевский, Л.Н.Толстой, А.П.Чехов. Среди поклонников и благодетелй Горбунова был граф Павел Шереметьев, который по памяти записал и издал те из его новелл, которые не вошли в печатные сборники. Книга эта весьма редкая, издана в 1901 году и называется – «Отзвуки рассказов И.Ф.Горбунова». Есть там и кое-что относящееся к нашей тематике, например, вот такие две записи.
«Митрополит Филарет (Дроздов) часто вызывался в памяти Горбунова. Например, его тихий шепот, когда он услышал ошибку читавшего о выборе апостола вместо Иуды и когда вместо следуемого «и избраша два: Иосифа и Матфия» чтец произнес: «и избраша два Иосифа». Послышался тихий, но слышный шепот Владыки:
«Вот еще картинка, выхваченная с натуры, из жизни старух богомолок. Одна из них, подперши руками подбородок, всхлипывая и вздыхая, передает другой впечатление, вынесенное из церкви, где происходил обряд «Анафемы» с участием Митрополита Филарета:
– Впихнули меня в церковь Божию. Что народу. Что людей. Что всего прочего. Всякого разного. Свечи, и свечи все возженные.
– Возженные? – переспрашивает первую старуху другая.
– Возженные, матушка, возженные, – отвечает та, б о л д у х а н и е такое. И вывели его, батюшку, шапка у его камням горит, и поставили на место уготованное. И как начали его проклинать. Уж проклинали его, проклинали. Уж я плакала, плакала. А у его, у батюшки, только бородка седенькая трясется.
Горбунов в своих рассказах никогда не оскорблял религиозные чувства слушателей, он любил красоту церковных обрядов, которые знал в совершенстве».
Не так давно я купил книжку «Любящий добродетель» (Спб., 1995), она посвящена Святителю Филарету Московскому и содержит в себе несколько эпизодов вполне пригодных для «Мелочей архиерейской жизни» самого Н.Лескова. Приведу здесь некоторые из этих рассказов.
В первый же год управления Московской епархией Святитель посетил один сельский приход. Войдя в храм, он стал как бы намеренно искать повода к замечанию. Указав на пыль в храме, он спросил настоятеля, но не по-русски, а на церковно-славянском языке:
– Прорцы ми, отче, почто у ти пыль зде?
Пораженный этим вопросом, священник пал на колени и в страхе молвил:
Тогда Митрополит взглянул на виновного проницательным взором и спросил:
– Понял, Владыка, – отвечал священник. – Все понял, прости великодушно.
– А коли понял, – тихо сказал Святитель, – то Бог простит.
Суть же состояла в том, что этот священник когда-то учился с будущим Митрополитом в семинарии. Однажды некоторые соученики подстерегли семинариста Василия Дроздова в коридоре и избили его за то, что он всегда говорил правду. При этом один из семинаристов, изменивши свой голос, издевательски спрашивал свою жертву по-славянски:
– Прорцы, Василие, кто тя ударяяй?
Этим семинаристом и был настоятель обозреваемого храма. Своим вопросом Митрополит напомнил ему давнюю историю, но и простил чистосердечно, ибо в дальнейшем поощрял его служение соответствующими наградами.
Как-то на Пасху в одной сельской церкви при разделе приношений случилась скандальная история. Диакон настаивал на справедливом делении снеди, а дьячок ему не повиновался. Тогда диакон, выйдя из терпения, стал топтать приношение ногами. Дьячок бросился на него с кулаками. Священник, услышав шум и ругань, выглянул из Алтаря и засвистел, дескать, «Вот тебе и кулич с яйцами».
О случившемся доложили Митрополиту Филарету. На донесении Святитель наложил такую резолюцию:
Священника-свистуна, диакона-топтуна и дьячка-драчуна отдать под начал. » и проч.
Однажды Святитель приехал в Новоспасское село и, войдя в храм, стал рассматривать старинные иконы. Приложившись к одной из них, т.е. поцеловав ее, он заметил:
– Как жаль, что лик потускнел, совсем его не видно.
Присутствовавший при сем известный шутник профессор И.М.Снегирев сказал:
– Это, Владыко, от наших нечестивых устен.
– И скверного, нечистейшего языка, – тут же добавил Митрополит Филарет.
(Оба они процитировали молитву Св. Иоанна Златоустого, № 2 в последовании ко Святому Причащению.)
Пришла однажды к Митрополиту игумения Спасо-Бородинского монастыря М.Тучкова, и Святитель спросил ее, довольна ли она своими сестрами.
– Слава Богу, Владыка, – ответила она. – Такие они у меня славные, такие добрые. Да в том беда, что я-то такая грешная.
Митрополит Филарет взглянул на нее с улыбкой, перекрестился и сказал:
– Благодарю Господа, наконец-то в моей епархии нашлась грешная игумения. А то с кем ни поговори – все святые.
Во время пасхальных праздников пришли как-то к Владыке великосветские дамы, и одна из них спросила Митрополита:
– Почему Спаситель по воскресении Своем явился сперва женам-мироносицам?
– Потому что женский пол очень болтлив, а надо было, чтобы это событие стало известно всем как можно скорее.
В конце прошлого века в Ярославле святительствовал архиепископ Ионафан, очень добрый и благостный старец. (Мне рассказывали, что на кладбище, где он похоронен, при копании другой могилы потревожили его гроб и увидели, что тело его – нетленно.)
Одно из главных благодеяний Владыки, оказанных Ярославлю, было возведение на противоположном берегу Волги превосходного кирпичного здания, где разместилось епархиальное училище. (Школа для дочерей клириков.) Заведение это было любимым детищем Преосвященного, он часто приезжал туда, служил в тамошней церкви. И вот однажды старцу-архиерею понадобилось уединиться. Поскольку училище было женское, то его пришлось проводить в туалетную комнату для воспитанниц. В то время, когда Владыка скрывался в одной из кабинок, он услышал, как к нему приближается одна из юных девиц. При этом она напевала:
– Не шей ты мне, матушка, красный сарафан.
– Не ходи, голубушка, здесь – Ионафан, – отвечал ей голос из-за двери.
В московских церквях до сих пор соблюдается старинный обычай – на Пасху, в Святую ночь, священнослужители множество раз меняют свои облачения.
Коренной москвич, покойный архиепископ Киприан (Зернов), в свое время объяснил мне, как это зародилось. В старое время, если умирал состоятельный человек или кто-то из его близких родственников, непременно покупался большой кусок драгоценной парчи, которой покрывали гроб, пока он стоял в церкви. Затем гроб уносили, а парча оставалась в храме, и из нее за счет родственников умершего шили два облачения – для священника и для диакона. А когда приближалось Светлое Христово Воскресение, многие именитые прихожане обращались к настоятелю с одной и той же просьбой:
– На Пасху послужите в наших облачениях.
Так вот, чтобы не обидеть никого из благоукрасителей храма, хитроумные московские попы и ввели обычай переоблачаться в Святую ночь множество раз.
Незадолго до революции в селе где-то под Старой Руссой служил батюшка. Был он человек добрый, и сельчане его очень любили. А там был известный обычай – по субботам бани топить. Ну, а после бани, известное дело: белье продай, а выпей. Вот так и пошло – в одну субботу этот мужик пригласит батюшку помыться, в другую – тот, в третий – еще. Словом, они своего священника споили. Это дошло до благочинного, потом до архиерея, и его запретили в священнослужении. Тогда мужики собрались и толпой пошли в соседнее село, к благочинному. В дом их, как тогда водилось, не пустили, хозяин вышел на крыльцо.
– Верни ты нам нашего отца Ивана.
– Да помилуйте, – говорит благочинный, – нельзя ему служить. Ведь он у вас спился. Он литургию служит, а сам за Престол держится!
– Вот то-то и оно. Он за Престол держится, а нам литургию служит.
Вот еще одна сельская история. На каком-то приходе мужики решили пожертвовать в свой храм дорогое богослужебное Евангелие. Собрали деньги, батюшка приобрел фолиант в серебряном окладе и доставил его в церковь. И вот настала первая служба – всенощная. Священник торжественно вынес и возложил на аналой драгоценную книгу. Довольные прихожане любуются ею. В это время батюшка возглашает имя Благовествователя:
– От Луки святаго Евангелия чтение.
И тут как поднимется крик:
– Почему это – от Луки?!
– Мы все деньги платили!
– Лука лучше нас, что ли?
– Что у него – деньги другие?
Аристократ и богатый помещик Ш. пригласил погостить в свое имение самарского губернатора. Когда он объявил о прибытии важного гостя местному священнику, тот пришел в большое волнение. Посреди церкви разостлали ковер и поставили кресло для сановника.
А во время самого богослужения батюшка делал такие возгласы:
– Мир всем! – и прибавлял почтительно тоном ниже: – И Вашему Высокопревосходительству.
Мой родной дед А.А.Ольшевский в начале века обучался в гимназии города Владимира. Он вспоминал, как на уроках Закона Божьего преподаватель, священник, разъяснял своим ученикам одно из прошений ектеньи:
«Христианския кончины живота нашего безболезнены, непостыдны, мирны, и добраго ответа на Страшном Судищи Христове просим».
Батюшка, по-владимирски «окая», говорил:
– Какая бывает постыдная кончина? Например, в г. утонул.
А теперь хочу привести довольно известный анекдот из церковной жизни, я, помнится, даже читал его в какой-то книге.
В старое время в селе, которое называлось Палисадник, служили священник и диакон. Как-то они шли вместе на требу, и на дороге перед ними оказалась глубокая и обширная лужа, обойти которую не было никакой возможности. Диакон при этом случае был в сапогах, а священник в како-то легкой обуви. И вот батюшка уговорил диакона перенести его через лужу. Тот согласился, взгромоздил священника на свою спину и понес. Но то ли лужа была слишком велика, то ли вес у батюшки чересчур солидный, но диакон на самой середине водной преграды ношу скинул. Священник, который изрядно промок и испачкался, не удержавшись, ударил обидчика, и между ними завязалась драка. Соблазнительный этот случай, разумеется, не остался незамеченным, дело дошло до благочинного, а тот сообщил архиерею. Резолюция, которую Владыка наложил на письме благочинного, была краткой и выразительной: И коня и всадника —; Вон из Палисадника.;
(Тут следует добавить, что для церковного человека это звучит тем более забавно, что со слов «Коня и всадника в море Чермное» начинается весьма употребительное песнопение – ирмос пятого гласа.)
Тут в памяти всплывает и такое. Некий батюшка приходит домой в сильном расстройстве и говорит жене:
– Матушка, меня сегодня в церкви диакон побил.
– Это каким же образом?!
– Да не образом, дура, а подсвечником!
Мне рассказывали, что в дневнике А.С.Суворина описывается такой забавный эпизод. Генералу Дурново был присвоен придворный чин, и по этому случаю он примерял новый мундир. Глядя на себя в зеркало, генерал спросил своего камердинера:
– Ну как, Иван? Идет мне этот мундир?
– Очень идет, ваше превосходительство, – отвечал тот, – вы в нем теперича похожи на льва.
– А где же ты видел льва? – удивился Дурново.
– А на картинке, – отвечал камердинер. – На нем Иисус Христос в Иерусалим въезжает.
В прежнее время, когда заказывался «сорокоуст», то действительно служилось подряд сорок божественных литургий (в просторечии обеден). В деревенских храмах на этих службах подчас вообще никого не было – только сами клирики, прихожане являлись к концу службы, чтобы отстоять панихиду.
Так вот в некоем селе священник и диакон, чтобы облегчить себе жизнь, прибегали к такому приему. Литургии они вовсе не служили, а сидели в Алтаре у окна и смотрели, когда появятся на дороге прихожане. Тут они открывали Царские врата и имитировали окончание обедни, примерно с песновения «Видехом свет истинный. » Затем после отпуста начиналась панихида.
Это мне когда-то рассказал архиепископ Киприан и добавил:
– Ну, чего можно было ждать для Церкви при таких священнослужителях.
В 1913 году Россию посетил Патриарх Антиохийский Григорий. Русского языка он, разумеется, не знал, служил по-гречески, но некоторые возгласы произносил по-славянски, их ему подсказывали сослужащие с ним наши архиереи. По этой причине произошла курьезная и даже отчасти соблазнительная история.
Патриарх служил Божественную литургию, а один из русских митрополитов стоял в Алтаре неподалеку от Престола и в определенные моменты исполнял обязанности суфлера.
На великом входе Патриарх принял от протодиакона дискос, а невидимый народу Митрополит тихонько подсказал ему нужные слова:
– Благочестивейшего, самодержавнейшего, великого Государя нашего.
Патриарх, стоящий в отверстых Царских вратах, громко на весь храм возгласил эти слова.
– Императора Николая Александровича всея России.
Патриарх все это повторил.
Митрополит суфлировал далее:
– Супругу Его, благочестивейшую Государыню Императрицу Александру Феодоровну.
Все шло гладко, русский иерарх подсказывал, а греческий возглашал.
– Святейший правительствующий Синод да помянет Господь Бог во Царствии Своем всегда, ныне и присно и во веки веков.
Патриарх повторил эти слова и уже без всякой подсказки, по собственному разумению добавил:
Услышав о «супруге Синода», митрополит всплеснул руками, и у него вырвалось:
А Патриарх принял это восклицание за очередную подсказку и громким голосом повторил:
Что было дальше и как завершился этот великий вход – история умалчивает.
В начале нашего века в соборе города Владикавказа был такой забавный случай. Тамошний архиерей совершал на литургии диаконскую хиротонию. При этом ставленник был совершенно лысый. И вот, когда протодиакон стал первый раз обводить его вокруг Престола, он от волнения задел семисвечник и опрокинул одну из лампадок, да так, что масло пролилось ему на голову, а «поплавок» (устройство для фитилька) прилип к коже черепа.
Смотреть на умасленную главу несчастного, да еще с прилипшим поплавком, без смеха было невозможно. Смеялись решительно все – священники, диаконы, прислужники. Не смеялся только один человек – архиерей, совершавший священнодействие.
Но вот отошла литургия, и, чтобы наказать своих смешливых клириков, Владыка устроил крестный ход в ближайший монастырь – несколько километров по жаре с иконами и хоругвями, в полном облачении. И тут всем стало не до смеха.
Один человек, который в молодости жил в Сергиевом Посаде, рассказал мне такую историю. Было это тогда, когда отец Павел Флоренский только что принял священный сан. Служили всенощную. В самом начале, как положено, священник с кадилом и диакон со свечой пошли по всему храму. (Вот тут некоторая неясность – о. Павел был то ли еще диаконом, то ли уже священником. Но факт, что сослужил ему такой же новоиспеченный клирик.) Они подошли к праздничной иконе, которую следовало покадить только с одной стороны. Но так как оба они толком службы не знали, то обошли аналой – окадили икону с четырех сторон. Обошедши раз, пошли во второй, потом в третий. Каждый из них надеялся на то, что сослужащий лучше знает устав. Наконец, их ошибку заметили из Алтаря, и присутствовавший там архиерей сказал пономарю:
– Пойди их останови. А то они всю икону закоптят.
Окончить эту, первую главку моего повествования, пожалуй, стоит нижеследующим курьезом. После отречения Государя Императора Правительствующий Синод разослал по епархиям распоряжение о том, что теперь на ектеньях и возглашениях следует поминать не монарха, а «благочестивое временное правительство». По окончании же литургии и в иных случаях предлагалось воспевать и такое несообразное к Богу прошение: