архимандрит товия глазырин биография
Службы велись до последнего священника
Чем знамениты храмы Ельца и как проходит их восстановление
Согласно данным Управления культуры и искусства Липецкой области, на госохране в Ельце в настоящее время находятся 12 храмов и один монастырь. Состояние трех из них неудовлетворительное, а Владимирской церкви — аварийное. Большинство церквей реставрируют, в них ведутся службы. Однако некоторые уже вряд ли подлежат восстановлению.
Вознесенский собор
При въезде в город со стороны железнодорожного вокзала голубые купола Вознесенского собора видны издалека. Подъехав к нему вместе со своим спутником, липецким краеведом Александром Клоковым, выхожу из машины и останавливаюсь, чтобы полюбоваться персиковыми стенами главного церковного дома Ельца.
— Помнится, когда несколько лет назад собор решили перекрасить из зеленого в персиковый, событие вызвало настоящий общественный резонанс?
— Помню, помню, — посмеивается Александр Клоков. — Даже настоятель церкви отец Василий хотел, чтобы собор был голубоватого цвета, как в Смоленске, но не персикового. Однако решение принимала епархия. По-моему, за много лет люди просто привыкли к зеленому оттенку и только сейчас начали понимать, что так собор смотрится красочно, парадно.
— А каким он был издавна?
— Некоторые считали, что желтым. Однако подтверждений тому нет. Архитектор использовал желтые и белые краски, потому что в тот период многие значимые здания в Санкт-Петербурге и Москве раскрашивались именно таким образом. Передняя часть на фотографиях вообще была не оштукатурена и не покрашена, а сделана из красного кирпича.
— Почему Вознесенский собор называют младшим братом московского храма Христа Спасителя?
— Оба были возведены по проекту архитектора Константина Тона. Построить Вознесенский собор елецкие купцы решили в 1800 году. Сделать это предполагалось всего за 6–7 лет. Однако первый проект не был утвержден, и закладку выполнили лишь в 1845 году. Согласно проекту по размерам собор значительно превосходил Исаакиевский, что считалось недопустимым. Кроме того, купцов стали уговаривать, что в Ельце и без того много церквей. Вот дело и затянулось.
— Как же удалось сдвинуть его с места?
— Более 150 елецких купцов подписались, что обязуются давать деньги на строительство и содержание Вознесенского собора. Только после этого на заседании городской думы был создан строительный комитет. Из купцов выбрали главного строителя, которым стал Иван Петров, а в помощь ему еще двух человек — Ивана Попова и Ивана Уклеина. Именно благодаря роду Петровых мы видим собор таким, какой он есть. В 1842 году Иван Петров поехал в Москву, чтобы заказать проект у архитектора Константина Тона. Тот составил смету, и Иван Герасимович начал строительство. Возвели уже большую часть стен, когда Петров умер. Тогда городская дума избрала его племянника, Александра, и он успел довести строительство практически до куполов. Строительство закончил лишь его сын. В итоге на все ушло 44 года.
— Купцы, правда, все оплачивали?
— У сына последнего строителя Александра Петрова сохранились шнуровые книги, где учитывались все доходы и расходы. В них написано, что собор построили на деньги городской думы и пожертвования жителей города. Так что ельчанам есть чем гордиться.
По округе раскатывается звон колоколов. Служба закончилась. Многочисленные горожане расходятся по своим делам. Голубые купола озаряются солнечным светом.
Храм Покрова Пресвятой Богородицы
Существует городская легенда, что местные купцы ходили на поклон к царю просить, чтобы Елец сделали губернским городом. Царь им на это ответил: «Как 33 церкви построите, так сделаю Елецкую губернию».
Храмы в Ельце на каждом шагу. Стоит отойти от Вознесенского собора, перейти через дорогу и пройти до пересечения улицы Маяковского с одноименным переулком, виден храм Покрова Пресвятой Богородицы. Правда, состояние его уже оценивается как неудовлетворительное.
— Вы знаете, какой храм Ельца является самым древним? — спрашивает Александр Клоков, пока мы идем к церкви.
— Неужели Покрова Пресвятой Богородицы?
— Именно. Впервые в документах он упоминается в 1617 году. Правда, датой освящения называется 1759 год. А в середине XIX века его решили отреставрировать, так как появились трещины в стенах. Автором проекта выступил Андрей Тон — брат Константина Тона, зодчего Вознесенского собора. В качестве прообраза он взял Исаакиевский собор Санкт-Петербурга. И получилось довольно неплохо. Известен храм и тем, что в нем хранились реликвии, принадлежавшие Тихону Задонскому. Вот только в советские годы это не спасло его от закрытия.
— Как и остальные церкви. Что же там в то время располагалось?
— Склад зерна, мебельные склады, какое-то время хранились велосипеды. В 1960-х годах власти разрушили купол, потом — колокольню. Ее пробовали стянуть бульдозерами, но ничего не вышло. Тогда вдоль здания выкопали канаву ЖКХ. Она заполнилась водой, ослабила грунт, и колокольня съехала сама, но так и не упала. Помещение долго пустовало. Его облюбовали готы и, судя по символике, которая «украшала» стены совсем недавно, сатанисты.
Верующим церковь вернули в 1997 году. Но липецкий и елецкий епископ Никон благословил начало восстановительных работ лишь осенью 2010-го. Руководит ими с тех пор архимандрит Товия.
Его мы встретили у самого храма. Вместе с прихожанами он вышел на субботник. Так же дружно они уже давно очистили помещение от мусора. А в 2014 году здесь освятили новые колокола.
— Мы не планировали заниматься куполами, — вступает в разговор отец Товия. — Просто во время Великого поста я получил анонимное денежное пожертвование и записку с подписью «на колокола». Показал ее прихожанам, и мы решили, что, наверное, на это воля Божья. Собрали еще денег, чтобы хватило на три колокола. Но в храме должен был быть большой, главный. Я обратился к знакомому звонарю, и тот порекомендовал воронежский завод. Сказал, что там делают колокола хорошего качества, и у них есть возможность сделать восьмитонный.
— Зачем был нужен восьмитонный?
— Столько весил главный колокол, который раньше украшал колокольню. На заводе мне подобрали ансамбль, а освятить колокола мы решили на престольный праздник.
Работы предстоит еще много. Однако весь вид портят металлические гаражи, которые окружают восстанавливающийся храм.
— Это наша головная боль, — замечает мой взгляд отец Товия.
— К администрации города обращались?
— Конечно. Она еще несколько лет назад обещала заняться этой проблемой. Мне сказали, что на территории храма находятся только самовольно поставленные гаражи, а законные располагаются по периметру и не мешают. Некоторые люди откликнулись на просьбу убрать их. Но на том дело и закончилось, воз и ныне там.
— А людей не смущает необходимость заезжать на территорию храма, чтобы поставить машину?
— К сожалению, далеко не всех. Есть и те, которые заявляют, что костьми лягут, но гаражи не отдадут. Очень хочется надеяться, что проблема все-таки решится.
Владимирская церковь
На углу улиц Пионерская и Маяковская расположилась еще одна церковь — Владимирская, а точнее, то, что от нее осталось. Если сам храм — древнейшая часть церкви — еще крепок, то колокольня и трапезная полностью разрушены.
— Печальное зрелище, не правда ли? — грустно смотрит на остатки стен Александр Клоков.
Владимирская церковь ненамного младше храма Покрова Пресвятой Богородицы. Первое деревянное сооружение было построено вместо храма святого Сергия Радонежского в 1680-х годах.
Существует предание, что церковь чудесным образом уцелела во время пожара 1769 года, спалившего весь Елец. Кто-то непрестанно звонил на колокольне посреди бушующего вокруг огня и не прекращал до тех пор, пока пламя не погасло.
Деревянную церковь решили заменить каменной спустя 100 лет после ее постройки. Место выбрали чуть севернее, а на прежнем установили каменный столб. Работы по строительству нового храма закончились в 1844 году.
— Как же он превратился в руины?
— В годы советской власти церковь ограбили. А еще раньше убили ее священника Михаила Тихомирова, арестованного по обвинению в сопротивлении властям и контрреволюционной деятельности. Однако службы велись до 1937 года, пока не был арестован, а затем расстрелян последний священник. В храме разместилось военное ведомство, что на некоторое время спасло его от разрушения. Потом он использовался летной частью как складское помещение. Состояние здания на тот момент еще было хорошим.
— То есть виновата не только советская власть?
— Как сказать… В годы войны ельчане не раз ходатайствовали об открытии церкви. Однако когда за дело взялся один очень энергичный священник, испугались перемен, и храм так и не был открыт. Люди стали растаскивать полы, помещение начало разрушаться. Потом городские власти попытались снести здание, даже разобрали верхние ярусы колокольни. Но снос отложили. А время-то шло, и, как вы видите, совсем не на пользу храму.
Бывшие когда-то величественными стены Владимирской церкви практически превратились в руины. Только сейчас решили взяться за ее восстановление, и, возможно, когда-нибудь храм снова предстанет перед ельчанами и гостями города во всем своем былом великолепии.
Проректор в митре
О Якутской духовной семинарии и не только
Светлана ПАВЛОВА
От певчего до Архимандрита
– Отец Товия, с чего началось Ваше церковное служение?
– До армии к Церкви я, можно сказать, не имел совсем никакого отношения. Зато пока служил отечеству, по-настоящему воцерковились мои близкие – мама и сестра. Жили мы в Запорожье, где после армии я продолжил работать по специальности на металлургическом заводе.
Потом по совету духовника наша семья переехала в Елец Липецкой области, и мы поселились в двух шагах от красивейшего, третьего тогда по величине в России действующего собора. Там и произошло моё настоящее сближение с Церковью, позже я начал петь на клиросе.
Затем поступил в Московскую духовную семинарию. На втором курсе подал прошение в монастырь – в Троице-Сергиеву Лавру, куда был принят, и где полтора года служил, исполняя певческое послушание на клиросе в сане иеродиакона. Заканчивать духовную семинарию, естественно, пришлось уже заочно.
– Вы профессиональный вокалист?
– Нет. Просто в своё время окончил музыкальную школу по классу фортепиано. Пел я и в храме у духовника, что в 100 км от Ельца, и в самом Ельце. Поэтому параллельно учёбе в семинарии за год окончил регентский класс и, ещё будучи семинаристом, служил регентом. Иеромонахом же (то есть священником-монахом) я стал в Московском Свято-Даниловом монастыре, куда был переведён в связи с возвращением его Церкви и подготовкой к 1000-летию Крещения Руси. Работы предстояло много.
– Потому что настоятелем его является Святейший Патриарх Московский и всея Руси?
– Потому что монастырь был только восстановлен и отреставрирован, и собирать праздничный хор, комплектовать репертуар приходилось фактически с нуля. Пришлось поездить сначала в Корецкий, потом в Покровский и Флоровский монастыри, удалось пообщаться с ещё живыми монахами старой Киево-Печерской Лавры на Украине и Пюхтицы, что в Прибалтике, покопаться в библиотеках Московской и Питерской консерваторий. Уже потом был Хабаровск, где довелось открывать и вести курсы псаломщиков, и Белгородская духовная семинария, где полтора года был проректором.
– В Якутске Вам тоже пришлось начинать с нуля?
– Вовсе нет. Во-первых, у меня уже был подобный опыт работы в Белгороде, во-вторых, здесь всё же есть храмы и прихожане. Вообще это же очень интересная работа, творческая – приходится наблюдать, как на твоих глазах безусые мальчишки превращаются в чтецов, певцов, любознательных исследователей… Именно так было в Белгороде, надеюсь, также будет и здесь.
– В Якутской епархии Вы работаете по приглашению епископа Зосимы с июня нынешнего года. Впечатления о Севере уже сложились?
– Пока совсем немного: природа отличная, храмов мало, дороги удручающие, а вот люди – особенно те, что из улусов, – замечательные.
– Будучи священником с опытом многолетнего регентского служения, как Вы оцениваете церковное пение в якутских храмах?
– Оно пока не нуждается в оценках. Хор только-только начинает своё становление. Будет расти хор, тогда и можно будет о чём-либо говорить.
– Архимандрит слушает нецерковную музыку? Есть какие-то предпочтения?
– Предпочитаю народное творчество. Могу послушать и отдельные песни Булановой, Талькова, «Любэ». Почему нет, когда хороший текст дополняет красивая мелодия? Это трогает, заставляет задуматься. Хотя ни фанатом их творчества, ни поклонником их самих я не являюсь.
– К слову об архимандрите. Где и когда Вас удостоили этого высшего монашеского сана?
– Когда служил за рубежом, возглавляя приход в республике Панама и миссию на севере Латинской Америки.
– Это как-то изменило Вашу жизнь?
– Забот о митре прибавило – это точно! (митра – головной убор высшего православного духовенства – прим. авт.).
«Señor, ten piedad!», или «Господи, имей милость!»
– Почему за рубеж направили именно Вас?
– Может потому, что какое-то время я трудился в отделе внешних церковных связей, и меня там знали. К тому же на тот момент я находился за штатом по болезни и был, если можно так сказать, более или менее свободен.
Началось всё с Норвегии, куда в 1998 году меня благословили съездить – только что открытой русскоязычной православной общине нужно было помочь провести Пасху. Была и ещё одна задача. За несколько лет до того в Норвегии одна за другой случились две трагедии: на Шпицбергене, где находятся наши шахтёрские поселки, взорвалась шахта – погибли шахтёры, и год спустя в авиакатастрофе погибли наши соотечественники и их дети, возвращавшиеся из отпусков. По этому случаю планировалось поставить памятную часовню, необходимо было посмотреть условия для её создания.
А когда к моменту моего возвращения открылся приход в Панаме, и было решено образовать миссию на севере Латинской Америки, меня туда и направили.
– Вы полиглот?
– Абсолютно нет. Знание языков и не требовалось, служить предстояло в русскоязычных общинах. Это там, где общины существуют уже долгое время, – в Англии, Америке – служение расширяется за их пределы, само богослужение приобретает другие черты – службы проводятся на местном языке. А в Панаме этого пока нет. Те же местные, что приходили к нам, как минимум, когда-то имели отношение к России – либо учились у нас, либо были родом из России и могли говорить по-русски.
– А как же миссионерство в Латинской Америке? Проповеди среди аборигенов?
– Миссия охватывала территорию от Мексики до Перу – это очень большой регион. И миссионерство здесь приобретает иной смысл – священник ездит по православным общинам разных стран, организовывает там богослужения, проводит беседы или же создаёт общины среди эмигрантов. Мне довелось побывать в командировках только в восьми странах – Мексике, Кубе, Доминиканской республике, Коста-Рике, Панаме, Колумбии, Эквадоре и Перу.
– Не удержусь от национально-патриотического «Как там наши?»
– Жизнь у них нелёгкая. Во-первых, сказывается влияние северо-американского соседа. Панама всегда была и остаётся под мощным прессингом США. О России там знают только то, чем «кормят» северо-американские СМИ. Не нужно, думаю, объяснять, какое в данном случае складывается впечатление о нашей стране.
Во-вторых, там совершенно другой климат – к тропикам привыкать россиянам очень трудно. Полгода стоит лето с дождями – это у них называется зимой, а полгода – лето без дождей, которое и считается настоящим летом. Разница между летней и зимней температурами – всего 4-5 градусов, от +28 зимой, до +32 летом. Без привычной смены климата наши люди надрываются психически. Малейшие отклонения в этой сфере могут обернуться катастрофой для здоровья.
В-третьих, на некоторых наших соотечественниках очень болезненно сказывается большая разница в традициях и культуре. Большинство членов русскоязычных общин – это наши девушки, которые в своё время учились с иностранцами, вышли за них замуж и уехали из России. Пока такие молодые семьи живут у нас, мужья придерживаются наших правил и порядков. Но когда они возвращаются домой, то попадают под влияние своих друзей и близких. А в той культуре огромное влияние на своих сыновей оказывают матери. И зачастую они не просто пользуются большим авторитетом, но откровенно давят на всю семью, диктуя, кому как жить.
В результате, очень многие молодые семьи распадаются, а вернуться назад, в случае, если есть дети, практически невозможно. Во-первых, где найти столько денег, а во-вторых, по закону без согласия отца никто никогда не выпустит ребёнка за пределы страны. Вот и существуют такие семьи формально – у мужа на стороне имеются какие-то связи, он приезжает раз в неделю к детям и, в лучшем случае, оставляет для них какие-то деньги. А наши девушки бедствуют.
И это не только в тропиках, то же самое я видел в Норвегии. Там тоже совершенно другая культура семьи, и тоже налицо угнетение наших женщин, но уже по-скандинавски. Счастливые семьи, конечно, есть, но я встречал их очень мало.
В России жизнь семейная – тоже не сахар, но здесь есть свои, а там всё чужое. К тому же обидно, что замуж-то за иностранцев выходят те, кто заканчивал институты, – специалисты, цвет общества, а за границей их потенциал абсолютно не используется – дипломы не признаются, на работу устроиться невозможно.
Как вам нравится – выпускница Московской консерватории, прославленного на весь мир музыкального центра, не считается музыкантом в государстве, численность которого меньше, чем количество выпускников этой самой консерватории?! Вот и становятся наши девушки чаще всего домохозяйками, уборщицами или посудомойками. Те из них, кто эмигрировал в последние годы, легко приходят в храм. Те же, кто постарше, до сих пор ещё имеют атеистическое мышление.
– А как православие воспринимается местными жителями?
– Основная религия в Панаме – католическая. И хотя вот уже лет сорок там открыты двери для любых конфессий, католичество по-прежнему занимает господствующее положение. При этом межконфессиональной напряженности нет. А русскими там называют всех, кто приехал из бывшего Советского Союза. Армянин ты, узбек или якут – по документам всё равно будешь числиться как русский.
– Крестить приходилось часто?
– Нет. И венчал за всё время моего служения в Панаме только один раз. Требовать от наших православных женщин, и без того находящихся там в очень сложном положении, венчания – что иногда встречается здесь – было бы неправильным. На мой взгляд, это и у нас неуместно, а там – тем паче.
– Сложности из-за незнания языка наверняка были?
– На бытовом уровне осваиваешься очень быстро – жизнь заставляет. А так, первое, что мне пришлось запомнить, это фраза, примерный перевод которой звучит так: «К вашим услугам и в услугу Отечеству».
– Дипломатично!
– Так этому меня научил нынешний посол Панамы в Москве.
Священник у доски
– Ваше новорожденное детище – Якутское духовное училище чем-то отличается от подобных заведений в других регионах?
– Мы будем готовить церковнослужителей первой ступени служения Церкви: пономарей или алтарников, псаломщиков – чтецов, певцов. Это правая рука священников во время богослужений: они должны уметь подготовить и провести службу, грамотно и правильно обращаться со всеми предметами храма, которые касаются служения.
Но наша задача – выучить не только помощников священника, но и научить воспитанников совершать богослужения без его участия, ведь больше половины приходов в Якутии сегодня не имеют священнослужителей вообще. Конечно, речь идёт не о литургии, но прочесть вечерню, утреню, часы, уметь покрестить человека в случае острой необходимости, прочитать канон об усопших или страждущих – это может и мирянин.
– Конкурс в училище был большим?
– Его не было, ребят принимали по рекомендации священников из разных приходов республики: из Мирного, Нерюнгри, Якутска, Жатая, Зырянки и Чокурдаха. Всего девять человек. Возраст первокурсников – от 16 до 36 лет. Это и выпускники школ, и люди с высшим, неоконченным высшим или средне-специальным образованием. Один из них женат, воспитывает детей. У нас учатся и русские, и якуты, есть юкагир и украинец.
– Дети идут по стопам родителей?
– Священнических династий пока нет. Да и не это главное. Важно, чтобы учащиеся были людьми благочестивыми, прихожанами православных храмов, и их выбор был осознанным.
К сожалению, пока нет возможности обучать девушек. Во-первых, из-за дефицита помещений – в одной комнате сегодня живут восемь человек. Во-вторых, из-за отсутствия специалистов по соответствующим прикладным искусствам. Но, если Богу будет угодно, построим отдельное здание для духовного училища, тогда откроем и класс для подготовки псаломщиц, а может, даже златошвей и иконописцев.
– Будущих батюшек готовить не планируете?
– Программа училища как раз так и построена, чтобы способные ребята, желающие продолжить учебу, могли без проблем поступить во второй класс Хабаровской духовной семинарии и стать священнослужителями. Наши учебные планы согласованы таким образом, что здесь мы полностью проходим первый класс духовной семинарии.
– А как насчёт взаимодействия с другими учебными заведениями?
– Уже сейчас некоторые предметы – Библейская история, история Якутии, понятие о расколах и сектах – мы проводим совместно с богословскими курсами, организованными при Никольском храме. В форме открытого урока проводится Церковный устав – любой заинтересованный может не просто присутствовать, но и полноценно участвовать в подготовке и в ходе самого урока.
Кроме того, мы приглашаем отдельных специалистов и из других учреждений. Например, преподаватель якутского языка, который будет заниматься с учащимися по четыре часа в неделю в течение всего времени обучения, – из университета. Историю Якутии и историю православия в Якутии будет преподавать приглашённый кандидат исторических наук.
А вот богослужебный Устав, церковнославянский и русский языки, Священное Писание – Ветхий и Новый Заветы, общецерковную историю, историю Русской Церкви, богословские дисциплины – основы православной веры, догматическое богословие, расколы и секты – преподают наши специалисты, в том числе и из духовной академии.
В будущем учебные планы придётся корректировать в зависимости от планов Хабаровской семинарии. Непременно включим в программу занятия информатикой и Интернет. В таких отдалённых регионах, как Якутия, это – необходимость. Чтобы научить набирать текст, составлять расписания и таблицы, пользоваться необходимыми программами, мощные компьютеры не нужны. Но пока, к сожалению, у нас нет никаких.
– В чём особенности учебно-воспитательного процесса в духовном училище?
– Важное значение у нас имеют богослужения, в которых в течение недели поочерёдно участвуют все обучаемые. Кроме этого, в училище строго соблюдается распорядок дня – ученики находятся на полном пансионе, выполняют различные послушания: по церкви – следят за подсвечниками, убирают в алтаре; по хозяйству – занимаются уборкой, стиркой и т.д.
Часть послушаний распределяется по графику, другая назначается в качестве вразумлений, наказаний. За регулярные опоздания на уроки, например, – наряд вне очереди в виде дополнительных обязанностей по хозяйству. Благо, их тут хватает – у нас самообслуживание, за исключением питания. И, наконец, обязательный для церковного воспитания индивидуальный подход к каждому – с чуткостью, любовью и терпением.
– Отец Товия, Вы сами преподаёте?
– Конечно. Церковный Устав.
– Интересно, Вы строгий преподаватель? Бывшие Ваши выпускники поговаривают, что выше двойки у Вас на лекциях получить было просто нереально.
– Что, сильно жалуются?
– Скорее наоборот! Во всяком случае, мы очень благодарны Вам за таких священников!
– По моему мнению, отметка должна быть стимулом в учёбе – если тебе не нравится двойка (которая, кстати, совершенно заслуженна) – учись; если же получил положительную оценку, это знак, что ты на верном пути, продолжай в том же духе.
Кстати, я отметки ставлю не только за знания, но и за отношение к учёбе. Ученик, который всё схватывает на лету, и ученик, которому это же даётся с трудом, за одинаковый ответ получают разную оценку. Потому что, если тебе дан талант, то нужно не закапывать его в землю, а принести плод в соответствии со своими способностями. Бог их тебе дал, и если ты готовишься жизнь свою посвятить служению Ему, то моя задача – помочь тебе преумножить этот дар.
– В таком случае помощи Божией Вам в Вашей работе и способных учеников!