авимская милена юрьевна биография
Авимская Милена Юрьевна
Заместитель директора по развитию Центрального академического театра Российской армии. Руководитель Лаборатории ON.ТЕАТР. Старший преподаватель в «Театральной школе Константина Райкина». Преподаватель в Высшей школе деятелей сценических искусств Г.Г. Дадамяна.
Трудовую деятельность Авимская начала в должности заместителя директора по работе со зрителем в Сургутском музыкально-драматическом театре. Затем являлась главным специалистом по специальным культурным проектам Департамента культуры, молодежной политики и спорта Администрации города Сургут. После окончания академии работала агентом по актерам в Первом объединенном агентстве талантов «Protege Management».
В 2007 году Милена Авимская стала директором Актерского агентства двух столиц. В 2009 году создала первую в Петербурге Молодежную режиссерскую театральную лабораторию «On.Театр» и являлась ее руководителем.
С 2013 по 2014 год Авимская занимала пост главного продюсера государственного бюджетного учреждение культуры «Дирекция проекта «Открытая сцена». Затем являлась креативным продюсером Международного театрального агентства «Арт-Партнер XXI».
Является лауреатом премии «Прорыв» в номинации «Менеджер года-2013».
Милена Юрьевна преподает в Высшей школе деятелей сценических искусств Г.Г. Дадамяна, а также является старшим преподавателем в «Театральной школе Константина Райкина».
В 2016 году Милена Юрьевна Авимская назначена заместителем директора по развитию Центрального академического театра Российской Армии.
Дети Сталина. Призрак театра российской армии
В когда-то великом театре начинается очередной вечерний спектакль. Женщины на невысоких каблуках, в юбках ниже колена и с высоким декольте обсуждают, кто последний раз видел Владимира Зельдина на сцене: главная звезда театра умер несколько дней назад в возрасте 102 лет. Сегодня в театре вместе с программкой продают его биографию, в буфете, как и всегда, кормят бутербродами с семгой и с колбасой. У подножия мраморной лестницы у главного входа колоссальное полотно — штурмуют Зимний. На потолках повсюду фрески — военные на лыжах, военные в небе. Центральный академический театр Российской армии сменил много имен: Центральный театр Красной армии, Центральный театр Советской армии. Это было первое театральное здание, построенное после революции, и его задачей было восхвалять героические сражения и впечатлять. На оформление здания в форме пятиконечной звезды были брошены лучшие скульпторы и художники, денег не жалели. Театр высотой с 14-этажный дом, его окружают 96 колонн, высота каждой 18 метров. Главный режиссер театра в 1935–1958 годах Алексей Попов, присутствовавший при стройке, писал в свое время: «Я лазил по лесам строившегося здания на самый верх, смотрел оттуда через сеть лесов на сцену и видел там каких-то копошащихся муравьев — это работали электросварщики». На большой сцене соорудили 12 подъемных платформ, которые позволяли изображать на нем все — от футбольного стадиона до горного пейзажа. Сцена строилась как самая большая в Европе, и по ней десятилетиями торжественно ездили настоящие танки и конница, но вся эта роскошь в прошлом. Звенит второй звонок, зрители двигаются к залу.
Вдоль сцены разбросаны ракушки и кости рук. Сегодня показывают «Маленькие трагедии». Зрители пробираются по рядам культурно — лицом к сидящему, как и положено в театре. Зал на полторы тысячи человек заполнен лишь на треть, цветы есть только у одного зрителя — мальчик держит в руках пять алых роз, завернутые в целлофановую упаковку. Из-за своего масштаба эта сцена, занимающая три из пяти этажей театра, стала проклятием для современных режиссеров: слишком очевидна становится мелочность людей и замыслов. Но на пятом этаже, под крышей, есть Малый зал — тихий, безобидный и незаметный. Здесь уже 40 лет самоотверженно работает режиссер Александр Бурдонский, сын Василия Сталина, внук Иосифа Сталина.
Билетерша Елена Кузнецова никогда не пропускает постановок Бурдонского, если работает в этот день. Ее любимая — «Игра на клавишах души» — про пианистку, которая давно не выходила на сцену, опустилась и отказывается приводить себя в порядок. «Спектакль мощный, в нем нет мягкости, смысл глубокий, слов описать не хватает, но копает он глубоко», — говорит Кузнецова. За почти полвека в театре армии Бурдонский поставил пятьдесят лирических спектаклей и мечтает однажды поставить что-нибудь полегче — оперетту, например: «А то я ставлю Ибсена, Расина, Чехова — все сложные пьесы». Есть только один спектакль, который Бурдонский никогда не поставит, — о своей семье.
«Жаль отца, — говорит Александр Васильевич Бурдонский, — он был человек неглупый, обладал способностями, и его жизнь была так нелепо прекращена». Бурдонский родился 14 октября 1941 года. Когда Александру было четыре, его мать Галина Бурдонская ушла от отца: устала от других женщин и пьянок. «Мама научилась с ним выпивать. Стоило ей с ним водки выпить, и он бы пальцем не тронул, а когда он был на бровях, а она говорила: “Вася!”, могла и схлопотать по морде». Когда Галина ушла, Василий оставил детей себе и не разрешал им видеться с матерью. Все детство Александр смотрел, как его отец бьет своих жен: сначала маму, потом мачеху Катерину Тимошенко, дочь маршала Семена Тимошенко, потом другую мачеху, пловчиху Капитолину Васильеву.
В спектакле «Тот, кто получает пощечину» сыграли и Владимир Зельдин, и сам главный режиссер театра Андрей Попов. После постановки Попов предложил Бурдонскому остаться, и так внук Сталина стал затворником монументального Театра Советской армии.
Г лавный администратор Алла Григорьевна пришла в театр одновременно с Александром Бурдонским. Она описывает его как человека, который «измочаливает артистов» и может прикрикнуть перед премьерой. Еще Алла Григорьевна помнит, что когда-то это был «театр с очередями». «В театре была прекрасная труппа, замечательные спектакли — постановки классики лучше, военные похуже. В советское время превосходный был театр», — вспоминает доцент кафедры истории театра России ГИТИСа Анна Степанова. До 1956 года Театр армии был самым свободным в Советском Союзе: вся цензура Министерства культуры распространялась только на их учреждения, а Театр армии был в ведомстве Минобороны и мог позволять себе больше других.
Ольга Богданова, прима театра, проработавшая в нем всю жизнь, любит вспоминать работу в 1980-х годах. Одна из основных задач Театра армии — ездить на полевые спектакли и поддерживать военных, и Богданова дважды ездила с театром в Афганистан и трижды в Чернобыль. «Где бы ни был человек в погонах, там всегда мы. Бывало, два транспортера ставят рядом — вот и вся сцена. И в Афганистане нам говорили: когда будете на сцене, не стойте на месте, а то пуля может попасть. Мы выступали в ярких красных и белых платьях, и наши наряды были настоящими мишенями. Мы артисты-бойцы», — рассказывает Богданова.
Богданова работала с Бурдонским 20 лет и рада этому. «Это был мой золотой период», — делится она. Богданова считает режиссера знатоком женской души и говорит, что работать с ним — подарок для женщин, ведь все они желают такого «глубинного» внимания: «Он влюбляется в актрису, с которой работает, которая способная выразить его мысли, всматривается в нее, понимает ее. Столько внимания к себе женщина может за всю жизнь не почувствовать, сколько на выпуске его спектакля». Бурдонский тратит на поиски подходящей помады, каблуков и прически для каждой героини дни, а потом сам подкалывает им волосы на свое усмотрение. «Придирается к каждой заколочке, к каждому бантику, будет стоять над твоей головой два часа, и иногда думаешь: ну зачем он придирается к каждой складочке? А потом выходишь на сцену и все понимаешь».
Лариса Голубкина, тоже прима театра, говорит, что Бурдонский не только талантливый режиссер, но и благодарный человек. В 1970-х годах она воспользовалась своим звездным статусом — она тогда много играла в кино, одной из ее больших ролей была Шурочка Азарова в «Гусарской балладе» — и помогла установить Бурдонскому дома телефон. По ее словам, он по сей день благодарен ей за это. «Я-то и забыла про это — не один же телефон был поставлен. И вдруг он, единственный человек из всех, мне говорит: “Лариска, я тебя все время помню, когда телефонную трубку беру”». Актеры любят Бурдонского — они говорят, что с ним тяжело и одновременно полезно работать, что он помогает им перебороть собственную неуверенность. Сам Бурдонский больше всего любит репетировать и доводить артистов до исступления.
Анна Степанова, регулярно посещавшая Театр Красной армии в его лучшие годы, понимает, за что Бурдонского любят его артисты, и при этом считает, что его спектакли отнюдь не украшали репертуара: «Когда я смотрела спектакли Бурдонского, мне казалось, что он режиссер беспомощный, не владеет художественной формой. Но у спектаклей есть разные качества. И бывает, что плохой спектакль не только поставлен плохо, но видно, что режиссер человек плохой, и лезет со сцены всякая гнусь. У Бурдонского в спектаклях, напротив, была какая-то искренность. Честность, наверное, слишком громкое слово. Но без гадости в них точно обошлось». По словам Степановой, из спектаклей режиссера видно его действительно внимательное отношение к артистам, и при всей изломанной семейной истории Бурдонского его спектакли всегда были по-человечески здоровыми: «Я сильно подозреваю, что на репетициях он выстраивал такой хороший и чистый мир. В этом мире страшным теням его семейства, всем этим надрывным сюжетам, таким, когда Достоевский отдыхает, — там места не было». По мнению профессора, Бурдонский превратился в домового театра и сросся с ним, но как режиссер не может справиться с большой сценой: «Это требует масштабности мышления, дарования. А на малой сцене, где он и проработал всю жизнь, можно создать теплый мир и отдыхать там душой, беседовать со зрителями тихим голосом и предъявлять артистов крупным планом».
Любимая тема для размышлений у Бурдонского — противостояние. «Мне очень нравится библейское изречение “человек рождается на страдание как искры, чтобы устремляться ввысь”. Для меня это имеет большой смысл, — рассказывает режиссер. — Много обстоятельств жизненных могут вытащить кусок твоей души, растрепать тебя, сломать, ты можешь даже не подняться. И когда ты находишь внутренние ресурсы, внутренние силы, чтобы это преодолеть и идти дальше, то, может быть, это самое главное. Моя судьба человеческая — противостояние. Никто меня с распростертыми объятиями не ждал». От общения со «Снобом» режиссер отказался трижды — по его словам, ему больше нечего сказать.
Историю своей семьи и своего противостояния он никогда не поставит на подмостках Театра армии. Разве только миниатюру о том коротеньком периоде романа родителей в 1940–1941 годах, когда Василий учился на летчика в Липецке и Галина поехала к нему. Бурдонский говорит, что его мама часто вспоминала тот год. Она рассказывала, как Василий хотел подстричься, а она не выпускала его из дома. Он надел ее кофточку с оборочками, по простыням спустился из окна и побежал стричься. И еще был один случай: Галина жила на теперешней Мясницкой рядом с метро, а Василий пролетал над ее домом и сбрасывал цветы. Режиссер рассказывал, что даже в эту историю у него не получается вглядываться без боли — он все время думает о том, что совсем скоро случится с этими влюбленными людьми.
Р аньше по обе стороны от большой сцены театра висели портреты Сталина и Ленина, но после ХХ съезда Сталина заменили Горьким, а Ленина — Пушкиным. С середины 90-х театр не смог выбраться из затяжного кризиса и депрессии — очередное переименование, падение престижа военных, нищета. Театр не смог встроиться в новую реальность. «История этого театра, который потерялся во времени, драматическая, если не сказать трагическая. Зато, это история замечательной стабильности Бурдонского. Театр стал для него смягчением жизни. Может и хорошо, что театр в таком состоянии и что он там», — говорит профессор Степанова.
Милена Авимская пришла в театр заместителем директора по развитию месяц назад, и для нее театр до сих пор остается достаточно таинственным местом. Она не скрывает, что пока с трудом представляет, как вообще этот огромный механизм работает. На спектакли приходят не только люди старше пятидесяти, но и молодые: когда парень хочет пригласить девушку на красивое свидание и сделать фотографии на фоне мощной архитектуры, и чтобы метро было рядом — здесь все это есть. Авимская верит, что у театра есть большое будущее: уже утвержден новый план развития, и театр планирует собрать в новом пространстве «самых модных режиссеров и делать коммуникативную площадку». Уже прямо сейчас драматург Саша Денисова работает над квестом по истории театра. Милена хочет проводить экскурсии по зданию — показывать, где снимали «Кин-дза-дза!» и «Карнавальную ночь». Хипстеров в залах еще нет, но это, уверена Авимская, только пока: новое время несет за собой новых людей и скоро «театр зазвучит и в него придут прогрессивные люди». И неизвестно только, какое место в этом светлом будущем отведено режиссеру Александру Бурдонскому, домовому Центрального академического театра Российской армии.
Авимская милена юрьевна биография
Войти через соцсети:
Если нет своего аккаунта
Если у вас уже есть аккаунт
А. Ермолин ― Добрый день всем, кто нас слушает, в эфире очередной выпуск программы «Военный совет», ведущий в студии Анатолий Ермолин. Сегодня у нас с оной стороны военные гости, с другой стороны творческие, то есть не очень военные. Я хочу представить нашего эксперта сегодня, Милена Авимская, заместитель директора по развитию театра Российской армии, и вот в праздничных пробках мы ждем Андрея Егорова, заслуженный артист РФ, надеемся, что он к нам присоединится через какое-то время. Милена, добрый день.
М. Авимская ― Добрый день. Очень скоро Андрей присоединится, ждем его.
А. Ермолин ― Знаете, давным-давно у нас не было представителей… Ну, скажем такой, творческой когорты. Расскажите, пожалуйста…
М. Авимская ― Давным-давно… Вы начинаете прямо с репертуара театра сразу, вы называете наш давний-давний спектакль, нашу гордость, визитную карточку «Давным-давно», он до сих пор идет. Вы знаете, это «Гусарская баллада», Лариса Ивановна Голубкина играла роль Шурочки Азаровой, сейчас уже какое поколение артисток играет, спектакль восстановлен Борисом Афанасьевичем Морозовым, вот вы начали в этих слов, давным-давно.
А. Ермолин ― Ну, раз так получилось, давайте в этом духе продолжим.
М. Авимская ― Давайте.
А. Ермолин ― И наверное правильно, если мы… Безусловно все наши слушатели знают, и прекрасно слышали, многие бывали в вашем театре. Но мне кажется будет правильно, если мы чуть-чуть напомним вообще историю создания, традиции театра. Вот откуда есть, пошел центральный академический театр Российской армии?
М. Авимская ― Театр создан почти 90 лет назад, и кстати в 19-м году, сейчас следующий год театра, мы открываем 90-й сезон в сентябре юбилейный, и как раз все события исторические (неразборчиво) расскажем. Ну интересно конечно, что театр Красной армии создан в 30-м году, а в 40-м году было построено здание в форме звезды, театра известного всем на метро Достоевская сейчас. И Ворошилов был причастен к строительству этого здания, и понятно, что этот театр гордость военнослужащих, гордость армии. Театр, в котором всегда ставились патриотические спектакли, ну и как говорил Алексей Дмитриевич Попов, основатель, художественный руководитель, первый художественный руководитель театра, он говорил о том, что театр Красной армии создан не только для военнослужащих и только для армии, а для тех людей кто обслуживает, кто рядом с военнослужащими. Для тех, кто всегда помогает, и без кого собственно армейские будни невозможны.
А. Ермолин ― И кому служит армия.
М. Авимская ― И кому служит…
А. Ермолин ― Обслуживает – не подходит (неразборчиво).
М. Авимская ― А значит для человека, да. А значит для человека, и о человеке. Поэтому всегда, известные классические произведения литературы, всегда были на сцене театра, и сейчас в год театра мы планируем и Островского, и Шекспира, и в нашем репертуаре есть классики, есть… Сейчас вот Солженицына «Красное колесо» мы сделали к столетию Солженицына. То есть, театр Армии живет как обычный театр, но с некоторым все равно отсылом всегда к особенным людям, которые охраняют нашу страну, так я сказала бы.
А. Ермолин ― Ну, прежде чем поговорить о специфике как устроен театр, расскажите пожалуйста, вот а какие с вашей точки зрения, вот наиболее такие… Ну, сейчас принято говорить звездные, но наверное правильно сказать знаковые постановки шли в вашем театре? Вот чем вы… Вы уже упомянули «Давным-давно», да? Чем гордится театр, да?
М. Авимская ― Сегодня. Сегодня в репертуаре театра 34 спектакля.
А. Ермолин ― Ну Берия, конечно очень спорная личность, очень долго собственно мы знали только черные страницы его биографии, и только в последнее время там начали звучать совсем другие факты. Ну что же, это жизнь, и у каждого человека бывает наверное такая, гремучая смесь. И в этом смысле Лаврентий Павлович, наверное, очень яркий представитель.
М. Авимская ― Вы знаете, очень актуально написал пьесу Леша Синяев, а Грата Шуштивечути поставила этот… Сделала этот эскиз. Очень актуально, потому что там описывается жизнь человека у власти. Его властолюбие, его жажда завоевания, в то же время его сомнения. Это человек, то есть это не политическая ситуация, а все-таки переживание того человека, который оказался вот в каких-то определенных обстоятельствах, и у него не было как сказать… Ну не то, чтобы не было, а он вел себя так как вел, хотя мы по пьесе видим, что у него был выход. Я не хочу сейчас все раскрывать, потому что скорее всего, этот спектакль все-таки останется в репертуаре, приедете, посмотрите. Он так однозначно называется, «Конец Берии». Я думаю, что на нашей экспериментальной сцене вы его можете наверное увидеть, да.
М. Авимская ― Да, защищать.
А. Ермолин ― Родину защищать, да? И вот в последний момент, когда вот как раз вот режиссер думал, говорит ну нету фразы, нету, нету… И Борис Львович говорит, вот эта фраза. И эта фраза действительно там, на века.
М. Авимская ― Это правда, да.
А. Ермолин ― Вот где взять таких авторов? Вот что это за ребята, которые сейчас вот молодые люди, с какой судьбой? Вот они берутся за такую неподъемную ношу, я бы сказал, и очень ответственно. Это же самому надо пережить еще…
М. Авимская ― Ну во-первых, не ошибается тот, кто ничего не делает, это мы знаем.
А. Ермолин ― (Неразборчиво).
М. Авимская ― Поэтому во-вторых, если не доверять молодежи, и вообще не видеть сегодняшний день, то заниматься театром тоже не нужно. Потому что театр, это отражение жизни, а отражение жизни в зеркале, мы отражаемся сегодняшние почему-то в зеркале, а не 85-го года, и 93-го, да? Поэтому мне кажется, что разговаривать с новой аудиторией нужно современным языком, а вот эта молодежь, как раз есть тот самый язык, который понятен новым зрителям, новому поколению людей. Дееспособных, активных, которым в жизни еще жить, да? Я не говорю о том, что всех остальных кому за 40 мы уже списываем, ни в коем случае. Я к тому, что этот новый взгляд, он очень интересен. Например, вот про Тухачевского написала одну из моих любимых пьес Юля Белозубкина, написала без самого героя. Она описала события, которые происходят после его смерти. О том, как его дочь оказалась в детском доме, и что происходило с ней. Как дети, воспитатели давали ей понять, что ты дочь врага народа, и тебе нужно теперь вот отказаться от отца, отречься и так далее, и так далее. И как это больно через ребенка видеть, как происходит ребенком осознание того, что делал сначала хорошо, как и считала партия, а потом оказалось плохо, е отец. И в этом нет грязи, в этом нет пошлости, в этом есть совершенно человеческий взгляд на отца через ребенка. И в этом есть правда. Так было, был этот детский дом для детей врагов народа, но что там говорили, как там обижали… Обижают везде, и даже в школе, и не только в детском доме, да, детей. Мы знаем, как это жестоко бывает.
А. Ермолин ― Ну, подростки вообще жестокие.
М. Авимская ― Да, и по фильмам, и по литературе мы все это прекрасно знаем. Поэтому, здесь ничего особенного с точки зрения детской жестокости нет, есть просто правда, которую девочка постепенно узнавала, и воспитатель, окружающие люди, там няня значит тоже пытались объяснить ребенку, что ну вот так бывает. Ты сегодня герой, а завтра извините так случилось, тебя сочли врагом, вот так бывает. И в этом горькая правда, пьеса потрясающая, тоже замечательная, у нас детская студия наша при театре как раз, дети были заняты, играли частично там несколько ролей. Поэтому мне нравится этот современный сегодняшний взгляд молодой девочки на то, как можно описать болезненность и правду той ситуации. И ну, вот такой взгляд на историю. Мы же не можем сказать с вами, что здесь единственный правильный взгляд в одном учебнике, вот мы сейчас эти буквы в скрижаль запишем, закопаем, и никогда больше никто ничего не напишет. Почему, ну пусть будут разные взгляды, зато это…
А. Ермолин ― Это не история, когда один взгляд.
М. Авимская ― Конечно, конечно. Поэтому, мы можем себе это позволить. И знаете, это очень интересный процесс, и режиссеры хотели работать. Хорошие режиссеры Дима Акимов, и Даня Романов, и Леша Размахов, очень талантливые режиссеры, ставят с московских театрах, уже много ставят. Они с удовольствием взялись за эту работу, за эскиз понимая, что это может завтра оборваться, и ничем не продолжиться. Сам процесс работы с нашими артистами, работы с… Сейчас вот Андрей придет и тоже расскажет, потому что он участвовал в одной из работ про святую Анну, про… Сам расскажет, не буду рассказывать. Вот, поэтому мне кажется, что обращение к молодежи, собственно для нас это и есть такой шаг вперед сейчас для театра, когда мы открыли экспериментальную сцену, на которой ставят молодые режиссеры. Ставит Сережа Смирнов «Похищение», современную пьесу, тоже замечательную комедию актуальную про актрис, очень интересную. Таня Морозова делает… Сделала «Этот Гронхаль», мы сейчас будем ставить пьесу Василия Сигорева «Каренин», и тоже очень интересный материал. Современная пьеса, молодые режиссеры пробуют себя по-разному. У нас идет там спектакль «Диссидент» Глеба Черепанова, на этой сцене, на экспериментальной. И есть у нас еще один проект интересный, который… Которого я могу смело сказать, нет ни в одном театре, это спектакль об истории нашего театра. Этот спектакль называется «Театр «Звезда»», это (неразборчиво) спектакль, который проходит по всему театру. За время этого действия, зрители проходят 1720 шагов. Вы проходите весь театр, как одну большую сценическую площадку. Все освещение дежурное в театре выключается, и театр весь превращается в одну большую сценическую площадку. 13 локаций вы посещаете, вы бываете на лестницах в фойе, начиная с фойе первого этажа, на большой сцене, на малой, в (неразборчиво), где никогда не бывает зритель. На этом спектакле вы бываете, там Леша Размахов сделал эвакуацию. Лес, как будто бы по лесу вы бежите вместе с артистами, это очень увлекательно. Этот спектакль рассказывает об истории театра, как раз с открытия здания 40-го года, даже раньше там рассказывается то, как репетировали еще до того, как здание было построено. И сам факт строительства здания, письмо Алексея Дмитриевича Попова Ворошилову о том, что если вы не построите сейчас нам здание, то я театр закрою, вот это все, обо всем вот этом спектакль «Театр ««Звезда»» рассказывается до сегодняшнего дня, до того момента, когда сейчас руководит театром Борис Афанасьевич Морозов. Вот собственно, если вы хотите историю театра поподробнее, интересно, художественно узнать, то добро пожаловать, «Театр «Звезда»» идет у нас. А вот Андрей сейчас расскажет как раз о том… Я говорила только что о мастерской, о том, как он участвовал у Димы Акимова в «Святой Анне», и…
А. Егоров ― И с нетерпением ждем возвращения Димы.
А. Ермолин ― Андрей прорвался через праздничные пробки, добрый день.
А. Егоров ― Добрый день, да, да, да. Прошу прощения, что опоздал.
А. Ермолин ― Хочу представить, Андрей Егоров, заслуженный артист РФ, Мы говорим про центральный академический театр Российской армии, несколько раз всуе упомянули ваше имя, поэтому подключайтесь.
А. Егоров ― Ну ничего, я еще живой, можно. А уж потом, тем более. Нет, на самом деле если про мастерскую вы заговорили про нашу, это поначалу было не понятно, что и как будет, и как это все сложится, и во что это вырастит. Но по счастью нам достался потрясающий материал совершенно о героях нашей родины, о настоящих людях и характерах, там есть что играть, там есть что переживать. К тому, что человеческое начало, мужское начало, оно не зависит не от политического строя, не от революции, и всего остального. Если человеческий дух крепок, и если как бы, вот мужики настоящие оказались скованными во льдах на корабле, не зная где они, не зная какие течения, не зная какие острова вокруг, и как бы сказать, выходов два. Либо замерзать на этом корабле, когда кончаются продукты, либо идти через снежную пустыню, и искать землю, искать какого-то спасения. Это вот наша именно пьеса «Святая Анна, или путь на юг». У нас всего была неделя, с нашим режиссером Димой. Замечательный режиссер, замечательный интересный человек. Поскольку он сам играющий тренер… Я так скажу он актер, закончивший режиссуру, и он говорил с нами совершенно на понятном нам языке, мы очень быстро и легко работали. То есть, практически мы вот то, что показали уже на зрителя, уже и не только как бы сказать, внутри театра, но и были люди, которые пришли смотреть со стороны. То, что мы им показали, это мы сделали буквально за неделю. Понятно, что это был эскиз и набросок, но мы старались максимально собрать, чтобы это было приближено к тому, как это может быть уже по-настоящему. Вот, и если на самом деле мы вот ждем приезда Димы, Борис Афанасьевич хочет с ним встретиться и побеседовать, надеюсь, что на тему уже конкретной постановки, и уже спектакля целиком.
М. Авимская ― И вот Андрей в своем диапазоне хочу сказать, метнулся от Николая, только что в «Красном колесе» играл Николая…
А. Егоров ― Ну, кстати говоря, мы с Димой посоветовались прямо в день…
М. Авимская ― До матроса Максимова, такого простого матроса…
А. Егоров ― Да. Но дело в том, что мы на самом деле с Димой… Он мне хотел это изначально предложить, и я его опередил. Потому, что как бы ну понятно, был Мольер, да? Был Николай, и тут опять капитан, ну как бы не хочется останавливаться в персонажах грубо говоря с прямой спиной, и собственно говоря, там особых то перемен по характеру нет. А вот почему Максимов мне этот понравился, потому что там был выворот, есть судьба у человека. То есть это мужик, который тащит с собой пушнину, это мужик, который подбивает команду к бунту, это мужик, который уводит с собой полкоманды, и ведет их за собой по снегам, а когда у людей начинают замерзать ноги, он их разбрасывает. Это обуза, его нужно бросить, иначе мы не дойдем, ну и так далее. А в последнюю секунду, когда он уже значит… Один из товарищей сойдя с ума от этой белой пустыни пыряет его ножом, выясняется, что он в эту экспедицию пошел потому, что у него больная дочь, потому что у него нет денег, и он надеялся добыть пушнины, заработать денег, и перевести дочь в Крым.
А. Ермолин ― Какую-то духоподъемную историю, вы рассказываете.
А. Егоров ― Ну, тем не менее я говорю, есть судьба, есть характер, и понятно… Потому, что когда я пьесу читал, как бы вот этот Максимов, он достаточно злобный, ворчливый, такой забияка, и ни с кем не дружит, и такой весь, вот провокатор абсолютный. И вдруг на повороте, в финале спектакля выясняется, почему он такой. Потому, что он эти деньги выгрызал ради дочери и жены.
А. Ермолин ― Это автор современный пьесы?
М. Авимская ― Это все молодые наши (неразборчиво).
А. Егоров ― Это молодые наши, да. Тем более того, нам в этом смысле даже повезло больше может быть, чем остальным с пьесой, потому что у нас практически…
М. Авимская ― Ваня (неразборчиво), 22 года мальчишке.
А. Егоров ― Да, мальчишке 22 года, и практически у него это был сценарий полнометражного фильма. И вот так волею судеб стеклось, что этот материал попал к нам в театр, Ваня вместе с Димой перевернули этот сценарий, перекроили абсолютно под камерное пространство. Потому, что изначально пьеска была из 40 страниц, вариант, который увидели зрители, мы сократили пьесу до 20 страниц, и поменяли сюжет, весь развернули. То есть, не поступательно прямое движение, событие за событие происходит, а сделали обратную историю, что выживший боцман штурмовой, сходя уже с ума, он единственный, и два человека всего выбралось оттуда, дошли до большой земли. Его ведение, его сумасшествие, он начинает вспоминать, то есть события идут обратным ходом, и как вспышки, отдельные сцены происходящие. То есть, поступательной истории нет, но это с одной стороны было проще, с другой стороны было сложнее, потому что зачастую как бы вот играемая сцена, она не имеет подготовки. То есть, нужно выйти, и сразу дать, и сразу ее ха!
А. Ермолин ― А как вы отбираете репертуар, вот исходи из чего? Из оценки каких-то там не знаю, маркетинговых расчетов, да? Понимая свои целевые аудитории там…
А. Егоров ― Ну, это скорее всего вопрос…
А. Ермолин ― Или все-таки от себя, да? Вот от чего (неразборчиво).
А. Егоров ― Нет, скорее всего, этот вопрос главному режиссеру театра, и директору театра. Потому, что время нынче тяжелое, и к сожалению очень многие театры идут на поводу у зрителей, и развлекают его.
М. Авимская ― Мы не идем.
А. Егоров ― Вот Борис Афанасьевич, на протяжении 20 с лишним лет держится традиций нашего театра, психологического. Он ученик Попова, и он держится за эти традиции, и Борис Афанасьевич пропагандирует театр о человеке, и для человека. О том, что происходит с ним внутри. Потому, что в 90-е годы было безумно трудно удержаться, когда пошли развлечения, и как бы сказать любой ценой заманить, неважно что показывать, и в какой позе стоять. Прошу прощения за такие слова, но это все имело место быть. Мы это все пережили слава Богу, оставшись с мировой классикой, и собственно говоря честь и хвала Борису Афанасьевичу, и благодарность огромная, потому что у нас есть свой зритель, который приходит к нам, который любит именно такой театр.
А. Ермолин ― А кто этот зритель? Вот мы с Миленой разговаривали, ну и интересно, что у вас очень много есть произведений, и все что вы делаете, ориентированных на молодежь. Вот а вообще, молодежи это интересно?
А. Егоров ― Надо сказать, что это большая радость. Потому, что вот в 90-е, я пришел в театр служить в 93-м году, это было страшно и ужасно, когда в полуторатысячном зале, в партере сидело 30 человек, а на сцене 50 человек играло для них.
А. Егоров ― Это было страшно. Понятно, что в стране была жутчайшая ситуация, понятно, людям было не до театра, понятно, как бы все выживали и думали, что съесть и что надеть, грубо говоря, но мягко выражаясь. Сегодня тенденция совершенно обратная, и безумно приятно видеть в зале как раз молодые лица, ребят молодых, которые понимают, что такое театр, которые знают, что такое театр, которые потом еще ждут у служебного подъезда, и пытаются разговаривать, причем очень правильные вопросы задавая или из самого спектакля, или вот даже о понимании жизни потому, что радует, когда тебя по работе признают и узнают. Как по театральным работам, так и по кино-работам. То есть, значит куда-то в сердце ты попадаешь тем, что делаешь. И если людей это цепляет, они начинают рассуждать и обсуждать это, это самое дорогое. То есть называется, мы не зря занимаемся профессией своей. Это кстати говоря, когда мы «Мольера» выпустили, наши билетеры, и Борис Афанасьевич когда сказал, он очень удивился, что наши значит гардеробщицы и билетеры были в ужасе. После первых спектаклей «Мольера» люди спускались с малой сцены, в фойе перед гардеробом у нас стоят диванчики у колонн, люди спускались с шестого этажа, и не шли в гардероб. Они садились на эти стульчики, и молчали. То есть, они доживали спектакль, который посмотрели.
А. Ермолин ― Послевкусие срабатывает.
А. Егоров ― Да, послевкусие. А нашим жеж гардеробщицам, им же домой хочется, а эти сидят. Я говорю, так это же хорошо, это значит в людей попало.
А. Ермолин ― Андрей, я вас прерву, потому что пришло время как раз уйти на небольшую информационную паузу, и буквально через несколько минут, мы продолжим наш разговор.
А. Егоров ― С удовольствием.
А. Ермолин ― Мы продолжаем заседание «Военного совета», ведущий в студии Анатолий Ермолин, наши эксперты сегодня в общем-то совсем не военные люди, это Андрей Егоров, заслуженный артист РФ, Милена Авимская, заместитель директора по развитию центрального академического театра российской армии, но служат как вы понимаете они в театре, и поэтому… И театр не простой, в его названии есть название…
А. Егоров ― По традиции да, здесь двойной смысл в смысле службы, но мы служим не в театре, а мы служим на театре.
А. Ермолин ― А это есть какая-то разница?
А. Егоров ― Конечно же. Дело в том, что артисты редко говорят, хотя ну, сейчас тенденция как бы меняется, к сожалению, не обучают ребят молодых. Это часть профессии, мы не работаем в театре, мы служим искусству на театре.
А. Ермолин ― На театре, да?
А. Ермолин ― То есть, это такая (неразборчиво).
А. Егоров ― Это было всегда, это традиция малого театра, это традиция русского театра. То есть, артисты не работают, артисты служат искусству.
М. Авимская ― Я бы хотела добавить, поскольку служат в храме, служат в армии, и служат…
А. Егоров ― Ну, это второй смысл, да? Потому, что…
М. Авимская ― Служат в театре, то у нас в общем получается двойное служение. ТО есть, мы служим, служим.
А. Егоров ― И, кстати говоря, вот что касается нашего зрителя, в этом и есть особенность нашего зрителя. Многие люди, которые не бывали в нашем театре армии уверены, что мы все ходим в форме, в сапогах, с погонами, с военными званиями, и так далее. Ничего подобного. Мы совершенно обычные артисты и гражданские люди, наш репертуар абсолютно гражданский, потому что во времена Советского Союза да, был главпур, был контроль со стороны Минобороны, от театра требовали военных пьес на военную тематику, и так далее. В 90-е годы нас тоже пытались спалить…
А. Ермолин ― (Неразборчиво), что многие из них были просто замечательные пьесы.
А. Егоров ― Нет, это все может быть, но называется…
А. Ермолин ― (Неразборчиво).
А. Егоров ― Ну, всему свое время, и сейчас ставить спектакль про Великую отечественную войну… Возможно и нужно, потому что то, что Борис Афанасьевич поставил спектакль «История одного дома»…
М. Авимская ― Судьба.
А. Егоров ― Да, «Судьба одного дома». Ну, мы его просто между собой называем «Дом».
А. Егоров ― По величайшим произведениям русских, советских писателей. Вроде далекие события да, Великая отечественная война, и может быть, кому-то может быть это не понятно, и если я захватил допустим своего дедушку и бабушку, и они мне много чего о войне рассказывали и дед мой воевал, то есть это как бы вот на расстоянии руки я это успел потрогать и пощупать, то сегодняшние там 20-летние далеко не все понимают и знают, что это. Как говорится по версии американцев, это они Великую отечественную выиграли, и к сожалению наши молодые ребята очень многие думают чуть ли не так же. Но, тем не менее, когда мы играем этот спектакль, и в финале спектакля на сцену выходит наш народный артист Александр Алексеевич Петров которому 93 года, и который воевал…. Вот как раз мы играем «В окопах Сталинграда», а он в этих окопах лежал, и он кормил там вшей. И когда сегодня в спектакле я выхожу, и начинаю об стену чесаться, значит все говорят, чего делаешь? А это он рассказал. Потому, что когда они под Сталинградом лежали и были вши, было два варианта: либо спать на морозе, тогда вши не кусаются. А если ты заходишь в землянку или в тепло, то они тут же просыпаются, и начинают тебя жрать.
А. Ермолин ― И надо их раздавить.
А. Егоров ― Ну, как бы ну… Это чесалось все, это же понятно. Это же страшно то, что они пережили, это…
А. Ермолин ― Ну книга конечно замечательно написана, это Виктор Некрасов, да?
А. Егоров ― Да в этом все и дело, но вот спектакль идущий сегодня, мы его играем, он находит отклик, люди в зале сидят и плачут. А когда выходит сам Александр Алексеевич, и говорит: «Я Александр Петров, 19.. года рождения»… И зал встает. То есть, это вот… Ну, это опять же Борис Афанасьевич так все придумал, устроил, и такой материал взял. То есть, людям это все равно близко. Об этом тоже говорить надо, этого забывать нельзя, это нужно нести с собой, и…
А. Ермолин ― Ну, вот мы уже такую сложную тему начинали с Миленой поднимать, что вот тот же Некрасов, да? «В окопах Сталинграда», тот же Борис Васильев «В списках не значился», «Офицер» и так далее, да? Все эти люди в той или иной степени пережили войну. Тот же Борис Васильев подорвался на мине при первом десанте, да? Он недолго прослужил, но так в жизни устроено, что люди и в первом бою гибнут, и получают тяжелые ранения.
А. Егоров ― Ну, те люди осознанно шли, и защищали свою родину, в отличие от сегодняшних.
А. Ермолин ― И вот молодые режиссеры сегодня, вот где они черпают вот эти вот эти вот эмоциональные потоки, энергию для того, чтобы для начала что-то понять, а потом передать другим.
А. Егоров ― Ну это вопрос к режиссерам, поскольку я-то актер, мое дело…
А. Ермолин ― А вы где черпаете?
А. Егоров ― Не поверите, 2 года назад, я сам не москвич, я парень с Поволжья, из-под Волгограда, из Казачьих степей. Хопер, Дон, это вот… Суходол, я вот оттуда. Я успел как бы в детстве у дедушки с бабушкой на казачьих хуторах, и на конях скакал, и коров пас, и доил их, и все что угодно делал. И вот за 20 лет в Москве, я же понимаю, как бы профессией, которой я занимаюсь, я должен постоянно энергию отдавать зрителю, то есть это суть профессии. И вдруг я начал понимать в позапрошлом году в феврале, знаете, как гром среди ясного неба я вдруг понял, что я хочу вот в эту казачью степь, в корой я не был более 30 лет. Я вдруг понял, что я выдыхаюсь в Москве, я на выдачу работаю, работаю, работаю, а пополняться-то надо откуда-то. С февраля по июль я вынашивал идею, ждал своего отпуска. Позвонил сестре, договорился с ней, я говорю Наташ, хочу в хутор. Я говорю, давай я приеду, вы меня с Сашкой, с мужем отвезете. Она говорит Андрюш, там уже хутора нет. Там только говорит на бугре кладбище осталось, а хутора нет уже. Я говорю мне не важно, я же помню, какой он был. Мне походить, потрогать, подышать. Потому, что этот вот запах степной (неразборчиво)… Господи, как она еще называется, вот уже…
А. Егоров ― Вот, вот это слово хотел вспомнить. Значит на одной волне.
А. Ермолин ― (Неразборчиво) даже сказал, говорит обмосквачились совсем, мужиков русских не осталось. Кстати я позавчера на дне рождения у Венедиктова услышал фразу, что Москва, это город продвинутых провинциалов.
А. Егоров ― Нет, ну грубо говоря проживание в Москве, это не цель моей жизни. Поскольку в Москве сосредоточены все возможности для реализации себя в профессии, поэтому я в Москве.
А. Ермолин ― Ну, так доехали до хутора?
А. Егоров ― Доехал, доехал до хутора. Более того я подгадал, вспомнил тот день, и мы пришли на могилу моей бабушки 6 июля, ровно в день сорокалетия со дня ее смерти. Сестра даже не помнила этого дня, она старше меня, но она была в шоке от того, что я шел по остаткам хутора, а там только где-то фундаменты, где-то печки остались, и заросло уже зеленью, деревьями всем остальным. А я шел, говорил о, тут эти живут, тут эта, вот там баба Барфа жила, вот там баба Домашка жила, вот… Сестра идет, и говорит: как ты можешь помнить, ты меньше меня был, когда бабушка умерла. Потом получилось, что дед в 72 года женился еще раз, и с новой бабушкой мы не задружились. Ну, там отдельная история, это надо писать сценарий, и снимать кино по большому счету.
А. Ермолин ― Ну, мне кажется, мы сейчас подошли…
А. Егоров ― Но я туда поехал, и удивительно, что дедовского дома уже нет, а колодец, к которому я на цыпочках подтягивался, чтобы в него заглянуть, остался. И в нем чистая вода, только этот колодец теперь мне по колено. Я так встал, вниз посмотрел, и вдруг увидел, что там вода. Хотя уже в этом дворе и в этом хуторе никто не живет, но как не странно колодец сохранился, и печка осталась с трубой.
А. Ермолин ― Ну, вот мне кажется…
А. Егоров ― Это удивительно, и когда я уезжал из этого хутора, я вышел в степь, я раскинул руки, и ничего с собой сделать не мог, у меня просто тупо текли слезы. Причем я стоял счастливый, я улыбаюсь, а у меня слезы текут от дикого восторга. И когда мы уезжали из хутора, у меня было полное ощущение, что моя грудная клетка увеличилась раза в три. Вот реально абсолютно, там за час-два, которые мы там побыли всего. Все-таки к корням надо прикасаться.
А. Ермолин ― (Неразборчиво) очень важные нюансы. Ну в том числе, что вы делаете через свое творчество. Нюансы, которые определяют разницу между чувством родины, и формированием чувства родины, и между казенным патриотизмом, да? Потому, что тот же Лев Николаевич писал, что патриотизм, это последнее убежище подлецов, очень часто бывает. Вот как вам удается различать одно… Отличать одно от другого? И встают ли такие дилеммы, когда вот ну, все-таки приходится идти на какой-то компромисс.
А. Ермолин ― Ну, я абсолютно согласен, и к счастью тоже мне знакомо это чувство. И патриотизм, это любовь к родине, это аффект. Это аффект, это не знание, это не установка.
А. Егоров ― Это нет, это просто живет внутри тебя.
А. Ермолин ― И я все время вспоминаю историю, когда меня спрашивают, как ты относишься к патриотизму. Ну, я просто кадровый офицер, там командир спецназа в прошлом. Ну вот, я говорю а мне не надо рассказывать, что такое патриотизм. Когда показывал фильм «В бой идут одни старики», вот как раз только-только он был снят, и его показывали в военном городке в Германии, мне было тогда 8 лет, и приехала вся группа съемочная была, молодая артистка их сопровождала, София Ротару ее звали, и я видел, как плакал полный зал офицеров на день ВВС, да? Боевых летчиков, многие только что вернулись с задания, с ближнего востока.
А. Егоров ― Ну, картина гениальная.
А. Ермолин ― И мне больше ничего не надо говорить про патриотизм. Я сам разревелся мальчишкой, да? И как-то так стыдно стало. Оглянулся назад, смотрю, весь зал плачет. И больше мне не надо ничего рассказывать про это. Ну скажите, а вот трудно все-таки вот донести Солженицына до современных людей? Ведь даже не то, что молодежь, ведь чего там греха таить, вот иногда даже не поймешь, вот недавно день памяти был, да? С одной стороны много программ по телевизору идет, да? Показывают, да? Даже трудно понять, его хвалят, или так ругают? Или обливают грязью?
А. Егоров ― (Неразборчиво) очень сложно нам. Он не вписывался по большому счету ни в один реестр.
А. Ермолин ― Если вы уж проверили, снимаете… Не снимаете, а делаете спектакли, то…
А. Егоров ― Ну, на самом деле трудно было работать с ним.
А. Ермолин ― Вы де играли.
А. Егоров ― Ну, как бы я играю Николая II в «Красном колесе», и это такое скажу вам, это большое испытание для меня. И тому, как пока в советской школе мы учились, там говорили Николай кровавый враг народа, а вот Владимир Ильич Ленин, это хорошо. Пока мы выпускали спектакль, у меня кардинально вскипели мозги. Потому, что когда я стал прикасаться к историческим документам, когда я стал прикасаться к настоящему, кто такой был Николай, кто такая была его супруга, дети семья. За что Николая причислили к лику святых, как терпеливца. Гениальные люди, цвет культуры, искусства, я даже не знаю, с какой стороны зайти.
А. Ермолин ― Ну первое, что это простые люди. Когда читаешь…
А. Егоров ― Они люди.
А. Ермолин ― Вот даже (неразборчиво) да, там…
А. Егоров ― И самое большое, никогда же в это не вдавался, пока вот не соприкоснулись. Мне страшно за Николая, я в него влюблен, и очарован им. Ведь на его плечи легло управление государством, когда ему всего было 26 лет, мальчишка. Мальчишка!
А. Ермолин ― Александр Македонский поспорил бы.
А. Егоров ― Нет, ну я…
А. Ермолин ― Просто не у каждого такая (неразборчиво).
А. Егоров ― Я понимаю, что в истории есть разные периоды, да? И возраст, это такая штука, весьма условная. Но по большому счету что такое сегодняшний мальчишка, допустим в 26 лет? В большей степени это маменькин сынок, который еще учиться не закончил, который еще не зарабатывает. Может быть детей уже и нарожал, но этим не определяется мужественность, и собственно говоря, это может быть вполне… Не вполне, а вообще еще никакая не сформированная личность, и не личность вовсе. А здесь как бы такие пласты поднимает Александр Исаевич. Понятно, что очень сложно к нему относятся, и честно говоря, наша публика делится ровно на две половины, вот Милена Юрьевна не даст соврать. Люди, которые знают историю, которым она интересна, и которые переживают за свою страну, и хотят что-либо знать, они смотрят спектакль, не прислоняясь спиной к спинке. Людям, которым это не интересно, которые пришли развлекаться, они после антракта просто встают, и уходят.
М. Авимская ― Ну, таких очень мало.
А. Егоров ― Ну, как бы их мало, но они имеют место быть. И когда ребята расстраиваются, говорят ой, встают, и уходят. Я говорю ребята, пусть уходят. Это люди, которым это не интересно в принципе, они перепутали место, куда пришли. Потому, что если они не знают, кто такой Солженицын, если они не знают, что такое «Красное колесо», не надо идти. Потому, что на такой спектакль должен приходить готовый зритель. Которому это интересно, который хочет прикоснуться, который хочет узнать. Если он этого делать не хочет, собственно говоря заставлять бесполезно, и беспричинно.
А. Ермолин ― Милена, а не думали замахнуться на Царство зверя» Мережковского? Там кстати тоже в очень сложных ситуациях описаны…
М. Авимская ― Да нет, дело в том, что Анатолий вы спросили о том, как формируется репертуар. Есть несколько… Я как продюсер, имею право тоже на этот вопрос ответить. Хоть я и не главный режиссер, но профессия моя другая, но я скажу. Значит, есть несколько обстоятельств, по которым собственно формируется репертуар. Ну, в первую очередь как правило, это конечно то, что исходит от самого автора, от самого режиссера, да? От человека, который будет создавать. Если Борис Афанасьевич заболел Солженицыным в хорошем смысле этого слова много-много лет назад.
А. Егоров ― Ну он жил (неразборчиво), он день и ночь с ним.
М. Авимская ― Он впервые сделал «Пир победителей» в 95-м году в малом театре, после этого много лет…
А. Егоров ― Они были лично знакомы.
М. Авимская ― Тогда он приходит на премьеры Александр Исаевич, и сейчас Наталья Дмитриевна вдова была у нас на премьере «Красного колеса», и конечно для нее очень важно, что в этом материале, который написала Оля Любимова, не было ни одного придуманного, или Олиного слова. Все слова Александра Исаевича, и странно и удивительно то, что в романе нет ни одной прямой речи, а Оля складывала прямую речь из тех же слов, собирая в тексты, вкладывая в уста героев. Это вот ее была принципиальная… Их с Борисом Афанасьевичем договоренность, что это ее…
А. Егоров ― Ну да, мы очень долго это пробивали, чтобы этот текст зажил. Потому, что это очень трудно.
М. Авимская ― Что это его текст, чистый его текст. Так вот, это один из путей формирования в репертуаре, да? Появления в спектакле. Борис Афанасьевич давно хотел, и попала в сегодняшний день эта тема. «Четыре узла», эти Столыпин Николай, этот прекрасный наш Саша Рожковский Богров, который всех удивил.
А. Егоров ― Богров, да, и Владимир Ильич.
М. Авимская ― Владимир Ильич, да. И в том смысле, то вот первый путь. Второе, конечно у нас очень большая, богатая интересная труппа, в которой 13 народных артистов. И народная артистка СССР (неразборчиво) Чурсина у нас сейчас. Сегодня юбилей ее творческой деятельности, они с Евгением Князевым играют спектакль «Супруги Каренины» в 7 часов вечера в камерном зале. У нас очень много интересных артистов, на которых нужно ставить, с которыми нужно работать. И конечно, в этом смысле тоже проявляются какие-то спектакли для того, чтобы артисты жили полноценной, интересной жизнью. Сейчас ведутся переговоры с Дмитрием (неразборчиво) Астраханом, который будет у нас делать какой-то материал. Мы пока обсуждаем, может быть это будет Островский, может быть что-то еще, но это очень интересный режиссер со своим взглядом, с большим опытом, и вот собственно тоже еще один путь попадания спектакля в репертуар, да? Опять зависящий от и главного режиссера, и от потребности творца. Того человека, который создает, да? Поэтому Андрей уже говорил, и я говорила в самом начале, что репертуар у нас богатый, и в общем-то гражданский в основном. И замахнуться на Мережковского можем мы тоже. Но нужно ли, и кто это захочет делать? Вот вы сказали…
А. Ермолин ― Заболеть надо. Если кто-то не заболеет, ничего не получится.
М. Авимская ― Вот вы сказали интересные факты про Бориса Васильева, я задумалась, это хорошо. Вот в таких разговорах тоже рождаются идеи, они потом просто прорастают, и становятся жизненными. Но для начала, конечно нужно задуматься сначала о том… Узнать какой-то факт, интересного человека встретить, да? Потому, что для меня все равно в последние годы все больше и больше приобретает значение человек, даже не театр. И я очень люблю цитату Конфуция, и привожу ее часто своим детям, и вообще ею пользуюсь, и… «Вместо того, чтобы клясть темноту, лучше зажечь одну маленькую свечу». Это моя любимая цитата, я так понимаю, что наш разговор подходит к концу…
А. Ермолин ― Нет, еще у нас целых 5 минут.
М. Авимская ― Еще есть время, да.
А. Егоров ― До (неразборчиво) границы успеем.
А. Ермолин ― Милена, а расскажите вот про специфику вашей работы, вот вы замдиректора по развитию. То есть, это продюсерская задача?
М. Авимская ― В общем, да. В мои задачи входит развитие театра в смысле финансовом, в смысле организационном, творческом, да? Я предлагаю какие-то новые идеи для того, чтобы театр ил более полноценной жизнью, и я считаю, что формирование репертуара, в том числе имеет значение факта жизни. Факта жизни например человека заключается в чем? В том, что человек где-то переживает, находится вдруг в какой-то задумчивости, читает какую-то философскую умную книгу. Потом он идет вечером с друзьями, там они смеются, не знаю, танцуют. Потом он играет со своим ребенком в какие-то игрушки, не знаю, бегает футбол гоняет и так далее. Человек живет очень разной жизнью. Мне кажется, что театр должен жить тоже разной жизнью, такой же, как человек. Поэтому у нас есть и веселые спектакли, такие как «Мамурэ», с участием Раисы Ивановны Голубкиной, у нас есть философские спектакли, интересные серьезные спектакли Александра Васильевича Бурдонского, такие как «Этот безумец Платонов», с участием Людмилы (неразборчиво) Чурсиной.
М. Авимская ― «Чайка», очень такие вдумчивые, серьезные спектакли. Есть мелодрамы жизненные, такие с серьезными, большими серьезными ролями. Вот Ольга Михайловна Богданова народная артистка занята в таком спектакле (неразборчиво) замечательный, трогательный Борис Афанасьевич тоже поставил глубокий, с судьбами. Есть «Мольер», Андрей вот в нем играет как раз Мольера. Есть развлекательный спектакль, такой легкий. Тоже жизненный, но очень легкий, «Главная роль» вот недавно выпустилась премьера с участием Ольги Михайловны Богдановой. То есть мне кажется, что в нашем театре представлены разные стороны жизни, жизни…
А. Егоров ― И детские спектакли.
М. Авимская ― И детских спектаклей очень много, сейчас у нас каждый год мы выпускаем, у нас «Елка министра» начинается в этом году, тоже 26 числа каждый год она проходит. Мне кажется, что мы живем полноценной жизнью. Насыщенной, разной, радостной, местами грустной, иногда нужно подумать.
А. Егоров ― Ну, без этого нельзя.
М. Авимская ― Только так.
А. Егоров ― Бесконечно веселиться тоже невозможно, иногда…
А. Ермолин ― И вот вы рассказывали про новую форму тоже постановок, когда зрители путешествуют там…
М. Авимская ― Да, это (неразборчиво) спектакль театра «Звезда», да. Это спектакль об истории театра, я еще раз говорю, ни у одного театра в Москве точно такого спектакля нет, это спектакль об истории театра.
А. Егоров ― Ни у одного театра нет такого здания
М. Авимская ― Да, это правда.
А. Егоров ― Такой истории, которая стоит за этим зданием.
М. Авимская ― Это правда, да.
А. Ермолин ― Ну кстати, есть смысл об этом поговорить за пару-тройку минут, да? потому что перед тем, как сюда как раз войти, там коллеги говорят спроси, почему такое большое здание, не трудно ли с ним работать, с таких…
А. Егоров ― Очень трудно, конечно трудно. Нас впервые за 70 лет отреставрировали, перед 80-летием театра. Это было большое испытание для театра, потому что театр построен в 39-м году, и с тех пор собственно говоря, трубы вмурованы в стены, и это было невозможно сделать, не поменять, ни… И это была огромная тяжелейшая работа, были вскрыты стены, были вскрыты полы. То есть, это почти год у нас длился этот длительный процесс, нас отреставрировали, и кстати говоря театр сейчас свежий, красивый, новый.
М. Авимская ― Хорошие хозяйские руки Анатолий, у нас есть полковник Иван Иванович, у которого все с этим в порядке.
А. Егоров ― Это да. Нет, просто многие люди, которые впервые входят в театр, первое, что они делают. Они входит, и делают так…
М. Авимская ― Это правда. Вы были у нас?
А. Ермолин ― Ну, конечно был, конечно был.
А. Егоров ― Ну, вот все отреставрировали, все освежено, и лепнина, и картины наши на потолках.
М. Авимская ― И мрамор, и бронза, а знаете какие фильмы снимались в нашем театре? «Карнавальная ночь», «Кин-дза-дза», фильм «Весна» с Любовью Орловой, и сейчас будет сниматься ильм «Мастери Маргарита» Лебедева.
А. Ермолин ― А вот не пугает вот та же самая атмосфера такого огромного зала, да? Там ведь… Ну, (неразборчиво) удается заполнять полторы тысячи…
А. Егоров ― Дело в том, что я в этом театре начал 26-й сезон, и вот для кого-то эта сцена ожжет и большая, а для меня она маленькая уютная. Руку протянул – портал, в другую сторону протянул, снова портал.
М. Авимская ― Это у него руки длинные просто, не слушайте его.
А. Егоров ― Нет, на самом деле это самая… Даже на сегодняшний день, это самая большая драматическая площадка в Европе.
М. Авимская ― Да. Вы знаете, скажу один факт, очень интересно, и зрителям будет интересно знать. У нас на сцене есть два поворотных круга, один большой, другой малый внутри. Так вот чтобы вы понимали, диаметр малого круга 13 метров. 13 метров – это арена цирка, любого цирка. 13 малый круг, и 26 большой, вот чтобы вы понимали масштаб.
М. Авимская ― Поэтому, когда Егоров руки раздвигает, вы может определить длину его рук.
А. Ермолин ― Руки (неразборчиво) длинные.
А. Егоров ― Мне говорят Андрей, как вы умудряетесь себя так держать в физической форме? Тренажерный зал, или что? Я говорю ребят, сыграйте два спектакля подряд, и никакого тренажерного зала больше не надо.
А. Ермолин ― Ну, вот на этой замечательной ноте наше время все-таки подошло к концу. И я хочу сказать, что сегодня был необычный театральный выпуск программы «Военный совет», нашими гостями были Андрей Егоров, заслуженный артист РФ, и Милена Авимская, заместитель директора по развитию центрального академического театра российской армии. С новым годом вас, и пусть у вас будет много-много успехов.
А. Егоров ― Спасибо что пригласили, и вас с наступающим.
М. Авимская ― С годом театра нас всех, спасибо!
А. Егоров ― И всех радиослушателей, спасибо огромное.