Бабий яр о чем эта книга
Бабий Яр
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Отзывы 20
Подростком прочитала эту книгу и до сих пор вспоминаю ее как одну из тех, что произвела наибольшее впечатление, одну из самых «настоящих» книг. Читала тайно, родители прятали ее от меня, возможно жалели мою психику. В те годы (70-е), не было столько сильных впечатлений в жизни, дети оставались детьми.
Читать было больно, но нисколько не жалею, что сделала это. Книга стала одной из тех, что сформировали мое мировоззрение. До сих пор считаю ее драгоценностью.
Подростком прочитала эту книгу и до сих пор вспоминаю ее как одну из тех, что произвела наибольшее впечатление, одну из самых «настоящих» книг. Читала тайно, родители прятали ее от меня, возможно жалели мою психику. В те годы (70-е), не было столько сильных впечатлений в жизни, дети оставались детьми.
Читать было больно, но нисколько не жалею, что сделала это. Книга стала одной из тех, что сформировали мое мировоззрение. До сих пор считаю ее драгоценностью.
Книга производит огромное впечатление. Подросток, бывший очевидцем страшнейших событий в истории нашей страны, не смог промолчать и написал шокирующую правду. Потрясает до глубины души! Это надо читать!Надо знать! Необходимо помнить! Не допустить повторения этого кошмара!
Книга производит огромное впечатление. Подросток, бывший очевидцем страшнейших событий в истории нашей страны, не смог промолчать и написал шокирующую правду. Потрясает до глубины души! Это надо читать!Надо знать! Необходимо помнить! Не допустить повторения этого кошмара!
Это полезно знать всем.
Очень полезная книга. Особенно для молодежи. Человеческая низость и подлость существовать будет всегда и каждый должен выбрать свой путь. Ужасы, бывшие в истории, могут повториться в любой момент.
Очень полезная книга. Особенно для молодежи. Человеческая низость и подлость существовать будет всегда и каждый должен выбрать свой путь. Ужасы, бывшие в истории, могут повториться в любой момент.
Книга представляет особый интерес именно в виду прямого изложения воспоминаний от лица, непосредственно причастного к событиям. Конечно, это в свою очередь предполагает и субъективные моменты, с частью из которых я согласен с автором, однако, не со всеми. Например, в главе из будущего, где Анатолий Кузнецов всячески упрекает советский режим и утверждает, что все люди, живущие в СССР несчастны и несвободны. Нужно понимать, что автор пережил определенные тяжелые обстоятельства, которые в итоге сформировали его личность, и тем не менее, обобщать всю страну в своеобразную тюрьму это, по-моему мнению, перебор. Хотя на то личное мнение автора, которое имеет право на существование.
В целом книга очень понравилась, приведено много примеров жизни в условиях войны, интересно описаны люди и их судьбы. Рекомендую к прочтению для общего развития и знания истории своей страны.
Книга представляет особый интерес именно в виду прямого изложения воспоминаний от лица, непосредственно причастного к событиям. Конечно, это в свою очередь предполагает и субъективные моменты, с частью из которых я согласен с автором, однако, не со всеми. Например, в главе из будущего, где Анатолий Кузнецов всячески упрекает советский режим и утверждает, что все люди, живущие в СССР несчастны и несвободны. Нужно понимать, что автор пережил определенные тяжелые обстоятельства, которые в итоге сформировали его личность, и тем не менее, обобщать всю страну в своеобразную тюрьму это, по-моему мнению, перебор. Хотя на то личное мнение автора, которое имеет право на существование.
В целом книга очень понравилась, приведено много примеров жизни в условиях войны, интересно описаны люди и их судьбы. Рекомендую к прочтению для общего развития и знания истории своей страны.
Очень хорошая книга, прочла больше года назад, но она до сих пор не отпускает. В книге описаны страшные события, которые, к сожалению, были частью нашей истории. Судьбы людей описана без прикрас, становится страшно, как все это люди смогли пережить и не сломаться? По другому начинаешь относиться к своей жизни, свои проблемы становятся очень «мелкими» по сравнению с описаны событиями.
Очень хорошая книга, прочла больше года назад, но она до сих пор не отпускает. В книге описаны страшные события, которые, к сожалению, были частью нашей истории. Судьбы людей описана без прикрас, становится страшно, как все это люди смогли пережить и не сломаться? По другому начинаешь относиться к своей жизни, свои проблемы становятся очень «мелкими» по сравнению с описаны событиями.
„Бабий Яр“: свидетельства и пропаганда Анатолия Кузнецова
„Бабий Яр“: свидетельства и пропаганда Анатолия Кузнецова Выпуск 10
Как писатели-шестидесятники приближали киевский майдан
Вышедший более пятидесяти лет назад (впервые – в 1966 году) роман киевлянина Анатолия Кузнецова был всегда мне интересен – слишком много о нём говорили. Да и события «Бабьего Яра» происходят на улицах, где я живу уже 35 лет. Хотя прочитать роман удалось не так давно.
Свою критическую статью я разделил на две условные части. В первой речь пойдёт больше об авторе и истории издания книги. Во второй мы разберём сам роман.
Часть 1
Неприятные подробности
Как вспоминает моя мама, после выхода «Бабьего Яра» в сокращённом (как утверждает сам автор, подвергнутом жестокой цензуре) виде в журнале «Юность» романом-документом, как назвал его Анатолий Кузнецов, зачитывалась вся киевская молодёжь. И не только киевская.
Несмотря на постоянные сетования автора на цензуру, примеры которой мы ещё разберём, общий тираж журнала составил два миллиона экземпляров. Наверное, общий тираж всех российских «толстяков» сегодня не дотягивает до этой цифры. Позже, в 1967 году, роман вышел в «Молодой гвардии», а это ещё 150 тысяч экземпляров.
Я читал роман в финальной (как утверждает Анатолий Кузнецов в предисловии, «действительной») редакции, опубликованной вначале в 1986 году нью-йоркским POSSEV-USA и переизданной в 1991 году киевским «Оберигом». Впервые, в 1970 году, «Бабий Яр» был опубликован в Frankfurt am Main: Possev-Verlag, после бегства Анатолия Кузнецова в 1969 году в Лондон, и переиздан там же в 1988 году.
Также стоит отметить, что с тех пор – за 25 лет, роман особо не переиздавался. Пару изданий было в 1991 году (тираж «Оберига» – 200 тысяч экземпляров), после чего «Бабий Яр» в 2001 году издал «Захаров», а в 2010-м – «Астрель» и Corpus. Были небольшие переиздания, и это всё.
Переиздавали, как мы видим, в РФ. На Украине же роман писателя-киевлянина фактически забыт. Книгу на раскладке букинистов «Петровки» я нашёл за 50 гривен. Купить новое российское издание со скидкой будет в пять-шесть раз дороже, и то нужно поискать.
Такое равнодушное отношение к одному из самых значимых (при всех очевидных и преднамеренных пропагандистских изъянах) романов украинских писателей последнего полстолетия, при желании, тоже можно объяснить. Да и вообще складывается впечатление, что до «Бабьего Яра» просто не дошли руки цензоров, которые бы действовали намного жёстче советских коллег.
Анатолий Кузнецов пишет на неприятные и закрытые сегодня темы. В частности, об украинских полицаях в Бабьем Яру. Они к тому же ещё и в вышитые сорочки одеты. Или о том, как украинцы сдавали нацистам евреев – за награду, кто-то даже делал из этого настоящий бизнес. Или захватывали квартиры уехавших из Киева партийных и военных. Он даже восторгается некоторыми советскими диверсантами.
При этом автор нелестно противопоставляет своих героев – меркантильных украинцев и решительных и принципиальных русских. При всём своём антисоветизме.
Да и сам герой не ассоциирует себя с Украиной: он хоть и называет иногда себя украинцем, но будто вскользь. Да и про русских говорит «наши». Над «украинской» пропагандой оккупантов, полицаями и даже нынешним национальным флагом автор скорее иронизирует. Почти как Михаил Булгаков в «Белой гвардии».
Текст писался в шестидесятые, а его наброски в виде дневников и просто записей в тетрадях делались прямо по ходу действия – ещё в детском возрасте. Поэтому «Бабий Яр», после того как автор дописал его, покинув Советский Союз, в сегодняшних условиях, спустя полстолетия, выглядит саморазоблачением писателя. А сам текст, несмотря на нескрываемый антисоветский крен, во многом искренен, даже когда автор заблуждается в своих домыслах или откровенно врёт. Тем интереснее разбирать на примере «Бабьего Яра» и советскую цензуру той эпохи (и примерять на нынешнее время), анализировать антисоветскую пропаганду автора после его бегства, изучать её природу.
Да и вообще «Бабий Яр» – это во многом действительно документальные свидетельства оккупации Киева, переданные Анатолием Кузнецовым. Просто текст нужно читать между строк, пропуская через внутренний фильтр.
Невозвращенец-коммунист
Проблема в том, что Анатолий Кузнецов не только назвал свой роман документом, но и всячески подчёркивает это в предисловии к книге, настраивая читателя на соответствующий лад, буквально требуя верить тексту.
Сама структура последнего издания романа интересна. Обычным шрифтом подаётся версия, опубликованная в «Юности», курсивом – по словам Анатолия Кузнецова, вычеркнутое цензурой. Наконец, в квадратных скобках идёт то, что автор дописал после своего бегства из Советского Союза. Примеры пропаганды мы ещё разберём. Сейчас я просто приведу вам одну характерную цитату из романа:
«Села не было: одни пепелища с яркими белыми печами, трубы которых, как указательные пальцы, торчали в небо. [Значит, тут был бой одних благодетелей человечества с другими – за лучшее, значит, счастье в мире».]
Ещё тогда, в 1960-е, невозвращенец Анатолий Кузнецов не просто ставил знак равенства между нацизмом и коммунизмом, автор открыто называл нацистов «благодетелями человечества» и «борцами за лучшее счастье в мире». Даже если это была ирония, то я весьма сомневаюсь, что подобное пропустила бы российская или украинская цензура. Такое сегодня позволяют себе лишь самые отбитые персонажи, а тут – уважаемый писатель.
Интересно, что коммунистом был не только отец Анатолия Кузнецова, о котором подробно написано в романе, и его образ весьма показателен для раскрытия сути текста.
Сам писатель в 1955 году вступил в КПСС. Перебежчики потом всегда рассказывают одно и то же: дескать, все так делали, нужно было крутиться. Не все, мой дед-рабочий, например, прошёл всю войну беспартийным и, вернувшись из Берлина в Киев, за все тридцать с лишним лет после Победы в партию так и не вступил. Наверное, ему не нужно было крутиться?
Благодаря членству в КПСС Анатолий Кузнецов в том же году поступил в Литературный институт. Как говорил сам писатель, ранее его не брали в Москву из-за того, что он киевлянин и был «под оккупацией». Сбылись его мечты только после смерти Иосифа Сталина.
До того как стать писателем, Анатолий Кузнецов занимался балетом, а в детстве, ещё до войны, во времена «тотальной нищеты» имел отличную даже по нынешним временам библиотеку. Он сам об этом пишет.
Анатолий Кузнецов дважды вступал в комсомол, что не мешало ему рассказывать после об отвращении, которое он испытывал при этом. Причём сразу дважды.
Для Анатолия Кузнецова, если я правильно понял «Бабий Яр», авторитетом с детства был малограмотный меркантильный дед, мечтавший, что немцы подарят ему корову, о которой он грезил ещё с царских времён, а не отец-революционер. И, думается, не из-за того, что тот ушёл из семьи. Просто жизненная философия и система ценностей (корова от немцев) деда была ему ближе. Что и продемонстрировал дальнейший жизненный путь Анатолия Кузнецова.
Неприкрытая пропаганда
Герой «Бабьего Яра» – сам автор, которому на момент оккупации Киева было 12 лет, вряд ли мыслит, как антисоветчик.
Антисоветчик в романе – его дед, которому автор противопоставляет своего отца – героя Гражданской войны, о чём мы ещё поговорим. Сам же мальчик в большинстве неоднозначных ситуаций мыслит вполне адекватно.
Именно оценочные суждения автора, большинство из которых были дописаны после бегства из СССР, стали пропагандистским багажом к роману, который всё же можно назвать документом. Если только, как я уже говорил выше, отделять реальные, практические хронологические свидетельства очевидцев и самого автора от пропагандистского наслоения, которым Анатолий Кузнецов обильно сдобрил текст.
Впрочем, несмотря на то что двенадцатилетний Анатолий Кузнецов, учитывая обстоятельства и оккупацию, был в общем-то типичным киевским пацаном, по самому тексту романа уже угадывалось общее настроение автора – свалить из этой страны. Несмотря на скрытый патриотизм и даже глухую любовь к Родине.
Кроме «Бабьего Яра» у Анатолия Кузнецова я больше ничего не читал, как не изучал (лишь поверхностно) биографию писателя. И не собираюсь больше ничего читать или изучать. Не по принципу «не читал, но осуждаю». Просто «Бабий Яр», как и жизненный путь писателя, красноречивее любых измышлений его современников или его собственных заявлений.
Со своим бегством на Запад Анатолий Кузнецов выдумал целую легенду, отдельная история в которой – тайный «вывоз» романа. Во-первых, как уже было сказано выше, в СССР «Бабий Яр» вышел более чем двухмиллионным тиражом, поэтому говорить о том, что рукопись была запрещена и вышла из «подполья», смешно. Во-вторых, что касается цензуры, которая якобы сильно повлияла на суть текста, то это тоже неправда. По тексту романа это отлично видно. Многие моменты, действительно выброшенные цензурой, – это откровенная антисоветская пропаганда, когда коммунизм сравнивается с нацизмом, и всё в том же духе. Причём преимущественно выбрасывались не какие-то хронологические данные этого романа-документа, а рефлексия героев – их внутренние переживания и собственные оценки тех или иных событий, которые не несут никакой смысловой нагрузки, зачастую даже, наоборот, размывают текст.
Пропаганда же – это фактически весь текст в квадратных скобках, который появился в финальной версии романа. По ходу прочтения «Бабьего Яра» иногда хотелось автоматически пропускать подобные моменты. Например, вот так цинично Анатолий Кузнецов описывает расстрел советских военнопленных:
«Кричали и дрались они уже в самом Бабьем Яре, когда окончательно увидели, что их расстреливают. Они кричали: «Да здравствует Сталин!», «Да здравствует Красная Армия!», «Да здравствует коммунизм!». [Они верили, что умирают за всемирное счастье, и немцы косили их из пулеметов во имя того же»].
Часть 2
И ещё раз о советской цензуре
Анатолий Кузнецов сам облегчает работу для критического анализа, разбивая роман на три условные части.
Первая – та, что вышла под цензурой в журнале «Юность» (а позже – в «Молодой гвардии»). Вторая – выброшенное советской цензурой. Третья – написанная уже после бегства из СССР, в период работы на радио «Свобода» – отдельными блоками в квадратных скобках.
Если разбирать роман именно на основании того, как подаёт его Анатолий Кузнецов – в трёх отдельных частях, то следует признать, что литературную и историческую (причём значительную!) ценность представляет лишь первая редакция «Бабьего Яра». Та самая, «порезанная», по словам автора, цензурой и вышедшая при этом гигантскими тиражами.
Это действительно хроника эпохи, причём глазами маленького мальчика, что придаёт ей искренности. Герою хочется не только верить, но и сопереживать.
Украинская власть также позиционирует роман как некий документ того времени. Не так давно рядом с памятником мальчику (подразумевается, что юному Анатолию Кузнецову) на пересечении улиц Кирилловской и Петропавловской восстановили табличку, посвящённую писателю и его книге.
Отмечу ещё один момент: работая над статьёй, я использовал как бумажную книгу, так и её электронную версию, в которой писательские выделения текста отсутствовали, из-за чего «Бабий Яр» воспринимается как откровенный винегрет и существенно теряет в первую очередь в художественном плане.
То, что Анатолий Кузнецов отмечает в тексте курсивом – моменты, выброшенные советской цензурой, – зачастую воспринимается даже сегодня, как то, что мы привыкли называть «геббельсовской пропагандой».
Приведу вам пару цитат из текста, чтобы вы понимали, на какого рода цензуру жаловался Анатолий Кузнецов.
Уже в начале романа он так описывает отступление советских войск:
Но это лишь цветочки. Дальше – больше. Тут же, в первой части, Анатолий Кузнецов описывает ту радость, с которой киевляне якобы встречали немцев:
«Мне было двенадцать лет. Многое для меня в жизни происходило впервые. Немцы пришли тоже впервые. Я прежде всех вылетел из окопа, зажмурился от яркого света и отметил, что мир стал какой-то иной – как добрая погода после шторма, – хотя внешне как будто всё оставалось по-прежнему. Елена Павловна, захлёбываясь, взмахивая руками, говорила умилённо, радостно: –. молоденький, такой молоденький стоит. Мои же окна на улицу. Машина ушла, а он, молоденький, хорошенький стоит. »
Странные откровения
Немного отвлекусь. Такими художественными приёмами сегодня никого не удивишь. В частности, в современном «военном кино» подобное умиление оккупантами происходит буквально в каждом фильме.
Я сомневаюсь, что Анатолий Кузнецов, выражаясь нью-языком, пытался «троллить» читателя. Вряд ли это было и проявлением глупости, необразованности, как у тех же киношников. Всё же у Анатолия Кузнецова имелась хорошая библиотека, да и сам он был очевидцем тех событий.
Уже тогда, во время написания первой версии повести – ещё без пропагандистских вставок, Анатолий Кузнецов сознательно готовился к тому, чтобы покинуть «эту страну». Создавал себе соответствующий «бэкграунд».
Как видно из того, что вырезала цензура, автор рисковал. Роман вообще могли зарубить на корню и не издать. Но ещё не остыла хрущёвская «оттепель», и молодой писатель органично вписался в конъюнктуру литературного процесса своими разоблачениями «тоталитарного прошлого».
Интересно, что некоторые нападки на Иосифа Сталина брежневская цензура, как, например, этот момент в начале романа, не пропустила:
«И вот стало тихо – та тишина, которая кажется страшнее всякой стрельбы. И было неизвестно, где мы: ещё под Сталиным, уже под Гитлером или на узкой полосе посредине?»
На этом моменте Анатолий Кузнецов особо акцентирует внимание в своих иностранных изданиях, рассказывая о том, какой «беспощадной» была советская цензура.
Вот ещё один колоритный момент:
«– Ах, подорвали-таки мост, проклятые босяки! Э! – сказал дед, подходя к забору и высовывая нос, чтобы тоже поглядеть на первого немца. – Фью-фью, вот это да. Ну куда ж с ними Сталину воевать, Господи прости. Это же – армия! Это не наши разнесчастные – голодные да босые. Ты посмотри только, как он одет!»
А ещё вот так Анатолий Кузнецов смакует, как в первый же день оккупации все (и он вместе с ними) бросились грабить магазины:
«Измолоченный, покачиваясь, я вышел наружу, увидел, как из продовольственного волокут мешки с солью, но, пока я добежал, там остались лишь бумага да пустые ящики. Я готов был зарыдать, я сроду не был жадным, был у бабушки таким воспитанным, вежливеньким внучком, и вдруг этот грабёж захватил меня, как горячая лавина, у меня горло сдавило от жадности и азарта. И, главное, я понимал, что это был неповторимый, редчайший случай – так богато, так великолепно, так безнаказанно пограбить. А я всё пропустил, опоздал на какую-то малость. Что значит отсутствие опыта. «Ну, ладно же, – подумал я, утешая сам себя. – Зато уже в следующий раз. ». А когда же он будет, этот следующий раз. Собрал с горя по прилавкам гири от весов и понёс всё добро домой».
Взрывы Крещатика и заложники
Отдельно спекулирует Анатолий Кузнецов на теме работы в Киеве диверсионных групп, хотя действия диверсантов во время освобождения города (когда благодаря точным действиям удалось избежать жертв среди мирного населения, в первую очередь во время ночных бомбардировок).
В частности, спекулирует на взрывах Крещатика, после которых, как проводит красной нитью по всему тексту автор, оккупанты начали массово убивать не только евреев.
Другой вопрос – морально-этический. Напомню, что до начала оккупации население Киева составляло 850 тысяч и за два года сократилось почти в пять раз. Автор же показывает киевлян жадными циничными идиотами (как своего деда, мечтающего, что немцы подарят ему корову), радостно встречающими оккупантов.
В конце романа есть интересная сцена, где немцы, отступая, убивают киевских официанток, обслуживавших оккупантов:
«Однажды прибыла душегубка с женщинами. После обычной процедуры, когда утихли крики и стуки, открыли дверь, из неё вышел лёгкий дымок, и оказалось, что машина битком набита голыми молодыми девушками. Их было больше ста, буквально спрессованных, сидящих на коленях друг у друга. У всех волосы были завязаны косынками, как это делают женщины, идя в баню. Вероятно, их сажали в машину, говоря, что везут в баню? У многих в косынках оказались запрятаны кольца, часики, губная помада и другая мелочь. Пьяные немцы хохотали, объясняли, что это официантки из киевских кабаре, и кричали заключённым: «Берите их себе! А ну-ка полюби её, трахни её!». »
Ещё интересный момент: Анатолий Кузнецов пишет, что немцы начали покидать Киев летом 1943 года, что в очередной раз опровергает пропагандистскую басню о том, что Москва приказала взять украинскую столицу к ноябрьским праздникам. Положение сил на фронте было таким, что сдача Киева была делом времени.
 |
| Памятник Анатолию Кузнецову в Киеве |
Послесловие
Несмотря на критику, «Бабий Яр», конечно, нужно читать. Просто – включая внутренние фильтры. Сегодня это не так сложно сделать.
Да и в художественном плане роман хорош. Если отбросить пропаганду и «лирические размышления» Анатолия Кузнецова, вырезанные советской цензурой, текст будет по-стейнбековски точен и лаконичен. Жаль, что сам автор, нагромоздивший сверху несколько «этажей» собственной редактуры, так этого и не понял.
Конечно, нужно делать скидку на то, когда это было, отсутствие телевидения в современном понимании и, конечно, интернета, когда подобная неприкрытая пропаганда действительно могла сработать и, судя по развитию спирали советской истории, сработала.
Упомянутые в статье эпизоды – лишь малая толика палитры жизни Киева и его окрестностей в годы оккупации. Анатолий Кузнецов подаёт хронику, может быть, немного сбивчиво, но максимально скрупулёзно, не зацикливаясь на себе и своей семье, а давая слово всем своим персонажам – очевидцам тех событий.
Бабий Яр роман Анатолия Кузнецова
Судьба романа Бабий яр Анатолия Кузнецова и советская цензура
Это выдержки из дополненного предисловия автора, которое сегодня можно увидеть в единственно верном, подтвержденном самим Анатолием Кузнецовым, варианте его книги, десятилетиями запрещенной в СССР и хранившейся как рукопись. Одной из самых интересных особенностей этой подлинно авторской версии романа Бабий Яр, остается показательное деление текста на три вида шрифта. Стандартным отпечатан сокращенный вариант книги, опубликованный после обработки советскими цензорами в СССР. Курсивом вставлены все главы/абзацы/предложения/фразы, которые не прошли идейную проверку. Как подчеркивает сам автор Анатолий Кузнецов, это должно дать понимание процесса творческой борьбы писателей за свои работы. Также в квадратных скобках в книге Бабий яр вставлены дополнения, которые вносились писателем в рукопись уже в окончательной редакции – после его бегства из СССР.
Всегда найдутся как сторонники, так и противники подобной обработки литературного творчества в угоду сохранения целостности и идейности того или иного общества (Советский Союз здесь выступает лишь примером). Маргинальные личности, как их принято называть, несомненно, не делают конкретное государство сильнее. Но это никак не меняет сути вопроса – любая цензура извращает оригинальное произведение и разрушает целостность концепции книг, которую создал автор, без вдавания в его личные заслуги. Итоговый текст романа на любом языке превращается в продукт системы, которая контролирует направление общественной мысли. И дело тут не в колкости критики – ее может не быть вовсе, но финальный вариант берут на себя уже люди, для которых каждый роман или стихотворение – лишь бумажные страницы, оторванные от контекста мировосприятия автора и условий, которые повлияли на создание рукописи.
Ниже я потрудился собрать все основные издания книги Бабий яр роман и наглядно показать, какие из них полные. В любом случае, все издания после 1991 года уже печатаются из полной версии, как и представленные в интернете, если это электронная версия.
Критика Анатолия Кузнецова за «антисоветчину». Бегство из СССР
Несмотря на, по большей части, всеобщее восхищение романом Бабий яр сегодня, вся критика автора Анатолия Кузнецова как личности обычно сводится к его бегству за границу в 1969 году. А так как нехватка образования и способности мыслить объективно толкает людей в крайности и к жизни в тумане однополярных заблуждений, такой поступок автора книги породил неоднозначное отношение к его творчеству и к тексту романа Бабий яр. Когда Анатолий Кузнецов перестал формально быть «своим», все написанное им ранее перешло в положение «нежелательного». Речь идет даже не о конкретном государстве, а лишь о примере пристрастного отношения. Уже выехав в Европу вместе с оригиналами рукописи романа Бабий Яр, писатель издал полную версию текста книги без цензуры. В том же издании и появилось знаменитое предисловие, которое сегодня знают все. В нем говорится о непростой борьбе за сохранение собственного произведения, неодобрительном внимании сверху и нахальном обращении к целой плеяде авторов того времени.
Роман-документ. Историческая основа Бабьего яра
Среди других источников писателя книги Бабий яр Кузнецова, помимо лично пережитых событий, – выдержки из архивных документов о периоде оккупации Киева, опубликованных в свободном доступе же после войны. Сам Анатолий Кузнецов регулярно читал выпуск издания «Украïнське слово» и его наследника, которые были в качестве незыблемых законов, а нарушение опубликованных приказов каралось расстрелом. Такое цитирование дополняет ту самую документальность романа-документа Бабий Яр. Также автор создает целостную картину жизни простых гражданских людей, зажатых между двух пылающих огней, идеологий и армий. Он резюмирует общеизвестные факты, молву людей на улицах (которая знала многое, в том числе запретное), слухи с большой долей аутентичности. Важное значение уделено рассказам других выживших в этой трагедии людей. В особенности ценны главы из уст переживших ужасы расстрелов самого урочища Бабий яр, Сырецкого концентрационного лагеря.
Как было при царе. Кузнецов старший
Отец главного героя Анатолия Кузнецова был революционером и идейным коммунистом. Еще один собирательный образ – людей, руками которых свергалась одна власть и, в еще большей нищете, приводилась другая. Он сражался сначала против царских орденов, которые срывали с вражеских шинелей, а после от таких же самых орденов отказывался. Большой человек, по меркам окружающих, и сам едва сводил концы с концами в 1920-1930-х, когда обкрадывались целые народы. Вот о такой идейности, голой и босой, Анатолий Кузнецов знал с детства и позже описал в своем романе Бабий яр. Он, как и всякий мальчишка, большими глазами смотрел на своего родителя, и, стало быть, напрямую ощущал на себе отношение к идеологиям в своей собственной семье.
Немцы на плакатах и во дворе
Анатолий Кузнецов, как настоящий профессионал своего дела, избежал стереотипного подхода к изложению истории, свойственного абсолютному большинству послевоенной советской литературы. Опять же, здесь дело не в конкретном обществе и даже не во Второй Мировой Войне – это столпы самого общества. Невозможно вести масштабную войну, наступательную или оборонительную, без твердого убеждения в правоте и исключительности каждой из сторон, без наличия четкой дифференциации между «своими» и «чужими». Враг не может быть таким же человеком, чаще всего не по своей воле брошенным на поля сражений. Это убийца, садист, попиратель всего самого дорогого. Агрессивное ведение Великой Отечественной во многом подтвердило эти постулаты, но лишь с высоты прошедшего времени, анализа исторического опыта. Тем же теплым сентябрем 1941 г. граждане Киева, напуганные и ободранные, после выхода из окопных ям, видели таких же людей из плоти и крови.
Первый немец, которого в своей жизни увидел мальчик Толик, был вышколенным солдатом, не похожим на карикатуры агитационных листовок. Точно такие же мужчины в сияющей форме после инициировали массовые убийства за ближайшим холмом. У тех также будут фотографии родных в кармане мундира, свои заботы, разговорники и мысли. Такой устрашающий контраст. Примечательна одна из сцен книги Бабий яр в доме Кузнецовых, когда, уже в преддверие освобождения города в 1943 г. к ним заглянуло несколько разномастных солдат Вермахта. Последние порицали убийства мирных граждан, стариков, женщин и детей и называли все происходящее преступлением, а не войной. Мальчишка к тому же постоянно соизмерял увиденное с рассказами деда о том, какими есть настоящие немцы, и что за порядок они должны принести на украинскую землю.
По мнению цензоров Бабьего яра, киевляне не могли видеть в немецких солдатах какое-либо будущее, и все время оккупации ревностно противостояли завоевателям, устраивали саботажи, диверсии, плевали проезжающим солдатам в лицо. Конечно, это не могло быть так, ведь люди прежде всего хотели жить, и им приходилось приспосабливаться. Они делали то же, что и до этого при советской власти. Не нарушали законы, работали за бесценок, жили в постоянном страхе исчезнуть ночью из своей постели. Это одна из известных причин преступной политики замалчивания трагедии в овраге Бабий яр, которую часто упоминают при анализе произведения Анатолия Кузнецова или стихотворения Евтушенко. Киевляне, сдавшие город без боя до последней капли крови, приноровившиеся жить при новом порядке, оказались предателями и приспособленцами.
Красная армия. Крещатик. Лавра
Автор романа Бабий Яр Анатолий Кузнецов довольно бегло раскрывает тему отступления советских войск, по большей части через последующий контраст с прибывшими завоевателями «жизненного пространства». Отступление, что является известным фактом, было, по большей части, беспорядочным и неорганизованным. Спустя три месяца после начала Великой Отечественной, Красная Армия все еще находилась в смятении и оставляла город за городом. Анатолий Кузнецов показывает этих мужчин все так же, как обычных людей, которым не нужны громкие лозунги, – они хотят лишь сохранить свою жизнь и жизнь своих семей. Голодные, оборванные, уставшие, десятки тысяч солдат бежали из города, чтобы вместе с возродившейся армией, вернуться сюда спустя два года. Писатель своими глазами видел эту сдачу позиций и слышал призывы деда сорвать с крыши дома красное знамя, а древко оставить для швабры.
Не всем отступающим остаткам некогда армии защитников Киева удалось вырваться в восточном направлении. Основываясь на общеизвестных фактах, тогдашнюю молву в городе и свидетельства очевидцев, Анатолий Васильевич в отдельной главе описал ужасное положение лагерей советских военнопленных, на примере одного из них. 60 000 красноармейцев оказались внутри обнесенного проволокой периметра в районе Дарницы, и каждый день эта людская масса пополнялась новыми солдатами и офицерами. Инициируемая из Берлина война на уничтожение с легкостью попирала международные конвекции и потворствовала одной из форм массового уничтожения. Голод, осенний холод, болезни под открытым небом, постоянные побои и расстрелы – такая судьба ждала десятки тысяч пленных. Поедание насаждений в земле, вшей из одежды, ногтей и редкой свекольной баланды дополняет ужасную картину войны. Все это передано в тексте книги Бабий яр
Обильным курсивом обозначены отрывки главы о взрывах на Крещатике в последние дни сентября 1941 года. После цензурных правок текст романа Бабий яр Анатолия Кузнецова представляет собой возмущение злодеяниями немцев, которые разрушили центральную часть города. Автор приводит некоторые документы, которые были доступны уже в 1960-х о причастности к подрывам подпольной группы НКВД. Естественно, такая информация, тем более в авторской изобличающей манере, была непопулярна и все злодеяния в Киеве приписывались исключительно немецким захватчикам и их пособникам. Помимо разрушения исторического центра города, эти события стали одной из причин последующей акции возмездия со стороны оккупационных властей. Еще один важный эпизод из жизни Киева 1941-1943 г.г. относится к разрушению исторической изюминки столицы – Киево-Печерской Лавры. Хотя доподлинно тема не решена и до сегодняшнего дня, и существуют доводы в пользу обоих версий, Кузнецов возлагает ответственность за чудовищный акт вандализма на советских подпольщиков.
Массовые убийства. Холокост. Оккупация. Бабий яр
Энтузиазм некоторой части населения тогдашнего Киева по поводу немецкой оккупации быстро сменился ужасом осознания того, что для простых людей ничего не поменяется. Политика эксплуатации человеческого ресурса неизменна под любыми лозунгами и орнаментами знамен. Анатолий Кузнецов очень ярко дает это понять – цитатой из распоряжения об изъятии излишков продуктов питания. На оккупированной территории с разрушенной инфраструктурой и целой армией содерженцев Вермахта, киевляне должны были под угрозой физического уничтожения сдать все запасы продовольствия, оставив себе норму на один день. Вот только где добывать себе пропитание для последующих дней/недель/месяцев – уже риторический вопрос. И даже оправдательные россказни деда о праве победителей на три дня грабежей не помогали утолить животный голод. Живя на окраине города, семья Семериков/Кузнецовых имела свой огород, но едва ли можно было рассчитывать на несколько соток земли для обеспечения четырех ртов.
Бабий Яр роман – довольно зрелое произведение не только в контексте антивоенных, гуманистических идей и критического отношения к истории. Ее содержание оправдывает название и довольно подробно описывает те самые массовые убийства, совершенные в урочище за два года немецкой оккупации. Здесь в ход идут, опять же, воспоминания самого автора Анатолия Кузнецова, жившего за холмом и слышавшего неустанные пулеметные очереди. Рассказы очевидцев, в особенности тех немногих, кому все же удалось пережить ужасы второго по узнаваемости символа Холокоста. С очередным вывешенным объявлением на столбе киевляне узнали, что жиды, как там было сказано, с поляками и москалями – всегда были их злейшими врагами. Попробуй, объясни двенадцатилетнему парню, что его друзья детства, оказывается, были злейшими недругами и были ответственны за все невзгоды. Зато он видел печальную процессию еврейского населения, созванного под все теми же угрозами расправы. Старики, немощные, дети и женщины, мужчины – многотысячная людская масса проследовала дорогой смерти к отрогам Бабьего Яра.
Писатель Анатолий Кузнецов не ограничивается описанием печально известных дней конца сентября 1941 года. Он не раз делает акцент на том, что Бабий Яр – это не братская могила для какой-то отдельной группы людей, национальности. Это трагический символ человеческой природы нетерпимости и борьбы за власть. То и дело возвращается к отдельным периодам практики массового геноцида, проводимого в паре минут ходьбы от собственного дома. Кузнецов регулярно делает отступления после описаний убийств и обращается напрямую к читателю, в первую очередь, к молодому поколению. Как он называет, – дети «после 40-х». Будут ли они помнить тот период беспримерного насилия, или Вторая Мировая останется лишь занудным разделом в книге по всемирной или отечественной истории? Будут ли окончательно вынесены уроки из пулеметных очередей, ударов лопатами по голове, бросков в печи, коллаборационизма и предательства по отношению к вчерашним школьным товарищам?
Бабий яр После войны. Политика замалчивания. Куреневская трагедия
Сам автор романа Бабий яр Кузнецов заканчивает свое произведение, отсылая читателя к самой первой главе, теперь уже с названием «Уничтожение пепла». Само название очень символично, особенно с высоты оставленного позади романа. После войны место массовых убийств не было популярной темой советского руководства. И дело не в том, чтобы оградить впечатлительных людей от ужасов прошлого — интересы людей, как известно, в масштабе истории – дело десятое. Как пишет сегодня каждый второй автор, затрагивающий тему, Бабий Яр, вместо надлежащего символа Холокоста, из которого должны выноситься уроки, стал примером беспрецедентной политики замалчивания и разрушения исторической памяти.
Спустя семьдесят лет после трагических событий немецкой оккупации Киева, только титаническими усилиями историков, общественных деятелей удалось хотя бы в общей степени восстановить историческую значимость Бабьего Яра. Кузнецов описывает меры, которые применялись властями и поощрялись ими же (утилизация находок в урочище) на месте трагедии. Измененный до неузнаваемости ландшафт местности и, вероятно, навсегда погребенные под многометровым слоем земли/грязи/песка свидетельства. Линия и станция метро, вырытые среди костей. Жилой массив на месте бывшего Сырецкого концентрационного лагеря. Касается автор и менее известной трагедии 1961 года, когда неудачные попытки в очередной раз стереть память о Бабьем Яре под слоем грязи, стоили жизней сотням киевлян.
Некоторые мысли из книги Бабий яр Кузнецова:
— Бабий яр является вторым по значимости символом Холокоста после лагеря смерти Освенцим. В книге же Кузнецов, определив его как место упокоения десятков тысяч людей, также сделал его символом зверств. Он последовательно описывает разные практики и периоды отлова жителей Киева и «утилизации» их в земле Яра. В этой части роман как раз напоминает больше исторический очерк, чем художественный рассказ.
— 20 октября 1941 года в пропагандисткой газете «Украинское слово» издали указ немедленно уничтожить всех голубей в городах и пригородных зонах до 26 октября. Кто будет держать голубей, будет расстрелян. Приказ вступал в силу на следующий же день и часть людей просто не успело с ним ознакомиться и поплатилась за это жизнью.
— В советском паспорте была графа национальность, так называемый 5-й пункт, который стал для сотен тысяч гражданских людей роковым, определив их принадлежность к евреям, цыганам и тд.
— Приказы для гражданского населения сначала печатались на трех языках: русском, украинском и немецком. Затем на двух: крупно на украинском и мелко на немецком. Позже все сделали наоборот – большими буквами на немецком и маленькими на украинском.
— На заборах Киева висели объявления следующего содержания. «Всякий, кто укажет немецким властям на скрывающихся евреев, партизан, важных большевистких работников, не явившихся на регистрацию коммунистов, и прочих врагов народа, получит 10 000 рублей деньгами, продуктами или корову.»