дуранда в блокаду что это
Питание в блокадном Ленинграде, или Жестокие уроки по выживанию
27 января 1944 года артиллерийские залпы в Ленинграде впервые означали не боевую канонаду, а праздничный салют. Но до этого было 872 дня во вражеском кольце. В те годы город на Неве превратился в испытательный полигон, на котором история ставила жестокий эксперимент с питанием, а вернее, его отсутствием. За годы блокады погибло, по разным данным, до 1,5 миллиона человек. Только 3% из них погибли от бомбёжек и артобстрелов; остальные 97 % умерли от голода. Сегодня многие факты этих страшных блокадных дней с трудом и в голове-то укладываются. Но и забывать о них мы не имеем права.
Тяжелый хлеб
«Новая норма хлеба: 125 граммов для служащих и иждивенцев, 250 граммов для рабочих, — вспоминает Елена Скрябина в своей книге «Годы скитаний: из дневника одной ленинградки». Наша порция (125 граммов) – небольшой ломтик, как для бутерброда. Теперь мы начали делить хлеб между всеми домочадцами – каждый хочет распорядиться порцией по-своему. Например, моя мать старается разделить свой кусок на три приёма. Я съедаю всю порцию сразу утром за кофе: по крайней мере, хотя бы в начале дня у меня хватает сил стоять в очередях или доставать что-нибудь путём обмена. Во второй половине дня я уже теряю силы, только лежу».
Рабочие карточки на 250 граммов хлеба в ноябре-декабре 1941 года получала только третья часть населения. Ежедневную норму в 125 граммов хлеба нам сейчас трудно представить. Тем более что в состав блокадного хлеба входили солод, опилки, жмых, отруби, соя, целлюлоза. Последняя составляла до 15%. Такой хлеб был плотным, мокрым, тяжелым. Поэтому 125 граммов весил только один кусочек.
Дополнительные продовольственные ресурсы
Соя, шрот, костяная мука, белковые дрожжи, альбумин… — до этого такие продукты не применялись в кулинарии. Из сои в Ленинграде приготовляли молоко, а из ее отходов – биточки, запеканки. Шрот (отходы после переработки масличных семян) использовался для приготовления так называемых вторых блюд. Костяная мука, смешанная с мучной пылью (т.н. смёткой – сметенных отовсюду остатков на мелькомбинатах), также применялась для горячего. Белковые дрожжи шли на супы и котлеты.
«Первое: суп из серых капустных листьев – 8 коп., второе: каша из дуранды – 12 коп». Это строки из меню одной из столовых Ленинграда в декабре 1941 года. Дуранда — это конопляный жмых, который дореволюционный словарь Ф.Брокгауза и И.Ефрона рекомендовал как «отличное кормовое средство для скота».
Маленькая ленинградская артель «Вкуспром» разработала способ приготовления «растительной икры». В ее состав входили кокосовый жмых, растительное масло, лук и специи – уксус, перец, лавровый лист. Блюдо это содержало нужные человеческому организму витамины. Артель наладила тогда массовое производство этой икры.
В 1942 году Ленснабнарпит командировал своего сотрудника Н.В. Сукача в Архангельск, где тот должен был возглавить экспедицию по добыче морской капусты. Чуть позже по Дороге жизни через Ладожское озеро в Ленинград было доставлено несколько вагонов этого продукта – незаменимого в блокаду источника витаминов и йода. Чего только не делали из нее в столовых – супы, голубцы, запеканки…
Щи из крапивы и лебеды
Весной 1942 года начался массовый сбор травы на городских газонах. В городе были созданы пункты по приему растений, переработкой которых занимался фасовочно-пищевой комбинат. Сборщикам выдавали дополнительные карточки на хлеб за не менее чем 25 кг травы. Из нее готовили и пюре, и салаты, и запеканки. Но главным блюдом, конечно, были щи из крапивы. Нередко их варили вместе с лебедой, которая традиционно на Руси шла в пищу в голодные годы. Употреблялась она и в сушеном, и в вареном, и в маринованном виде. Позже щи стали варить из капустных отходов (так называемые хряпы). Они надолго вошли в обиход ленинградских столовых.
В этот период было выпущено даже несколько книжек – пособий по использованию дикорастущих трав и растений в пищевом рационе населения. Так, в 1942 году ленинградский Ботанический институт выпустил брошюру с перечнем съедобных растений, которые можно было найти в городских парках и садах, и рецептов блюд из них: например, салат из одуванчиков, суп из крапивы, запеканка из сныти.
В этом же году вышла и книга, подготовленная сотрудниками университета и санэпидлаборатории Балтийского флота. Она должна была «ознакомить бойцов, командиров Красной Армии и Военно-Морского Флота, а также население с малоизвестными дикорастущими травами, которые могут служить прекрасным пищевым средством». Оладьи из клевера, котлеты из подорожника, жаркое из лопуха, студень из лишайника, кисель из водяной лилии, пюре из мать-и-мачехи, компот из щавеля. Вот она мечта современного вегетарианца! Тогда же эти названия, по словам поэтессы Веры Инбер, способны были «вызвать улыбку, если бы они не были так трагичны».
А в это время…
Городское и областное руководство проблем с продовольствием не испытывало. Вот строки из дневника сотрудника столовой Смольного: «В правительственной столовой было абсолютно все, без ограничений, как в Кремле. Фрукты, овощи, икра, пирожные. Молоко и яйца доставляли из подсобного хозяйства во Всеволожском районе. Пекарня выпекала разные торты и булочки».
Из воспоминаний ленинградского инженера-гидролога: «Был у Жданова (первый секретарь Ленинградского горкома. – Прим. авт.) по делам водоснабжения. Еле пришел, шатался от голода… Шла весна 1942 года. Если бы я увидел там много хлеба и даже колбасу, я бы не удивился. Но там в вазе лежали пирожные». В этом контексте абсолютно логичной выглядит телеграмма Андрея Жданова в Москву с требованием «прекратить посылку индивидуальных подарков организациями в Ленинград… это вызывает нехорошие настроения».
Первый секретарь Ленинградского горкома А.А. Жданов. Фото: iknigi.net
А вот отрывок из дневника сотрудника Смольного, инструктора отдела кадров горкома ВКП(б) Николая Рибковского (запись от 9 декабря 1941 года): «С питанием теперь особой нужды не чувствую. Утром завтрак — макароны или лапша, или каша с маслом и два стакана сладкого чая. Днем обед — первое щи или суп, второе мясное каждый день. Вчера, например, я скушал на первое зеленые щи со сметаной, второе — котлету с вермишелью, а сегодня на первое суп с вермишелью, второе — свинина с тушеной капустой».
Весной 1942 года Рибковский был отправлен «для поправки здоровья» в партийный санаторий, где продолжил вести дневник. Запись от 5 марта: «Вот уже три дня я в стационаре горкома партии. Это семидневный дом отдыха в Мельничном ручье (окраина города. – Прим. авт.). С мороза, несколько усталый, вваливаешься в дом, с теплыми уютными комнатами, блаженно вытягиваешь ноги… Каждый день мясное — баранина, ветчина, кура, гусь, индюшка, колбаса; рыбное — лещ, салака, корюшка, и жареная, и отварная, и заливная. Икра, балык, сыр, пирожки, какао, кофе, чай, 300 грамм белого и столько же черного хлеба на день… и ко всему этому по 50 грамм виноградного вина, хорошего портвейна к обеду и ужину… Я и еще двое товарищей получаем дополнительный завтрак: пару бутербродов или булочку и стакан сладкого чая… Война почти не чувствуется. О ней напоминает лишь громыхание орудий…».
Данные о количестве продуктов, ежедневно доставлявшихся в Ленинградские обком и горком ВКП(б) в военное время, недоступны исследователям до сих пор. Как и информация о содержании спецпайков партийной номенклатуры и меню столовой Смольного. «Не знаю, чего во мне больше — ненависти к немцам или раздражения, бешеного, щемящего, смешанного с дикой жалостью, — к нашему правительству», — писала в дневнике поэтесса Ольга Берггольц, на себе испытавшая все ужасы ленинградской блокады.
Дуранда в блокаду что это
Одним из самых страшных воспоминаний ленинградцев, переживших блокаду, был, несомненно, голод. Если верить изданию « Blockade Leningrads 1941-1944: Dossiers» (« Блокада Ленинграда», редактор Петер Ян), от голода в Северной столице погибло 641 803 человека. Поэтому неудивительно, что большинство слов, появившихся в эти страшные годы, были связаны с продуктами питания и болезнями.
Граммики
К началу блокады все население Ленинграда эвакуировать не успели. Как утверждает автор книги «Военная история России ХХ – начала ХХI веков» Ю. С. Рябцев, тогда в Северной столице насчитывалось около 2,5 миллионов жителей. Запасов продовольствия катастрофически не хватало, поэтому даже нормы выдачи хлеба по карточкам регулярно сокращались. Уже 20 ноября 1941 года была установлена норма в 125 граммов хлеба, состоявшего из отрубей, соевой муки, жмыха и даже целлюлозы. Однако даже эти кусочки ленинградцы ласково именовали «граммиками».
Повалиха
Несмотря на такие ничтожные нормы продуктов, жители блокадного Ленинграда находили в себе силы шутить и выдумывать забавные названия для новых блюд. Так, как указывает Наум Синдаловский в своей книге «Петербург в армейском мундире: военная столица России в городском фольклоре», кашу, которую ленинградцы готовили из отрубей, они окрестили «повалихой». Считалось, что это блюдо обладает снотворным эффектом и в буквальном смысле валит с ног.
Блокадное пирожное
«Придумывали» изобретательные жители Северной столицы и незатейливые лакомства, которые получали «доблокадные» названия. Например, В. П. Коровушкин в своем «Словаре русского военного жаргона» упоминает о «блокадном пирожном». Так ленинградцы называли тонкий кусочек эрзац-хлеба (от немецкого Ersatz – заменитель), на который был намазан толстый слой горчицы, посыпанный солью и перцем. По словам Игоря Чернышева, автора книги «На морском охотнике: записки морского офицера», ленинградцы считали такое «пирожное» вкусным, полезным, а главное очень питательным.
Дуранда
Питательной казалась блокадникам и так называемая «дуранда». Дурандой, как пишет Анатолий Даров в своей книге «Блокада», именовали прессованные отходы маслобойного производства, которые нередко заменяли хлеб. Дуранду поначалу продавали в магазинах, но впоследствии ее с трудом можно было достать даже на черном рынке. Несмотря на то, что дуранда и в самом деле являлась отходами производства, Александр Берлин в своих мемуарах «О блокаде Ленинграда и о другом, о чем не могу забыть» утверждал, что дуранда казалась ему тогда вкуснее теперешних конфет. Дуранду действительно сосали, а также добавляли в лепешки или попросту разводили водой до консистенции каши.
Дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская
Тем не менее ленинградцы старались не падать духом и подчас иронизировали даже над собственным бедственным положением. Так, голодающих, то есть по сути самих себя, жители осажденного города именовали дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская. Этот шуточный «диагноз» — вовсе не набор бессмысленных слов. Как уверяет Наум Синдаловский, автор «Словаря петербуржца», шротами называют измельченные семена, которые, как правило, предназначены для кормления скота. Шроты считались в блокадные годы настоящим деликатесом. Безвырезовская же, по мнению Синдаловского, является своеобразным намеком на мясную вырезку, а точнее на ее отсутствие.
Выковыренные
Но если «диагноз» дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская блокадники не считали обидным, то прозвище «выковыренные» неприятно резало слух. Именно так, если верить воспоминаниям жителей Ленинграда, приведенным в издании «Блокада Ленинграда. Народная книга памяти», называли жители других городов тех, кого эвакуировали из Северной столицы. По мнению советского художника Евгения Ухналева, написавшего книгу «Это мое» и тоже пережившего блокаду, такими «определениями» ленинградцев «награждали» потому, что никто в стране, кроме самих «выковыренных», не знал, что творилось в Ленинграде и что такое блокада на самом деле.
Дуранда в блокаду что это
В годы блокады Ленинград был не просто осаждённым городом, жители которого пытались выжить вопреки голоду, холоду, бомбёжкам и страданиям. Он превратился в целый обособленный мир с сильными и мужественными людьми, со своими порядками и, можно сказать, со своим языком. За 900 страшных дней и ночей в лексиконе ленинградцев появилось много слов, используемых для обозначения предметов блокадной жизни.
Из-за отсутствия табака в городе ленинградцы изготавливали его самостоятельно из подручных средств. Берклен — это курительная смесь из опавших берёзовых и кленовых листьев. Их просушивали, перемалывали и начиняли полученным порошком сигареты и папиросы.
Выковыренными называли людей, вывезенных из блокадного Ленинграда в другие города. Такое название прижилось благодаря созвучности со словом « эвакуированные».
Граммиками ленинградцы ласково называли свой ничтожный паек — 125 г хлеба в сутки на человека. Блокадный хлеб более чем на половину состоял из опилок, жмыха, целлюлозы и обойной пыли. Для большинства жителей осаждённого Ленинграда этот хлеб был единственной пищей, и они съедали его, не теряя ни одной крошки.
Дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская
Даже под непрекращающимися артобстрелами в условиях страшного голода ленинградцы не теряли чувства юмора, что и помогало им выживать. Так дистрофию — истощение, которым страдал каждой второй житель города — очеловечили и придумали ей полное имя: Дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская. В то время шроты, измельчённые и обезжиренные семена растений, служащие для корма животным, считались настоящим деликатесом, а о тарелке щей с говяжьей вырезкой оставалось только мечтать.
В первый год блокады в ленинградских магазинах ещё продавался жмых — спрессованные бруски отходов, оставшихся от производства муки. Такие куски жмыха называли дурандой. Её распаривали в кастрюле до консистенции каши или же запекали, добавляя в лепешки из дуранды последние остатки сахара: получались своеобразные конфеты. В самую страшную и голодную первую блокадную зиму дуранда спасла жизни сотен тысяч ленинградцев.
В январе 1943 года жители блокадного Ленинграда всего за 17 дней проложили на левом берегу Невы 33 км железной дороги, соединявшей осаждённый город со страной. Блокадники строили мост через Неву, пока фашисты обстреливали их с Синявинских высот. Из-за повышенной опасности работ сами ленинградцы назвали прокладываемую дорогу Коридором смерти. В результате по этой железной дороге в Ленинград доставлялось 75% всех грузов, а по Дороге жизни через Ладогу — лишь 25%. Один эшелон на железной дороге заменял полторы тысячи « полуторок». Однако к тому времени Дорога жизни была уже воспета, поэтому о Коридоре смерти с его страшным названием знали только ленинградцы.
Кровавым ленинградцы называли пересечение Невского проспекта и Садовой улицы. В годы блокады здесь располагалась трамвайная остановка, поэтому это место очень часто подвергалось вражеским обстрелам. В августе 1943 года на Кровавом перекрестке в результате фашистской бомбёжки погибли одновременно 43 человека.
Во время блокады истощённых детей-дистрофиков, находящихся на лечении в стационаре, называли крючками. Из-за сильной потери веса маленькие дети худели настолько, что походили на обтянутых кожей скелетов, а их позвоночники выдавались вперед, что и повлекло за собой подобное сравнение.
Пеленашками ленинградцы называли обёрнутые в простыни трупы, перевозимые жителями блокадного Ленинграда на санках к месту захоронения. Эти простыни и тряпки заменяли умершим гробы.
Первое время в блокаду ленинградцы варили кашу из отрубей. Такая еда была совершенно безвкусной, некалорийной. Кашу называли « повалихой» — считалось, что после употребления её в пищу человека сразу же клонило в сон.
Понятие « хрусталь» появилось в первую суровую блокадную зиму и не имело никакого отношения к благородному виду стекла или сервизу. Этим словом называли промёрзшие и окоченевшие трупы, которые лежали на улицах блокадного Ленинграда.
Литейный мост всегда пользовался в городе на Неве дурной славой: при его возведении погибли десятки, а потом он стал местом притяжения самоубийц со всего города. Когда фашисты начали беспрерывно обстреливать Литейный мост из-за его близости к Дороге жизни, жители блокадного Ленинграда окончательно поверили в то, что мост проклят, и стали называть его Чёртовым.
В годы блокады ленинградцы устроили своеобразный огород перед Исаакиевским собором: там они выращивали капусту. Правда, полноценные кочаны на площади не росли — выходили лишь отдельные зелёные листья, которые называли хряпой. В первую блокадную зиму хряпу солили и квасили, а во вторую — ели с постным маслом.
Долиной смерти ленинградцы называли площадь Ленина и Финляндский вокзал. Именно отсюда начиналась знаменитая Дорога жизни, по которой в осаждённый Ленинград доставлялось продовольствие и всё необходимое для жизнеобеспечения города. Немцам было известно об этом, и они бомбили Финляндский вокзал практически круглосуточно.
Блокадный словарь
В годы блокады ленинградцы придумали свои названия для обозначения окружающих их вещей
В годы блокады Ленинград был не просто осажденным городом, жители которого пытались выжить вопреки голоду, холоду, бомбежкам и страданиям. Он превратился в целый обособленный мир с сильными и мужественными людьми, со своими порядками и, можно сказать, со своим языком. За 900 страшных дней и ночей в лексиконе ленинградцев появилось много слов, используемых для обозначения предметов блокадной жизни.
Из-за отсутствия табака в городе ленинградцы изготавливали его самостоятельно из подручных средств. Берклен – это курительная смесь из опавших березовых и кленовых листьев. Их просушивали, перемалывали и начиняли полученным порошком сигареты и папиросы.
Выковыренными называли людей, вывезенных из блокадного Ленинграда в другие города. Такое название прижилось благодаря созвучности со словом «эвакуированные».
Граммиками ленинградцы ласково называли свой ничтожный паек – 125 г хлеба в сутки на человека. Блокадный хлеб более чем на половину состоял из опилок, жмыха, целлюлозы и обойной пыли. Для большинства жителей осажденного Ленинграда этот хлеб был единственной пищей, и они съедали его, не теряя ни одной крошки.
Дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская
Даже под непрекращающимися артобстрелами в условиях страшного голода ленинградцы не теряли чувства юмора, что и помогало им выживать. Так дистрофию – истощение, которым страдал каждой второй житель города – очеловечили и придумали ей полное имя: Дистрофия Шротовна Щей-Безвырезовская. В то время шроты, измельченные и обезжиренные семена растений, служащие для корма животным, считались настоящим деликатесом, а о тарелке щей с говяжьей вырезкой оставалось только мечтать.
В первый год блокады в ленинградских магазинах еще продавался жмых – спрессованные бруски отходов, оставшихся от производства муки. Такие куски жмыха называли дурандой. Ее распаривали в кастрюле до консистенции каши или же запекали, добавляя в лепешки из дуранды последние остатки сахара: получались своеобразные конфеты. В самую страшную и голодную первую блокадную зиму дуранда спасла жизни сотен тысяч ленинградцев.
В январе 1943 года жители блокадного Ленинграда всего за 17 дней проложили на левом берегу Невы 33 км железной дороги, соединявшей осажденный город со страной. Блокадники строили мост через Неву, пока фашисты обстреливали их с Синявинских высот. Из-за повышенной опасности работ сами ленинградцы назвали прокладываемую дорогу Коридором смерти. В результате по этой железной дороге в Ленинград доставлялось 75% всех грузов, а по Дороге жизни через Ладогу – лишь 25%. Один эшелон на железной дороге заменял полторы тысячи «полуторок». Однако к тому времени Дорога жизни была уже воспета, поэтому о Коридоре смерти с его страшным названием знали только ленинградцы.
Место строительства железной дороги в Ленинграде назвали Коридором смерти
Кровавым ленинградцы называли пересечение Невского проспекта и Садовой улицы. В годы блокады здесь располагалась трамвайная остановка, поэтому это место очень часто подвергалось вражеским обстрелам. В августе 1943 года на Кровавом перекрестке в результате фашистской бомбежки погибли одновременно 43 человека.
Во время блокады истощенных детей-дистрофиков, находящихся на лечении в стационаре, называли крючками. Из-за сильной потери веса маленькие дети худели настолько, что походили на обтянутых кожей скелетов, а их позвоночники выдавались вперед, что и повлекло за собой подобное сравнение.
Пеленашками ленинградцы называли обернутые в простыни трупы, перевозимые жителями блокадного Ленинграда на санках к месту захоронения. Эти простыни и тряпки заменяли умершим гробы.
Люди самостоятельно, без гробов хоронили «пеленашек
Понятие «хрусталь» появилось в первую суровую блокадную зиму и не имело никакого отношения к благородному виду стекла или сервизу. Этим словом называли промерзшие и окоченевшие трупы, которые лежали на улицах блокадного Ленинграда.
Хрусталем называли промерзшие на улицах трупы
Литейный мост всегда пользовался в городе на Неве дурной славой: при его возведении погибли десятки, а потом он стал местом притяжения самоубийц со всего города. Когда фашисты начали беспрерывно обстреливать Литейный мост из-за его близости к Дороге жизни, жители блокадного Ленинграда окончательно поверили в то, что мост проклят, и стали называть его Чертовым.
В годы блокады ленинградцы устроили своеобразный огород перед Исаакиевским собором: там они выращивали капусту. Правда, полноценные кочаны на площади не росли – выходили лишь отдельные зеленые листья, которые называли хряпой. В первую блокадную зиму хряпу солили и квасили, а во вторую – ели с постным маслом.
Долиной смерти ленинградцы называли площадь Ленина и Финляндский вокзал. Именно отсюда начиналась знаменитая Дорога жизни, по которой в осажденный Ленинград доставлялось продовольствие и все необходимое для жизнеобеспечения города. Немцам было известно об этом, и они бомбили Финляндский вокзал практически круглосуточно.
Дуранда была деликатесом для пацанов блокадного Ленинграда
В одном интервью уважаемый профессор, на чье детство выпали 900 дней блокады Ленинграда, признался, что в его памяти те дни сохранились как дни жуткого страха и полчища крыс. Юрий ПЕРЕЛЬЦВАЙГ тоже пережил блокаду в юном возрасте. Судьба к нему благоволила, он был одним из тех немногих детей города на Неве, кому довелось выжить. О стойкости и мужестве защитников Ленинграда написано немало. Предлагаем рассказ Юрия Перельцвайга о его жизни в осаждённом городе, который гитлеровцы собирались стереть с лица земли.
Перед началом войны семья «врага народа» Соломона Перельцвайга, сосланного в лагеря, жила в Ленинграде на Московском проспекте, неподалеку от Новодевичьего монастыря. Для тех, кто знаком с городом на Неве, заметим, что именно за этим монастырем находились знаменитые Бада-евские склады. На этих складах в то время, по разным оценкам, находился неприкосновенный запас продовольствия, рассчитанный лет на 20-25. В сентябре 1941 года при первых массированных бомбежках весь НЗ Бадаевских складов был уничтожен. Склады горели неделю, после пожара ленинградцы пытались найти на пепелище продукты питания, но находили лишь жженый сахар, все остальное было бесповоротно уничтожено огнем.
С того времени обстрелы и бомбежки стали постоянными спутниками военной жизни ленинградцев. Кольцо блокады сомкнулось.
Из школы, в первый класс которой Юрий Перельцвайг пошел в сентябре 41-го, учеников перевели в подвал дома напротив, где теперь и проходили уроки. А к декабрю первого года войны, после смерти учительницы, занятия и вовсе прекратились, и дети из дома на Московском проспекте остались предоставленными сами себе.
Первую блокадную зиму Юра прожил вдвоем с бабушкой, Ниной Александровной, на Московской заставе, так как мать работала на заводе и находилась там же на казарменном положении. В те дни прифронтовая зона проходила в двух трамвайных остановках от их дома. А у ДК имени Ильича, под мостом окружной железной дороги, располагался фронтовой КПП. С крыши же дома на Московской заставе можно было увидеть бои на Пулковских высотах.
В то время у детворы на Московском проспекте самой популярной игрой было соревнование, кто первым после объявления воздушной тревоги по радио добежит до сирены во дворе, чтобы крутить ручку ревуна, оповещая всех о налете фашистской авиации.
Зимой 41-го года, когда открылась ледовая дорога через Ладогу, матушка Юрия настаивала на том, чтобы сын с бабушкой отправились на Большую землю. Но, по словам Юрия Соломоновича, его бабушка — человек железной воли, отказалась наотрез от этих предложений дочери. Так маленький Юра остался в блокадном Ленинграде.
Рядом с домом, где жили Юра с бабушкой, находился военно-морской госпиталь. Туда по просьбе врачей стали приходить соседские ребятишки. Они читали раненым книги и письма, помогали убирать палаты.
Время от времени во двор госпиталя приезжала машина-пятитонка. И медсестры с ходячими ранеными грузили в нее трупы. Пацанам доставалась работа полегче — они ходили по улицам и собирали окоченевшие трупы ровесников.
По признанию Юрия Соломоновича, к трупам, обстрелам, крови и стонам раненых они привыкли быстро. Быть может, все дело в юном возрасте, когда дети не так восприимчивы к боли и ужасам. А быть может, и действительно любой человек привыкает со временем ко всему. Тем более что кровь, обстрелы, стоны, которые окружали ленинградцев каждый день и от которых ни у кого не было возможности спрятаться, были сутью блокадной жизни.
Блокадные 125 граммов
Перепадало пацанам съестное и за работу в госпитале. Подкармливали медсестры и сами раненые.
А однажды матери Юры позволили привести сына с собой на завод и там, вот где было счастье, его угостили НАСТОЯЩЕЙ КАШЕЙ. С тех пор, как вспоминает Юрий Соломонович, замечательный вкус той самой каши не удалось воспроизвести ни одному кулинару. Но самым главным блокадным деликатесом была «дуранда» — плитки прессованного жмыха, слаще которого для детей окруженного врагами города на Неве все военные годы не было ничего.
Летом 42-го всем жителям Ленинграда пришлось переехать с окраин города за границу Обводного канала, все мосты которого на случай прорыва фашистов были заминированы и подлежали уничтожению. Так Юрий с бабушкой перебрались к Финляндскому вокзалу, к тете. Ее дом примыкал к знаменитым Крестам — ленинградскому следственному изолятору. Недалеко отсюда находился завод, где работала мать. Жить стало немного легче. Зимой поддерживала ледяная дорога через Ладогу, летом ленинградские партизаны с боями доставили в город большой обоз с провизией.
В сентябре 42-го Юра вновь пошел в школу, а еще через год Юра с бабушкой уже вернулись в дом на Московской заставе.
В шестиэтажный дом на Московском проспекте, где жил Юра с бабушкой, за всю блокаду попало шесть снарядов. Но, к счастью, никто от них не погиб. Однако трагических случаев на памяти Юрия Соломоновича было немало.
После окончательного снятия блокады (это произошло 27 января 1944 года) первыми в город вошли ленинградские партизаны. Они шли огромным строем через весь город. У ленинградских мальчишек самым шиком считалось прорваться через шедших по краям колонны автоматчиков и пройти в строю с партизанами по улицам города. Откуда им — маленьким блокадникам было знать, что большую часть партизан после этого парада разоружат и отправят в лагеря.
В то же время на восстановление разрушенных домов в Ленинграде стали привозить пленных немцев. Одной из первых акций, которую провело командование Красной Армии, стала показательная казнь шестерых гитлеровцев. Приговоренных к смерти поставили на кабины автомашин. Пятеро из обреченных вели себя спокойно, а один, самый молодой, по рассказу очевидца Юрия Соломоновича, просто бился в истерике. По команде — машины тронулись с места.
Собравшиеся на казнь ленинградцы смотрели на происходящее молча.
Быть может, представляли, как фашисты вешали наших партизан и солдат.
И все же, как тогда показалось маленькому Юре Перельцвайгу, жалости к обреченным в тот момент было больше, чем ненависти.
Час памяти
«МЫ СКОРБЬЮ ПЛАТИМ ВАМ И ВОСХИЩЕНИЕМ», посвященный Дню снятия блокады Ленинграда, состоится 20 января в 13 часов в библиотеке № 8, ул. Герцена, 250. Телефон для справок 29-97-13.