единожды все равно что никогда
Невыносимая лёгкость бытия
| Точность | Выборочно проверено |
«Невыносимая лёгкость бытия» (чеш. Nesnesitelná lehkost bytí ) — роман Милана Кундеры, написанный в 1982 году. Был экранизирован в 1988 году.
Содержание
Цитаты [ править ]
Часть первая. «Лёгкость и тяжесть» [ править ]
Миф вечного возвращения per negationem говорит, что жизнь, которая исчезает однажды и навсегда, жизнь, которая не повторяется, подобна тени, она без веса, она мертва наперёд и как бы ни была она страшна, прекрасна или возвышенна, этот ужас, возвышенность или красота ровно ничего не значат.
В этом мире всё наперёд прощено и, стало быть, всё цинично дозволено.
Если бы каждое мгновение нашей жизни бесконечно повторялось, мы были бы прикованы к вечности, как Иисус Христос к кресту.
Самое тяжкое бремя сокрушает нас, мы гнёмся под ним, оно придавливает нас к земле. Но … женщина мечтает быть придавленной тяжестью мужского тела. Стало быть, самое тяжкое бремя суть одновременно и образ самого сочного наполнения жизни.
Чем тяжелее бремя, тем наша жизнь ближе к земле, тем она реальнее и правдивее.
Любить кого-то из сострадания значит не любить его по-настоящему.
Любовь проявляется не в желании совокупления (это желание распространяется на несчётное количество женщин), но в желании совместного сна (это желание ограничивается лишь одной женщиной).
Метафора — опасная вещь. С метафорами шутки плохи. Даже из единственной метафоры может родиться любовь.
Он злился на себя, но потом вдруг его осенило, что не знать, чего он хочет, по сути, вполне естественно.
Нам не дано знать, чего мы должны хотеть, ибо проживаем одну-единственную жизнь и не можем ни сравнить её со своими предыдущими жизнями, ни исправить её в жизнях последующих.
Нет никакой возможности проверить, какое решение лучше, ибо нет никакого сравнения. Мы проживаем все разом, впервые и без подготовки. Как если бы актер играл свою роль в спектакле без всякой репетиции. Но чего стоит жизнь, если первая же её репетиция есть уже сама жизнь? Вот почему жизнь всегда подобна наброску. Но и «набросок» не точное слово, поскольку набросок всегда начертание чего-то, подготовка к той или иной картине, тогда как набросок, каким является наша жизнь, — набросок к ничему, начертание, так и не воплощённое в картину.
… тяжесть, необходимость и ценность суть три понятия, внутренне зависимые друг от друга: лишь то, что необходимо, тяжело, лишь то, что весит, имеет цену.
Мы все не допускаем даже мысли, что любовь нашей жизни может быть чем-то легким, лишённым всякого веса; мы полагаем, что наша любовь — именно то, что должно было быть; что без неё наша жизнь не была бы нашей жизнью.
Einmal ist keinmal, повторяет Томаш немецкую поговорку. Единожды — всё равно что никогда. Если нам суждено проживать одну-единственную жизнь — это значит, мы не жили вовсе.
Любой школьник на уроках физики может поставить опыт, чтобы убедиться в правильности той или иной научной гипотезы. Но человек, проживающий одну-единственную жизнь, лишён возможности проверить гипотезу опытным путём, и ему не дано узнать, должен был он или не должен был подчиниться своему чувству.
В субботу и воскресенье он испытывал сладкую легкость бытия, что приближалась к нему из глубин будущего. Но уже в понедельник навалилась на него тяжесть, какой он не знал прежде. Все тонны стали русских танков не шли с ней в сравнение. Нет ничего более тяжкого, чем сочувствие. Даже собственная боль не столь тяжела, как боль сочувствия к кому-то, боль за кого-то, ради кого-то, боль, многажды помноженная фантазией, продолженная сотней отголосков. Он убеждал себя не поддаваться сочувствию, и сочувствие слушалось его, склонив голову, словно ощущало себя виноватым. Сочувствие знало, что злоупотребляет своими правами, но всё-таки упорствовало исподтишка.
Часть вторая. «Душа и тело» [ править ]
Девушка, мечтающая о замужестве, грезит о чём-то совершенно для неё неведомом. Молодой человек, жаждущий славы, не знает, что такое слава. То, что даёт смысл нашим поступкам, всегда для нас нечто тотально неведомое.
Сам того не ведая, человек творит свою жизнь по законам красоты даже в пору самой глубокой безысходности.
Мы могли бы назвать головокружение опьянением слабостью. Человек осознает свою слабость и старается не противиться, а, напротив, поддаться ей. Опьянённый своей слабостью, он хочет быть ещё слабее, он хочет упасть посреди площади, передо всеми, хочет быть внизу и ещё ниже, чем внизу.
Тот, кто постоянно устремлён «куда-то выше», должен считаться с тем, что однажды у него закружится голова.
Именно слабый должен суметь стать сильным и уйти, когда сильный слишком слаб для того, чтобы суметь причинить боль слабому.
Часть третья. «Слова непонятые» [ править ]
Любить — значит отказаться от силы.
Часть четвёртая. «Лёгкость и тяжесть» [ править ]
Люди по большей части убегают от своих страданий в будущее. На дороге времени они проводят воображаемую черту, за которой их нынешнее страдание перестанет существовать.
Что такое кокетство? Пожалуй, можно было бы сказать, что это такое поведение, цель которого дать понять другому, что сексуальное сближение с ним возможно, однако возможность эта никогда не должна представляться бесспорной. Иными словами, кокетство — это обещание соития без гарантии.
Унитазы в современных ванных поднимаются от пола, словно белые цветы водяной лилии. Архитекторы делают всё возможное, чтобы тело забыло о своём убожестве и человек не знал, что происходит с отбросами его утробы, когда над ними зашумит вода, резко спущенная из резервуара. Канализационные трубы, хоть и протягивают свои щупальца в наши квартиры, тщательно сокрыты от наших взоров, и мы даже понятия не имеем о невидимой Венеции экскрементов, над которой воздвигнуты наши ванные, спальни, танцевальные залы и парламенты.
Такой бывает минута, когда рождается любовь: женщина не может устоять перед голосом, который вызывает наружу её испуганную душу; мужчина не может устоять перед женщиной, чья душа чутко откликается на его голос.
Часть пятая. «Душа и тело» [ править ]
Часть шестая. «Великий поход» [ править ]
В империи китча властвует диктатура сердца.
Чувство, которое порождает китч, должно быть, без сомнения, таким, чтобы его могло разделить великое множество. Китч поэтому не может строиться на необычной ситуации, он держится на основных образах, запечатленных в людской памяти: неблагодарная дочь, заброшенный отец, дети, бегущие по газону, преданная родина, воспоминание о первой любви.
Китч вызывает две слезы растроганности, набегающие одна за другой. Первая слеза говорит: Как это прекрасно — дети, бегущие по газону!
Вторая слеза говорит: Как это прекрасно умилиться вместе со всем человечеством при виде детей, бегущих по газону! Лишь эта вторая слеза делает китч китчем.
Братство всех людей на земле можно будет основать только на китче.
В обществе, где существуют различные политические направления и тем самым их влияние взаимно исключается или ограничивается, мы можем еще кое-как спастись от инквизиции китча; личность может сохранить свою индивидуальность, художник — создать неожиданные произведения. Однако там, где одно политическое движение обладает неограниченной властью, мы мгновенно оказываемся в империи тоталитарного китча.
Если я говорю «тоталитарного», это значит, что все, нарушающее китч, исторгается из жизни: любое проявление индивидуализма (ибо всякое различие — плевок, брошенный в лицо улыбающегося братства), любое сомнение (ибо тот, кто начнет сомневаться в пустяке, кончит сомнением в жизни как таковой), ирония (ибо в империи китча ко всему нужно относиться предельно серьезно) и даже мать, покинувшая семью, или мужчина, предпочитающий мужчин женщинам и тем угрожающий священному лозунгу «любите друг друга и размножайтесь».
С этой точки зрения мы можем считать так называемый Гулаг некой гигиенической ямой, куда тоталитарный китч бросает отходы.
В ту минуту когда китч осознается как ложь, он оказывается в контексте не-китча. Теряя свою авторитарную силу, он становится трогательным, как любая иная человеческая слабость. Ибо никто из нас не представляет собой сверхчеловека, чтобы полностью избежать китча. И как бы мы ни презирали китч, он неотделим от человеческой участи.
Источник китча — категорическое согласие с бытием.
Прежде чем нас предадут забвению, мы будем обращены в китч. Китч — пересадочная станция между бытием и забвением.
Нам всем нужно, чтобы на нас кто-то смотрел. Нас можно было бы разделить на четыре категории согласно тому, под какого рода взглядом мы хотим жить.
Первая категория мечтает о взгляде бесконечного множества анонимных глаз, иными словами — о взгляде публики…
Вторую категорию составляют те, кому жизненно необходимы взгляды многих знакомых глаз…
Затем существует третья категория: это те, кому нужно быть на глазах любимого человека…
И есть еще четвёртая, редчайшая, категория; эти живут под воображаемым взглядом отсутствующих людей. Это мечтатели.
Часть седьмая. «Улыбка Каренина» [ править ]
Истинная доброта человека во всей её чистоте и свободе может проявиться лишь по отношению к тому, кто не обладает никакой силой.
…Он любит меня? Любил ли он кого-нибудь больше меня? Он больше меня любит, чем я его? Возможно, все эти вопросы, которые обращают к любви, изменяют её, изучают, проверяют, допытывают, чуть ли не в зачатке и убивают её. Возможно, мы не способны любить именно потому, что жаждем быть любимыми, то есть хотим чего-то (любви) от другого, вместо того чтобы отдавать ему себя без всякой корысти, довольствуясь лишь его присутствием.
Человеческое время не обращается по кругу, а бежит по прямой вперед. И в этом причина, по которой человек не может быть счастлив, ибо счастье есть жажда повторения.
Милан Кундера «Невыносимая легкость бытия»
Чешского прозаика Милана Кундера критики относят к числу самых популярных авторов современности. Его романы завораживают своим изысканным стилем; мастерским владением слова, накалом эмоций. Самая известная книга Милана Кундеры «Невыносимая легкость бытия» покорила не одно поколение читателей.
В произведении рассказывается о непростых человеческих взаимоотношениях, любви, трагическом историческом периоде, философских категориях. Писатель повествует о двойственности души и тела, лабиринте, где проживают свою жизнь герои.
«Невыносимая легкость бытия» краткое содержание
Что же сделало этот роман таким популярным? Ведь сюжет ― это банальная любовная история обычных людей, а таких на данный момент миллионы. Но на самом деле роман вовсе не о любви и не о политике (писатель описывает события «Пражской весны»). Одной из главных тем произведения является предательство.
По сюжету опытный хирург Томаш любит свою жену Терезу, с которой делит все любовные приключения, вместе живет и о ком заботится. Однако он предает ее. Проблема героя не в постоянных похождениях «налево», а в его размышлениях о шести не взаимосвязанных между собой событиях, ставших причиной появления в его жизни Терезы.
Томаша начинают мучить вопросы: а настоящая ли его любовь к этой женщине? Или с таким же успехом на месте Терезы могла оказать любая другая незнакомка? Должна ли его жена терпеть постоянные измены, предавая тем самым саму себя?
Произведение очень многослойное, события переплетаются между собой, нужно постоянно быть внимательным. Чтобы оставаться в курсе современной литературы, начните читать книгу «Невыносимая легкость бытия» онлайн.
О чем роман?
Кундера утверждает, что бытие наполнено невыносимой легкостью, ведь каждый из нас проживает свою жизнь лишь один раз. С немецкого «единожды» переводится как «все равно, что никогда», «случившееся один раз могло вовсе не происходить», «один раз не считается».
В каждой жизни заложена таинственная случайность, каждое наше решение не может полностью изменить будущее. Выбор не отягощается последствиями, и потому не имеет значения. Также наши действия могут стать невыносимыми, если задуматься о последствиях, потому вся жизнь ― это невыносимая легкость бытия.
«Невыносимая легкость бытия» отзывы
Роман Кундеры ― это не авторская исповедь, а небольшое исследование на тему человеческой жизни в современном мире. Произведение уникальное и удивительное. Писатель рассказывает о судьбах людей, чья страна была уничтожена Советским Союзом и коммунизмом.
В словах ощущается личная боль и сочувствие своей стране, друзьям и всем людям, которые жили в то время. В наибольшей степени привлекают внимание рассуждения о месте человека в мире и о месте мира в человеке.
i_algida
i_algidai_algida
Самое тяжкое бремя сокрушает нас, мы гнёмся под ним, оно придавливает нас к земле. Но … женщина мечтает быть придавленной тяжестью мужского тела. Стало быть, самое тяжкое бремя суть одновременно и образ самого сочного наполнения жизни.
Чем тяжелее бремя, тем наша жизнь ближе к земле, тем она реальнее и правдивее.
Нам не дано знать, чего мы должны хотеть, ибо проживаем одну-единственную жизнь и не можем ни сравнить её со своими предыдущими жизнями, ни исправить её в жизнях последующих.
Нет никакой возможности проверить, какое решение лучше, ибо нет никакого сравнения. Мы проживаем все разом, впервые и без подготовки. Как если бы актер играл свою роль в спектакле без всякой репетиции. Но чего стоит жизнь, если первая же её репетиция есть уже сама жизнь? Вот почему жизнь всегда подобна наброску. Но и «набросок» не точное слово, поскольку набросок всегда начертание чего-то, подготовка к той или иной картине, тогда как набросок, каким является наша жизнь, — набросок к ничему, начертание, так и не воплощённое в картину.
Мы все не допускаем даже мысли, что любовь нашей жизни может быть чем-то легким, лишённым всякого веса; мы полагаем, что наша любовь — именно то, что должно было быть; что без неё наша жизнь не была бы нашей жизнью.
…Он любит меня? Любил ли он кого-нибудь больше меня? Он больше меня любит, чем я его? Возможно, все эти вопросы, которые обращают к любви, изменяют её, изучают, проверяют, допытывают, чуть ли не в зачатке и убивают её. Возможно, мы не способны любить именно потому, что жаждем быть любимыми, то есть хотим чего-то (любви) от другого, вместо того чтобы отдавать ему себя без всякой корысти, довольствуясь лишь его присутствием.
Невыносимая лёгкость бытия
обложка первого французского издания
1984 (французский),
1985 (чешский)
«Невыносимая лёгкость бытия» (чеш. Nesnesitelná lehkost bytí ) — роман Милана Кундеры, написанный в 1982 году и впервые опубликованный в 1984-м во Франции. Действие происходит в 1968 году в Праге.
Некоторые критики относят это произведение к постмодернизму.
Первое издание на чешском языке вышло в 1985 году издательском доме «68 издателей» (Торонто). Во второй раз на чешском языке книга вышла в октябре 2006 года, в Брно (Чехия), спустя 17 лет после бархатной революции (до тех пор Кундера не признавал её).
Персонажи
Фильм
Ссылки
Полезное
Смотреть что такое «Невыносимая лёгкость бытия» в других словарях:
(невыносимая )лёгкость бытия — Роман Милана Кундеры, написанный в 1982 году и впервые опубликованный в 1984 м во Франции. Действие происходит в 1968 году в Праге. Согласно Кундере, бытие полно невыносимой лёгкости, потому что каждый из нас живёт всего один раз. В этой книге … Словарь оксюморонов русского языка
Невыносимая лёгкость бытия (роман) — Невыносимая лёгкость бытия Автор: Милан Кундера Язык оригинала: Чешский Оригинал издан: 1984 Переводчик: Н. Шульгина Издательство: СПб.: Азбука классика Страниц … Википедия
Невыносимая лёгкость бытия (значения) — «Невыносимая лёгкость бытия» книга Милана Кундеры. «Невыносимая лёгкость бытия» фильм Филипа Кауфмана, экранизация одноименного романа. «Невыносимая Лёгкость Бытия» музыкальный альбом группы «Гражданская Оборона» … Википедия
Невыносимая лёгкость бытия (альбом) — У этого термина существуют и другие значения, см. Невыносимая лёгкость бытия (значения). Невыносимая лёгкость бытия … Википедия
Невыносимая лёгкость бытия (фильм) — У этого термина существуют и другие значения, см. Невыносимая лёгкость бытия (значения). Невыносимая лёгкость бытия The Unbearable Lightness Of Being … Википедия
Невыносимая легкость бытия — Невыносимая лёгкость бытия Автор: Милан Кундера Язык оригинала: Чешский Оригинал издан: 1984 Переводчик: Н. Шульгина Издательство: СПб.: Азбука классика Страниц … Википедия
Невыносимая легкость бытия (роман) — Невыносимая лёгкость бытия Автор: Милан Кундера Язык оригинала: Чешский Оригинал издан: 1984 Переводчик: Н. Шульгина Издательство: СПб.: Азбука классика Страниц … Википедия
Невыносимая легкость бытия (фильм) — Невыносимая лёгкость бытия The Unbearable Lightness Of Being Жанр драма Режиссёр Филип Кауфман В главных ролях Дэниэл Дэй Льюис Жюльет Бинош Лена Улин Оператор Свен Нюкв … Википедия
Невыразимая легкость бытия — Невыносимая лёгкость бытия Автор: Милан Кундера Язык оригинала: Чешский Оригинал издан: 1984 Переводчик: Н. Шульгина Издательство: СПб.: Азбука классика Страниц … Википедия
Гражданская оборона (группа) — У этого термина существуют и другие значения, см. Гражданская оборона (значения). Внимание! Данная страница или раздел содержит ненормативную лексику … Википедия
Единожды все равно что никогда
Часть первая. ЛЕГКОСТЬ И ТЯЖЕСТЬ
Идея вечного возвращения загадочна, и Ницше поверг ею в замешательство прочих философов: представить только, что когда-нибудь повторится все пережитое нами и что само повторение станет повторяться до бесконечности! Что хочет поведать нам этот безумный миф?
Миф вечного возвращения per negationem [1] говорит, что жизнь, которая исчезает однажды и навсегда, жизнь, которая не повторяется, подобна тени, она без веса, она мертва наперед и как бы ни была она страшна, прекрасна или возвышенна, этот ужас, возвышенность или красота ровно ничего не значат. Мы должны воспринимать ее не иначе, как, скажем, войну между двумя африканскими государствами в четырнадцатом столетии, ничего не изменившую в облике мира, невзирая на то, что в ней погибло в несказанных мучениях триста тысяч чернокожих.
Изменится ли что-то в войне двух африканских государств в четырнадцатом столетии, повторяйся она бессчетное число раз в вечном возвращении?
Несомненно, изменится: война превратится в вознесшийся на века монолит, и ее нелепость станет непоправимой.
Если бы Французской революции суждено было вечно повторяться, французская историография куда меньше гордилась бы Робеспьером. Но поскольку она повествует о том, что не возвращается, кровавые годы претворились в простые слова, теории, дискуссии и, став легче пуха, уже не вселяют ужаса. Есть бесконечная разница между Робеспьером, лишь однажды объявившимся в истории, и Робеспьером, который вечно возвращался бы рубить французам головы.
Итак, можно сказать: идея вечного возвращения означает определенную перспективу, из ее дали вещи предстают в ином, неведомом нам свете; предстают без облегчающего обстоятельства своей быстротечности. Это облегчающее обстоятельство и мешает нам вынести какой-либо приговор. Как можно осудить то, что канет в Лету? Зори гибели озаряют очарованием ностальгии все кругом; даже гильотину.
Это примирение с Гитлером вскрывает глубокую нравственную извращенность мира, по сути своей основанного на несуществовании возвращения, ибо в этом мире все наперед прощено и, стало быть, все цинично дозволено.
Если бы каждое мгновение нашей жизни бесконечно повторялось, мы были бы прикованы к вечности, как Иисус Христос к кресту. Вообразить такое ужасно. В мире вечного возвращения на всяком поступке лежит тяжесть невыносимой ответственности. Это причина, по которой Ницше называл идею вечного возвращения самым тяжким бременем (das schwerste Gewicht).
А коли вечное возвращение есть самое тяжкое бремя, то на его фоне наши жизни могут предстать перед нами во всей своей восхитительной легкости. Но действительно ли тяжесть ужасна, а легкость восхитительна? Самое тяжкое бремя сокрушает нас, мы гнемся под ним, оно придавливает нас к земле. Но в любовной лирике всех времен и народов женщина мечтает быть придавленной тяжестью мужского тела. Стало быть, самое тяжкое бремя суть одновременно и образ самого сочного наполнения жизни. Чем тяжелее бремя, тем наша жизнь ближе к земле, тем она реальнее и правдивее.
И, напротив, абсолютное отсутствие бремени ведет к тому, что человек делается легче воздуха, взмывает ввысь, удаляется от земли, от земного бытия, становится полуреальным, и его движения столь же свободны, сколь и бессмысленны.
Так что же предпочтительнее: тяжесть или легкость? Этот вопрос в шестом веке до Рождества Христова задавал себе Парменид. Он видел весь мир разделенным на пары противоположностей:
свет — тьма; нежность — грубость; тепло — холод; бытие — небытие. Один полюс противоположности был для него позитивным (свет, тепло, нежность, бытие), другой негативным. Деление на полюс позитивный и негативный может нам показаться по-детски простым. За исключением одного примера: что же позитивно — тяжесть или легкость?
Парменид ответил: легкость — позитивна, тяжесть — негативна. Прав ли он был или нет? Вот в чем вопрос. Несомненно одно: противоположность “тяжесть — легкость” есть самая загадочная и самая многозначительная из всех противоположностей.
Я думаю о Томаше уже много лет, но лишь в свете этих раздумий увидел его явственно. Увидел, как он стоит у окна своей квартиры, смотрит поверх двора на стены супротивного дома и не знает, что делать.
Он впервые встретил Терезу три недели назад в одном маленьком чешском городке. Едва ли час провели они вместе. Она проводила его на вокзал и ждала, пока он не сел в поезд. Десятью днями позже она приехала к нему в Прагу. Они познали друг друга еще в тот же день. Ночью начался у нее жар, и затем она неделю пролежала в гриппе у него дома.
Томаш почувствовал тогда неизъяснимую любовь к этой почти незнакомой девушке; ему казалось, что это ребенок, которого положили в просмоленную корзинку и пустили по реке, чтобы он выловил ее на берег своего ложа.
Она пробыла у него неделю, пока не поправилась, а потом снова уехала в свой городок, что в двухстах километрах от Праги. И тут наступила та минута, о которой я говорил и которая представляется мне ключом к его жизни: он стоит у окна, смотрит поверх двора на стены супротивного дома и размышляет.
Надо ли ему навсегда позвать ее в Прагу? Он боялся этой ответственности. Позови он ее сейчас, она приедет и предложит ему всю свою жизнь.
Или уж вовсе не напоминать ей о себе? Это значит, Тереза останется официанткой в ресторане того захолустного городка, и он никогда не увидит ее.
Хотел ли он, чтобы она приехала к нему, или не хотел?
Он смотрел поверх двора на супротивные стены и искал ответ.
Вновь и вновь он вспоминал, как она лежала на тахте; она не вызывала в памяти никого из его прошлой жизни. Она не была ни возлюбленной, ни женой. Это был ребенок, которого он вынул из просмоленной корзинки и опустил на берег своего ложа. Она уснула. Он наклонился к ней. Ее горячечное дыхание участилось, раздался слабенький стон. Он прижался лицом к ее лицу и стал шептать ей в сон утешные слова. Вскоре он заметил, что ее дыхание успокаивается, и ее лицо невольно приподнимается к его лицу. Он слышал из ее рта нежное благоухание жара и вдыхал его, словно хотел наполниться доверчивостью ее тела. И вдруг он представил, что она уже много лет у него и что она умирает. Им сразу же овладело отчетливое ощущение, что смерти ее он не вынесет. Ляжет возле и захочет умереть вместе с нею. Растроганный этим воображаемым образом, он зарылся лицом в подушку рядом с ее головой и оставался так долгое время.