если абьюзер сын что делать
«Абьюзер всегда слабее жертвы, морально и психологически». Как пережить домашнее насилие
Психолог Марина Баталина — о том, как помочь себе или близким, которые терпят издевательства внутри семьи.
Психологи называют это явление абьюзом. Абьюз — термин, произошедший от английского abuse, «ненормальное использование», «злоупотребление» «жестокое обращение». Такая модель поведения характерна для близких отношений. Любовных, семейных, детско-родительских. Агрессор и жертва всегда связаны и зависят друг от друга. Но абьюз — это не нормально. Недаром к домашнему насилию приковано внимание и общественников, и власти. Как пережить его, как выйти из этой ситуации без тяжелых травм и почему многие жертвы думают, что заслужили такое обращение — с такими вопросами мы обратились к психоаналитику Марине Баталиной.
Мы предлагаем вам высказаться и рассказать свои истории: пишите на адрес permyakova@revda-info.ru (конфиденциальность мы сохраним).
О собеседнике. Марина Баталина, психоаналитически ориентированный психолог (стаж: свыше шести лет), член Союза профессиональных психоаналитиков. Образование: факультет психологии УрГПУ, специализация: социально-психологическая реабилитация. Прием: ул. Карла Либкнехта, 66, 2 этаж, тел. 8(909)704-20-97.
— Как понять, что происходящее со мной — это абьюз?
На третьем этапе, выплеснув всю яростную и агрессивную энергию, абьюзер способен вновь восстановить контроль над собой и своими действиями. И так как жертва жизненно необходима агрессору, он всячески старается восстановить и поддержать связь и усилить зависимость жертвы от себя. На четвертом этапе, который часто называют очередным медовым месяцем, агрессор предстает любящим, заботливым и внимательным партнером. Он четко знает, что именно хочет слышать и получать его жертва, и дает это ей. Таким образом еще сильнее насаживая жертву на крючок.
Абьюз бывает психологическим: это оскорбления, шантаж, угрозы, запугивание, убеждение жертвы в ее неполноценности.
Рисунок Ирины Рубцовой.
Мама всегда говорила, что любит меня и таким образом воспитывает, чтобы я выросла достойным человеком и добилась всего того в жизни, чего она не смогла. Видимо, поэтому я ходила везде: в художку, в музыкалку и т.д., кроме танцев, на которые я всегда мечтала ходить, — по ее словам, я бы не справилась и ее бы опозорила.
И что в итоге: сбежала из дома, когда мне исполнилось 18 лет, вспоминаю с содроганием то время, когда ходила из-под палки в музыкалку и художку, ничем этим не занимаюсь. Сейчас мне за 30, есть дочь, никогда не поднимала на нее руку.
Моего папы давно нет в живых, но есть прекрасный муж, характером похожий на папочку (не зря говорят, что девочки выбирают себе в мужья тех, кто похож на их отцов). И когда я становлюсь похожа на свою мать (это проявляется в крике), он сглаживает углы, успокаивает. За что ему огромное спасибо.
— Как понять, что мне нужна помощь?
Самому часто сложно самостоятельно заметить, что в отношениях что-то не то. Бьет — значит любит. И если у человека с детства была лишь подобная картина мира и лишь такая ущербная модель семьи, то гарантия, что свою семью он создаст именно по этому сценарию, почти стопроцентная. Часто абьюз имеет нарастающий характер. То есть начинаться может все с пары оскорблений, а развиться в систематические жесточайшие побои. Разумеется, когда речь уже заходит о физическом воздействии, это самый последний и самый опасный сигнал для вас, как для жертвы. Важная характерная черта абьюза — это его систематическое проявление агрессором и четкая структура протекания всего цикла.
— Почему один насилует другого?
— Абьюзер всегда слабее жертвы, морально и психологически. Он, как кишечный паразит, способен выжить, только когда рядом сильный носитель. Когда речь заходит о домашнем насилии, почти 100% гарантия того, что в анамнезе агрессора было тотальное состояние жертвы в детском возрасте. Агрессор мечтает поскорее вырасти и вырваться из адского окружения и своего бессилия, избавиться от боли, которую причиняли ему его значимые взрослые. Будь то мама, папа, бабушки или дедушки. Но бесследно такой опыт не проходит. Повзрослевшая бывшая жертва бессознательно становится на место своего мучителя. Это едва ли не единственный знакомый ей способ справляться с внутренним напряжением, скапливающимся в повседневном круговороте проблем.
Рисунок Ирины Рубцовой.
…У нас большая разница в возрасте, он старше. Когда ухаживал: было очень красиво, и цветы, и поездки в интересные места, и красивые слова, даже стихи мне писал. Уже потом я узнала, что для абьюзера это — норма, гиперзаботливость и нежность во всем.
Я — в жизни веселая, уверенная, общительная — сидела на работе допоздна, заставляла себя идти домой, потому что там меня ждали унижения и слова, что я «безрукая, тупая, безмозглая», — и дальше только матом, и так постоянно.
Хотя к тому моменту у меня прошло все: и любовь, и привязанность, и желание, все сгорело, осталась только ненависть. И жуткое отвращение, даже не верилось, что я могла когда-то с ним спать, что сказала «Да» в загсе и родила ему детей.
Помню, как пришла домой с работы, а он пьяный спал на диване. Пошла купать дочь, которая чем-то была недовольна и стала кричать. Он вскочил и кинулся ко мне, ругаясь самыми грязными словами, стал вырывать телефон, крича, что сейчас разобьет его об стену. Я успела набрать маму, она слышала, как я ору, закрывая шею руками, потому что боялась, что он меня задушит. Дочь выскочила из ванной, голая, в пене, накрыла меня собой, кричала: «Не трогай маму!». Только тогда он отстал.
Я терпела это полгода. Дважды вызывала полицию. Сотрудники-мужчины откровенно улыбались, когда я, плача, рассказывала о происходящем: в словах и взглядах читалось, мол, «сама довела». Приехавшая на вызов патрульная-девушка только разводила руками и глядела сочувственно на синяки на моих руках: «Он прописан, мы ничего не можем сделать».
Когда убьют — приходите.
Тогда я поняла, что мне никто, никогда, ни при каких обстоятельствах не поможет. Только я сама.
Мне хватило духу просто выставить его из нашей общей квартиры, он ушел к бывшей жене. Я не знаю, что он делает, чем занимается, мы не общаемся совсем. Он исправно платит алименты, которые я запросила в суде, и это все, что мне нужно о нем знать.
Сейчас у меня есть мужчина (новые отношения получилось начать только спустя год — все это время был страх, что история повторится), он совсем другой, не позволяет себе грубых слов. И все равно иногда я ловлю себя на мысли: а вдруг я опять что-то сделаю не так и он, такой добрый и милый сейчас, размахнется и ударит меня? Я очень этого боюсь.
— Можно ли смириться и жить в такой ситуации?
— Можно ли переделать человека, причиняющего мне боль?
— Это самая частая ошибка жертвы: в период примирения считать, что абьюзер изменился. Что он осознал весь ужас своего поведения и больше никогда не будет так с вами поступать. Но помните: любую патологию поведения или невротический симптом самостоятельно без посторонней профессиональной помощи почти нереально исправить. Ведь вы же не станете оперировать себе больной орган в домашних условиях, на кухне с подругами/друзьями под алкогольной анестезией? Психика — очень тонкая организация, имеющая свои законы функционирования, разобраться в которых зачастую не под силу человеку, далекому от психологии, внутренней гармонии и желания самопознания. Но — жертва уже задумалась о неуместности такого отношения к себе, начала работать над собой, вышла из созависимых отношений, а абьюзер сохранил способность к более глубоким эмоциональным связям, он, потеряв значимую жертву безвозвратно, начинает медленно двигаться в сторону развития тоже. Как бы вслед. Но это крайне редкие случаи.
Рисунок Ирины Рубцовой.
…Когда он начал меня бить, я сейчас не вспомню, хотя пытаюсь. Начиналось все, как у многих: начали встречаться, мечтали жить вместе, создать семью. Везде ходили вдвоем, держались за руки. Мне всегда нравилось, что он держит меня за руку. Тогда это казалось проявлением любви, много позже я поняла — это было желание все контролировать.
От этого тотального контроля и начались проблемы. Он хотел знать все: кто и что мне пишет, с кем и о чем я говорю по телефону, в чем я пойду на работу. Даже одежду подбирал сам. Задерживаться на работе было нельзя, а не взять трубку — сродни тяжкому преступлению.
Сначала он не позволял себе бить меня по лицу. Выкручивал руки. Душил. Пинал ногами. Но лицо не трогал. Потом перешел и эту грань. Разбитые и постоянно опухшие губы приходилось закрашивать яркой помадой, через нее не видно их синюшность. А после одной из ссор под глазом растекся внушительных размеров синяк. Спрятать его не удалось ни одной тоналкой. На работе что-то вдохновенно врала. Мне верили. Я не создавала впечатление жертвы домашнего насилия. Идти за помощью к родным или в полицию было стыдно.
Все ссоры всегда проходили за закрытыми дверями. На людях он старался держать себя в руках. Понимал, что могут заступиться, и тогда получит он. Но ни разу за меня не заступились. Однажды, когда он бил меня в машине, мне удалось вырваться и выскочить на дорогу. Я бежала вся в слезах. Он бежал за мной. Ни одна машина не остановилась. Никто даже не попытался помочь. Хотя был день.
Он мог взорваться в любую секунду, потому что я ответила не так, как он хотел. Или ему показалось, что я слишком мило улыбнулась знакомому. Или долго смотрела на незнакомца.
Выламывал мне руки прямо посреди оживленной площади. А сколько было разбито телефонов — не сосчитать. Не были помехой даже дети, которые не раз становились свидетелями скандалов. И я все прощала. Сначала, потому что любила его безумно, думала, что это в последний раз, ведь он так плакал, так раскаивался. Потом — от страха, что останусь одна с детьми. Да и просто боялась его. Страшно было сказать, чтобы он уходил. А вдруг убьет или сделает инвалидом?
Несколько месяцев, как мы развелись. Спасибо маме. Приехала неожиданно в гости, а там я с замазанными синяками под обоими глазами. Поняла все сразу. Собрали вещи, уехали к ней. Он до сих пор просится обратно. Уверяет, что изменился, что больше никогда меня не тронет. И самое страшное, я понимаю, что готова вернуться. Но пока держусь. Пока всплывают в памяти все те картины, когда ты в собственной квартире лежишь на полу, кругом осколки разбитой посуды, больно впиваются тебе в тело, а твой самый любимый и родной человек пинает тебя ногами.
— Кому нужна помощь — мне, человеку, причиняющему мне страдания, нам обоим?
— В первую очередь помощь нужна тому, кто в ней нуждается. То, что этот механизм патологический и требует работы над собой, это безусловно. Но насильно мил не будешь. Абьюзеру так удобно и привычно жить, это понятный для него механизм. Перенятый из привычной модели семьи и картины мира. Именно для стабильного использования без перебоев знакомого патологического приема он старается как можно сильнее привязать к себе жертву. В том числе внушая ей ее никчемность, невменяемость. Поэтому чаще за помощью обращаются близкие жертвы, а не сама жертва. И если все же ее удается вырваться из этого адского замкнутого круга, проходит длительный процесс с проживанием посттравматического состояния и депрессий.
— Именно эту позицию удобно прививать жертве. Таким человеком легче управлять, использовать, безнаказанно злоупотреблять. Но если вспомнить первичный этап отношений, начало абсолютно противоположное. Пытаясь посадить жертву на крючок, абьюзер намеренно раздувает ее личностные ценности до небывалых размеров. Постепенно давая все больше, казалось бы, безусловной любви, принятия и внимания. Все мы родом из детства и на пути взросления неизбежно получали психологические детские травмы, связанные с недостаточным контактом с материнским объектом или же полным его отсутствием. Они неизбежны, но каждый получил свой собственный опыт, что затем сформировало его психику и в последствии диктует линию его поведения, выбор партнеров, способ реагирования и способность справляться с внутренним напряжением.
— Может ли этот человек меня любить?
— В этой ситуации нужно говорить о любви агрессора к своей жертве как о любви паука к мухе в своей паутине. Он лишь справляет за ваш счет свою нужду в жизнедеятельности. Общепринятого понятия любви, в которое очень много вложено дополнительных смыслов и проявлений, таких, как уважение, партнерское отношение, прощение, не желание навредить, в созависимых отношениях, где доминирующий стиль отношений — это абьюз, нет совершенно. Любовь — это декорация, которая прикрывает уродливую сцену ущербного, паразитарного функционирования.
Рисунок Ирины Рубцовой.
…Шесть лет назад мы жили в другом городе. Было все не так плохо, пока у папы не обнаружили онкологию, а затем и у мамы. Она любила выпить, после этого застолья участились, с работы уволилась. Отец продолжал работать и поднимать семью.
У меня никогда не было своего мнения, если я пыталась в чем-то возразить (например, я хочу поступить в музакадемию, а не в медучилище), потом начинался ад, унижения, крики, рукоприкладство. Я сейчас на крик реагировать спокойно не могу, сразу начинаю реветь, и как избавиться от этого, не знаю.
Затем мы переехали в Ревду, по настоянию мамы. Она перестала работать, стала чаще пить. Пьяная кидалась на отца с молотком, унижала, проклинала, а так как с отцом у меня самые близкие отношения, мне было мучительно больно смотреть, как она это делает. Постепенно она делала его жизнь адской. Как-то в очередной раз она напилась и не пустила его домой. Выкинула все его вещи. С того момента отец жил на работе.
С отцом она мне запретила общаться, проверяла мой телефон, СМС-сообщения. Когда у нее заканчивались деньги, она заставляла меня звонить отцу и говорить: «Папа, дай денег, мне кушать нечего». Хотя это было не так. Она просто манипулировала им через меня. Если я ей говорила: «Я не буду этого делать», она начинала применять физическую силу, унижать, я ее и так с детства боялась.
Через два дня после этого она снова напилась, причем пила она не просыхая сутки. Она начала ловить белку, шептаться сама с собой, что-то отвечать самой себе. Потом пришла ко мне в комнату и ударила меня, а затем стала душить. Когда она вышла покурить, я схватила вещи и сбежала. Она бежала следом, крича: «Стой, с**ка, я тебя все равно поймаю». Но домой я не вернулась.
Я, наверное, никогда этого не забуду. Сейчас мы с ней не общаемся, только иногда судимся.
— Если каждый мой партнер причиняет мне боль, что не так со мной?
— Тут явно прослеживается тенденция во внутренней потребности быть жертвой. Необходимо начать работать и разбираться со своими внутренними содержаниями. Кто или что заставляет вас чувствовать себя второсортным, мириться с неуважительным к себе отношением. В ходе психоаналитической работы могут всплыть вытесненные детские воспоминания, ситуации, которые наведут на четкое понимание всего болезненного механизма и позволят сформировать новую, здоровую модель поведения. Все, что нас окружает, — отражает наши внутренние содержания.
— Хочу уйти, но не могу решиться. Что делать?
— Это происходит потому, что жертва вложила и продолжает вкладывать свои моральные силы в абьюзера. Попросту работая его грушей для выпуска пара и возможности справиться с внутренним напряжением. Жертве бессознательно жаль потраченного, и она все ждет, когда же абьюзер будет отвечать той же монетой. Когда начнет эмоционально вкладываться в их отношения. Это происходит, но лишь на незначительное время в период восстановления. И это всего лишь часть ущербного механизма абьюза, а не осознанное желание быть рядом с другим, быть лучшим для своего близкого. Тут важно решить для себя, что же вам важнее: гармоничные партнерские отношения и благоприятные условия в остальных сферах жизни или же, например, квартира, заработанная ежедневным проживанием насилия и унижения. Хотите ли вы всегда жить в деструктивных отношениях, чтобы ваши дети видели только патологические отношения и, повзрослев, воспроизвели эту модель, но уже в собственной семье? Для каждого последней каплей будет что-то свое. Обозначение проблемы — это уже часть, начало ее решения.
Что нужно делать родителям, чтобы воспитать эмоционального абьюзера или жертву?
Дисфункциональные семьи – питательная среда для формирования нездорового поведения у детей в будущем. Какие факторы могут этому способствовать?
Конечно, генетика вносит свой вклад в тот или иной сценарий. Встречается повышенная агрессивность, склонность к социопатии и прочие врожденные особенности. Тем не менее, несмотря на то, что большинство исследований показывает их значительный вклад в формирование абьюзивного или жертвенного поведения – от 35% до 50%, семья (или то, что ее заменяет) оказывается основным институтом, формирующим поведение человека. То есть, даже при не самых лучших задатках, здоровая семья способна в значительной степени скорректировать потенциальное деструктивное поведение.
Если говорить коротко, то токсичные родители с высокой вероятностью порождают токсичных детей и, в дальнейшем, взрослых с абьюзивным и жертвенным поведением.
При этом и из дисфункциональных семей могут выходить люди с нормальным поведением, здоровой самооценкой, способные на полноценные отношения и радость жизни. Так что, токсичная родительская семья – это не приговор, но, тем не менее, сильный стимул для развития токсичного поведения в будущем.
Абьюзивное и жертвенное поведение – реальность сложнее
Говорить о людях только с абьзивным и только жертвенным поведением – большое упрощение. В реальности все гораздо сложнее. Очень часто эти роли размыты, люди перескакивают из позиции абьюзера в позицию жертвы и наоборот. Иногда люди меняются со временем, и даже не замечают этого. Например, жертва, вышедшая из отношений, может решить, что в ее жизни больше не будет абьюзивных отношений, то она сама, незаметно для себя может стать абьюзером, просто поменяв одну знакомую роль на другую. Абьюзер, ищущий искупления, способен встать на путь совершенно невообразимой жертвенности, фактически теряя свою собственную жизнь, теряя себя.
Что делают родители?
Что такого делают родители, что может привить их детям токсичное поведение, как по отношению к себе, так и к другим людям?
Важно понимать, что единичные проявления, как правило, не слишком сильно влияют на будущее детей (но и такое возможно, если была, например, психотравма). Однако особенно токсично именно постоянное воздействие.
Итак, список может быть примерно таким:
И этот список может быть продолжен
Что в итоге?
В итоге, дети из таких семей, становясь взрослыми, могут жить с деструктивными установками о себе, о своей роли, о роли близких людей и вообще искаженном представлении о мире. Реальность – не их конек.
Что это может быть? Вот только несколько болезненных концепций, способных формировать как позицию жертвы, так абьюзивное поведение, или все вместе:
… И список можно продолжать
Как это работает?
Вот только несколько вариантов:
Недостаток внимания
Ребенок, которому уделяли мало внимания, который не получил родительской любви и заботы в достаточной степени, не был научен говорить о том, чего он хочет и что чувствует, может ожидать от своего партнера того самого внимания и даже может считать, что он должен угадывать его желания. То есть, того, чего недополучил от родителей. И обижаться, когда этого не происходит. Причем, попросить он этого не может, это непривычно и кажется, что если он попросит заботы и внимания, то это будет каким-то ненастоящим (например, если он попросит, то будет выглядеть жалким, что в свою очередь он может маскировать злостью). Такая обида не проходит, даже если партнер делает все от него зависящее, чтобы оказывать внимание. В итоге, не говоря напрямую, обиженный человек будет срываться на партнере, придираться по мелочам, иногда «взрываться», накапливая раздражение. Такое поведение является абьюзивным, но при этом человек, его демонстрирующий, будетчувствовать себя жертвой.
Противоречивые послания
Родители могут одновременно говорить ребенку, что он молодец и после этого, что молодец вовсе не он, а другие дети, с которых он должен брать пример, или ругая за драку во дворе, своим поведением демонстрировать, что на самом деле гордятся им. Очевидно, такая «болтанка» может вызывать злость, раздражение, неуверенность в себе. Во взрослом возрасте человек может ощущать себе одновременно и значимым и слабым, зависимым от чужого мнения, у него могут сформироваться деструктивные способы защиты себя от неблагоприятных внешних оценок.
Вот еще пример на эту тему. Родители могут говорить, что ребенок должен быть лучшим и, одновременно – что «высовываться» плохо и неправильно. В итоге у человека может наблюдаться своего рода паралич при достижении целей, он может неплохо начинать, помня, что он должен быть лучшим, но по мере того, как он поднимается выше, срабатывает установка «не высовываться» и он никогда не достигает ничего важного для себя, ощущая стыд, вину, злость на себя и другие негативные реакции. Это легко может порождать и поведение жертвы, и абьюзера.
В ответе за все
Из родительской семьи можно вынести представление о том, какой должна быть «правильная» семья и кто за это отвечает. Поэтому огромное количество женщин (а, иногда, и мужчин) до последнего продолжает находиться в отношениях с абьюзивным партнером, принимая на себя ответственность за все, что происходит в отношениях, за сохранность семьи и даже за издевательства партнера. То есть, если партнер издевается над жертвой, значит, жертва это заслуживает. А как же иначе?
Я предаю одного из своих родителей
Если в семье были один из родителей авторитарный, абьюзивный, а второй мягкий, жертвенный (не важно, кто из них мать, а кто отец), то ребенок (независимо от пола) может одновременно сочувствовать второму родителю, но принимать сторону первого, просто потому, что это безопаснее. В будущем он может выбирать партнеров похожих на абьюзивного родителя, и при этом долгое время терпеть грубость и унижения от них в качестве компенсации вины за такое своеобразное предательство. Очевидно, в такой родительской семье может сформироваться и противоположный тип поведения, и не один.
Запрет на гнев
Гнев способен защищать нас от нападок других людей и является одним из проводников формирования нас как самостоятельной личности (в разумных пределах, конечно). Вспомните подростковые бунты, когда подростки окончательно отделяются от родителей. Но родители не любят проявления гнева. Они не знают, что с ним делать, боятся потерять контроль и очень часто стараются просто его запретить – то есть ведут себя как авторитарные люди. В итоге, ребенок может решить для себя, что гнев – это вообще плохо и правильные дети не должны злиться. В итоге, будучи взрослым и при встрече с человеком абьюзивного поведения у него остается очень мало инструментов для самозащиты, один из которых – побег в широком смысле.
Если нужно заявить о себе, о своих потребностях, о своих границах, требуется некоторая агрессия. И бывают случаи, когда человек даже в близких отношениях «стесняется» заявить о себе, потому что просто не может позволить проявить здоровую агрессивность. Особенно грустно это все работает в связке, когда человек ощущает себя второстепенным, фоном для своего партнера и не более того.
Мистический баланс
Человеку в отношениях может казаться, что, например, сами эти отношения уже дар неких высших сил и если он страдает в этих отношениях, то это правильно и нормально, это сохранение некоего баланса. То есть, это не случай, это не результат того, что просто один человек встретил другого, а некий дар, который иногда, увы, становится проклятием.
Удушающе люблю
Человек может считать, что они с партнером одно целое, сотканное буквально из двух неполноценных половинок. Вот только считать себя половинкой может он сам и это слияние нужно только ему. Он может в некотором смысле «душить» своего партнера постоянным вниманием, контролем, требованием проводить все время вместе, обидами, если что-то происходит без него. Такое поведение вполне можно трактовать, как абьюзивное, но излишне говорить, что сам такой абьюзер вполне может считать свое поведение естественным и себя в этих отношениях жертвой, так как его избранник может сопротивляться такой роли.
В общем и целом
И, естественно это далеко не все, что может быть. В общем, если подытожить, то о дисфункциональной семье с детьми надо знать следующее:
Из такой семьи могут выйти вполне здоровые личности, но считается, что это исключение из правил. Однако, достоверной статистики не хватает.
Если в семье несколько детей, то кто-то из них может транслировать абьюзивное поведение, кто-то наоборот, жертвенное; при этом часто бывает, что во взрослом возрасте они могут перескакивать из абьюзивного поведения в жертву.
Запишитесь на нашу психологическую консультацию (Москва), очно или Zoom:
Мальчики чаще наследуют поведение абьюзивного родителя, девочки жертвенного. Но вовсе не обязательно. Все может быть наоборот. Прогнозировать очень сложно.
Абьюзеры могут считать себя жертвами и жертвы могут считать себя абьюзерами. Тут интересно, как именно сам человек оценивает себя, свое положение в партнерстве и свои действия. Например, если вы поговорите с абьюзерами, то выясните, что многие из них считают себя жертвами, а свои действия, которые можно трактовать как абьюзивные, всего лишь защитой от агрессора-партнера, который, в свою очередь считает себя жертвой абьюзивного поведения.
Генетические факторы есть, но абьюзерами, как и жертвами становятся благодаря деструктивному воспитанию, что подтверждено исследованиями десятков тысяч абьюзеров и жертв. А это значит, что у родителей есть шанс на исправление ошибок в своей воспитательной практике.
