как понять что актер переигрывает
Актер переигрывает
Но что же? Значит, «наигрыш» бывает только как следствие «недоитрыша»? А без этого его не бывает? Повторяю: у даровитых, да еще к тому же и верно воспитанных актеров — не бывает. У них бывает только что описанный «недоигрыш».
Не бывает его и при описанной здесь системе воспитания. Почему не бывает? Да просто. за ненадобностью. Ведь ученика никто не тянет на «темпераментное» переживание: что есть, то пускай и будет. Он так и привыкает. В дальнейшем сила и темперамент достигаются совершенно другими средствами.
А вот у актеров, недостаточно даровитых, и у актеров, неверно воспитанных,— у тех, конечно, бывает.
Ведь «жить» на сцене они не умеют; что такое творческая свобода и непроизвольность — не знают, а тут автор написал, что здесь нужны слезы или волнение. Ему легко было писать, а как это сделать? Да тут еще и режиссер требует — «давай, давай!» Выходит, так ли, этак ли, а волноваться надо.
И вот когда внутри у актера все пусто, а — «надо!» — он начинает наигрывать, изображать, будто бы переживает.
Это и есть, собственно, «наигрыш».
В актерской практике встречаешь много наигрыша. Начиная с самого грубого и примитивного и кончая таким тонким и искусным, что можно при поверхностном взгляде и обмануться — принять его за правду, за естественную жизненную реакцию.
Есть целые школы, которые ничему другому и не учат, как только ловко изображать внешними приемами чувства, страсти и даже. правду — да, да! — «изображать правду»!
Наигрыш вошел даже и в самый быт актера. Актеры отличаются от всех окружающих именно этим неприкрытым и бьющим в глаза наигрышем — аффектацией, подчеркнутостью.
Методы борьбы с наигрышем чаще всего, к сожалению, очень примитивны. Они хоть и достигают своей цели, уничтожая наигрыш, но порождают у актера не менее тяжкий недуг — «закрытость» и неверие, в свои творческие силы.
Борьба ведется обычно путем прямого запрещения: нельзя! Актер наиграл — стоп! не верю! наигрыш. Актер только что начал наигрывать: стоп! неправда. Актер еще только собирается наиграть,— а ему: наигрыш! штамп!
Это скоро приводит к намеченной цели — наигрыш исчезает. Но исчезает и хорошее: вера в себя, инициативность, потребность свободно творить.
Актер знает теперь, как не надо делать. Но как надо, он еще не знает. Его теперь будут учить именно этому. При малейшей попытке что-нибудь, по старой привычке, «наиграть» его останавливают — нельзя, делайте только то, что вам задано. И так постепенно он научается действовать без всякого наигрыша.
Но не обходится при этом, конечно, и без крайностей: никакого наигрыша еще и не было, наоборот, появилось что-то живое, идущее от непосредственного чувства, но не в меру подозрительный глаз воспитателя уже усматривает в этом появление неправды и кричит: «Не верю! наигрыш! штамп!»
Тогда «реставратор» сокрушенно вздыхает и говорит: как мы ошиблись! Принимали — думали, что это дарование, а оказалось — ничто, пустое место!
Но если воспитатель, действующий по этому методу, и не поступает так рьяно — не «доскабливается до холста»,— все-таки он часто гасит не только огонь, но и всякую искру творчества в актере.
Посеяв и взрастив страх перед всяким смелым творческим проявлением, он вольно и невольно сеет в душе ученика зловреднейшую идею, что художественная правда на сцене — нечто маленькое, урезанное — без рук, без ног да, пожалуй, и. без головы.
И смешно видеть, как эти стерилизованные актеры, защищенные как будто бы навсегда от всякой тени наигрыша, ничего другого на сцене, в конце концов, не делают, как только. наигрывают — «изображают», подделываются под жизнь.
Не правда ли, странно! Но если хорошенько вдуматься — иначе и быть не может.
Посмотрите: жизнь в нем убита, всякое свободное проявление он воспринимает в себе как фальшь, как наигрыш, он приучен к той мысли, что только самые простенькие физические действия могут быть названы «правдой»,— а играть-то ведь все-таки надо! А сцену-то вести надо! Что же делать?
Одну за другой он старательно выполняет маленькие физические задачки; получается бледно, слабо-«правдоподобно», но не правдиво. Он это чувствует и понемногу, осторожно, скромненько, деликатненько, чтобы как-нибудь «подкрасить», начинает подбавлять и наигрыша: все-таки как будто поярче. Дальше — больше, а там, смотришь — один сплошной наигрыш, только не грубый, не такой, как у старых провинциальных актеров, а другой — тонкий, сдержанный: «под правду», «по-благородному», «со вкусом». Суть, между тем, одна и та же: наигрыш и фальшь.
Вот как мстит за себя всякое нарушение естественных законов творческой природы.
Со штампами и с актерским наигрышем должен быть совершенно другой путь борьбы. Путь, как это ни странно, еще большей свободы. Свободы до конца[21].
Конечно, и в «пускании» могут быть перегибы. Не в меру усердный, а значит, не чуткий преподаватель и тут может натворить бед. Сегодня пустил ученика на непосильное, завтра — на непосильное. да еще посеял при этом презрение ко всему обычному, что не «крупно», не «трагично», не «талантливо»,— вот и надорвал силу ученика.
Надо всеми ухищрениями отводить ученика от частых столкновений с непосильным, давать ему только то, с чем он может справиться.
В этом-то умении применяться к силам ученика и к каждой данной его минуте и скажется прежде всего талант преподавателя.
Читайте также
ЧТО ДАЕТ ДРАМАТУРГУ АКТЕР
ЧТО ДАЕТ ДРАМАТУРГУ АКТЕР Когда романист обращается к драматургии, у него вполне может возникнуть ощущение того, что ему пришлось пойти на определенные жертвы, пусть даже он и не во всем согласится с Генри Джеймсом, который считал, что, становясь драматургом, романист
Видок — актер «Человеческой комедии»
Видок — актер «Человеческой комедии» В пестром мире героев Бальзака, среди галереи созданных им типов, выделяется мрачная фигура Вотрена.Образ этот, по словам самого автора, представляющий моральное гниение, каторгу и общественное зло, был подсказан писателю подлинной
Анатолий Кубацкий Его величество. Актер
Анатолий Кубацкий Его величество. Актер Он очень скромный человек. О нем могут рассказать что-либо немногие. Анатолий Львович Кубацкий смог прожить жизнь практически незаметно, как это ни парадоксально звучит в отношении актерской профессии. Наверное, в этом ему помог
ГОЛОС И АКТЕР
ГОЛОС И АКТЕР 1. Развитие голосаБольшую часть этой книги составляют упражнения. При регулярном их выполнении вы сможете расширить физические возможности вашего голоса и получите ощущение свободы уже потому, что почувствуете свои возможности.Упражнения в конце книги
Глава четвертая «Актер, чревовещатель и импровизатор»
Глава четвертая «Актер, чревовещатель и импровизатор» Среди стихотворных переводов Печерина особое место занимают переводы из собрания древнегреческой лирики. В 1832 году печатались его переводы «Из греческой антологии» в «Невском альманахе» Е. В. Аладьина, в «Комете
Глава V. АКТЕР И ЕГО СЦЕНИЧЕСКОЕ ОКРУЖЕНИЕ
Глава V. АКТЕР И ЕГО СЦЕНИЧЕСКОЕ ОКРУЖЕНИЕ Ошибки Ошибок, на которых спотыкается молодой актер, очень много. Если не знать или если и знать, да не уметь убрать их,— они окрепнут и разрастутся до того, что уничтожат самую возможность творческого
Актер недоигрывает
Актер недоигрывает Когда у актера все идет верно, ни сам он и ничто со стороны не мешает его творчеству, он в зависимости от содержания этюда (или сцены) может дойти до такой силы и насыщенности чувства, что самому, делается страшно,— не выдержишь, слишком далеко ушел от
ВПЕРВЫЕ — АКТЕР ТЕАТРА
ВПЕРВЫЕ — АКТЕР ТЕАТРА Я получил приглашение от А. Гинзбурга, специально приехавшего из Ленинградского театра Ленинского комсомола за молодыми актерами, показаться Г.А. Товстоногову. И я поехал в Ленинград.Первое мое впечатление от театра было восхищение его огромной
Как понять, что актер переигрывает?
Актёр переигрывает, когда играет «на себя». На сцене, на площадке обычно работает ансамбль, несколько человек, у каждого из которых своя роль, свой текст, свои задачи, сверхзадачи и общая задача, одна на всех, на решение которой и направлена их сценическая деятельность. При этом все они должны взаимодействовать. Если ансамбль сыгран, то на сцене вы видите гармоничное, логичное действие как в отлаженном механизме. А если кто-то вдруг начинает явно выбиваться, ансамбль рушится. Человек «плюсует», форсирует эмоцию, ярко жестикулирует, тем выбиваясь из общего действа. Даже, если он делает это здорово, он явно переигрывает, когда тянет «одеяло» спектакля на себя.
Или, к примеру, актёр просто «плюсует» настолько, что перестаёт быть естественным. Не просто играет, но явно переигрывает. Выдаёт эмоцию сильнее той, которая нужна по сцене и т.д. Так бывает: «роль сегодня не идёт» или, может быть, выпил, например.
Помоему все легко. Смотрибельно для вас или нет. Не торкает? И да бывает сюжет сильный. Но чаще в наше время все сюжеты на потребу. Вытягивает горстка актеров. Или один два из них. И смотришь лишь ли на низ и из реакционную игру. И если честно даже Хабенский был естественен в ментах. Чем потом. Мое мнение. Потом на потребу. Не знаю каков он на театральной сцене. Читала. И говорят просто крайне талантлив. Не смотрела коллектора. Судить не хочу. Если сравнивать с Петровым. Который везде извезде. Именно так. Не плох. Но звездун. И его концерт со стихами. Какой то кич. По мне. Не более. Что хочу сказать. Они не переигрывают. Они играют. Они так думают. А я вижу что уже не играют и не переигрывают. А именно проигрывают. В обоих смыслах.
Когда актер переигрывает то он выдает эмоцию гораздо более интенсивно чем нужно. Однако важно учитывать, что для сцены эмоции нужно подавать с большим градусом чем они бывают в жизни.
Чтобы было понятней, что такое актер который переигрывает и актер который недоигрывает, приведу такие примеры:
Если вы сами актёр, то вам скажет об этом режиссёр или зрители.
Михаил Кононов продолжал сниматься в кино вплоть до конца 1990-х годов, но на склоне карьеры роли ему доставались в основном эпизодические.
Очень трагичной оказалась судьба знаменитой Марютки из «Сорок первого» Григория Чухрая, эту роль блестяще исполнила студентка Изольда Извицкая.
Принципиальное отличие в том, для кого играет актёр.
В театре он работает для зрителя, выполняя при этом определенные правила: постановка речи, мимика, нельзя поворачиваться спиной к зрителю, нужно полностью знать текст своей роли и т.д.
Актёр кино играет на камеру. Ему не нужно долго помнить свои сцены, потому что он не будет повторять их многократно. Достаточно заучить материал непосредственно перед съемками. При этом к камере он может поворачиваться любым местом, особо не задумываясь, что будет не слышно. Ведь на съёмочной площадке всё сделано так, что слышно обязательно будет.
Так же ему приходится каждый раз гримироваться, в отличие от актёра театра, которому грим необходим только на концертах или генеральных репетициях.
Прежде всего, Владимир Зельдин запомнился по фильму «Свинарка и пастух». Так же хорошо помню его роли в фильмах «Тайна черных дроздов» и «Десять негритят». Наверное потому что люблю детективы и много раз смотрел эти фильмы.
Жертвы искусства: что бывает, когда актеры переигрывают
НЕПОДХОДЯЩАЯ РЕМАРКА
Набоков говорил, что все подлинно новое в искусстве – это «ход конем». Возможно, именно этим советом и решил воспользоваться актер драматического театра Новокузнецка. Зимой 2017 года он в очередной раз играл детском спектакле по сказке «Конек-Горбунок», причем сразу две роли: Чудо-юдо Рыбу-кита и русского купца.
В департамент культуры и национальной политики Кемеровской области после спектакля обратилась мама одного из зрителей. Она заявила, что актер слишком сильно перевоплотился в из Чудо-юдо Рыбы в хмельного купца и один раз непростительно отступил от классического текста, добавив самовольную ремарку: обращаясь к Царю, он нецензурно выругался прямо перед полным зрительским залом, большинство которого занимали дети.
Актера уволили. А мама зрителя, не пропустившая мимо ушей бранное слово, заявила, что «купец» был пьян. Что вполне может быть близко к истине – спектакль был частью посленовогодней программы.
БИБЛЕЙСКИЙ СЮЖЕТ
23-летний мужчина играл Иуду – библейского героя, предавшего Христа и, как известно, решившего самостоятельно прекратить жизнь.
Актер должен был изобразить кончину Иуды во время сцены распятия на горе. Однако он неожиданно поскользнулся на подставке, которая помогала безопасно имитировать повешенного Иуду Искариота. Актер повис на веревке в воздухе прямо на глазах шокированной публики. Самое страшное, что зрители поначалу думали, что актер просто талантливо изображает смерть: пытается выпутаться и дергается в конвульсиях. Лишь через несколько минут зрители узнали, что актеру нужна помощь. Была вызвана «скорая». Увы, неловкость на сцене оказалась трагической – актер скончался по дороге в больницу.
ПО ЗАВЕТУ СТАНИСЛАВСКОГО
Целью спектакля, идущего в 2011 году на сцене шведского города Мальмё, было показать, как «человек берет на себя разные роли – жертвы, спасителя и гонителя». И постепенно оказывается в каждой из них. Видимо, чтобы показать душевные переходы крайне натуралистично, как завещал Константин Станиславский, актер решил вместо реквизита использовать настоящий алкоголь.
Во время спектакля, длившегося два часа, актер выпивал на сцене по сорок миллилитров крепкого спиртного каждые шесть минут. К концу действа он должен был выпить 0,8 литра. Не получилось. Перейдя «золотую середину», актер начал вести себя весьма агрессивно и ругаться на присутствующих в зале. В метаморфозы на сцене в какой-то момент даже пришлось вмешаться зрителям – они убрали от актера очередную бутылку спиртного. Совсем скоро расстроенный актер еще немного поругался и… заснул.
Как сообщала после коллега напившегося актера, на следующий день исполнитель роли проспался и чувствовал себя вполне хорошо.
В ВЫТРЕЗВИТЕЛЬ ВМЕСТО ПЕТУШКОВ
В 2010 году актеры франкфуртского театра показывали спектакль Die Reise nach Petuschki (Москва-Петушки), пытаясь максимально продемонстрировать своим соотечественникам «загадочную русскую душу».
Согласно переделанной для экспериментального театра поэме, на сцене сидели четыре актера и пили водку. О том, что они пьют настоящую русскую водку, публика не догадывалась. И сначала действия актеров вызвали смех и восхищение. Но уже через несколько минут происходившее на сцене стало принимать эксцентричный характер.
«Подъезжая к Чухлинке», актеры стали вскакивать из-за стола, кидаться текстами ролей, поднимать рюмки и кричать «Nastrovje!» («На здоровье!»). Улыбки на лицах зрителей сменило удивление, когда 36-летний немецкий актер свалился со сцены, а его коллега упал под стол и уснул там. Часть зрителей в ужасе выбежала из зала. Самые расторопные вызвали пожарных и медиков.
Упавшего со сцены актера повезли в больницу, но по дороге он начал бушевать и вырываться. В результате медикам пришлось вызвать для укрощения музы полицию.
Скандал в театре, где ради достоверной игры немецкие актеры решили использовать настоящую русскую водку, вызвал широкий резонанс в прессе. Причем не только в немецкой. Режиссер театра потом оправдывался, что упавший со сцены актер вовсе не пил – просто он всю ночь репетировал и ничего не ел днем, очень переживая за удачную постановку русской классики.
Актер недоигрывает
Когда у актера все идет верно, ни сам он и ничто со стороны не мешает его творчеству, он в зависимости от содержания этюда (или сцены) может дойти до такой силы и насыщенности чувства, что самому, делается страшно,— не выдержишь, слишком далеко ушел от себя, слишком глубоко перевоплощение.
Бывают, правда, случаи, когда, ничего в себе не останавливая, не сворачивая с этого рискованного, как ему кажется, пути, актер доходит до логического разрешения своего нарастающего творческого процесса, до вершины его. Это удается очень немногим.
Надо сказать, впрочем, что при помощи руководителя это может быть достигнуто и средним и даже недостаточно опытным актером.
Но чаще всего в практике наблюдаются такие два выхода из этого затруднительного положения:
1. Когда актеру кажется, что процесс так силен и так стремительно развивается, что еще немного, и он потащит его куда-то неудержимо, как катящийся воз с горы. Тогда актер в испуге приостанавливает, затормаживает весь идущий процесс без разбора, и он, этот процесс, теряет всю свою силу, стремительность, углубленность. Актер приходит к концу уже холодным.
2. Испугавшись глубины и подлинности процесса, актер тормозит его не полностью, а частично: он тормозит всю внутреннюю глубокую жизнь. Но вместе с тем он знает, что по ходу дела нужно играть сильную сцену (она уже началась и должна была бы развиваться дальше). От его подлинного творческого состояния осталось только одно возбуждение — оно еще не успело успокоиться,— и вот актер взамен заторможенной им полной творческой жизни «пускает себя» на это внешнее возбуждение. Толкнув себя на этот путь, актер дальше может сорваться в крик, в исступление и истерику. Так как он немного «не в себе», субъективно ему представляется, что у него творческий подъем, «вдохновение».
При наблюдении за ходом такого случая всегда кажется, что актер переигрывает, дает больше того, что у него есть. На самом же деле актер затормаживает свою творческую жизнь, то есть недоигрывает, и тут же дает ход своему нервному возбуждению, принимая его за творческое выявление.
Так поворачивается к нам совсем неожиданной своей стороной один из самых, казалось бы, страшных врагов сценического творчества — наигрыш.
Но такой наигрыш, а вернее сказать, недоигрыш, бывает не только у нас в школе. У хороших актеров, знающих, что такое живое творческое состояние на сцене, он тоже случается частенько. Хоть и без истерики, без исступления. Про такие случаи говорят: «Сегодня в этом месте актер наиграл».
Читайте также
ЧТО ДАЕТ ДРАМАТУРГУ АКТЕР
ЧТО ДАЕТ ДРАМАТУРГУ АКТЕР Когда романист обращается к драматургии, у него вполне может возникнуть ощущение того, что ему пришлось пойти на определенные жертвы, пусть даже он и не во всем согласится с Генри Джеймсом, который считал, что, становясь драматургом, романист
Видок — актер «Человеческой комедии»
Видок — актер «Человеческой комедии» В пестром мире героев Бальзака, среди галереи созданных им типов, выделяется мрачная фигура Вотрена.Образ этот, по словам самого автора, представляющий моральное гниение, каторгу и общественное зло, был подсказан писателю подлинной
Анатолий Кубацкий Его величество. Актер
Анатолий Кубацкий Его величество. Актер Он очень скромный человек. О нем могут рассказать что-либо немногие. Анатолий Львович Кубацкий смог прожить жизнь практически незаметно, как это ни парадоксально звучит в отношении актерской профессии. Наверное, в этом ему помог
ГОЛОС И АКТЕР
ГОЛОС И АКТЕР 1. Развитие голосаБольшую часть этой книги составляют упражнения. При регулярном их выполнении вы сможете расширить физические возможности вашего голоса и получите ощущение свободы уже потому, что почувствуете свои возможности.Упражнения в конце книги
Глава четвертая «Актер, чревовещатель и импровизатор»
Глава четвертая «Актер, чревовещатель и импровизатор» Среди стихотворных переводов Печерина особое место занимают переводы из собрания древнегреческой лирики. В 1832 году печатались его переводы «Из греческой антологии» в «Невском альманахе» Е. В. Аладьина, в «Комете
Глава V. АКТЕР И ЕГО СЦЕНИЧЕСКОЕ ОКРУЖЕНИЕ
Глава V. АКТЕР И ЕГО СЦЕНИЧЕСКОЕ ОКРУЖЕНИЕ Ошибки Ошибок, на которых спотыкается молодой актер, очень много. Если не знать или если и знать, да не уметь убрать их,— они окрепнут и разрастутся до того, что уничтожат самую возможность творческого
Актер переигрывает
Актер переигрывает Но что же? Значит, «наигрыш» бывает только как следствие «недоитрыша»? А без этого его не бывает? Повторяю: у даровитых, да еще к тому же и верно воспитанных актеров — не бывает. У них бывает только что описанный «недоигрыш».Не бывает его и при описанной
ВПЕРВЫЕ — АКТЕР ТЕАТРА
ВПЕРВЫЕ — АКТЕР ТЕАТРА Я получил приглашение от А. Гинзбурга, специально приехавшего из Ленинградского театра Ленинского комсомола за молодыми актерами, показаться Г.А. Товстоногову. И я поехал в Ленинград.Первое мое впечатление от театра было восхищение его огромной
Актер переигрывает
Но что же? Значит, «наигрыш» бывает только как следствие «не доигрыша»? А без этого его не бывает? Повторяю: у даровитых, да еще к тому же и верно воспитанных актеров — не бывает. У них бывает только что’ описанный «недоигрыш».
Не бывает его и при описанной здесь системе воспитания. Почему не бывает? Да просто. за ненадобностью. Ведь ученика никто не тянет на «темпераментное» переживание: что есть, то пускай и будет. Он так и привыкает. В дальнейшем сила и темперамент достигаются совершенно другими средствами.
А вот у актеров, недостаточно даровитых, и у актеров, неверно воспитанных,— у тех, конечно, бывает.
Это и есть, собственно, «наигрыш».
В актерской практике встречаешь много наигрыша. Начиная с самого грубого и примитивного и кончая таким тонким и искусным, что можно при поверхностном взгляде и обмануться — принять его за правду, за естественную жизненную реакцию
Есть целые школы, которые ничему другому и не учат, как только ловко изображать внешними приемами чувства, страсти и даже. правду — да, да! — «изображать правду»!
Наигрыш вошел даже и в самый быт актера. Актеры отличаются от всех окружающих именно этим неприкрытым и бьющим в глаза наигрышем — аффектацией, подчеркнутостью.
Методы борьбы с наигрышем чаще всего, к сожалению, очень примитивны. Они хоть и достигают своей цели, уничтожая наигрыш, но порождают у актера не менее тяжкий недуг — «закрытость» и неверие в свои творческие силы.
Борьба ведется обычно путем прямого запрещения: нельзя! Актер наиграл — стоп! не верю! наигрыш. Актер только что начал наигрывать: стол! неправда. Актер еще только собирается наиграть,— а ему: наигрыш! штамп!
Это скоро приводит к намеченной цели — наигрыш исчезает. Но исчезает и хорошее: вера в себя, инициативность, потребность свободно творить.
Актер знает теперь, как не надо делать. Но как надо, он еще не знает. Его теперь будут учить именно этому. При малейшей попытке что-нибудь, по старой привычке, «наиграть» его останавливают — нельзя, делайте только то, что вам задано. И так постепенно он научается действовать без всякого наигрыша.
Но не обходится при этом, конечно, и без крайностей: никакого наигрыша еще и не было, наоборот, появилось что-то живое, идущее от непосредственного чувства, но не в меру подозрительный глаз воспитателя уже усматривает в этом появление неправды и кричит: «Не верю! наигрыш! штамп!»
Тогда «реставратор» сокрушенно вздыхает и говорит:
И как мы ошиблись! Принимали — думали, что это дарование, а оказалось — ничто, пустое место!
Но если воспитатель, действующий по этому методу, и не поступает так рьяно — не «доскабливается до холста»,— все-таки он часто гасит не только огонь, но и всякую искру творчества в актере.
Посеяв и взрастив страх перед всяким смелым творческим проявлением, он вольно и невольно сеет в душе ученика зловреднейшую идею, что художественная правда на сцене — нечто маленькое, урезанное — без рук, без ног да, пожалуй, и. без головы.
И смешно видеть, как эти стерилизованные актеры, защищенные как будто бы навсегда от всякой тени наигрыша, ничего другого на сцене, в конце концов, не делают, как только. наигрывают — «изображают», подделываются под жизнь.
Не правда ли, странно! Но если хорошенько вдуматься — иначе и быть не может.
Посмотрите: жизнь в нем убита, всякое свободное проявление он воспринимает в себе как фальшь, как наигрыш, он приучен к той мысли, что только самые простенькие физические действия могут быть названы «правдой»,— а играть-то ведь все-таки надо! А сцену-то вести надо! Что же делать?
Вот как мстит за себя всякое нарушение естественных законов творческой природы.
Надо всеми ухищрениями отводить ученика от частых столкновений с непосильным, давать ему только то, с чем он может справиться.
В этом-то умении применяться к силам ученика и к каждой данной его минуте и скажется прежде всего талант преподавателя.
1 Кроме только что описанного об этом смотри еще дальше, в специальной главке — «Пускание» на штамп» (стр. 228).