как понять что ты поэт
Как понять что ты поэт
Хрупкие вещи
«Отдых поэта», Владислав Стальмахов
Одной великой поэтессе однажды позвонили из советского журнала, она подошла к телефону, помолчала, что-то коротко ответила и повесила трубку. Вернувшись к гостям, рассказала: «Он заказал мне стихи о лете и «страницы три взволнованной прозы».
Вот мне тоже заказали страницы две-три взволнованной прозы, поэтому спешу вас порадовать.
… Я, когда прохожу по Новой Басманной мимо одного старинного здания, всегда смотрю на золотую табличку «Художественная литература» и думаю: вот была тут редакция тут в советское время. Было сложно, наверное, туда рядовому литератору пробиться. Курить можно было прямо в комнатах. Никаких новомодных запретов. Была столовая, тетеньки-редакторши степенно ходили с кошельками в ладошках туда поесть. Дмитрий Лихачев как почетный гость приезжал. А теперь курить в комнатах нельзя, советского времени нет, Лихачева нет, художественной литературы, по мнению современных критиков и читателей, тоже нет…
И в этом момент по своим молодым делам мимо меня промелькнула прекрасная девушка. Волосы ее лежали волной на спине и рассыпались по плечам, и это довершило всю картину.
… И жизнь, как девушка со струящимися волосами, прошла стороной, — подумал я.
А еще я подумал, что это время молодости моих родителей, и что рано или поздно они умрут (да и мне не за горами), а мы уже пережили столько эпох, что хоть волком вой.
И покоя нет, и волю то прижмут, то дадут. И что ничего, в сущности, не меняется.
Вот только разве что ты эту табличку на издательстве можешь сейчас щелкнуть на телефон, а раньше надо было на фотоаппарат и еще проявлять потом.
Но Бродский об этом уже сказал раньше меня.
«И когда родители умирают, — он сказал, — ты вдруг понимаешь, что это-то и была жизнь».
А еще он сказал, что однажды сделал открытие. У всех бывают откровения, но Бродский был гений, поэтому его открытие было какое-то простодушно-щемящее. Он стоял однажды на набережной напротив какого-то дома и сложил руки так, что они немного свешивались над водой. И этого стало ему достаточным.
«День серенький, — рассказал потом он. — И водичка течет. Я ни в коем случае не думал тогда, что вот я поэт или не поэт. Этого вообще никогда у меня не было и до сих пор в известной степени нет. Но я помню, что вот я стою и руки уже как бы над водичкой, народ вокруг ловит рыбку, гуляет, ну и все остальное. Дворцовый мост справа. Я смотрю, водичка так движется в сторону залива, и между водой и руками некоторое пространство. И я подумал, что воздух сейчас проходит между водой и руками в том же направлении. И тут же подумал, что в этот момент никому на набережной такая мысль в голову не приходит. И тут я понял, что что-то уже произошло».
То есть, в этот момент он осознал, что он поэт. Не просто рыжий мальчик, не советский человек в плохо пошитых брюках, а поэт.
Но у каждого свой крест и свои открытия. Я вот, например, понимаю, что я эссеист, только когда разговариваю с людьми. Я уже писал однажды, что интернет нам дал удивительную возможность: говорить напрямую не только с дурным коллективным бессознательным, но и с сознательным тоже.
Оказалось (как мне сразу написали в ответ на мое печальное восклицание про издательство «Художественная литература»), что в этом учреждении никогда не курили в комнатах. С этим было строго: только на лестницах. Столовой и буфета не было — ходили обедать в диетическую столовую, так называемую «диетичку».
— А еще я там, — написала женщина, с которой мы однажды сильно поругались в инете, но теперь, как видите, помирились, — в 10-м классе впервые увидела и услышала молодую Ахмадулину. Она там читала. Когда после вечера люди выходили из зала, один мужик сказал другому: «Ну и как жить-то теперь? На кого смотреть?».
Каждому сотруднику полагался один экземпляр даже самой дефицитной книги. А при больших тиражах можно было купить сколько хочешь. Помню, сестра купила восемь штук Экзюпери и всем раздарила.
Кстати, первой бежала в киоск за новоприбывшими книгами секретарша редакции. Когда она отмечала дома 50-летний юбилей, гости попали в её шикарный дом и к своему удивлению не увидели ни одной книги. «А где же книги, Вера Ивановна?» — спросили гости. «А вот всё, что вы видите вокруг — это и есть книги».
— Книги — это была валюта того времени, — пояснила эту странную фразу написавшая. – За книги можно было достать всё. Простите, Дмитрий, за длинный рассказ. Другая эпоха. Другая жизнь.
Господи! (Подумал я.) Как же я хочу, чтоб книги опять стали валютой. Чтобы Ахмадулина опять была молода и жива и прошла прямо на шпильках (естественно, ее привезли на машине, не пёхала же она, как все, от «Лермонтовской» по морозу и наледи) в фойе. Чтобы был жив Бродский и был жив Ян Сатуновский.
Потому что я знаю: даже если бы они все были живы, вы бы все равно нудели: «Где великая литература? Нет ее!».
Потому что вы ленивы и не любопытны.
Но не Пушкина же вам для этого воскрешать!
Вы бы ему тоже не поверили.
Но поэзия не может умереть. Она всегда здесь, пока мы живы. Просто мы сами стареем и пытаемся чужую молодость не заметить.
Но стоит уже опять очередной незаметный молодой человек на какой-нибудь сероватой ветреной набережной и видит, как сквозь его руки проходит воздух. Или разбирает другой мальчик старый памятный хлам в своей заветной московской коробке. А потом пишет в своем уютном бложике.
«… Штук десять блокнотов, где исписана только первая страница, пару блокнотов со старыми стихами, два личных дневника, которые, как оказалось, неличные, тетради, ручки, перья, бумажки, нерабочие телефоны, симки, карты памяти, монеты, путеводители — куча мусора, собранная из счастливых моментов и людей, к которым я уже не вернусь, да и мне совершенно не хочется.
Коробка путешествует со мной по общагам и квартирам. Вся уже еле живая — картон крошится, швы рвутся.
Каждый раз я думаю, что надо выбросить, что это все совершенно бессмысленно, но не могу — опять перематываю скотчем, бережно несу до грузовика, бережно заношу в новую комнату и аккуратно прячу под кровать, боясь повредить хрупкие вещи».
И в этот момент написавший это взрослый мальчик понимает, что он – поэт.
14 способов отличить графомана от наст. писателя
1. Графоман очень болезненно переносит критику и как правило принимает ее в штыки. Он ассоциирует критику с личным унижением и оскорблением, а не с возможностью исправить ошибки и извлечь уроки. Собственно критика ему не нужна, это пустая трата сил и времени. Зачастую такие люди не находя контраргументов, переходят на личность критикуемого, таким образом пытаясь заставить его замолчать и оставить последнее слово за собой.
3. Истинный писатель подвержен сомнениям, он склонен самым тщательным образом переписывать и обновлять свое творение, графоман же уверен, что шедевр создастся его гением, без особого труда. Для этого ему достаточно лишь взять в руки ручку или сесть за компьютер.
5. Графоман зачастую заносчив, крикливо одет, любит употреблять словосочетание «мое творчество» и называть себя при случае и без случая, писателем. Ему нравится похвалиться знакомствами с «Великими мира сего», «вхожестью» в тусовки. В обществе такого, необходимо слушать только его.
7. Истинный труженик слова ставит на первое место качество написанного, и он в этом беспощаден, вплоть до того, что сжигает или уничтожает уже полностью написанную вещь. (Гоголь). Для графомана важно количество в ущерб качеству.
8. В талантливом произведении вы обязательно найдете интересные мысли; графоман же склонен сыпать цитатами известных людей или литературными штампами, самобытность в его творчестве отсутствует или представлена в ничтожных количествах.
9. Инженеры человеческих душ стремятся сделать мир чище, лучше посредством своего творчества, главная же задача графомана – собственное тщеславие, красочные обложки, хлесткие названия, тиражи, появление в СМИ.
11. Писателю не столько важны слава и деньги, как возможность быть понятым, услышанным, а денег лишь бы хватало на самое необходимое, на то, что бы не отвлекаться от главной цели – творчества.
12. Настоящих литераторов отличает всемерная помощь молодым талантам, чего не скажешь про графоманов, которые видят в них конкурентов, которые могут их обойти, отодвинуть на периферию.
13. Писателя отличает обостренное чувство справедливости, нежелание сотрудничать с властями. денежными мешками и зашторенными редакторами, они не хотят развивать модные темы, смаковать жареные факты и копаться в чужом нижнем белье. Графоман ради тиража, призрачной славы перешагнет через все.
14. Писателями не рождаются, у многих людей есть задатки, генетическая предрасположенность к творчеству. Только упорный каждодневный и многолетний труд, оттачивание мастерства, беспощадная критика к себе, рождают поистине великих мастеров слова и знатоков человеческих душ.
Здесь выделив и вставив в адресную строку, вы можете найти полный текст книги «Графоманы и писатели»: https://ridero.ru/books/grafomany_i_pisateli/
Вот информация по справочникам. Кое что интересное на мой взгляд по теме.
Поэзия с точки зрения психолога. Эссе
Что такое поэзия с психологической точки зрения?
По собственному опыту знаю: чтобы освободиться от поэтического наваждения, нужно придти к осознанности и своему подлинному мироощущению, то есть найти своё истинное Я, каким человек себя раньше не знал и не принимал.
Через раскрытие своего творческого потенциала это знание приводит к пониманию своего призвания.
Для этого нужно анализировать свои стихи с тем, чтобы понять, что какую мысль автор хотел донести до своего осознания своим эмоциональным посланием.
Зачем освобождаться от поэтического наваждения?
Поэтам хорошо известно, насколько энергетичны стихи, сколько эмоциональных и душевных сил они забирают, когда над сознанием властвует рифма, не говоря уже о том, что поэтический процесс мешает непрофессиональному поэту заниматься своей работой и выполнять свои социальные роли.
Когда начинаешь карьеру поэта, действительно веришь, что это и есть подлинное призвание автора. На самом деле поиск себя только начинается.
Потом, когда проходит восторг самоупоения, и ощущаешь что Я-есть и Я-могу что-то исключительно своё, понимаешь, что стихи нужны собственно его автору, а те, кому их посвящают, принимают это как комплимент, не более.
Затем, когда проходит стадия самолюбования, начинаешь задумываться о том, зачем тогда это стихотворение мною написано, если оно, кроме меня, никому не нужно, и вчитываешься в смысл строк.
Всё то, что поэт пишет другому в своём стихотворение, на самом деле он обращает к самому себе, чаще всего этого не осознавая, потому что в стихах присутствует момент идеализации.
В стихах есть попытка через ритм преодолеть внутренний разрыв между своим реальным Я, которое ничтожно мало, и своим идеальным Я, которое грандиозно и могущественно.
Стихотворение формируется через проецирование (приписывание) своих эмоций и желаний другому человеку, которому стихотворение посвящается и который в этот момент играет роль моего идеального партнера. Отсюда категоричность и прямота поэтического языка.
То есть, в стихотворении другой человек выступает в роли меня Другого, идентичного мне по духу (альтер-Эго). Рифма помогает достичь ощущения созвучия, слияния, единства двух этих Я.
Если проанализировать стихотворение, это чаще всего будет послание любимому человеку, играющего роль идеальной матери или отца, на которого автор обижается за недостаток понимания и любви.
Таким образом, стихотворения помогают автору выйти на проработку своих ранних эмоциональных отношений с родителями, прежде всего, с матерью, которая первоначально была Богом для плода в утробе, и вера в которого когда-то в детстве была нарушена.
Психологический анализ стихотворений в конечном итоге ведет к осознаванию своих мотивов, вытесняемых желаний (чаще всего, это отвергаемая потребность в материнстве или отцовстве), положительному самопринятию и формированию устойчивой и высокой самооценки, умению принимать себя любым, независимо от отношения окружающих.