как понять о чем стихотворение
Как понимать стихи
Тут надо признаться, что я сама пишу стихи. И даже публикуюсь в журналах и даже в книжках. А иногда собираю подборки чужих стихов для публикаций. А иногда жюрю конкурсы. Всяко случается. Но, чтобы до такого докатиться, мне пришлось учиться понимать стихи. Это не так сложно, как может показаться.
На примере одного стихотворения я попробую понять и объяснить своими словами, что автор имеет в виду. Стихотворение взято откуда-то из просторов интернета.
Снова смотрю на печальное небо
Снова безумства пылают костры
Всюду война и где бы я не был
Каждый стремится в чужие миры
Подальше отсюда поеду на север.
Смыть бы скорее все эти грехи
Не знает безумие собственной меры
Нового мира лишь только штрихи
Но я не хочу, я скорей уезжаю
Знаю что это лишь самообман
Место полярного рая не знаю
Но не боюсь угодить я в капкан.
Что из этого можно понять?
1) Повтор «снова» указывает на повторяемость события.
2) Герой много путешествовал. Герой бывал в зонах военных действий (профессиональный военный? журналист?)
3) Герой путешествовал по другим мирам (фантастика либо эзотерика)
4) Герой намерен уехать на север одного из посещаемых миров.
8) Но герой не хочет узнать новые штрихи. Это противоречие толкает его уехать на север.
9) Герою понятна суть данного стихотворения. Его воспалённому воображению данное произведение представляется логичным. Но это самообман.
10) Герой в курсе, что на севере находится рай. Но точные координаты рая ему неизвестны.
Сообщество поэтов
9.8K постов 3.7K подписчиков
Правила сообщества
Строгих правил нет. Просто старайтесь вести себя достойно. Нецензурная лексика в стихотворных произведениях не запрещена, но не должна становиться самоцелью.
Сообщество создается для представления собственных произведений, но не возбраняется выкладывать и стихи известных авторов.
Публикующие свои стихи авторы должны быть готовы ко всевозможной критике. В постах не допускаются ссылки на сторонние ресурсы.
Авторы, с тонкой душевной организацией, не желающие критики должны ставить #без критики. Критика в таких постах запрещена и будет караться баном.
Ужасный разбор.
Сначала кликбейт.
Затем мысли людей далеких от стихов подаются как обыденное нормальное восприятие, даже слегка романтизируются.
Затем подавим авторитетом.
А после этого на примере гыгы-юморески прививается отвращение к стихам и отказ понимать стихи совершенно, любые. Ну вот же, редактор на примере доказывает что если стих непонятен значит он говно.
Я понимаю, что как писатель вы создали художественное произведение, цель которого развлечь поиграв на низменностях публики, а вовсе не воспитать. А вот как поэту и редактору вам приятно воспевать кретинизм?
Я понял как презирать стихи, а не как понимать. Может у вас есть пример стиха хорошего, но непонятного читателю, суть который вы могли бы до нас донести?
Вобщем, заяц песец был мутантом, если столько ног себе отгрыз, но продолжает рваться в ад на север
Мне показалось, под другими мирами подразумевается идеологическая борьба песцовых кланов.
Автор, а Вы какие стихи сочиняете? Хорошие или плохие?
Глядя на нелепые куплеты,
Вряд ли стоит гадости писать,
Не старайтесь понимать поэтов,
Им себя, бывает, не понять.
Диванный критик обычно такой.
Песцы, скажу я вам, это писец! Спасибо за разбор, было интересно
Китайская деревня
Часто в комментариях (да и в личку) мне пишут «А в деревнях в Китае как? А? Да там нищета, мрак, чашка риса в день и кошкожен даже нет».
Об Олимпиаде
США решили устроить дипломатический бойкот Олимпийских игр в Китае.
Джен Псаки
В ответ Китай заявил, что дипломатов и чиновников США на Олимпиаду в Пекин никто и не приглашал.
Вся суть обочечников.
— а я на работу опаздываю
— всем похуй на твою работу
— всем похуй на ваш аэропорт
Разница
Только не сейчас!
Когда ты в настоящем отряде самоубийц
«Пролежал 12 дней в коме, а потом умер»:молодой спортсмен Фарид избил до смерти развозчика Владимира в Краснодаре
Шокирующий случай произошел на улице Жлобы в Краснодаре в конце октября. 48-летний развозчик воды Владимир Белявинский был избит на глазах прохожих молодым парнем, а потом скончался в больнице от полученных травм.
Ссора из-за парковки
В тот день Владимир приехал на последнюю точку вместе со своим напарником. Он привез бутылки с водой в магазин и оставил фургончик на проезде – припарковать машину было негде. Через некоторое время к грузовику подъехал разъяренный молодой человек и стал крыть матом мужчину. Тот убрал рабочий транспорт, но ссора не утихла.
Пострадавшему мужчине вызвали скорую и увезли в реанимацию. Там он пробыл 12 дней. А 10 ноября его не стало.
Молодой человек на свободе
После смерти Владимира родственники стали искать свидетелей его гибели. Видео с камер наблюдения на «Панораме», где произошла кровавая разборка, исчезло. Но очевидцы все же нашлись, они начали отправлять кадры, где запечатлен конфликт. На них – медики, пострадавший Владимир и молодой человек в светлой спортивной форме. Он кидается на людей и ведет себя агрессивно. Позже выяснилось, что махал кулаками Фарид Бинаталиев, тренер одного из фитнес-центров Краснодара.
Бодибилдер и многократный призер соревнований по пауэрлифтингу. У Фарида уже были проблемы с законом. В 2018 году он становился виновником ДТП. Суд обязал молодого человека выплатить ущерб пострадавшей стороне. Об этом свидетельствует решение Прикубанского районного суда, которое находится в открытом доступе.
Трудное удовольствие Как научиться понимать поэзию
«Совершенно не воспринимаю поэзию как вид искусства. Как научиться ее понимать и получать от нее удовольствие?»
Из соцсетей
В какой части человеческого тела возникает удовольствие от поэзии? Если судить по себе (а таков при всем его несовершенстве и вопреки трамвайной укоризне самый надежный способ суждения), это ощущение берет начало в дыхательных путях и полости рта. Никакие образные красоты и глубокомыслие не спасут стихотворения, если читателю просто-напросто не в радость произнесение строфы или даже строки. Один мой друг стал мне еще дороже после того, как ляпнул за бутылкой, что элегия «Редеет облаков летучая гряда…» написана Пушкиным именно ради этой первой строки. Я давно был того же мнения, но все робел высказаться вслух. Наслаждение, которое доставляет ее произнесение, невозможно объяснить — у меня, во всяком случае, не получается. Здесь нет и в помине пресловутой логопедически-нарочитой звукописи, вроде бальмонтовского «Чуждый чарам черный челн…» или пастернаковского «В волчцах волочась за чулками…» И вместе с тем последовательность ударных и безударных слогов, чередование согласных и гласных звуков настолько идеальны, что хочется вновь и вновь повторять четыре обыкновенных слова: «Редеет». «Облаков». «Летучая». «Гряда».
Эту едва ли не физиологическую сторону воздействия лирики имел в виду английский поэт Альфред Хаусман (1859-1936), когда писал: «И вправду, поэзия представляется мне явлением скорее телесным, чем интеллектуальным. Я по опыту знаю, что, бреясь, мне лучше следить за своими мыслями, поскольку, если в память ко мне забредает поэтическая строка, волоски на моей коже встают дыбом, так что бритва с ними уже не справляется».
Пройдя такой первичный, как бы на ощупь, отсев, стихотворение отправляется прямо в душу — назовем ее для солидности психикой. Теперь в случае поэтической удачи читатель, как на сеансе гипноза, подпадает под обаяние авторской речи о чем угодно, будь то любовь, грусть осеннего заката, умиление при виде младенца, угрызения совести и т.д. и т.п. Правда, от читателя требуются впечатлительность и развитое воображение. Совсем необязательно, чтобы любитель поэзии имел личный опыт житейских метаморфоз и треволнений, перечисляемых в стихотворении Пушкина, но если он одарен способностью к сопереживанию, интонация отчаянной решимости растрогает его:
Всё в жертву памяти твоей:
И голос лиры вдохновенной,
И слезы девы воспаленной,
И трепет ревности моей,
И славы блеск, и мрак изгнанья,
И светлых мыслей красота,
И мщенье, бурная мечта
Ожесточенного страданья.
А ведь интонация, в сущности, — порядок слов, только и всего. Но порядок ничуть не менее таинственный, чем поэтическая звукопись, поминавшаяся выше. (Определение английского классика Сэмюэла Кольриджа (1772-1834), что поэзия — это «наилучшие слова в наилучшем порядке», представляется избыточным: всякое слово делается наилучшим, когда стоит в самой сильной позиции, то есть речь идет снова же о его местоположении.) И мы перечитываем в любимых стихах не содержание, а именно интонацию, которая, разумеется, подпитывается буквальным содержанием стихотворения, но не сводится к нему.
Ну, например. Есть у Тютчева такое лирическое изречение:
Природа — сфинкс. И тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней.
1869
Но пятью годами раньше и чуть ли не дословно ту же мысль высказал по-французски в частном письме И.С. Тургенев: «…Сфинкс, который будет всегда перед всеми возникать, смотрел на меня своими неподвижными, пустыми глазами, тем более ужасными, что они отнюдь не стремятся внушить вам страх. Мучительно не знать разгадки; еще мучительнее, быть может, признаться себе в том, что ее вообще нет, ибо и самой загадки не существует вовсе».
Сопоставление двух цитат практически одного содержания наглядно иллюстрирует различие в восприятии fiction и non-fiction. Тургенев доносит до адресата мысль, Тютчев тоже делится мыслью, но главное — передает умонастроение, сопутствующее ее появлению. «Дьявольская разница!» И впрямь: вывод — он и есть вывод, но протяженное раздумье, которому мы делаемся как бы причастны, доставляет неизъяснимое удовольствие, и хочется снова и снова оказываться во власти этой иллюзии. Сколько можно перечитывать невеселую мысль Тургенева? Два-три раза от силы. А строфу Тютчева ценитель поэзии пробормочет за жизнь про себя и вслух десятки раз. И потребность в повторении, и удовольствие от него объясняются «всего лишь» способом поэтического изложения — звуками, размером, ритмом, рифмами, порядком слов. Вот какие чудеса иногда творит версификация!
(Заметим между делом, что на высказывание одной и той же мысли стихотворной речи понадобилось вдвое меньше слов, чем прозаической.)
Одно важное уточнение. Есть интонация и — интонация. Первая, словно какая-нибудь трасса флажками, помечена знаками препинания, чтобы не промахнуть поворот содержания и не прочесть сгоряча, допустим: «Несется в гору во весь дух на утренней заре пастух…» Профессиональные чтецы, исполняя стихи со сцены, согласуют модуляции своего голоса по преимуществу с этими вешками синтаксиса, поэтому актерское чтение, как правило, маловыносимо. С таким же формальным идиотским «выражением» обычно учат декламировать стихи в школе. Все эти ужимки выразительности идут вразрез с глубинной лирической интонацией, для совпадения с которой нужно проявить подлинный артистизм и попасть в резонанс авторскому настроению. Разумеется, лучше всех дается лирическая интонация самим авторам, когда они воют стихи, как волки в полнолуние. Из некоторых особенно чувствительных читателей поэзии тоже иногда выходят неплохие оборотни.
Получать удовольствие от поэзии, оказывается, так непросто, что моя заметка больше похожа на предостережение, чем на агитацию. Как быть. А я еще обошел молчанием необходимую читателю стихов искушенность и начитанность, чтобы в полной мере наслаждаться мастерством, с каким автор обращается с приемом; кивать, будто старому знакомому, цитатам и заимствованиям; реагировать на остроумие и проч.
Чтение стихов — удовольствие одновременно сильное и трудное, и чем раньше пристраститься к этой радости, тем лучше. Как бы то ни было, любитель поэзии не останется внакладе, хотя бы потому, что «поэзия утешает, не обманывая», как сказал один многоопытный старик.
Хорошо бы смолоду попасть под влияние старшего, который любит стихи; хорошо, если этим старшим будет учитель литературы, но вовсе необязательно. Для меня таким человеком стал отец — он помногу читал их наизусть и вслух, причем правильно читал: без этого казенного «выражения», зато с чувством и с толком — прикрыв глаза и самозабвенно подвывая.
Как научиться понимать стихотворение (Юрий Троицкий)
Как научиться понимать стихотворение?
(Запись лекции Юрия Троицкого*)
Я не люблю читать лекции, мне гораздо интереснее заниматься практической работой, потому как сегодняшнее образование практически не подвержено лекционной передаче. В связи с этим вспоминается замечательная мысль Бахтина о том, что от человека к человеку можно передать только готовое значение, но не смысл.
Хотя все мы думаем смыслами. Когда мы читаем книжку, слушаем лекцию или просто чужую речь, мы имеем дело с отчужденными значениями. Чтобы их понять, их надо перевести. У Выготского есть определение того, что есть понимание: «Понимание — это постоянный перевод внешних, отчужденных значений на ментальный язык внутренней речи». Мы думаем внутренней речью, которая не знает слов. Но как только мы понимаем чужую мысль, мы сталкиваемся с проблемой: чтобы другие поняли то, что поняли мы, мы должны перевести обратным порядком наш смысл на отчужденное значение. Это значение каждый понимающий тоже переводит на язык своей внутренней речи и тогда понимает его уже для себя.
Главная проблема понимания и недопонимания заключается в том, что каждый раз при этом переводе происходит потеря части смысла. Как и при любом переводе — лексика разных языков не вполне совпадает по своей семантике, а уж коннотации — то есть всякие контекстуальные значения — и вообще могут быть совершенно разными в разных языках. Идеал полного перевода — недостижим. И тогда речь идет о приблизительном переводе.
Как понимать поэтический текст? Это огромная герменевтическая и филологическая проблема. Эмпирическим путем я пришел к тому, что первая ступень поэтического текста может быть сведена к нескольким (у меня к 4-м) базовым стратегиям. А следующие ступени — более сложные — там уже, собственно, филологические, стиховедческие вещи начинают вступать в свои права.
Давайте проверим, насколько работают эти стратегии. Мой опыт показывает мне, что, если их освоить, значительный корпус поэтических текстов будет доступен для понимания.
Есть ли объективные критерии, по которым различается хорошая поэзия и плохая поэзия? Можно ли найти какие-либо надежные опоры при оценке стихотворения, чтобы не сваливаться в пресловутую поговорку — «о вкусах не спорят». Я думаю, можно.
Одной из первых стратегий понимания поэтического текста является стратегия «биографический код». Она заключается в том, что мы интерпретируем стихотворение, исходя из биографического факта, который был положен в его основу. Примером может послужить стихотворение Пушкина»Во глубине сибирских руд». Оно будет непонятно, пока мы не узнаем, какой биографический эпизод был положен в его основу.
Иногда поэтический текст и вовсе становится конспектом жизненной ситуации. Пример этого — десятая глава Евгения Онегина, которая практически дословно передает высказывания декабристов, звучавшие на заседаниях Союза благоденствия, где иногда Пушкин присутствовал. Такие тексты можно воспринимать как прямой исторический источник.
Возьмем другую ситуацию — биографический код в стихотворении Ф. Тютчева «Шторм на море». Что бросается в глаза читателю в первую очередь? Необычный ритм, в точности соответствующий ритму морской качки. Для полного понимания этого текста необходимо знать, что Тютчев в нем описал реальный шторм на Адриатическом море, в который он однажды попал и из которого не надеялся выйти живым. Таким образом, данное стихотворение полностью передает реальные эмоции и переживания, испытанные автором.
Совсем по-другому биографический факт преломлен в гениальном пушкинском стихотворении «Я помню чудное мгновенье», посвященном Анне Керн. Ироничное отношение к Анне Керн, о котором мы знаем из пушкинской переписки, никак не отразилось в этом тексте. Любовь к ней в стихотворении идеализирована, а образ возлюбленной возвышен и одухотворен.
Биографический код очень важен, когда текст создается как некоторый отпечаток реальной ситуации, но всегда надо помнить о том, что это это очень опасная и скользкая дорога — использовать лирический текст для биографической реконструкции.
Другая стратегия понимания поэтического текста — обнаружение глубинных архетипических оснований. Из известной книги Карла Юнга об архетипах мы знаем, что такое архетипы — это глубинные, находящиеся в подсознании, сформировавшиеся на заре человечества микросценарии, фреймы, определяющие нашу картину мира: анима-анимус (женское и мужское), персона (социальная роль), тень (бессознательное другое «я» человека) и др. Когда мы читаем пастернаковского Гамлета (или даже шекспировского), мы понимаем, что источником образа Гамлета является архетип тени.
Рассмотрим стихотворение Владислава Ходасевича «Перед зеркалом».
Зеркало/отражение — это вариация на тему тени «нарцисс», очень распространенная в поэзии (вспомним цветаевскую строчку — «чтоб вычеркнуться из зеркал»). В этом стихотворении имеется в виду тень в архетипическом смысле этого слова. Мы начинаем понимать мифологическое значение этого образа, за счёт этого к нам приходит более полное понимание смысла стихотворения.
Следующая стратегия — «бинарная оппозиция». Бинарной оппозицией принято называть противопоставление двух членов: правый-левый, мужской-женский. Это не лингвистическое, а структурное явление. Исследователи выяснили, что наше сознание формировалось как набор бинарных оппозиций. Например, археологи, раскапывая захоронения, обратили внимание на то, что правая сторона тела всегда маркируется как женская, а левая — как мужская. Это представление живет до сих пор: в современных ЗАГСах в процессе бракосочетания этот порядок сохраняется. Наше сознание организовано скелетно — как набор бинарных оппозиций.
В настоящей поэзии ни один текст не написан без влияния другого текста — гласит основной тезис интертекстуального подхода. Тексты всегда цитатны. Юрий Троицкий
Бинарные оппозиции широко распространены в художественных текстах. Взять знаменитое «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона — в этом тексте ничего не понятно, если не знать о бинарных оппозициях. Весь текст построен на противопоставлении «Закона» и «Благодати», союз «и» в данном контексте не соединяет два понятия, а, напротив, разделяет их.
Как только вы вскрываете принцип бинаризма, бинарного сканирования текста, вам становится проще понимать фольклорные, мифологические, литературные тексты.
Проследим противопоставление человека, биосоциального существа, и стихии, природы в стихотворении раннего Окуджавы «Нева Петровна, возле вас — всё львы».
Почему это важно? Есть поэты, у которых присутствуют доминанты «верха» — Лермонтов, у кого- то доминанты равнинные — Пушкин. В ментальных горизонтах поэтов доминируют разные позиции, организуют ткань текстов.
Еще одна мощная стратегия — стратегия интертекстуальности, ее ввела Юлия Кристьева. Интертекст — это текст в тексте. В настоящей поэзии ни один текст не написан без влияния другого текста — гласит основной тезис интертекстуального подхода. Тексты всегда цитатны. «Но, может быть, поэзия сама — одна великолепная цитата» (А. Ахматова). Настоящая поэзия всегда отталкивается от других текстов.
Интертекстуальные связи дают нам ключ к пониманию авторской точки зрения, отношения Бродского к данной исторической личности.
Таким образом, эти четыре стратегии могут помочь при интерпретации некоторых поэтических текстов и существенно упростить понимание иных авторских приёмов.
*Юрий Троицкий — профессор кафедры теории и истории гуманитарного знания РГГУ, зам. директора Института филологии и истории РГГУ. Соавтор образовательной системы «Школа понимания, или коммуникативная дидактика».
Как понять стихи
Говорил сегодня с детьми об одном конкретном стихотворении. Было детей, может, 60, а может, и больше. Читали это стихотворение на прошлом уроке и писали про него – каждый самостоятельно, кто чего мог и хотел. А я дома все это читал.
Получилось искренне и интересно. Но не о стихотворении. О себе. О чувствах и думах. Не оцениваю сей факт, просто констатирую.
Одни шли сразу сквозь текст куда-то вдаль.
Другие превращали текст в горючее, которое поднимало ракету их фантазии ввысь – прочь от текста.
Были пифии, которые, напитавшись энергетикой стихотворения, впадали в транс и создавали свое стихотворение, рисунок, образ, не знаю что. Среди созданного было даже ничего себе ого-го, а было так себе.
Короче говоря, струны звенели в тумане, электричество насыщало воздух – но в результате этого грандиозного мероприятия о тексте не было сказано почти ничего ровным счетом. Он оказался для школьников разных классов не целью, а подсобным средством.
Все это описав и проиллюстрировав сегодня на занятии, я попросил положить текст перед глазами, прочитать его внимательно и предложить, что с ним можно было бы такого поделать (прямо так и спросил, как когда-то Зоя при мне спрашивала; Зоя – это великая учительница литературы, Зоя Александровна Блюмина). Поделать с самим текстом.
Ответом мне было молчание 60-ти человек. А может, их было и больше, я не считал.
Тогда я спросил их, у кого есть версии – почему молчим.
Кто-то сказал – потому что пережить что-то уже пережили, а зачем еще чего-то надо? И так хватит.
Кто-то сказал – а мы не знаем, чего делают с текстами. Ну там самолетик сложить или ножницами разрезать – но это ж не про то?
Кто-то сказал – а ничего с текстами нельзя делать вообще; потому что не мы их писали и вторгаться в них нельзя…
Кто-то еще сказал что-то. И каждый ответ был по-своему удивительным. И достойным комментария сразу и размышления потом.
А я сказал так: «У меня есть версия, почему вы молчите. Хотите скажу?
Потому что вы привыкли отвечать на заданные вам вопросы. Они в учебниках после текста идут. И предлагают вам внутрь текста дорожку, по которой вы послушно идете. А тут – никакой дорожки. Лес перед вами – заходите сами. А как зайти? И вопрос мой – вам не помогает. «Что с этим текстом можно поделать?» Что это вообще за вопрос?»
Ну, собственно, я не об этом и не о дальнейшем занятии. А о том, что хотя бы какая-то филологическая работа на Школе юного филолога начинается далеко не сразу и идет мааааленькими шажками. Подчеркну – на Школе юного филолога, а не на простом уроке. Юные филологи наши знают слова синекдоха и аллитерация, и при этом оказываются совершенно безоружными и растерянными перед просто текстом. Потому что очень редко имеют его перед собой как объект исследования, как поле для понимания, как лес для собственных прогулок. Хотя каждый год, начиная с 1 класса, в программе есть уроки русского и литературы. Несмотря на это, многие дети не знают, как себя с текстом вести. И уж точно не представляют, как должен себя вести с ним филолог, для которого текст не повод, а объект. Выучить текст наизусть, исполнить его со сцены, переписать его от руки красивым почерком, не знаю, что еще – это все разновидности нефилологического «делания с текстом». А филологи-то что?
В общем, было сегодня детям непросто. И может быть, не очень приятно. После первого занятия народу на второе пришло больше. Интересно, насколько уменьшится количество народа к третьему? Поняв, что есть у филологии свой объект. И это объект – сначала текст. И по преимуществу текст. И только после текста – стоящий за ним или склонившийся над ним человек. Человек, текст порождающий, и человек, текст воспринимающий.
Это и правда может разочаровать. «Мы ж о себе хотели поговорить. А тут о чем? О буковках и словах? Ну что ж вы так? Иэх!»
В том-то и дело, что в итоге будет – о себе. Но многие ль до того итога добредут?