как принять что ребенок вырос
Перестаньте волноваться: как пережить взросление ребёнка
Закончился основной период ЕГЭ, почти во всех школах прошёл выпускной. Это время может быть непростым в первую очередь для родителей: дети выросли — а что дальше? Перед взрослыми встаёт ряд психологических задач, которые требуют решения. Психолог Анна Антонова рассказывает, как справиться с синдромом опустевшего гнезда.
В конце июня во всех школах России проходят выпускные. Но для большинства детей и родителей тревоги не заканчиваются: какими будут результаты экзаменов? Удастся ли поступить в нужный вуз? Правильный ли это выбор? Оправдаются ли ожидания? Как быть, если нет?
Волнуются все. Выпускники ждут новой жизни: скорее бы на волю, стать взрослым и независимым, побежать навстречу приключениям. Ждут этого момента и родители, только для них это не всегда радостное чувство: ведь получение аттестата — это не только «корочка», но и подтверждение того, что дети выросли. И родители выросли вместе с ними.
Этот период часто наполнен грустью. За годы учёбы в школе родители вместе с детьми привыкли бороться с задачами, делать в ночи поделки, вместе готовиться к поступлению, брать штурмом ЕГЭ. Учёба объединяла. И как теперь быть дальше?
Родители расценивают успехи детей как свои
Любой родитель хочет для своих детей лучшего будущего и, несомненно, делает для этого всё возможное. Обычно это «лучшее» рассматривается с позиции собственного опыта: то, что помогло мне (или, наоборот, то, чего мне не хватало), обязательно поможет моему ребёнку.
Поступление ребенка в вуз, работа в известной компании, получение определённой должности расценивается родителями, с одной стороны, как достижение, после которого за будущее ребёнка можно не беспокоиться, с другой — как собственная победа. Иные варианты (недобор баллов, провал с поступлением) воспринимаются как фиаско: «Я плохой родитель, если мои дети не… (нужное подставить)», «Если не поступил (а), значит, он (а) хуже других, (и мне за него стыдно)», «Мы столько сделали, а ты…»
Как будто бы у каждого есть свой родительский дневник, который хочется гордо показывать, если там одни пятёрки, и стыдливо прятать, если там другие отметки
Повышенная родительская тревога приводит к тому, что подростки боятся провала. Ведь тогда мама и папа перестанут их любить. Иррационально, но факт: сильная вера в ребёнка может не только стимулировать, но и приводить к сильнейшей фрустрации. То есть к такому высокому уровню тревоги, что голова перестаёт думать, а все знания улетучиваются.
Всё это можно преодолеть, если родители готовы контролировать свою тревожность. Чтобы потом не было мучительно больно за совершённые поступки и лишние слова, сказанные в запале. Вопрос с поступлением в итоге решится, а вот «осадочек» в отношениях может остаться. Ни один экзамен не стоит разрушенных детско-родительских связей.
Что делать. Техник борьбы с тревогой достаточно много, начиная от ведения дневника и дзен-раскрасок и заканчивая общением с Woebot — чат-ботом, созданным для того, чтобы помогать людям с повышенной тревогой и/или депрессией. Поговорить с друзьями (вне дома), переключиться на другую деятельность — тоже хорошие варианты бытовой борьбы с тревогой.
Не все родители готовы отпустить от себя детей (иногда неосознанно)
Взросление детей заставляет пересматривать отношения с ними и своим партнёром и уклад жизни в целом. Многие привычные действия, связанные с бытом, меняются: уже нет необходимости готовить на большую семью, встречи с ребёнком подчинены его новому расписанию и происходят не так часто, как хотелось бы. С супругом нужно заново выстраивать отношения, выходя из роли «мама» и «папа». Время, когда взрослые дети отделяются от семьи (поступая в университет, создавая собственные отношения), психологи называют «стадией опустевшего гнезда». А процесс этого отделения — сепарацией.
Что почитать о сепарации
1. «Метаморфозы родительской любви» и «Книга для неидеальных родителей», Ирина Млодик
2. «Когда родители любят слишком сильно. Как помочь родителям и детям жить своей, а не чужой жизнью», Лаура Эшнер и Митч Майерсон
3. «Родители и взрослые дети», Наталья Манухина
Она будет успешной, если вы сможете увидеть в своем ребёнке молодого взрослого с правом ошибаться и принимать собственные решения. Даже если они вам не нравятся. Важно помнить, что дети не обязаны реализовывать ваши планы и мечты. На перестройку отношений потребуется время и мужество, но всё окупится в дальнейшем тёплыми и близкими отношениями между взрослыми людьми.
Однако часто можно наблюдать примеры неудачной сепарации. Например, мама приезжает без спроса к сыну в общежитие и привозит с собой тележку домашней еды («ведь о нём некому позаботиться»). Отец в волнении за свою дочь, живущую отдельно, требует от неё возвращаться домой не позднее 23:00, иначе у него «начинает болеть сердце» и «он волнуется и не может уснуть».
Можно разъехаться по разным городам, но так и не отделиться эмоционально друг от друга
Одним из ярких примеров не случившейся ещё сепарации становится ситуация, когда мама жалуется подруге: «Не знаю, поступим ли мы в этом году, сможем ли дальше учиться…» Слово «мы» здесь главное. Его нормально использовать, пока ребёнок совсем маленький и не может делать что-то без взрослых. Однако если в речи родителя подростка звучит «Мы не хотим учиться», «Мы не знаем, какую профессию выбрать» и подобное, значит, он отождествляет себя с ребёнком. И в итоге не даёт развиваться и взрослеть ни ему, ни себе.
Трансформация детско-родительских отношений в сторону равноправия и зрелости начинается с раннего подросткового возраста и достигает своего пика после окончания школы. Это не значит, что нужно тут же отстраняться («Всё, я умываю руки, иди сам»), однако самое время искать баланс.
Передо мной сидела студентка престижного вуза. Два года назад она поступила на факультет, о котором мечтала, и уехала учиться в другой город. Гордость семьи и её большая надежда: когда она выучится, то станет зарабатывать и сможет обеспечить родителям достойную старость.
И вроде бы всё хорошо. Но только вот один затык: каждая сессия выливается в жесточайшую борьбу с прокрастинацией. И чем дальше, тем больше шансов на проигрыш. Вместо того чтобы писать эссе, она без конца смотрит сериалы (что не способствует получению высоких баллов). Мысль о том, что ближайшая сессия может стать последней и у неё не будет высшего образования, вызывает такой сильный страх, что справиться с ним возможно лишь очередной «дозой» сериалов и видео в интернете. Переживания девушки дополнялись жалобами на неуверенность в себе, мыслями о необходимости найти работу (чтобы пожилым родителям было полегче) и постоянными сомнениями в правильности своих мыслей, слов и действий.
В ходе встреч стало понятно, что факультет за неё выбрали родители с позиции «Без работы не останешься», а дружить ей можно только с теми, кого родители «одобрят» заочно по телефонному рассказу.
С одной стороны, у неё был страх не оправдать ожидания родителей и, как следствие, быть отвергнутой. А с другой — не было никаких сил заниматься нелюбимым и неинтересным делом во имя стабильного будущего родителей. У девушки не было возможности жить собственной жизнью, и она не знала, чего же хочется ей самой.
Так излишние ожидания родителей, их страх за свое и «ребёнкино» будущее, представление о «достойном» партнёре для их дочери (его соответствие определённым критериям) привели девушку к скрытой депрессии.
После сеансов с психологом она научилась отделять свои желания от родительских, доверять себе и своим силам. Она нашла ту работу, которая приносила ей удовольствие, и стала хорошо зарабатывать. Но можно было бы сэкономить несколько лет и нервных клеток, если бы её родители умели заглушать свою внутреннюю тревогу.
Этот образ — собирательный, но за ним стоит множество похожих историй клиентов о сложной борьбе за взросление и сепарацию.
Требуя от взрослого человека отчитываться и делать свою жизнь удобной для вас (чтобы вы не волновались и были спокойны), вы показываете, что его собственная жизнь не важна. Это манипуляция. Не удивляйтесь, если однажды уже взрослый человек взбунтуется и перестанет выходить на связь или сведёт контакты с вами к минимуму.
В случае, если вы окажетесь сильнее и сможете доказать ребёнку свою правоту («Без нас не справишься», «Ничего сам не умеешь», «Мама лучше знает», «Никто лучше родителей не позаботится о тебе»), последствия могут быть ещё более разрушительны: ребёнок поверит вам и не сможет быть успешным самостоятельно.
Что делать. Продолжать бороться со своей тревогой. Искать другие социальные роли, в которых можно реализоваться. Перед вами новый этап жизни. Тот самый момент, который постоянно откладывался («Вот дети вырастут, тогда я…»). Это время пожить для себя.
Как в любом новом деле, сначала будет период адаптации: непривычно, незнакомо, непонятно; возможно, грустно и страшно. Дайте себе время принять изменения. А затем вспомните, что у вас есть хобби. Заведите новые знакомства, начните ходить на курсы иностранного языка или пения, сделайте перестановку в квартире. Начните хотя бы с маленьких шагов. Об этом, например, рассказывает фильм «Простые сложности» с Мерил Стрип и книги Владимира Яковлева «Захотела и смогла» и «Возраст счастья».
«Дети выросли, и я потеряла смысл жить дальше». Что делать – говорит психолог
«Мне 43 года. Младший сын в этом году поступил в ВУЗ и уехал в другой город, – написала женщина. – Старшая дочь замужем и живет далеко. У меня появляется чувство одиночества, ненужности, и даже потеря смысла жить дальше. Я осталась совсем одна. На работе все хорошо – я востребована, всегда занята и получаю удовлетворение от работы. Но после работы наступает пустота. Я привыкла бежать домой, готовить еду детям, стирка, уборка, забота о близких. Я не умею жить иначе. Хотя когда-то мечтала о том, что дети вырастут и я, наконец, смогу выспаться, отдыхать, посещать какие-то мероприятия и путешествовать. А сейчас ничего не хочу, все пусто….»
Ситуацию комментирует психолог Бобруйского наркологического диспансера Елена Гончарова:
– Дети выросли и выпорхнули из родительского гнезда в самостоятельную взрослую жизнь, оставив вам много переживаний и свободного времени. Для этого драматичного периода в жизни семьи есть название – «синдром опустевшего гнезда».
Ваша жизнь до отъезда детей была «быстрой», вам приходилось много работать. Вы чувствовали себя нужной и востребованной, хорошей и заботливой матерью. И когда пришли перемены, связанные с ослаблением родительской роли, ваша жизнь разделилась на две части: быстрая на работе и медленная дома, похожая на остановку. У вас с одной стороны есть чувства радости и гордости, что дети взрослые и самостоятельные, а с другой тревога за детей: «как они без меня…», чувство одиночества, покинутости, ненужности, возможно предательства. Это служит благодатной почвой для роста неуверенности в себе, переживания страха собственной неполноценности, ощущения «пустоты» и потери смысла жизни.
Матерям порой очень сложно отпускать своих детей. Испытывать грусть, когда ваш ребенок покидает дом, это нормально. Вы можете также чувствовать ностальгию, когда заходите в комнату ребенка или проходите по местам, напоминающим вам о нем, вы можете потерять интерес к некоторым вещам, перестать готовить, ведь «теперь не для кого». Если вы воспитывали ребенка самостоятельно, эти чувства могут быть еще более обострены. Тяжесть переживаний осложняется еще одним кризисом – «кризисом среднего возраста» (от 35 до 47 лет), которому характерны переоценка жизненных ценностей и сомнения в правильности жизненного курса, проявление в организме женщины признаков возрастных изменений, страх надвигающейся старости, отсутствие поддерживающего партнера.
Главная ошибка многих мам, именно мам (у отцов все процессы расставания протекают быстрее и менее болезненно) – чрезмерно контролировать действия своего ребенка, заполняя свою пустоту. Другая ошибка – впасть в болезнь. Третья – попытка стать их «лучшими друзьями».
Что делать:
• Самое главное: не перекладывайте ответственность за свои переживания на ребёнка. Не надо страдать, говорить детям о своих страданиях, как вам плохо без них, что они есть смысл вашей жизни и тем самым не отпускать от себя. Дети могут чувствовать вину перед матерью;
• Если стали проявляться следующие симптомы: состояние грусти, постоянно сниженное настроение, повышенная тревожность, бессонница или спокойные сны, чувство, будто вы потеряли цель в жизни, трудности с концентрацией, сложность подняться с постели по утрам, заставить что-либо себя сделать, раздраженность – важно, не стесняясь, обратиться за помощью к специалисту, который поможет справиться с негативными эмоциями;
• Удерживайтесь от намерения «цепляться» за взрослое чадо, стремясь всячески участвовать в его жизни. Нужны немалые воля, любовь к ребенку и самоконтроль, чтобы не создать себе из дочери или сына «психологического супруга»;
• Уважайте право своих детей на взросление и самостоятельную жизнь;
• Ведите активную социальную жизнь, общайтесь, находите друзей и подруг, поддерживайте свои увлечения, запишитесь в студию песни или танцев, займитесь йогой, медитаций, сходите к психологу. Все это поможет вам быстрее справиться со стрессом;
• Разберитесь со своими чувствами после пережитых потрясений. Прислушайтесь к себе, узнайте, чего вы хотите и в чем нуждаетесь. Вспомните, чем вам нравилось заниматься раньше, но на что у вас не было времени;
• Впустите в свою жизнь новые события. Многие женщины направляют свои силы в развитие профессиональных навыков, на поиск «второй половинки»;
• Уделите внимание своему здоровью. Посетите врача, съездите в санаторий. Позвольте себе больше отдыхать, это даст вам почувствовать себя уверенней;
• Попробуйте взглянуть на ситуацию, как на ресурс. Смотрите на будущее не как на пустое, ничем не заполненное время, а как на неизведанный, не открытый прежде путь и возможности.
Чем вы наполните свою жизнь, зависит от вас. Пробудите в себе интерес к происходящему, и тогда ваша жизнь наполнится новым смыслом и содержанием.
Если у вас семейный конфликт и вы не можете его решить самостоятельно, пишите на электронную почту «ВБ»:
«Мам. Время вышло. Мне надо идти»: как вы поняли, что дети выросли?
Однажды это случается с каждым родителем. Вмиг. Враз. Наотмашь. Ребенок вырос. Вот только что был сладкий бубличек, пах молоком и мятой, а тут — когда время пролетело? — басит в коридоре и хлопает дверью. Или начинает зарабатывать деньги и вручает всей семье подарки с первой зарплаты. Или говорит: «Мама, папа, мы будем жить с Дашей». Вариантов уйма. Сегодня в «Родительском клубе Littleone» мамы и папы рассказывают, когда и как они почувствовали, что их дети выросли.
Ира Форд, журналист, мама Яси (12 лет) и Гоши (8 лет):
«В 6 лет Гоша пропал в Ялте. А когда нашелся, то рассказал, что испытывал свою смелость. И психолог сказал: «Поздравляю. Раннее взросление. Давай свободу орлу». И после Гоша стал сам ходить в магазин: за кефиром, хлебом, мороженым, бананами и чем хочешь. А я смотрела на то, как он выгребает дома сдачу из карманов, как достает из сумки батон и молоко и понимала — вырос парень, вырос.
А когда Ясе было 9 лет, она вышла в районный тур конкурса «Суперпамять». Дети пришли на мероприятие после школьного дня, с рюкзаками, уставшие. К тому времени, как конкурс стартовал, я уже скисла и сдулась — от усталости и волнения. А когда дали задание запомнить 15 слов в том порядке, что назвал ведущий, я могла только моргать глазами и фотографировать. И тут я услышала, как Яся повторяет все. Я расплакалась потому, что увидела — сейчас она круче меня, сильнее, спокойнее, умнее и все такое. Она выросла. Вот прямо сейчас повзрослела и выросла.
Однажды Гоша обнял меня крепко на пороге квартиры, а потом резко, чтоб не передумать, повернулся к двери и ушел. В школу. А когда вернулся, сказал: «Теперь я сам. И в школу, и обратно. У меня получилось». Вырос.
Сейчас Яся — подросток, и я снова вижу, как она выросла. Как она сепаратизируется. Как ей хочется побыть маленькой. Как она старается быть совсем взрослой и вставляет «Ну, короче» к месту и не очень. Как я очень сильно нужна ей со всем этим: «Надень шапку», и «Возьми деньги на маршрутку». Как она смотрит на меня серьезно и говорит: «Мам, ты же поймешь, что если я звоню тебе после школы и говорю, что иду домой, а в трубку кричат: «Яся, бросай курить!», то это не значит, что я курю, а?».
А Гоше уже 8 лет. Он заработал первый гонорар, снявшись в рекламе. И второй, поучаствовав в озвучке сериала. И сказал: «Хочу купить себе телефон. Но сначала куплю всем подарки. Всем-всем». И купил. Мои дети растут и вырастают. Веха за вехой. Как и дети других родителей.
Светлана, 56 лет, мама Анны (22 года) и Дарьи (30 лет):
«Даше было 9 лет, и она училась плавать. До последнего дня августа мы плавали в теплом пруду на даче. Даша наглатывалась воды, но упорно училась. Поплыла в последний день перед отъездом. А в городе вдруг стала плохо себя чувствовать. Не могла ничего есть, жаловалась на боль в животе и тошноту. И вдруг пожелтела. Стало ясно — гепатит. Видимо, из пруда. Надо ехать в больницу. Она была делом привычным, но я всегда лежала с Дашей. А сейчас впервые ей предстояло отправиться в больницу самостоятельно: «Собирайся, детка. Ничего не поделаешь».
Даша, обычно очень эмоциональная, молча кивнула, достала тетрадь и стала что-то писать.
— Я обещала сдать сочинение. Если я этого не сделаю, я подведу учительницу.
Она написала большое сочинение. Закрыла тетрадь, отложила ручку и сказала: «Я готова».
Она не истерила, не грузила меня своими чувствами. Она была собрана и спокойна. И я поняла, какая у меня взрослая дочь.
Потом еще были этапы, когда я снова говорила себе: «Даша выросла». Но совсем-совсем дочь выросла, когда уехала в Ярославль, окончив университет. Сказала: «Я чувствую, что так надо». Она прожила в Ярославле 3 года в трудных условиях: в общежитии, почти без денег. А недавно она мне объяснила: «Ты была для меня слишком хорошей мамой. Мне надо было все узнать самой. Научиться готовить, выживать, понимать, чего хочу я сама. Только тогда я смогла вернуться». И когда Даша вернулась — она была не просто моя повзрослевшая девочка. Это был уже другой человек: независимый, не нуждающейся во мне, чужой, окончательно взрослый. Так дочь отделилась резко и неотвратимо.
Сейчас она ничего не просит. Не спрашивает совета. На мои откровения и попытки сблизиться, смотрит с высоты своих 30 лет со вздохом нетерпения и усталым видом. Я нервничаю, как перед директором школы, тороплюсь, стараюсь отбарабанить текст, чтобы закончить тему до того, как она скажет: «Мам. Время вышло. Мне надо идти». И я никогда не успеваю договорить, доплакать: «А, ну конечно, беги!». Я не чувствую ее включенности: всегда через стену, через время, через вздох нетерпения. Что такого я сделала в твоем детстве, чем я так обидела тебя, моя старшая любимая девочка? Каждый раз после разговора я чувствую боль. Я пыталась не затрагивать особенно ранящих тем, не откровенничать, скользить по поверхности. Тогда не больно. Но тогда зачем?
Она не просит меня посидеть со своей дочкой: нанимает няню. Почему? «Я не хочу покушаться на твое время. Приезжай когда хочешь. Приезжай, если ты сама этого хочешь. А мы обойдемся, если ты занята. »
Я чувствую вину, что в ее детстве слишком нагрузила ее. Она была мне подругой, самым близким человеком, я обрушилась на нее всей мощью своего одиночества. Как будто процесс отделения не завершился. Произошел обрыв.
С младшей все не так. Аня росла в тени старшей сестры. Никак не проявляла себя. Старшая дочь очень сильно болела, мы все носились с ней. А Аня была терпеливая, ничего себе не просила, соглашалась с тем, что ей все достается по остаточному принципу. И однажды мы взяли ее пятилетнюю в поход, как взрослую. Она была так счастлива, что идет вместе со всеми: несла рюкзачок, ни разу не пожаловалась на усталость. Мы прошли 12 км. И я поняла, что она уже большая.
В 12 лет Аня была вожатой в младшем отряде в лагере. Я восхищалась ее заботой и нежностью, ее бескорыстием и добротой. Она отдавала свою одежду, если кто-то мерз. Она ложилась спать, только когда все ее детки уснут. А для этого она по полночи читала им книгу.
Сейчас Аня — студентка. Она тоже живет не дома. Но приезжает каждую неделю пожить со мной на 3 дня. Мы с ней спорим. Иногда ругаемся. Рядом со мной она может побыть маленькой, покапризничать, поплакать. Я очень много и долго ее слушаю. Она подробно рассказывает обо всем. Я вынуждена ее прерывать. Потому что на работе, потому что ночь, потому что есть еще дела. Она обижается. Ходит за мной по квартире и рассказывает бесконечно. С ней мне легко. Я ей не мешаю быть взрослой. Когда она не со мной, то прекрасно и твердо принимает решения, много работает, отлично учится. Она не бывает беспомощной. И все-таки спрашивает совета, но с полным правом его не применять. Она идет своим путем. Я стараюсь ее поддерживать.
Младшая и в самом раннем детстве удивляла своей взрослостью. Это замечали все — и старушки в трамвае, которые сажали ее к себе на колени, и учителя в начальной школе. Поэтому я не особо заметила момент ее взрослости. Как-то прошло все гладко и безболезненно. И сейчас я чувствую вину перед Аней за то, что в ее раннем детстве все внимание было отдано старшей.
P. S. Когда рассказывала про Дашу, я плакала и заново переживала нашу с ней историю. А потом, на следующий день, что-то поменялось в мире и во мне. Я приняла себя матерью взрослой дочери. Но какая бы она ни была взрослая, я — мама. А значит, всегда старшая.
Я больше не перекладываю на Дашу ответственность за решения. Я хочу сидеть с внучкой и не жду приглашения — прямо говорю об этом. Я мама, и поэтому говорю открыто, а не жду, когда Даша догадается. Я мама и принимаю ее отделение или отрыв. Она для меня все равно моя детка, которая может ошибаться, злиться, делать то, что мне не нравится».
Лена, 39 лет, мама Владимира (15 лет), Кати (11 лет) и Риты (8 лет):
«Как я понимаю, что мой ребенок вырос? Шаг один: он может дойти и доехать куда-то по городу без сопровождения. Ты первое время сидишь, немного паникуешь, но понимаешь, что это неизбежно, и режим «за руку» переходит в дистанционный формат. Так проходит года три-четыре. Тебе кажется, что ты привык. Ребенок освоился в пространстве. Но дальше — больше. Шаг два: «Я останусь дома» — это про сепарацию. Когда семья, к примеру, едет отдыхать в парк. Но человек 15 лет говорит: «Я посижу дома», и мы не заставляем его проводить время с семьей, понимая, что дело не в том, что он «дурак», «неблагодарный», и ничего не понимает. Просто он уже взрослый человек, и у него могут быть другие планы, не только родительские.
Вове, моему старшему ребенку, сейчас 15. Я его понимаю и даже отстаиваю позицию перед нашим папой, которому такой подход не очень понятен. И в то время как муж считает: «Чем в телефоне сидеть, лучше пусть воздухом подышит в парке», я понимаю, что сегодняшнее одиночество сына — это про взросление. И Вова мне благодарен за понимание. Я это чувствую. Ведь в моменты, когда он дома, а вся остальные нет, он особенно по-взрослому отзывается на просьбы типа «вытащи мясо из морозилки и почисти картошку к нашему возвращению», разделяя взрослые заботы и подчеркивая, что он реально с нами.
Во взрослении детей мне тяжело дается передача обязанностей по покупке и выбору себе одежды. Я считаю, что человек обязательно должен этому научиться. Даже если он мужчина. А сын будет в рубище ходить, но в магазин ни за что не пойдет. Поэтому до сих пор все покупаю я, на свой вкус — Вову устраивает. А в остальном взросление сына далось мне легко: у нас абсолютно одинаковый взгляд на хорошо и плохо. И, например, на стройку с пацанами сын вряд ли пойдет: сам считает это детской и опасной глупостью.
И, конечно, я понимаю, что это не конец взросления. Хотя бы потому что сама я взрослею уже почти 40 лет!».
Татьяна, 45 лет, мама Павла (22 года):
«Когда сын родился, я стала думать, как его воспитывать, чтобы он стал сильным и самостоятельным мужчиной. И решила, что сделаю все от меня зависящее, чтобы научить его зарабатывать, уважать других людей и понимать себя. Чтобы он стал взрослым как можно раньше. Сейчас я считаю, что у меня это получилось.
Когда Паше исполнилось 10 лет, я развелась с его папой. У меня начались отношения с другим мужчиной, назовем его Ю., успешным военным, которому не очень нравилось женское влияние на Пашу — мое и бабушкино. Однажды, когда мы решали, кто повезет Пашу на занятия в центр города, Ю. спросил: «Паш, ты взрослый?». Он ответил: «Да!». И Ю. сказал: «Ну и езжай сам». И сын поехал, хоть дорога была дальней. Я переживала за него, но понимала, что это правильно. С этого момента я стала больше уважать сына, видеть его мужественность, ответственность.
Взросление Павла происходило в несколько периодов. В 5 лет он начал говорить со взрослым миром, понимая, что его мнение важно. Потом — сам перемещаться и расширять радиус перемещений: если в 7–8 лет это был двор и школа, то в 10 лет — центр города, дальше — соседние города, другие страны. Уже сейчас я понимаю, что мой сын — гражданин мира.
Еще показатель взросления — то, как Павел начал принимать решения о себе, выбирать себе компанию, девушку, проявляя себя как смелый мужчина; затем — решать, в каком вузе учиться, где работать и жить.
Временами переносить его взросление было трудно. У него была не очень хорошая компания в школе, но ему надо было самому понять, куда этот путь ведет. Увидеть разницу. Самому принять решение о выборе круга общения. Потом, когда он уехал в Москву учиться, он подрался. Мне хватило ума не ехать в столицу, он смог сам решить все, и я гордилась тем, как он разрулил ту кашу, что заварил.
Сейчас, когда Павел взрослый, мне просто с ним. Мне легко любить и уважать, видеть, какой он с женщинами, с друзьями, какой он умный и сильный. Он суперский и замечательный сын. И я горжусь им.
Я его как-то спросила: «Ты сам-то как понял, что повзрослел окончательно?». И вот что Паша ответил: «Я еще не понимаю, что я вырос, и не считаю себя взрослым. Сейчас многие лет в 30 совсем не взрослые, позволяют себе оставаться инфантильными. У меня были чек-поинты взрослости: лет в 13–14 осознал, что уже не ребенок; в 13 поехал с другом в Кембридж, выпил, покурил и начал общаться с «крутой» компанией восьмиклассников; потом был переезд в Москву, романтические истории в 10 классе. Самое сильное ощущение взрослости настигло на стажировке в Голландии — сам отправился в поездку, полностью нырнул в незнакомую среду, испытал стопроцентную оторванность, осознал, каково это — самому справляться с тем, что бывает грустно. И понял, что готов взрослеть дальше. Это непросто, но круто».
А еще я спросила его о своих методах воспитания. Паша рассказал: «У нас с тобой очень либеральные и доверительные отношения без гиперопеки. Я лет с 14–15 мог спокойно отпрашиваться в гости или какие-то поездки, поэтому врать и хитрить приходилось только на ранних этапах переходного возраста. Ты почти ничего мне не запрещала, но всегда говорила о своих опасениях. Были определенные границы: в плане пространства в квартире, уборки, денег, обязанностей по дому. В общем, была свобода, но не было вседозволенности. Наверное, поэтому я не могу сказать, что мне чего-то не хватало. Круто, что в любой ситуации я могу посоветоваться с мамой на разных уровнях.
Я всегда очень гордился тем, что у меня такая мама, и все мои друзья любили ходить в гости и вместе проводить время, хотя обычно со многими родителями достаточно душно общаться, когда ты подросток. Взрослеть с тобой было круто».
Юля, 46 лет, мама Михаила (22 года), Алексея (14 лет), Аглаи (7 лет)
«Я поняла, что Миша вырос, когда наши теплые взаимоотношения, которые были в раннем детстве и в начальной школе, стали более отчужденными, не такими доверительными. Это происходило постепенно, но очень ярко и болезненно. Миша — мой первый ребенок, я была не готова к тому, что он так рано обрезал контакт с родителями и обрел самостоятельность.
Старшему сыну было 8 лет, когда родился Алексей. Именно после появления на свет брата у Миши начался период взросления, ревности, отделения от нас. Продолжался он лет до 15. Миша дома был замкнутым, избегал общения, не хотел рассказывать что-то о себе, друзьях или школе. Я пыталась наладить контакт, но сын очень оберегал свою самостоятельность, говорил: «Это моя жизнь, я хочу сам». Я всегда пыталась найти баланс ненасилия, с одной стороны, а с другой — твердости. Я хотела дать детям пространство, где каждый мог бы опереться на себя и принимать решения. Трудно было найти ту точку, когда и поддержка моя была, и самостоятельность, да еще я без паники от происходящего. С 15 до 20 лет сын был совершенно сепарирован, он был «отдельным», ему было важно прожить свой этап, набить шишек. Для меня вехой стал тот день, когда Миша первый раз не ночевал дома – он сбежал к своей девушке и не брал трубку всю ночь, и я сходила с ума от волнения. Ему было 16 лет, я не спала всю ночь, пока он не вернулся. Это была сильная встряска. Я чувствовала тоску по близкому контакту с сыном, когда понимала, что ничего сделать не могу, что Миша ускользает и больше не вернется ко мне тем малышом, которого я любила. Поддержку позже я нашла у своего духовника. Он как-то четко объяснил: все, что могла ему дать, а это было только хорошее, я уже дала. Теперь остается только молиться за него и благословить на самостоятельную жизнь, то есть признать в нем взрослого человека и отдать ответственность за его жизнь ему самому. Сегодня, когда сложный период позади я вижу, что Миша вырос. В тот момент, когда ему исполнилось 20, в нашу жизнь вернулись разговоры, тактильность, объятия. Я думаю, что круг замкнулся. Нет, он не стал нас пускать в свой внутренний мир, но он много говорит и готов слушать мое мнение, искренне интересуется моим опытом.
Сейчас в фазу взросления входит средний ребенок. Алексей совсем другой, не такой, как Миша. Его взросление я переживаю совсем иначе. Я понимаю, что более спокойна. Я могу быть рядом, объяснять, обсуждать, надеяться на то, что он услышит. Чаще всего просто не трогать. Теперь я отношусь с уважением к взрослению сына. Понимаю, что я могу быть рядом, но при этом разрешить жить ребенку свою жизнь, заменив слово «должен» на «ты можешь это делать, а можешь не делать, ответственность будешь нести сам». Его взросление я переживаю совсем иначе, чем с Мишей.
С дочерью, думаю, все будет и вовсе по-другому. Она девочка, у нее другой характер, она очень сильная личность и при этом очень открытая. Еще я понимаю, что дети проживают тот опыт, что должны получить и что мне напрягаться бессмысленно. Можно, если получится, расслабиться и жить больше своей жизнью, просто показывая разные варианты развития событий. И при этом всегда быть рядом, чтобы поддержать».