как вы понимаете что такое образ знак символ смысл
ЗНАК – СИМВОЛ – ОБРАЗ КАК СОСТАВЛЯЮЩИЕ КОГНИТИВНОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ КАРТИНЫ МИРА
Тесная связь культуры и языка ни для кого не является откровением. Находясь в постоянном взаимодействии, два этих понятия отражают сущности друг друга. Уровень культуры определяется тем, насколько хорошо человек излагает свои мысли, письменные и устные, и общее состояние языка выявляет культурный фон нации.
Общение на родном языке воспринимается как само собой разумеющийся факт, безусловный и не требующий дополнительных умственных затрат. Осваивая разговорную речь, ребенок еще не задумывается о том, как этот же процесс проходит у его ровесников в разных уголках мира. Ведь первичную информацию о мире малыш получает с помощью органов чувств, преобразуя затем информацию в слово. Под «полученной информацией» в данном случае следует понимать образ – действительность в целостной картине без углубления в детали. Образы могут переноситься на разные предметные области, что дает начало символическим значениям.
Споры о значении триединства «знак-символ-образ» ведутся давно. Исследователи пытаются поставить между этими понятиями рамки, разграничить их, тем самым помогая ученым из разных областей.
Многие ученые понятие символа связывают с понятием знака, что, в некоторых случаях, говорит о более тесной связи символа и знака, а не знака и образа. Некоторые ученые ставят символ отдельно от знака и образа. Символ- воплощение переработанного сознанием образа, который, в свою очередь, преобразуется в знак. Намеренное использование символа говорит о высокой речевой компетенции носителя, его осведомленности о том, что данный символ не будет воспринят участниками коммуникации неправильно.
Знак получает свою силу при системном использовании группой лиц. Индивид /группа незаметно для себя популяризирует тот или иной знак, который впоследствии становится общеупотребительной единицей, использующейся в определенной ситуации.
По мнению В.А. Масловой, одним из отличий человека от животного является символизация увиденного. Действительно, человеческой природе свойственно воздвигать некоторые вещи в словесный мрамор. По мнению ученого, символ не рождается сам по себе, его рождают люди, передавая фактически из рук в руки (вспоминается древнегреческая легенда о происхождении слова «символ»).
С.С.Аверинцев в «Литературном энциклопедическом словаре» так определяет символ: «Символ в искусстве – универсальная эстетическая категория, раскрывающаяся через сопоставление со смежными категориями – образа художественного, с одной стороны, знака и аллегории – с другой.
Как отмечал Э. Фромм, символ архитипичен и его смысл не нужно объяснять, поскольку он передается на бессознательном уровне. По мысли И.А. Стернина, символы имеют свою силу только в социуме. В процессе речи, они дают условные сигналы для обозначения той или иной предметной зоны (елка, мандарины, снег – символы новогоднего настроения).
При непосредственном акте речи, образ уже не играет важной роли и может замещаться знаком, а знаки, в свою очередь, образуют определенную систему, понятную для конкретной группы лиц. Следует отметить, что символ, в данном случае, не будет обладать такой конкретикой, коей обладает знак. Говоря образным языком, символ – это некое облако-шпион, свободно перемещающееся от одной предметной области к другой, но при этом необязательно озвучиваемое. Универсальность символа заключается в том, что содержит себе помимо явного смысла смысл скрытый. Люди, владеющие некоторой символьной базой, способны понять друг друга фактически без слов.
По мнению К. Юнга, символы были зафиксированы еще в древности, являясь достоянием «коллективного бессознательного» и это становится основой для создания оригинальных произведений, которые несут общекультурную ценность и отражают исторический пласт нации.
З.Д. Попова говорит о «когнитивной картине мира». Это понятие также обнаруживает связь с триединством «символ-образ-знак», поскольку определяется с понятием действительности и сопоставлением ее с национальными реалиями.
«Национальная когнитивная картина мира представляет собой общее, устойчивое, повторяющееся в картинах мира отдельных представителей народа»- об этом пишет З.Д. Попова.Таким образом, понятие символа, образа и знака в общем видении представляются как объекты сугубо национальной традиции, но также могут рассматриваться в свете мировой языковой картины, нередко помогая ученым в разных областях, в частности, в психологии, установить, что же связывает мыслительные процессы среди разных национальностей.
Список литературы:
Маслова В.А. Лингвокультурология. – М.: Академия, 2001. – 183 с.
Попова З.Д., Стернин И.А. Когнитивная лингвистика. – М.: АСТ: «Восток-Запад», 2007. – 226 с.
Стернин И. А. Коммуникативное и когнитивное сознание, С любовью к языку. – Москва-Воронеж, 2002. – С. 44-51
Характеристика образа и знака в их современном понимании
Обращение к анализу образа и знака в их современном понимании необходимо, прежде всего, для того, чтобы стала ясной наша собственная позиция в отношении понятий «образ», «знак», «символ» и стал возможным анализ особенностей трансформации образа и знака.
Сложности определения образа, символа, знака, связи последнего со значением начинаются с того, что единого понимания этих терминов не существует, к тому же разные исследователи используют их в совершенно различных контекстах. К примеру, в некоторых вариантах понятие «знак» противопоставляется понятиям «индекс», «символ» и даже «образ», а в некоторых выступает как родовое понятие.
Заметим, что проблемы взаимодействия понятий «слова» и «образа» с понятиями «значения», «внешней и внутренней формы», многократно меняющих свои соотношения, исторически развивающиеся в процессе употребления, были для А.А. Потебни ключевыми.
Поэтический образ, по его мнению, позволяет человеку представить явления в их общем виде, но, несмотря на общность, как нечто живое, органичное. Поэтому образ открывает такие возможности «непосредственного» восприятия жизни, каких не заменить самыми точными научными выкладками».
Художественный образ принципиально не теоретичен. В нем своеобразно соединены содержание и форма. Образ несет и знание (информацию), и ценности, и нормативное предписание, но не прямо, а опосредованно, когда видимая незначительная часть «приглашает» почувствовать и пережить невидимое, но предполагаемое и в этом смысле почти реальное, основное содержание. И не только пережить, но и соотнести с идеалом через эстетическую оценку по шкале: от прекрасного до безобразного. Глаз скользит по вершине «айсберга», а мысль проникает в его подводную часть. Образ провоцирует диалог писателя и читателя, художника и зрителя, музыканта и слушателя.
Вкусы обсуждают, но о них не спорят, если личная интерпретация эстетического образа не затрагивает интересы других. Вопрос о том, чьи переживания по поводу просмотренного спектакля истиннее, одного или другого воспринимающего, не имеет смысла, так как в одном и в другом случае формировался свой диалог с творчеством на сцене, формировался художественный образ объективного содержания и субъективного восприятия. Этот образ в каждом случае был индивидуален, ибо информация со сцены проходила через ценностные ориентиры индивида и снималась в проектируемой реальности образа, где встречалась видимая часть спектакля и его невидимая часть, домысленная зрителем и оформленная его возможностями и способностями.
Специфика искусства как особой формы сознания и его отличие от других заключается в том, что оно есть творчество тандема: создателя и потребителя, где и тот и другой включены в единый механизм сотворчества, хотя они до этого никогда не встречались, но между ними пролегают целые исторические эпохи. Механизм сотворчества находит свое выражение в акте опредмечивания и распредмечивания, достраивания художественного образа, акте углубленного «мышления в образах», несущего печать, как первого, так и последнего творца.
В их понимании, кроме того, подчеркивается включенность знака не только во внешнюю материальную реальность (как акустический образ) и в реальность социально-исторической ситуации (как содержание понятия), но и во внутреннюю реальность адресанта, того, кто реагирует на знак, для кого он как знак существует. При таком понимании в структуру знака обязательно должна входить реакция субъекта, принимающего знак. «Процесс, в котором нечто функционирует как знак, можно назвать семиозисом. Этот процесс в традиции, восходящей к грекам, обычно рассматривается как включающий три (или четыре) фактора: то, что выступает как знак; то, на что указывает знак; воздействие, в силу которого соответствующая вещь оказывается для интерпретатора знаком. Эти три компоненты семиозиса могут быть названы соответственно знаковым средством (или знаконосителем), десигнатом и интерпретантой, а в качестве четвертого фактора может быть введен интерпретатор, то есть сам субъект».
H.Л. Мусхелишвили и Ю.А. Шрейдер выдвигают на основе знаковой теории Г. Фреге собственное видение проблемы знака. Они замечают: «. Текст может описывать некую реальную ситуацию или ход событий (сценарий). В этом случае возникает соблазн считать это реально имеющее место в жизни положение дел значением текста, а смыслом текста считать его отношение к значению как к некой описываемой им реалии. Однако тексты часто выражают предметы и ситуации, не обладающие реальным существованием. Текст может описывать предположительную или будущую реальность, может выражать отношение автора к этой реальности. Наконец, текст может описывать то, что существует лишь в воображении автора как некий образ, лишь частично воплощенный в словах, и даже не вполне осознанный».
Общественно-исторический опыт употребления знака (слова) приводит к изменению его предметного содержания, объема его понятия, что сказывается и на изменении содержания понятия. Слово как материальная форма может выступать не только как знак, но и как символ, допускающий гораздо большее число толкований, обладающий принципиальным отсутствием единственного значения. Здесь, вероятно, прав Дж. Локк, который, «протестуя» против однозначного употребления слов, писал: «Но Бог не был настолько скуп, чтобы создать людей просто двуногими тварями и предоставить Аристотелю превратить их в разумные существа, т.е. сделать разумными существами тех немногих людей, которых Аристотель мог заставить настолько исследовать основы силлогизма, чтобы они видели, что из более чем шестидесяти способов соединения трех положений приблизительно только для четырнадцати можно быть уверенным в верности заключения, и поняли, на каком основании в этих немногих случаях заключение достоверно, а в остальных нет.
Бог был более милостив к людям: он дал им ум, который может рассуждать и без обучения методам построения силлогизмов. Разум научается рассуждать не по этим правилам: он обладает прирожденной способностью воспринимать связь своих идей или отсутствие связи между ними и может правильно размещать их без таких ставящих в тупик повторений. не умаляя (авторитета) Аристотеля, я могу правильно утверждать, что эти формы не являются ни единственным, ни лучшим способом рассуждения с целью привести к истине людей».
Приведем одно из определений символа, предложенное А.Ф. Лосевым: «Символ есть отражение или, говоря общо, функция действительности, способная разлагаться в бесконечный ряд членов, как угодно близко отстоящих друг от друга и могущих вступать в бесконечно разнообразные структурные объединения. Символ есть не просто функция или отражение действительности и не какое попало отражение, но отражение, вскрывающее смысл отражаемого».
В семиотике символ обладает качествами индекса и знака. Символ произволен и по сравнению с индексом в большей степени «искусственен». В то же время его содержание не исчерпывается определенным договором, сам символ, его образная форма несут в себе собственный смысл. В современной семиотической литературе символ нередко рассматривается как синтез, в котором уравновешиваются иконический (индексальный) и конвенциональный способы выражения смысла.
Срединный, промежуточный, переходный характер символа определяет и его место в индивидуальном и историческом развитии. Символ в фило и онтогенезе появляется раньше, чем знак. Ребенок в своем развитии проходит символическую стадию до того, как овладевает знаковой, но уже минует стадию сенсомоторного интеллекта (Ж. Пиаже), стадию мышления в синкретах (Л.C. Выготский). В определенный период (4-5 лет) он использует слова, знаки как символы, что отмечали и Л.C. Выготский, и Ж. Пиаже, и другие исследователи. Символическая стадия развития интеллекта, или мышление в комплексах, еще не имеет четкого, оформленного понятия и выполняет главным образом номинативную функцию, именуют мир. Слово в таком случае «является не средством образования и носителем понятия, а выступает в качестве фамильного имени для объединенных по известному фактическому родству групп конкретных предметов.
Такой «компактностью» смысла символ родственен мифу. Символ, подчеркивает С.С. Аверинцев, и есть миф, снятый (в гегелевском смысле) культурным развитием. Не обладая однозначной определенностью знака, символ обладает большей емкостью, его реальное содержание может быть неисчерпаемым, порождаясь активностью воспринимающего: «Если для чисто утилитарной знаковой системы многозначность есть лишь помеха, вредящая рациональному функционированию знака, то символ тем содержательнее, чем более он многозначен. Сама структура символа направлена на то, чтобы дать через каждое частное явление целостный образ мира. Смысловая структура многослойна и рассчитана на активную внутреннюю работу воспринимающего. Истолкование символа есть диалогическая форма знания: смысл символа реально существует только внутри человеческого общения».
Диалогический характер символа делает его особенно пригодным для эффективной коммуникации, позволяя передавать то содержание, к восприятию которого субъект расположен, и оставляя возможность увидеть в нем нечто новое, вернуться к нему позднее.
Эти рассуждения С.С. Аверинцева о диалогическом характере символа созвучны работам М.М. Бахтина, в которых он говорил о диалогической природе слова, высказывания, текста, рассмотренных именно со стороны своей символической природы, позволяющей выходить за рамки однозначных определений. Однозначность, строгая определенность значения (содержания) знакового уровня, предполагающая максимальную объективность истолкования, присуща скорее, монологическому слову, в то время как диалог предполагает потенциальную незавершенность, многозначность символа. Примером общения на знаковом уровне могут быть, например, команды (знаки) регулировщика уличного движения, рассчитанные на однозначное, точное понимание, не предполагающие внесение водителями дополнительных смысловых изменений. В то время как стихи, также рассчитанные на понимание другим человеком, требуют от воспринимающего собственного вклада, дополнения собственным личностным смыслом.
Промежуточная, переходная природа символа позволяет видеть некоторым лингвистам в символе источник развития языковых значений, качественный рост культуры, развитие литературы и искусства. Э. Сепир отмечает, что символ всегда выступает как заместитель некоторого более тесно посредничающего типа поведения, откуда следует, что всякая символика предполагает существование значений, которые не могут быть непосредственно выведены из контекста. Действительная значимость символа непропорционально больше, чем на первый взгляд его тривиальное значение, выражаемое его формой.
Э. Сепир предлагает различать два типа символов:
— референциалъные, к которым он относит речь, письмо, национальные флаги и другие системы, используемые в качестве экономного средства обозначения (то, что у Соссюра квалифицируется как знак);
— конденсационные, к которым он относит сжатую форму заместительного поведения для прямого выражения чего-либо, позволяющие полностью снять эмоциональное напряжение в сознательной или бессознательной форме.
Референциалъные символы родились позднее, чем конденсационные, но имеют с ними общее происхождение. Э.Сепир замечает: «Вероятно, большая часть референциальной символики восходит к бессознательно вызываемому символизму, насыщенному эмоциональным качеством, который постепенно приобрел чисто референциальный характер по мере того, как связанная с ним эмоция исчезла из данного типа поведения. Когда происходит утрата эмоциональности, символ становится сообщением о гневе как таковом и подготовительной ступенью к чему-то вроде языка». И далее: «Фактически вся культура, равно как и поведение индивида, тяжело нагружены символизмом».Таким образом, символ может быть охарактеризован как синтез образности и знаковости, формы и содержания (значения).
Образ и знак с точки зрения выполняемой функции нами понимаются как информационные посредники в процессе трансляции знания. Но это лишь рабочие определения, так как само понимание образа, знака, символа, возможно только в соотношении с понятием «смысл».
Начальные характеристики смысла можно уловить в контексте следующего поэтического рассуждения:
Пустую мишуру с ее фальшивым глянцем.
Всего важнее смысл, но, чтоб к нему прийти,
Придется одолеть преграды на пути,
Намеченной тропы придерживаться строго:
Порой у разума одна дорога.
Сегодня в научной литературе можно найти более двух десятков определений смысла, в которых фиксируются те или иные его аспекты.
Таким образом, смыслы образуют «вне чувственное» или «идеальное» содержание сферы субъективного. Смыслы взаимопроникают и взаимообуславливают друг друга. Они не сменяют друг друга, возникая и уничтожаясь, но лишь меняется их готовность к актуализации. Каждый смысл содержит в себе или с необходимостью предполагает всю систему смыслов в целом.
И далее по тексту: «Как брошенный в воду камень становится центром и причиною различного рода кругов, так же кругами по воде распространяется и звук, порожденный в воздухе, так же и всякое помещенное в светлом воздухе тело распространяется кругами и наполняет окружающие части бесчисленными своими образами и все является во всем и все в каждой части». Именно таким образом нами может быть представлено движение раскрывающегося на глазах смысла.
В контексте наших рассуждения об образе, знаке, символе и их соотношении со смыслом в их современном понимании приведем два полярных рассуждения о смысле.
Первое рассуждение, поэтический вызов, принадлежит М.Ю. Лермонтову:
Мои слова печальны. Знаю.
Но смысла вам их не понять.
Я их от сердца отрываю,
Чтоб муки с ними оторвать.
Я так бессмысленно чудесен,
Что Смысл склонился предо мной!
Значимую для нашего исследования трактовку смысла дает Г. Шпет. Он определяет смысл как содержание и утверждает, что он является как бы знаком внутреннего смысла. Указывая на мотивацию данности предмета, Г. Шпет предлагает различать смысл и значение. Смысл есть характеристика определительной квалификации предмета. Он относится к содержанию предмета, значение же имеет дело с выражением, высказыванием. Тогда внутренний смысл характеризует целевое назначение предмета, а его знаком является смысл, данный через определительную квалификацию. При этом здесь существенны коррелятивные отношения «смысл предмета» и «внутренний смысл».
Таким образом, смысл как феномен сознания, как сложнейшее многоуровневое образование, переливающееся многообразием оттенков, полутонов и скрытых значений, должно не только непосредственно усматриваться интуицией как нечто очевидное, но и пониматься, уразумеваться.
Исследователи, предлагающие различные варианты функциональных моделей восприятия, действия, кратковременной памяти и т.п., испытывают большие трудности в локализации блоков смысловой обработки информации, так как они постоянно сталкиваются со случаями, когда смысл извлекается из ситуации не только до кропотливого анализа значений, но даже и до сколько ни будь отчетливого ее восприятия. Происходит то, что О. Мандельштам обозначил как «шепот раньше губ». Исследователь в большей степени направляет свои усилия на поиск рациональных способов оценки ситуации. Значительно меньше известно о способах эмоциональной оценки смысла ситуации, смысла деятельности и действия. Выше говорилось о том, что смысл укоренен в бытии, в деятельности, в действии. Большой интерес представляют исследования того, как смысл рождается в действии.
Заслуживают детального изучения процессы взаимной трансформации значений и смыслов, образов и знаков, так как они составляют самое существо диалога, выступают средством, обеспечивающим взаимопонимание.
Проблема смысла и смыслообразования в культуре справедливо относится к разряду труднейших. И дело здесь не только в разнице и многоголосии исследовательских подходов, а, в первую очередь, в постоянном распредмечивании самого смысла, его ощутимом неравенстве самому себе в различных бытийных контекстах культуры, его напряжённой проблематичности, открытости и принципиальной не замкнутости и незавершённости в границах того или иного текста.
Однако нужно быть крайне осторожным в попытке рационализации процесса понимания (постижения) смысла, ибо в художественном творчестве обязательно присутствует определенная и достаточно большая доля хаоса, и это естественно. Именно это оставляет свободу для творчества и здесь совершенно прав Ф. Ницше, который писал: «Нужно носить в себе еще хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду».
Рождение из хаоса. Вот как фиксирует этот процесс «рождения танцующей звезды» М.Волошин:
В душе моей мрак грозовой и пахучий.
Там вьются зарницы, как синие птицы.
Горят освещенные окна.
О, запах цветов, доходящий до крика!
Вот молния в белом излучии.
И сразу все стало светло и велико.
Как ночь лучезарна!
Танцуют слова, чтобы вспыхнуть попарно
В влюбленном созвучии.
Из недра сознанья, со дна лабиринта
Теснятся виденья толпой оробелой.
И стих расцветает цветком гиацинта
Холодный, душистый и белый.
Уместно будет применительно к нашим рассуждениям о диалектике взаимодействия в познавательном процессе образа, знака, символа, смысла, обратиться к понятию «лада», которое объединяет в себе значение таких слов, как «мир», «любовь», «порядок», «красота», «гармония», «связь» и т.д. Понятие «лад» трактуется как единство духовного и материального, иррационального и логического, устойчивого и неустойчивого, статического и континуального, общего и уникального-неповторимого.
В понимании диалектики отношений мира и человека художественные творения и философские учения абсолютно, на наш взгляд, равноправны.
Можно не выходить со двора И мир постигнуть Можно из окна не выглядывать А видеть подлинное ДАО. Далеко уйдешь, мало узнаешь. Мудрый не странствует, а все знает, Не смотрит, а все понимает. Бездействует, а всего достигает.
Таким образом, при исследовании художественного творчества как деятельности нами уточнены ключевые понятия исследования: «образ», «знак», «символ», «смысл», дана характеристика образа и знака в их современном понимании.
С использованием материалов художественного творчества нами показано, что явление «лингвистической сингулярности» и ярко выраженная индивидуальная временная транспектива могут выступать в качестве особенностей трансформации образа и знака в художественном творчестве. Такое обращение к методологии анализа трансляции знания при характеристике художественного творчества объективно необходимо, так как позволяет учитывать и использовать многочисленные методологические разработки различных наук в этой области.
Образы, символы и знаки
Образ — действительность в целостной картине без углубления в детали. Образы могут переноситься на разные предметные области, что даёт начало символическим значениям.
Символ
Символы, в сущности, являются тем, что делает нас людьми и представляет нашу способность постигать то, что существует за пределами нашего понимания, — способность к выходу за пределы своего сознательного бытия, облечённого в плоть и кровь состояния на уровень отношения с другой сверхматериальной реальностью.
«Выучите всё, что можно о символизме, но забудьте всё, когда интерпретируете сон». К.Г. Юнг.
Символ служит психологическим механизмом, трансформирующим энергию.
Споры о значении триединства «знак-символ-образ» ведутся давно. Исследователи пытаются поставить между этими понятиями рамки, разграничить их, тем самым помогая учёным из разных областей.
Таким образом, идея является самим глубоким отражением сущности человека и всего окружающего мира. Символ, в аспекте его структурирующего и регулирующего начала, идеи — это концентрированно выраженный культурно-личностный смысл или ценность бытия человечества как наиболее глубокой сущности мира чувственно воспринимаемой форме материального «тела» символа, а материальное — в идеальной форме, в индивидуальном или общественном сознании. Естественно, возникает вопрос о форме символического выражения. Она проявляет себя как в материальной данности «тела» символа, так и в идеальности его индивидуальных или общественных восприятий. Именно благодаря этому моменту слияния структурирующая символ идея обретает полное право на существование и даёт возможность проникать в наиболее глубокие сущности бытия. Соотношение понятий знака и образа, изучение их основных особенностей даёт представление о форме и способе символического выражения, ведь знаковость и образность — наиболее общие способы представления и замещения явлений, свойств, отношений как материального так и духовного миров. Выяснение их основных особенностей даёт ключ к разрешению вопроса о том, что же представляет собой форма или способ символического выражения, сжато, сконцентрировано выражает определённый социокультурный смысл
Символ — это образное представление идеи, обладающее одновременно и внутренней определённостью и потенциальной бесконечностью смысловых перспектив, которые никогда не исчерпываются какой-то одной интерпретацией. «Поскольку символ всегда есть не прямая выраженность вещи, не просто её идейно-образное отражение, то во всяком символе всегда скрывается как бы некоторого рода загадочность или таинственность, которую ещё нужно разгадать». Единство противоположностей — вот сущность символа. Это — изменчивость и постоянство, форма и содержание, тождественное и различное, единичное и всеобщее, подвижность и покой, конкретное и абстрактное, конечное и бесконечное.
Знак получает свою силу при системном использовании группой лиц. Индивид /группа незаметно для себя популяризирует тот или иной знак, который впоследствии становится общеупотребительной единицей, использующейся в определённой ситуации.