В чем был главный недостаток парусного флота
В чем был главный недостаток парусного флота?
В чем был главный недостаток парусного флота.
Порвал парус не поплывёшь без ветра тоже не как и во время шторма корабли часто переворачивались.
Какой главный недостаток финикийского письма?
Какой главный недостаток финикийского письма?
Кто был первым адмиралом русского флота?
Кто был первым адмиралом русского флота.
А) отсутствие у России крепостей на побережье черного моря б)превосходство армий европейских держав в вооружении в) отсутствие у России парусного флота г) рост антивоенных выступлений в россии.
В чём недостаток древнейшего алфавита?
В чём недостаток древнейшего алфавита?
Какой по количеству был флот при Петре 1?
Назовите главное достоинство и главный недостаток в развитии страны во время правления Сталина»?
Назовите главное достоинство и главный недостаток в развитии страны во время правления Сталина».
В чем проявился полководческий талант Александра Ярославича в битве со шведами?
В чем проявился полководческий талант Александра Ярославича в битве со шведами?
1)в стремительности нападения на лагерь противника 2)в затягивании переговоров с военачальником Биргером 3)в объединении всех военных сил Руси на борьбу с врагом 4)в использовании парусного флота.
Вооружение византийского флота?
Вооружение византийского флота.
В чем был главный недостаток парусного флота
Многие даже вполне подкованные в истории люди часто спрашивают меня, почему же в разное время так высока была смертность экипажей парусных судов?
Действительно, мало найдется примеров дальних походов, когда команды парусников не теряли хотя бы 10 процентов своей численности, а часто – гораздо больше.
Вот какое питание было к примеру на испанских судах (я уже приводил это описание): «голод, жажда, тошнота, холод, невозможность ни на минуту остаться одному, не говоря уж о том, что швыряет из стороны в сторону от страшных волн. Корабль кишит мелкими грызунами, питающимися печеньем и галетами и размножающимися так быстро, что очень скоро они бегают не только по каютам, кроватям и даже тарелкам, из которых едят люди, и даже по самим людям. Мухи падают в тарелки с супом, где также плавают и черви всех видов. Каждый кусок пищи кишит личинками. В рыбные дни обычно кормят тухлой рыбой, сваренной в соленой воде; днем едят суп из бобов, в котором так много личинок, что они плавают на поверхности.»
Но это только фасад. Что же было на заднем дворе? Тот, кто выращивает много зелени знает, что этот «дачный участок» довольно часто становится рассадником насекомых, червей, личинок и т.п., что в свою очередь провоцирует заболевания, переносимые этими чешуйчатокрылыми. Так появляется лихорадка, понос, дизентерия и т.д.
Третья причина – климат колоний. Попробуйте съездить на ту же Кубу без прививок. Да что там Куба, там медики хорошие – откачают, давайте уж сразу – в какой-нибудь Суринам. С учетом совершенной неприспособленности организма к тамошним условиям – вероятность помереть велика как никогда. К примеру на Мартинику в 1701 году пришла эскадра французского адмирала Кэтлогона. В ноябре того же года эскадра экстренно вынуждена была отплыть на Родину – потери от болезней в экипажах составили 450 человек, или экипаж одного корабля! По пути обратно еще 200 человек умерло.
Четвертая причина – телесные наказания. Прибавьте ко всему вышесказанному порку, протаскивание под килем и т.п. Ну что? Кто-нибудь еще хочет пойти в матросы Нового Времени? Охоту не отбило?
А теперь подумайте – и в таких условиях, с такими проблемами матросы, офицеры и адмиралы исполняли свой долг, побеждали, месяцами (а то и годами) не бывали на суше, не мылись (вот вам еще и телесные паразиты). И несмотря на это проводились целые операции флотов, назначались рандеву, и т.д.
Вообще перед нашими предками стоит снять шляпу. Мы – только бледная их тень, визжащая от любого неудобства.
ЗЫ: Многие заболевания были непосредственно обусловлены спецификой труда на парусном корабле: трещины ладоней у марсовых, конъюнктивиты у сигнальщиков, сморщивание ладонной фасции у рулевых, прогрессирующая глухота у комендоров. Морякам всех специальностей были свойственны хронические заболевания желудочно-кишечного тракта, связанные с однообразным и неполноценным питанием, и изменения в коже – «матросская кожа» под воздействием ветра, солнца и морской воды.
Высокая заболеваемость и смертность были серьезной угрозой боеспособности флота. Так, в 1757 году отдельная крейсерская эскадра вице-адмирала Полянского во время плавания в Балтийском море в целях блокады берегов Пруссии, за полтора месяца из состава экипажей в 4.200 человек, не имея боевых столкновений с противником, потеряла 288 человек умершими. Вышедший от берегов Пруссии в Кронштадт осенью 1761 года линейный корабль «Астрахань» в результате огромной заболеваемости команды (175 больных) оказался жертвой стихии: обессилившая команда не сумела предотвратить несчастье, корабль был выброшен на берег острова Даго, где и разбился.
Так, в 1730 году в Смирне вспыхнула эпидемия чумы. Корабли «развезли» ее чуть ли не по всем портам Средиземного моря. В Лондоне стало известно, что из Мессины к берегам Англии направляется «чумное» голландское судно. Когда оно подошло к Плимуту, навстречу вышла английская эскадра и дала залп. Получив несколько пробоин, несчастный корабль вынужден был уйти в Атлантику.
Известна трагическая история другого голландского судна, которое в 1773 году зашло в один из средиземноморских портов, чтобы пополнить запасы воды и провизии. Когда корабль уже был на рейде, портовые власти узнали, что на его борту от чумы умерли капитан и четырнадцать матросов. Судну приказали немедленно выйти в море. Оно взяло курс на Тунис. Но весть о страшном «голландце» уже разнеслась по всему Средиземноморью. Тунисский порт оказался для него тоже закрытым. Тщетными оказались и попытки 23 оставшихся в живых моряков войти в Неаполитанский залив. Отверженное судно не подпускали на пушечный выстрел. Особенно боялись его французы, у которых еще свежо было воспоминание о том, как полвека назад от чумы, занесенной каким-то кораблем, умерла половина жителей Марселя.
Морская «жизнь» 17-18 век
Но это только фасад. Что же было на заднем дворе? Тот, кто выращивает много зелени знает, что этот «дачный участок» довольно часто становится рассадником насекомых, червей, личинок и т.п., что в свою очередь провоцирует заболевания, переносимые этими чешуйчатокрылыми. Так появляется лихорадка, понос, дизентерия и т.д.
Третья причина – климат колоний. Попробуйте съездить на ту же Кубу без прививок. Да что там Куба, там медики хорошие – откачают, давайте уж сразу – в какой-нибудь Суринам. С учетом совершенной неприспособленности организма к тамошним условиям – вероятность помереть велика как никогда. К примеру на Мартинику в 1701 году пришла эскадра французского адмирала Кэтлогона. В ноябре того же года эскадра экстренно вынуждена была отплыть на Родину – потери от болезней в экипажах составили 450 человек, или экипаж одного корабля! По пути обратно еще 200 человек умерло.
Четвертая причина – телесные наказания. Прибавьте ко всему вышесказанному порку, протаскивание под килем и т.п. Ну что? Кто-нибудь еще хочет пойти в матросы Нового Времени? Охоту не отбило?
А теперь подумайте – и в таких условиях, с такими проблемами матросы, офицеры и адмиралы исполняли свой долг, побеждали, месяцами (а то и годами) не бывали на суше, не мылись (вот вам еще и телесные паразиты). И несмотря на это проводились целые операции флотов, назначались рандеву, и т.д.
Вообще перед нашими предками стоит снять шляпу. Мы – только бледная их тень, визжащая от любого неудобства.
ЗЫ: Многие заболевания были непосредственно обусловлены спецификой труда на парусном корабле: трещины ладоней у марсовых, конъюнктивиты у сигнальщиков, сморщивание ладонной фасции у рулевых, прогрессирующая глухота у комендоров. Морякам всех специальностей были свойственны хронические заболевания желудочно-кишечного тракта, связанные с однообразным и неполноценным питанием, и изменения в коже – «матросская кожа» под воздействием ветра, солнца и морской воды.
Высокая заболеваемость и смертность были серьезной угрозой боеспособности флота. Так, в 1757 году отдельная крейсерская эскадра вице-адмирала Полянского во время плавания в Балтийском море в целях блокады берегов Пруссии, за полтора месяца из состава экипажей в 4.200 человек, не имея боевых столкновений с противником, потеряла 288 человек умершими. Вышедший от берегов Пруссии в Кронштадт осенью 1761 года линейный корабль «Астрахань» в результате огромной заболеваемости команды (175 больных) оказался жертвой стихии: обессилившая команда не сумела предотвратить несчастье, корабль был выброшен на берег острова Даго, где и разбился.
Так, в 1730 году в Смирне вспыхнула эпидемия чумы. Корабли «развезли» ее чуть ли не по всем портам Средиземного моря. В Лондоне стало известно, что из Мессины к берегам Англии направляется «чумное» голландское судно. Когда оно подошло к Плимуту, навстречу вышла английская эскадра и дала залп. Получив несколько пробоин, несчастный корабль вынужден был уйти в Атлантику.
Известна трагическая история другого голландского судна, которое в 1773 году зашло в один из средиземноморских портов, чтобы пополнить запасы воды и провизии. Когда корабль уже был на рейде, портовые власти узнали, что на его борту от чумы умерли капитан и четырнадцать матросов. Судну приказали немедленно выйти в море. Оно взяло курс на Тунис. Но весть о страшном «голландце» уже разнеслась по всему Средиземноморью. Тунисский порт оказался для него тоже закрытым. Тщетными оказались и попытки 23 оставшихся в живых моряков войти в Неаполитанский залив. Отверженное судно не подпускали на пушечный выстрел. Особенно боялись его французы, у которых еще свежо было воспоминание о том, как полвека назад от чумы, занесенной каким-то кораблем, умерла половина жителей Марселя.
http://george-rooke.livejournal.com/37745.html
ЗЗЫ.
Отрывок из замечательной книги Хельмута Ханке «Люди, корабли, океаны», советы бывалого пилигрима 1186 года:
«Купи кровать, четыре полотняных простыни, матрац, две наволочки, две подушки, набитые перьями, одну кожаную подушку, ковер и большой сундук. Ложись в постель чистым, и не будут вши да блохи чересчур докучать тебе. Запасись вином и питьевой водой и не забудь заготовить сухари двойной или тройной закалки. Они не портятся. Закажи в Венеции большую клетку с насестами: в ней ты будешь держать птицу. Затем купи свиные окорока, копченые языки да вяленых щук. На корабле кормят лишь дважды в день. Этим ты не насытишься. Вместо хлеба там дают большей частью старые сухари, жесткие, как камень, с личинками, пауками и красными червями. И вино там весьма своеобразно на вкус. Не забудь о полотенцах для лица. На корабле они всегда липкие, вонючие и теплые. Затем позаботься о добром благовонном средстве, ибо такой там стоит безмерно злой смрад, что невозможно его описать словами».
ЗЗЗЫ
>»сухари двойной или тройной закалки»
Тактика русского парусного флота: закономерный итог
В первой половине XIX века тактика русского флота продолжала оставаться в положении догоняющего по отношению к военному искусству ведущих морских держав того времени. До тех пор, пока основными противниками России на море оставались сопоставимые по силе флоты Швеции и Турции, это не было сильно заметно. Но Крымская война резко оголила накапливавшиеся более века проблемы.
Дарданелльское сражение
Недавно принятый Кушелевский устав был отменён в 1802 году в рамках борьбы «с перегибами павловского царствования», и Адмиралтейство вернуло в дело… конечно же Морской устав образца 1720 года! А 21 октября 1805 года произошло Трафальгарское сражение между британским и испано-французским флотами, которое вообще поставило под сомнение всю линейную тактику. Адмиралы Коллингвуд и Гамбье ввели в британские «Инструкции по походу и бою» (Fighting Instructions) изменения, в которых во главе угла оказалась атака противника несколькими колоннами.
В этой ситуации в русском флоте произошло то, к чему всё уже давно шло. Морской устав стал жить отдельной жизнью, почти не связанной с реальностью, а главными руководящими документами стали инструкции командующих флотами. Тогда же произошло и разделение между тактическими наставлениями на Черноморском и Балтийском флотах. Черноморской флот, как постоянно участвующий в сражениях с 1798 по 1856 год, имел более агрессивных командиров и, как следствие, более агрессивные инструкции для похода и боя. Балтийский флот, находившийся под «очами государевыми», более чётко исполнял требования Устава 1720 года.
Уже в боях 1807–1808 годов в Средиземном море эта проблема встала в полный рост. Дмитрий Николаевич Сенявин требовал от капитанов атаковать с дистанции 1 кабельтов (185 м) и менее и, цитируя своего бывшего начальника Ф. Ф. Ушакова, писал:
Как результат — почти все Дарданелльское сражение в мае 1807 года прошло на дистанции 150–200 сажен (300–380 м), что после заставило Сенявина упрекнуть своих капитанов в «нехватке хладнокровия и решительности». За время боя (3 часа) адмирал семь раз требовал от капитанов решительнее сближаться с противником, но эти приказы так и не были выполнены.
В этом сражении только три корабля Сенявина («Скорый», «Мощный» и «Рафаил») сблизились с врагом на пистолетную дистанцию. Но, вопреки распоряжениям Сенявина от 23 мая о необходимости доводить атаку до логического конца («до вершения победы»), вплоть до сцепления с противником на абордаж, командиры этих кораблей раз за разом позволяли противнику спокойно выходить из боя.
«Сильный» же, «Святая Елена» и «Ярослав» вообще вели огонь по туркам с запредельных дистанций — 400–800 метров. В рапорте Александру I Сенявин не умолчал о невыполнении рядом командиров адмиральских инструкций. За исключением «Скорого» и «Мощного», писал адмирал, «прочие наши корабли были в фигуре полу-циркуля и, казалось, на неблизком расстоянии». Командир «Ярослава» даже остался без награды (похвалы) за сражение! Здесь сказалось то, что Сенявин, долгое время пробывший на Чёрном море, и привыкший к решительным действиям Кингсбергена, Пола Джонса и Ушакова, требовал фактически невозможного от капитанов, чья служба прошла на Балтийском флоте, где никаких решительных в плане манёвров и дистанции сражений не было.
Приказы против Устава
Стоит упомянуть и ещё одну проблему, которая с каждым годом становилась всё более острой. Если в бою один или несколько капитанов не поддержали агрессивных действий командующего и попали под суд, согласно формальной стороне дела, они были абсолютно правы. Поскольку ссылались на существующий Устав, в котором, как мы помним из первой статьи цикла, декларировалось, что:
Столкнувшиеся с такой ситуацией моряки вполне могли испытывать настоящий когнитивный диссонанс. Фактически Устав становился просто бумажкой, непригодной в бою, но о которой вспоминали во время судов или разбирательств.
В 1807 году русский флот наконец получил новую общефлотскую Сигнальную книгу, полностью скопированную с британской образца 1805 года. Здесь уже появилась та самая десятичная система, о которой упоминалось в предыдущей статье цикла.
Двойственность иерархии сохранилась. Вопрос «что главнее: Устав или приказы адмирала?» остался нерешённым до самой Крымской войны.
«Запальчивый энтузиазм в простолюдинах»
Но вернёмся к тактике флота. В 1820–1850 годах инструкции адмиралов (в основном Черноморского флота) требовали в бою сближаться на дистанцию «пистолетного» или даже «полупистолетного» (50–25 метров) выстрела. А командующий Черноморским флотом Алексей Самуилович Грейг выпустил труд, называвшийся «Морская тактика», где описывал все возможные способы как атаки, так обороны.
При этом следует заметить, что русский флот опять оказался со своими нововведениями не у дел. В британском и французском флотах (пока непонятно, который из них был пионером в этом деле) началось переосмысление применения артиллерии в бою. Теперь упор был сделан на прицельную стрельбу большими калибрами на дальней дистанции. Было произведено много опытов (Каруана, Перри и др.), и как результат — в 1840 году на манёврах Королевский флот показал 10% попаданий на дальности в 1500 ярдов и почти 45% попаданий на дальности 800 ярдов.
Страшно представить, что было бы, столкнись тогда в бою наша школа атаки на близких дистанциях и британская, с их прицельным огнём на дальних дистанциях. Наши корабли просто расстреляли бы, пока они пытались бы выйти на «пистолетный выстрел»! Кстати, этот факт вообще прошёл мимо не только историков, но и, что ещё более страшно, мимо наших адмиралов того времени.
Последнее для нашего парусного флота, Синопское морское сражение было так же проведено на дистанции 1–2 кабельтова, что следует признать разумным из-за сильного противодействия береговых батарей.
К 50-м годам XIX века сложившаяся система развития тактики русского флота пришла к закономерному финалу. Цитата самого адмирала Павла Степановича Нахимова:
«Вы помните Трафальгарское сражение? Какой там был манёвр? Вздор-с! Весь манёвр Нельсона состоял в том, что он знал слабости неприятеля и собственную силу, не терял времени и просто вступал в бой. Слава Нельсона состоит в том, что он постиг дух народной гордости своих подчинённых и одним простым сигналом возбудил запальчивый энтузиазм в простолюдинах, которые были воспитаны им и его предшественниками».
«…близкое расстояние от неприятеля и взаимная помощь друг другу и есть лучшая тактика».
После смерти Лазарева, мечтавшего создать из Черноморского флота второй Royal Navy, как он его понимал, и руководствовавшегося именно британскими инструкциями (начинать бой с кабельтова-полукабельтова, отрабатывать не только бой в линии баталии, но и атаку походными колоннами, общую погоню и т. д.), всё вернулось на круги своя: дистанция 1–2 кабельтовых, линия баталии.
Крымская война
Гром грянул в 1854-м. Противником России вдруг оказалась коалиция, в которую входили Англия и Франция — сильнейшие морские державы своего времени. 30 ноября 1853 года происходит Синопское сражение. Союзная эскадра вошла в Чёрное море лишь… 3 января 1854 года. Почему русский флот не заблокировал её на выходе из Босфора? Письмо Меншикову от 3 декабря 1853 года от царя, сразу после Синопа:
«Думаю, что большим действиям флота конец и отдых. Кажется, что 4-х фрегатов и обыкновенных пароходов у нас теперь, должно быть, довольно, когда главной неприятельской эскадры более не существует. Ежели точно англичане и французы войдут в Чёрное море, с ними драться не будем, а пусть они отведают наших батарей в Севастополе, где ты их примешь салютом. Высадки не опасаюсь, а ежели бы попытка и была, то, кажется и теперь отбить их можно. В апреле же будем иметь всю 16 дивизию с её артиллериею, бригаду гусар и конные батареи, более чем нужно, чтобы заставить их хорошо поплатиться».
27 января союзники приходят в Синоп. Русский флот ничего не делает в ответ. Чуть ранее план Корнилова по блокаде Босфора был отклонён, причём его не поддержали не только царь и Меньшиков, но и… капитаны флота. Тем, кто прочитал все части этого повествования, должно быть понятно, почему.
26 марта англо-французские силы идут к Варне. На совещании у Меншикова 7 апреля 1854 года Корнилов доложил свой план превентивного удара по союзной эскадре в Варне. Обескураженный Меншиков приказал провести голосование среди капитанов. «За» высказались только Истомин и Корнилов, Нахимов был резко против.
Из письма начштаба Черноморского флота Корнилова Меншикову, 1 апреля 1854 года:
«…мы в действительной войне с так называемыми великими высокопросвещёнными морскими нациями… Три больших союзника расположились брать и разорять каботаж… Мы готовы угостить на славу какую угодно экспедицию, с какими бы машинами они ни были. Стесняет нас только недостаток пароходов».
22 апреля была обстреляна Одесса, 28 апреля вражеский флот провёл рекогносцировку Евпатории. Начало мая отмечено отправкой лёгких сил для обстрела портов на восточном побережье Чёрного моря. Русский флот остаётся в Севастополе. И лишь 22 июля противником было принято решение высадиться в Крыму и захватить Севастополь. Англо-французская эскадра беспрепятственно ходила по Чёрному морю полгода! И за всё это время как-то не получилось поднять «запальчивый энтузиазм в простолюдинах».
Дать бой или затопить свои корабли?
И вот сентябрь 1854 года. Из статьи Крестьянникова «А. С. Меншиков и В. А. Корнилов: два плана защиты Севастополя»:
Мысль эта не родилась на совете, она обсуждалась моряками ранее. По воспоминаниям, ещё за несколько дней до созыва совета контр-адмирал Истомин высказал капитану 1 ранга П. А. Перелешину эту идею и “находил её, при известных условиях, весьма основательной”.
Не согласившись с мнением совета, Корнилов распустил его и отправился к главнокомандующему, приехавшему в это время на береговую батарею № 4.
Князь Меншиков, переправившись на Южную сторону, встретил командира пароходофрегата “Громоносец” капитан-лейтенанта Кульчитского и от него узнал о двух мнениях по защите города, высказанных на совете. Выслушав явившегося к нему Корнилова, Меншиков согласился с советом и приказал затопить корабли.
В. А. Корнилов позволил себе возразить главнокомандующему — “он как вице-адмирал и как генерал-адъютант исполнение этой последней меры на себя не примет!” Князь Меншиков, твёрдо решивший безотлагательно исполнить задуманную меру, объявил, что “он возложит это на вице-адмирала Станюковича, а генерал-адъютанту Корнилову предлагает выехать в Николаев”!»
Первые три корабля Черноморского флота топили в спешке, не сняв ни пушки, ни припасы, ни провиант!
А ведь эта проблема назревала гораздо раньше. Не лишним будет ещё раз напомнить, что несоответствие Морского устава инструкциям адмиралов создавало опасное двоевластие. Что главнее: Устав или приказы адмирала? Ответ на этот вопрос так и не был найден.
Когда русский флот столкнулся с противником, который, как считалось, был явно сильнее, организованнее и лучше обученным, капитаны в этой стрессовой ситуации предпочли укрыться за пунктами устаревшего Устава, а не дать противнику бой с перспективой возможного поражения. Эта ситуация возникла не в один момент, она складывалась больше века, просто её развязка произошла именно в 1854 году.
С другой стороны, вся 150-летняя история русского флота на тот момент заключалась в противодействии на море таким же региональным морским державам, как и Россия: Турции и Швеции. И здесь вполне хватало даже устаревшего Устава, неоднозначных отношений между его положениями и приказами начальников, а также не самых передовых тактических приёмов. Столкнувшись с противником, который неоднократно показывал своё умение воевать на море, военное руководство России инстинктивно выбрало вариант войны на суше, в которой имелся и опыт, и определённые преимущества. Ибо на суше русская армия воевать умела и побеждала там не раз не только числом, но и умением.
Проигрыш в Крымской войне оказался катализатором для изменения Морского устава и создания новых правил войны на море. Но это уже другая история.
Конец эпохи парусного флота. История.
Пример расположения дульнозарядных бомбических орудий на палубах броненосца. Навевает мысли о романах Жюля Верна
Первое же боевое применение бомбических орудий во время войны между Данией и Пруссией в 1849 году доказало, что двухтысячелетняя эпоха парусников закончилась: прусские береговые батареи оснащенные пушками Пексана удачно обстреляли, подожгли и принудили выброситься на берег два крупных датских корабля — 84-пушечный линкор «Христиан VIII» и 48-пушечный фрегат «Гефион», причем потери датчан составили 106 убитыми, 60 — раненными и еще 948 человек попали в плен. Синопское сражение между Черноморским флотом Российской империи и эскадрой империи Османской лишь заново доказало, что наступают новые времена — бомбическая артиллерия адмирала Нахимова наголову разгромила турок, понесших абсолютно неприемлемые потери: девять кораблей, и около трех тысяч убитых, при тридцати семи погибших у Нахимова.
Когда известия о Синопском разгроме достигли Европы и Североамериканских Штатов, адмиралы всех флотов мира окончательно поняли — дальше так жить нельзя. Категорически необходимы корабли защищенные броней. Быстрее всех этот факт осознали французы, впервые применившие во время Крымской войны блиндированные плавучие батареи. В США сделали еще один шажок вперед — во время Гражданской войны начали использоваться мониторы, пускай с весьма сомнительным бронированием и ужасающей мореходностью.
HMS Warrior со спущенными парусами
Наконец, Владычица Морей в 1860 году строит на лондонских верфях первый в истории паровой броненосец с цельнометаллическим корпусом — «Уорриор», а еще через год его систершип «Блэк Принс». Справедливости ради надо указать, что парусное вооружение они сохранили, но тем не менее это был безусловный технический прорыв. Несколько лет оба корабля считались сильнейшими на планете и фактически неуязвимыми, но «эпоха пара и электричества» с молниеносно развивавшимися технологиями вскоре отправила обоих первенцев в отставку: они устарели всего за одно десятилетие.
Как и было сказано выше, конструкторы боевых кораблей с тех пор находились в постоянном творческом поиске. Какой тип размещения артиллерии более выгоден — батарейный броненосец с одной орудийной палубой или с центральной батареей прикрытой броневыми траверзами? Два орудийных дека или все же один? А вот еще господа инженеры, взгляните на американцев с их «Монитором» — почему бы не попробовать создать башенный океанский броненосец?!
«Кэптэн»: плавучая катастрофа
Наличие орудий в башнях практически до последней четверти XIX века было специфическим признаком кораблей береговой обороны, которые действовали в районах базирования, не отходя далеко от порта приписки — основной проблемой было несовершенство паровых машин, при поломке которых находящийся в открытом океане броненосец оказался бы обречен: именно поэтому океанские корабли обязательно несли и парусное вооружение. В свою очередь, паруса и мачты не позволяли устанавливать башни.
Англичане все-таки попытались скрестить коня и трепетную лань, построив невиданный гибрид башни и паруса — именовалось это чудо техники HMS Captain, спущен на воду 27 марта 1869 года, введен в строй через год, а еще через полгода из состава флота выведен по печальной причине: перевернулся и затонул в течении считанных секунд.
Проекции HMS Captain
Автором проекта «Кэптэна» был инженер и одновременно капитан первого ранга ВМФ Купер Фиппс Кольз — он считается изобретателем вращающейся бронированной орудийной башни. По тем временам это было прямо-таки неслыханным веянием прогресса, башня существенно повышала огневую мощь корабля и позволяла быстро перенацеливать орудие, однако, как сказано выше, броненосец обязан был оставаться рангоутным, без парусов в дальний поход не выйдешь. Капитан Кольз предложил Адмиралтейству проект мореходного рангоутного башенного корабля с небольшой высотой надводного борта (около 3,4-3,5 метров по исходному проекту), установкой двух двухорудийных башен с мощнейшими 305-миллиметровыми орудиями и круговым обстрелом, а также треногие мачты с полной парусной оснасткой. Отдельно следует отметить, что каждая пушка весила 25 тонн, итого 100 тонн в общей сложности.
Заряжание двадцатипятитонной пушки «Кэптэна»
Купер Кольз был конструктором с солидным авторитетом, посему Первый Лорд Адмиралтейства и члены Совета Адмиралтейства проект поддержали, хотя имелись и возражения — Директор военно-морского строительства (Director of Naval Construction), то есть фактически генеральный конструктор флота Эдвард Рид разнес предложение Кольза в пух и прах, заявив, что рангоутные броненосцы — это давно вчерашний день, древность и архаика, остойчивость «Кэптена» из-за колоссального веса мачт, снастей и парусов будет ужасающей, а центр тяжести корабля окажется существенно выше, чем того требует здравый смысл. Рид оказался абсолютно прав, но его не послушались.
Выглядел новый броненосец до крайности странно. Над верхней палубой, где собственно и располагались башни с четырьмя 305-миллиметровыми пушками, была установлена навесная фальш-палуба от носа до кормы, опиравшаяся соответственно на полубак и полуют (которые, само собой, снижали сектор обстрела). Все работы с такелажем велись на фальш-палубе, дабы не возникало никаких помех артиллеристам. Говорить о том, что появление этого навеса еще более повысило центр тяжести не стоит — и так понятно. Вдобавок, корабль получился чрезмерно переутяжеленным — при спуске на воду выяснилось, что осадка превышает проектную на 33 сантиметра, экипаж вместо расчетных 400 человек вырос до 500 (еще плюс шесть-семь тонн нагрузки), общий перегруз составлял по разным данным от 730 до 830 тонн, а крена всего в 14 градусов оказалось достаточно, чтобы срез палубы оказался на уровне воды.
А вот так он выглядел под парусами
И, наконец, рангоут — три мачты с парусами площадью 33 тысячи квадратных футов (4650 квадратных метров) полностью соответствовали вооружению «старого» деревянного линкора, что еще более ухудшало и без того отвратительную остойчивость. Плюс запредельно низкий надводный борт — всего два метра, как выяснилось при спуске на воду. А при первом поднятии флага на «Кэптэне» случилось крайне дурное предзнаменование, флаг почему-то оказался перевернутым, что в морских традициях является сигналом бедствия.
Тем не менее «Кэптэн» был принят на вооружение, показал прекрасные скоростные характеристики и маневренность вместе с исключительной огневой мощью и хорошим бронированием. Оставайся корабль в силах береговой обороны, действующих в спокойных водах близ побережья (а не океанской эскадры), последующей катастрофы можно было бы избежать.
6 сентября 1870 года «Кэптэн» находился в составе английской эскадры возвращавшейся из похода в Средиземное море, примерно в 20 милях от мыса Финнистерре, самой западной точки Испании. Весь день наблюдалось сильное волнение, «Кэптен» шел под полными парусами, при этом крен на борт с подветренной стороны был таков, что волны захлестывали палубу и заливали башни главного калибра едва не наполовину. К вечеру начался сильнейший шторм, около полуночи капитан приказал убрать паруса. Дальнейшие события реконструированы историком Х. Вильсоном по рассказам немногих выживших:
«Кэптэн» перевернулся и мгновенно затонул в течении тридцати-сорока секунд. Из восемнадцати спасшихся членов экипажа только один матрос смог выбраться из внутренних помещений корабля — через орудийный порт башни. Остальные выжившие входили в состав ночной вахты и находились на палубе или работали с рангоутом. Вместе с «Кэптэном» на дно пошли около пятисот моряков и его создатель — капитан Купер Фиппс Кольз, участвовавший в плавании для контроля за своим творением. Примечательно, что во время шторма в ночь с 6 на 7 сентября ни один другой корабль эскадры не пострадал.
Итог. Последовало судебное разбирательство, поскольку гибель такого количества моряков в мирное время вызвало шок у британской общественности: в эпохальной Трафальгарской битве погибших было на пятьдесят человек меньше! Признали чудовищные конструктивные недостатки, но никто наказан не был — Купер Кольз, которого очень удобно назначили ответственным за всё, погиб вместе с кораблем. Зато последовал отказ всех флотов мира от строительства тяжелых низкобортных броненосцев с непременными парусами — гибель «Кэптэна» поставила окончательную точку в истории использования «классического» парусного вооружения на военном флоте. А появление башенных броненосцев задержалось еще на несколько лет.
Только большие пушки!
Сейчас мы отойдем от тематики броненосцев и вернемся собственно к непростым путям, по коим шествовала конструкторская мысль XIX века.
Канонерская лодка как класс легких боевых кораблей появилась задолго до паровой эпохи, еще при кардинале Ришелье — тогда это были сорокавесельные шлюпки с двумя или тремя тяжелыми орудиями. Затем канонерки выполняли функции береговой обороны — понятно, что столь небольшие корабли в открытое море выпускать рискованно, а потому их функции ограничивались действиями на реках, во фьордах, поддержкой сухопутных войск с воды или борьбой с десантом.
В 1887 году британская верфь Armstrong Mitchell & Company в Элсвике получает заказ от итальянского военного ведомства на постройку двух, казалось бы, самых банальных канонерских лодок — 35 метров в длину и 11 в ширину, водоизмещение 687 тонн, одна паровая машина мощностью 261 киловатт. В создании канонерок, названных «Кастор» и «Поллукс», кстати, участвовал будущий конструктор знаменитого «Дредноута» Филипп Уотс, тогда работавший на верфях Армстронга. Лодки в разобранном виде отправили в Италию, заново собрали в гавани Поццуоли и.
. И произошло невиданное в истории военно-морского флота. Сами канонерки не представляли из себя ровным счетом ничего выдающегося или исключительного, если бы не установленное итальянцами вооружение — 400-миллиметровые пушки производства фирмы «Крупп».
Сохранилась всего одна фотография «Поллукса» обычно сопровождаемая подписью «На испытаниях орудия» — то есть вот ЭТО еще и стреляло. Отлично видно, что орудие занимает половину корабля если не больше, все надстройки скучены в носовой части. Обслуживал восхитительное сооружение экипаж в 49 человек. Можно представить себе силу отдачи при выстреле — посчитав весьма приблизительно мы получаем, что если в одну сторону летит практически тонна железа на скорости несколько сотен метров в секунду, то около 700 тонн корабля получают пинок в обратную сторону где-то на полметра в секунду. Впечатления у экипажа при стрельбе, видимо, оставались незабываемые.
Какое-то время флотские чины Италии честно пытались придумать для «Кастора» и «Поллукса» хоть какую-то разумную схему применения, но кончилось дело тем, что 400-миллиметровые стволы вскоре заменили на более вменяемые 120 миллиметров плюс несколько пулеметов, и именно в таком виде канонерки закончили свой век в первой четверти ХХ века. На вопрос «зачем?!» ответа так и не появилось — эти два кораблика навеки остались в истории забавным казусом.
Он не утонул, он просто так выглядит!
Продолжая средиземноморскую тематику, стоит упомянуть еще об одном весьма колоритном персонаже военно-морской истории. Вот он, наш незаметный герой: итальянский монитор «Фаа ди Бруно» в порту Венеции. Не надо волноваться, он вовсе не потоплен — это его штатное состояние. Именно таким монитор спроектировал в 1915 году известный судостроитель Джузеппе Рота.
Естественное состояние «Фаа ди Бруно»
Этот удивительный экспонат представлял собой венец развития итальянских плавучих батарей начала Первой мировой войны. Создавался «Фаа ди Бруно» для поддержки сухопутных войск в районе Триеста — военным требовался корабль, способный без затруднений действовать в опасном для навигации районе. Кроме того, следовало с пользой применить мощнейшие 15-дюймовые орудия, изготовленные для новых линкоров типа «Франческо Караччоло» — этим линкорам в ближайшее время не светило войти в строй (все четыре корабля так и не построили), а их пушки лежали без дела — непозволительная роскошь в условиях глобального конфликта. На «Фаа ди Бруно» решили установить два орудия предназначенных для линкора «Кристофоро Коломбо».
Монтаж 381-мм/40 орудия «Ансальдо» образца1914 года на «Фаа ди Бруно», 1917
Для установки вооружения был построен прямоугольный понтон с покатой «двускатной» палубой. Орудия смонтировали в ограниченно подвижной башне, позволявшей вести огонь в узком секторе по курсу. Корпус был невероятно тесным, а потому кроме собственно башни и боекомплекта в него втиснули только паровые котлы и машины со списанного миноносца. В сочетании с крайне скверной гидродинамикой (согласимся, что понтоны для активного мореплавания не приспособлены!) это ограничило скорость хода несерьезными тремя узлами — но большего, в целом, от «Фаа ди Бруно» совершенно не требовалось: стой себе у берега на безопасном расстоянии да постреливай по неприятелю на суше. Зато имелось немалое преимущество: изумительно малая осадка (не более 2,2 метра) позволяла практически не бояться мин и отмелей.
Строился монитор почти два года, имелись существенные проблемы с монтажом сверхмощных орудий на достаточно небольшой (всего 2800 тонн) корабль. В строй он вступил только в середине лета 1917 года — но уже в ноябре карьера «Фаа ди Бруно» прервалась. Абсолютно немореходный корабль попал в шторм и был вынужден выброситься на берег близ порта Анкона. На этом его участие в войне и закончилось.
Монитор и его команда
Со стороны «Фаа ди Бруно» выглядел безусловно экстремально — с расстояния казалось, что по морю плывет одинокая башня с двумя здоровенными пятнадцатидюймовками и трехногой мачтой; лишь затем можно было различить корпус, почти полностью скрытый в воде. Кстати, монитор после аварии был восстановлен и благополучно дожил до Второй мировой, в которой выполнял роль артиллерийского прикрытия близ Генуи под тактическим обозначением «плавучая батарея GM 194».