В чем видел достоевский заслугу поэта некрасова
Кому на Руси жить хорошо, или страсти по Некрасову
«. За Некрасовым остается бессмертие, вполне им заслужённое. за преклонение его перед народной правдой, что происходило в нем не из подражания какого-нибудь, не вполне по сознанию даже, а потребностью, неудержимой силой.» Ф. М. Достоевский
.
Одним из самых главных и известных произведений Николая Алексеевича Некрасова является поэма «Кому на Руси жить хорошо»:
«Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,
Матушка Русь!»
А ведь хорошо сказал Николай Алексеевич. Лучше и не скажешь. Да и не всем дано так сострадать простым людям и так любить своё родное Отечество…
«Кому живется весело,
Вольготно на Руси?
Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику,
Лука сказал: попу.
Купчине толстопузому!-
Сказали братья Губины,
Иван и Митродор.
Старик Пахом потужился
И молвил, в землю глядючи:
Вельможному боярину,
Министру государеву.
А Пров сказал: царю…»
Вот и весь ответ. Вот чем истинные классики и отличаются от многих незадачливых современников: их стихи легко и сразу запоминаются, а это дорогого стоит. Причём это стихи с ярко выраженной гражданской позицией. А как же иначе? Есть такое слово – Родина, и народ – основа Родины. Народ и Родина в лирике Некрасова, как видите, неразделимы.
Например, «Размышления у парадного подъезда», написанные в 1858 году:
«Вот парадный подъезд. По торжественным дням,
Одержимый холопским недугом,
Целый город с каким-то испугом
Подъезжает к заветным дверям…
А в обычные дни этот пышный подъезд
Осаждают убогие лица…»
Интересный момент. И весьма актуальный. Дикий капитализм довлеет? Так вроде бы многие сейчас выступают за социально ориентированную экономику с человеческим лицом типа скандинавского социализма. Но что мы слышим со всех сторон? Что царь хороший, а бояре плохие. Ну, доколе? Проблемы низких доходов миллионов граждан, конечно, надо решать кардинально и незамедлительно. И где новые Некрасовы и Салтыковы-Щедрины? В загоне? Кстати, журнал Некрасова «Современник» в 1866 году был закрыт. Навсегда. По политическим мотивам, разумеется. И это при том, что даже сам В. И. Ленин называл Н. А. Некрасова «старым русским демократом».
Знаете, за что ещё современные неофутуристы уважают многих классиков начиная с Пушкина? Потому что это были яркие экспериментаторы: Пушкин придумал онегинскую строфу, Некрасов успешно сочетал элегические, лирические и сатирические мотивы в одном произведении, Брюсов придумал панторим, Тургенев – такой жанр, как «стихотворение в прозе». И не только. Это так вкратце. Кроме того, Некрасов писал стихотворные памфлеты, поэмы-обозрения, обдумывал целый цикл «клубных» сатир. Он и был истинным Королём сатиры на все времена. В его арсенале успешно сочетались приёмы фарса и гротеска, иронии и сарказма. А ещё это был замечательный детский автор. Но об этом чуть позже.
А что мы имеем на сдачу? По интернету давно гуляет топ 10 современных поэтов, от которых якобы чуть ли не все в диком восторге. Правда, возможны и несколько вариаций этого самого топа. Не поленился, почитал тексты этих самых современников. И понял, почему они никогда не станут классиками ни русской, ни, тем более, мировой литературы. Бесконечные потоки сознания, или сугубо что-то личное, совершенно не поддающееся запоминанию с десятой попытки. Даже цитировать не хочется. Ну кому какое дело до личных проблем какой-то Лины, или Лены? И никакой гражданской позиции, между прочим. Ни патриотической, ни либеральной, вообще никакой. Очень удобная позиция, кстати. Можно без всякой опаски творить в аналогичном духе и колесить с концертами по всей стране типа Кампучии даже при кровавом диктаторе Пол Поте. И очень задушевно поговорить в определённых кругах об анжамбеманах, точных и разнородных рифмах, и прочих технических моментах. Ну да ладно. Может быть, что я что-то упустил и совсем не те стихи читал. Тогда пардон. Всякое бывает. Вернёмся к нашим легендарным классикам…
Вот ещё одно стихотворение Николая Некрасова – «Дедушка Мазай и зайцы»:
«В нашем болотистом, низменном крае
Впятеро больше бы дичи велось,
Кабы сетями ее не ловили,
Кабы силками ее не давили;
Зайцы вот тоже, — их жалко до слез!
Только весенние воды нахлынут,
И без того они сотнями гинут, —
Нет! еще мало! бегут мужики,
Ловят, и топят, и бьют их баграми.
Где у них совесть. »
Ну согласитесь, что и эта животрепещущая тема нисколько не потеряла своей актуальности даже в наши дни. А воз и ныне там, как говорится. Конечно, нынче есть Гринпис, зелёные, экологи бьют тревогу. А Музы где? Безмолвствуют? И о чём всё это говорит? О том, что классика бессмертна!
Однако. Согласно данным Росстата количество издательств в 2020 году составило 13,6 тыс. Фантастическая цифра. Ну и много ли они издают Некрасова, Тургенева, Толстого и многих других наших классиков? Большой вопрос…
Зато толпы доморощенных графоманов с тугими кошельками аплодируют стоя. Упс!
А чему удивляться? «Образовательный стандарт по литературе с 2013 года оказался в центре критики: Минобразования и Российская академия образования посчитали, что в старших классах нужно проходить Людмилу Улицкую, а не Николая Лескова. В споре между классиками и современниками обнаружилось и еще несколько тревожных тенденций. В перечне базовых авторов больше нет Александра Куприна, Николая Лескова и Алексея Толстого. Из шолоховского «Тихого Дона» теперь можно знать лишь «избранные главы» (не объясняется какие). Из программы исчезают «Медный всадник» Александра Пушкина, «Петербургские повести» Николая Гоголя, чеховские рассказы «Студент», «Человек в футляре», «Дама с собачкой», а также «Одесские рассказы» Исаака Бабеля». (Взгляд. Деловая газета: http://vz.ru/culture/2013/1/21/616733.html)
Задумался…
А ведь при таком негативном развитии событий вполне может сложиться и так, что от поэмы Некрасова, кроме сакральной фразы «Кому на Руси жить хорошо» ничего и не останется. Равно как и от других русских классиков с мировым именем. Вот что печально.
Невольно вспоминается и ещё одно весьма эмоциональное и страстное стихотворение Некрасова «Душно, без счастья и воли»:
Душно! без счастья и воли
Ночь бесконечно длинна.
Буря бы грянула, что ли?
Чаша с краями полна!
Грянь над пучиною моря,
В поле, в лесу засвищи,
Чашу вселенского горя
Всю расплещи.
Вот это крик души. Одним словом, накипело. Господи, помилуй!
В чем видел достоевский заслугу поэта некрасова
Все газеты, чуть только заговаривали о Некрасове, по поводу смерти и похорон его, чуть только начинали определять его значение, как тотчас же и прибавляли, все без изъятия, некоторые соображения о какой-то «практичности» Некрасова, о каких-то недостатках его, пороках даже о какой-то двойственности в том образе, который он нам оставил о себе. Иные газеты лишь намекали на эту тему чуть-чуть, в каких-нибудь двух строках, но важно то, что все-таки намекали, видимо по какой-то даже необходимости, которой избежать не могли. В других же изданиях, говоривших о Некрасове обширнее, выходило и еще страннее. В самом деле: не формулируя обвинений в подробности и как бы избегая того, от глубокой и искренней почтительности к покойному, они все-таки пускались. оправдывать его, так что выходило еще непонятнее. «Да в чем же вы оправдываете? — срывался невольно вопрос;— если знаете что, то прятаться нечего, а мы хотим знать, нуждается ли еще он в оправданиях ваших?» Вот какой зажигался вопрос. Но формулировать не хотели, а с оправданиями и с оговорками спешили, как будто желая поскорее предупредить кого-то, и, главное, опять-таки,— как будто и не могли никак избежать этого, хотя бы, может быть, и хотели того. Вообще чрезвычайно любопытный случай, но если вникнуть в него, то и вы, и всякий, кто бы вы ни были, несомненно придете к заключению, чуть лишь размыслите, что случай этот совершенно нормальный, что, заговорив о Некрасове как о поэте, действительно никак нельзя миновать говорить о нем как и о лице, потому что в Некрасове поэт и гражданин — до того связаны, до того оба необъяснимы один без другого и до того взятые вместе объясняют друг друга, что, заговорив о нем как о поэте, вы даже невольно переходите к гражданину и чувствуете, что как бы принуждены и должны это сделать и избежать не можете.
Но что же мы можем сказать и что именно мы видим? Произносится слово «практичность», то есть умение обделывать свои дела, но и только, а затем спешат с оправданиями: «Он-де страдал, он с детства был заеден средой», он вытерпел еще юношей в Петербурге, бесприютным, брошенным, много горя, а следственно, и сделался «практичным» (то есть как будто и не мог уж не сделаться). Другие идут даже дальше и намекают, что без этой-то
ведь «практичности» Некрасов, пожалуй, и не совершил бы столь явно полезных дел на общую пользу, например, совладал с изданием журнала и проч., и проч. Что же, для хороших целей оправдывать, стало быть, дурные средства? И это говоря о Некрасове-то, человеке, который потрясал сердца, вызывал восторг и умиление к доброму и прекрасному стихами своими. Конечно, всё это говорится, чтоб извинить, но, мне кажется, Некрасов не нуждается в таком извинении. В извинениях на подобную тему всегда заключается как бы нечто принизительное, и как бы затемняется и умаляется образ извиняемого чуть не до пошлых размеров. В самом деле, чуть я начну извинять «двойственность и практичность» лица, то тем как бы и настаиваю, что эта двойственность даже естественна при известных обстоятельствах, чуть не необходима. А если так, то совершенно приходится примириться с образом человека, который сегодня бьется о плиты родного храма, кается, кричит: «Я упал, я упал». И это в бессмертной красоты стихах, которые он в ту же ночь запишет, а назавтра, чуть пройдет ночь и обсохнут слезы, и опять примется за «практичность», потому-де, что она, мимо всего другого,— и необходима. Да что же тогда будут означать эти стоны и крики, облекшиеся в стихи? Искусство для искусства не более, и даже в самом пошлом его значении, потому что он эти стихи сам похваливает, сам на них любуется, ими совершенно доволен, их печатает, на них рассчитывает: придадут, дескать, блеск изданию, взволнуют молодые сердца. Нет, если всё это оправдывать, да не разъяснив, то мы рискуем впасть в большую ошибку и порождаем недоумение, и на вопрос: «Кого вы хороните?» — мы, провожавшие гроб его, принуждены бы были ответить, что хороним «самого яркого представителя искусства для искусства, какой только может быть». Ну, а было ли это так? Нет, воистину это не было так, а хоронили мы воистину «печальника народного горя» и вечного страдальца о себе самом, вечного, неустанного, который никогда не мог успокоить себя, и сам с отвращением и самобичеванием отвергал дешевое примирение.
Нужно выяснить дело, выяснить искренно и беспристрастно, и что выяснится, то принять как оно есть, несмотря ни на какое лицо и ни на какие дальнейшие соображения. Тут надо именно выяснить всю суть по возможности, чтобы как можно точнее добыть из выяснений фигуру покойного, лицо его; так наши сердца требуют, для того чтоб не
оставалось у нас о нем ни малейшего такого недоумения, которое невольно чернит память, оставляет нередко и на высоком образе недостойную тень.
Сам я знал «практическую жизнь» покойника мало, а потому приступить к анекдотической части этого дела не могу, но если б и мог, то не хочу, потому что прямо окунусь в то, что сам признаю сплетнею. Ибо я твердо уверен (и прежде был уверен), что из всего, что рассказывали про покойного, по крайней мере половина, а может быть и все три четверти,— чистая ложь. Ложь, вздор и сплетни. У такого характерного и замечательного человека, как Некрасов,— не могло не быть врагов. А то, что действительно было, что в самом деле случалось,— то не могло тоже не быть подчас преувеличено. Но приняв это, все-таки увидим, что нечто все-таки остается. Что же такое? Нечто мрачное, темное и мучительное бесспорно, потому что — что же означают тогда эти стоны, эти крики, эти слезы его, эти признания, что «он упал», эта страстная исповедь перед тенью матери? Тут самобичевание, тут казнь? Опять-таки в анекдотическую сторону дела вдаваться не буду, но думаю, что суть той мрачной и мучительной половины жизни нашего поэта как бы предсказана им же самим, еще на заре дней его, в одном из самых первоначальных его стихотворений, набросанных, кажется, еще до знакомства с Белинским (и потом уж позднее обделанных и получивших ту форму, в которой явились они в печати). Вот эти стихи:
Миллион — вот демон Некрасова! Что ж, он любил так золото, роскошь, наслаждения и, чтобы иметь их, пускался в «практичности»? Нет, скорее это был другого характера демон; это был самый мрачный и унизительный бес. Это был демон гордости, жажды самообеспечения, потребности оградиться от людей твердой стеной и независимо,
Но демон осилил, и человек остался на месте и никуда не пошел.
За то и заплатил страданием, страданием всей жизни своей. В самом деле, мы знаем лишь стихи, но что мы знаем о внутренней борьбе его с своим демоном, борьбе несомненно мучительной и всю жизнь продолжавшейся? Я и не говорю уже о добрых делах Некрасова: он об них не. публиковал, но они несомненно были, люди уже начинают
свидетельствовать об гуманности, нежности этой «практичной» души. Г-н Суворин уже публиковал нечто, я уверен, что обнаружится много и еще добрых свидетельств, не может быть иначе. «О, скажут мне, вы тоже ведь оправдываете, да еще дешевле нашего». Нет, я не оправдываю, я только разъясняю и добился того, что могу поставить вопрос,— вопрос окончательный и всеразрешаюший.
В чем видел достоевский заслугу поэта некрасова
Ð Created using Figma
Vector Created using Figma Перемотка Created using Figma
Книги Created using Figma С Created using Figma Component 3 Created using Figma Ok Created using Figma Ok Created using Figma Ok Закрыть Created using Figma Закрыть Created using Figma Rectangle Created using Figma
Group Created using Figma
Vector Created using Figma Vector Created using Figma ��� ������� Created using Figma Eye 2 Created using Figma facebook Created using Figma Vector Created using Figma Rectangle Created using Figma facebook Created using Figma Group Created using Figma
Rectangle Created using Figma
Rectangle Created using Figma
На полный экран Created using Figma
google Created using Figma
И Created using Figma Ð˜Ð´ÐµÑ Created using Figma Vector Created using Figma
Стрелка Created using Figma Group Created using Figma
Login Created using Figma logo_black Created using Figma
Logout Created using Figma
Mail.ru Created using Figma Маркер юнита Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Vector Created using Figma Развернуть лекцию Created using Figma
Громкость (выкл) Created using Figma Стрелка Created using Figma odnoklassniki Created using Figma Ð Created using Figma
Пауза Created using Figma Пауза Created using Figma
Rectangle Created using Figma Rectangle Created using Figma Плей Created using Figma
Доп эпизоды Created using Figma
Vector Created using Figma Vector Created using Figma
rss Created using Figma Свернуть экран Created using Figma Component Created using Figma Стрелка Created using Figma ШÑринг Created using Figma
Громкость Created using Figma
СкороÑÑ‚ÑŒ Ð¿Ñ€Ð¾Ð¸Ð³Ñ€Ñ‹Ð²Ð°Ð½Ð¸Ñ Created using Figma
telegram Created using Figma
twitter Created using Figma
Created using Figma
И Created using Figma
vk Created using Figma vk Created using Figma Я Created using Figma
Яндекс Created using Figma youtube Created using Figma
В чем видел достоевский заслугу поэта некрасова
С. 394. Я видел его в последний раз за месяц до его смерти. — Достоевский часто виделся с Некрасовым в ноябре 1877 г. А. Г. Достоевская вспоминает: «В ноябре 1877 г. Федор Михайлович находился в очень грустном настроении: умирал Н. А. Некрасов Узнав, что Некрасов опасно болен, Федор Михайлович стал часто заходить к нему — узнать о здоровье. Иной раз просил ради него не будить больного, а лишь передать ему сердечное приветствие. Иногда муж заставал Некрасова бодрствующим, и тогда тот читал мужу свои последние стихотворения Вообще последние свидания с Некрасовым оставили в Федоре Михайловиче глубокое впечатление, а потому когда 27 декабря он узнал о кончине Некрасова, то был огорчен до глубины души Федор Михайлович бывал на панихидах по Некрасове и решил поехать на вынос его тела и на его погребение» (Достоевская А. Г. Воспоминания. М., 1971. С. 316— 317).
С. 394. . псалтирщик четко и протяжно прочел над покойным: «Несть человек, иже не согрешит». — См.: 3 Книга Царств, гл. 8, ст. 46; 2 Книга Паралипоменон, гл. 6, ст. 36.
С. 394. . взял все три тома Некрасова. — Достоевский имеет в виду издание: Некрасов. Н. Стихотворения. 6-е изд. СПб., 1873—1874. Т. 1—3. Оно было в библиотеке Достоевского. А. Г. Достоевская вспоминает: «Всю ту ночь (когда Достоевский узнал о кончине Некрасова.— В. В.) он читал вслух стихотворения усопшего поэта, искренно восхищаясь многими из них и признавая их настоящими перлами русской поэзии. Видя его крайнее возбуждение и опасаясь приступа эпилепсии, я до утра просидела у мужа в кабинете и из его рассказов узнала несколько неизвестных для меня эпизодов их юношеской жизни» (Достоевская А. Г. Воспоминания. М., 1971. С. 316).
С. 394. Эти первые четыре стихотворения, которыми начинается первый том его стихов, появились в «Петербургском сборнике», в котором явилась, «моя первая повесть. — Первый том «Стихотворений» Н. Некрасова, о котором говорит Достоевский, начинается произведениями: «В дороге» (1846), «Современная ода» (1845), «Пьяница» (1845), «Отрадно видеть, что находит. » (1845). См.: Некрасов Н. Стихотворения. СПб., 1873. Т. 1. С. 7—16. В «Петербургском сборнике» (СПб., 1846), открывавшемся романом Достоевского «Бедные люди», были напечатаны «Четыре стихотворения Н. А. Некрасова»: «В дороге», «Пьяница», «Отрадно видеть, что находит. » (первые четырнадцать стихов) и «Колыбельная песня» (1846).
С. 394. . те из стихов, которые первыми прочел в Сибири. — Большинство стихотворений Некрасова 1850-х годов печаталось в журнале «Современник». Достоевский читал в Сибири этот журнал. См., например, его письмо Е. И. Якушкину от 15 апреля 1855 г. Лучшие из своих стихотворений 1840—1850-х годов Некрасов объединил в сборник («Стихотворения Н. Некрасова». М., 1856), имевший большой успех. Сюда вошли и те стихотворения, к которым сочувственно или полемически позднее обращался Достоевский.
С. 394. . как много Некрасов, как поэт, во все эти тридцать лет, занимал места в моей жизни! — Поэзия Некрасова всегда была близка Достоевскому. Он нередко цитировал стихотворения поэта в своих произведениях. 21 ноября 1880 г. на публичных чтениях в пользу Литературного фонда Достоевский прочел стихотворение Некрасова «Когда из мрака заблужденья. » (1845). (см.: Достоевская А. Г. Воспоминания. М., 1971 С. 352) На других таких же чтениях весной 1880 г. он читал некрасовского «Власа»
С. 394. Но я уже рассказывал об этом. — Имеется в виду «Дневник писателя» за 1877 г., январь, где в связи с выходом в свет «Последних песен» Некрасова (1877) Достоевский вспоминал о первом их знакомстве.
С. 395. Он говорил мне тогда со слезами о своем детстве, о безобразной жизни, которая измучила его в родительском доме, о своей матери. — Все названные Достоевским темы отражены в поэзии Некрасова: «В неведомой глуши. »; «Родина» (1846); «Рыцарь на час» (1862); «Суд» (1867); «Мать» (1868); «Мать. Отрывки из поэмы» (1877); «Баюшки-баю» (1877) и др.
С. 395. . если будет что-нибудь святое в его жизни
с мученицей матерью, с существом, столь любившим его. — Достоевский повторяет темы и мотивы стихотворений Некрасова «Родина», «Рыцарь на час», «Мать», «Мать. Отрывки из поэмы»
С. 395. Я думаю, что ни одна потом привязанность в жизни его
преследовавшие его всю жизнь. — Ср. у Некрасова:
С. 395. . мы как-то разошлись, и довольно скоро
Помогли и недоразумения, и внешние обстоятельства, и добрые люди.— Достоевский разошелся с Некрасовым тогда же, когда он разошелся с кружком Белинского. Охлаждение отношений между Достоевским и этим кружком, а затем и разрыв с ним отразились в письмах писателя тех лет. См. письма от 1 апреля, 26 ноября, 17 декабря 1846 г.; 1 февраля 1849 г. В письме к брату от 26 ноября 1846 г. Достоевский писал: «. я имел неприятность окончательно поссориться с „Современником“ в лице Некрасова. Он отчаявшись получить от меня в скором времени повесть, наделал мне грубостей Это все подлецы и завистники». О «пасквиле в стихах» на Достоевского, написанном Тургеневым и Некрасовым в 1846 г. и послужившем поводом к одной из ссор между писателем и поэтом, вспоминает А. Я. Панаева. См.: Панаева (Головачева) А. Я. Воспоминания. М., 1972. С. 176—177.
На основе фактов, относящихся к 1840-м годам, Некрасов написал повесть, которая сохранилась в виде рукописи, с не законченным и не имеющим заглавия текстом. Первый публикатор этой рукописи К. И. Чуковский вполне обоснованно счел прототипом одного из героев этого сатирического повествования Ф. М. Достоевского. Была ли эта повесть закончена, когда именно была написана и сделалась ли она известна Достоевскому,— неясно (см.: Некрасов Н. А. Полн. собр. соч. и писем: В 15 т. Л., 1984. Т. 8. С. 411—438; комментарий: с. 766—775). Основной мотив, на котором строится насмешливая характеристика героя повести, имевшего своим прототипом Достоевского, совпадает с мотивом, высказанным в стихотворном пасквиле «Витязь горестной фигуры. »,— самоуверенность, мания величия. Этот упрек сопровождал писателя всю жизнь. Е. А. Штакеншнейдер писала в своем «Дневнике. »: «Говорили и продолжают говорить, что он слишком много о себе думал. А я имела смелость утверждать, что он думал о себе слишком мало, что он не вполне знал себе цену, ценил себя не довольно высоко. Иначе он был бы высокомернее и спокойнее, менее бы раздражался и капризничал и более бы нравился. Высокомерие внушительно» (Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки (1854—1886). М.; Л., 1934. С. 456).
С. 395. . когда я уже воротился из Сибири. — В марте 1859 г. прапорщик 7-го Сибирского линейного батальона Ф. М. Достоевский был уволен в отставку с награждением следующим чином (подпоручиком). Писателю было разрешено поселиться в Твери, куда он и приезжает в августе 1859 г. После хлопот об официальном разрешении жить и работать в Петербурге Достоевский переезжает в столицу (вторая половина декабря 1859 г.).
С. 395. . несмотря даже на разницу в убеждениях. — По возвращении Достоевского из Сибири отношения писателей по-прежнему складывались
довольно сложно. После отказа редакции «Русского вестника» печатать «Село Степанчиково и его обитателей» (1859) на условиях, оговоренных Достоевским, писатель предложил произведение в «Современник». Несмотря на то что осенью 1858 г. и весной 1859 г. Некрасов приглашал Достоевского сотрудничать в журнале, «Село Степанчиково. » редактор «Современника» печатать не захотел. В журнале «Время» Некрасов напечатал стихотворения «Крестьянские дети» (1861. Кн. 10) и «Смерть Прокла» (1863. Кн. I). Различие идейных позиций и полемика журналов братьев Достоевских («Время», «Эпоха») и «Современника» не могли не сказаться на личных отношениях Достоевского и Некрасова. Однако отношение Достоевского к поэту никогда не было однозначным. А. Г. Достоевская пишет: «Некрасова Федор Михайлович считал другом своей юности и высоко ставил его поэтический дар» (Достоевская А. Г. Воспоминания. М., 1971. С. 60). Та же неоднозначность видна и в отзывах Достоевского о некрасовском «Власе» (1854) и поэме «Русские женщины» (1871—1872) в «Дневнике писателя» за 1873 г. Глубокая непрерывавшаяся связь между Некрасовым и Достоевским заставила писателя принять предложение Некрасова печататься в «Отечественных записках», где и был опубликован «Подросток» (1875) (см. об этом: Достоевская А. Г. Воспоминания. С. 259—261, 265—266; Достоевский Ф. М., Достоевская А. Г. Переписка. Л., 1976. С. 139—142, 144, 149—151, 154—156).
С. 395. . встречаясь, говорили иногда друг другу даже странные вещи
и как бы не хотело и не могло прерваться. — Вероятно, сходное чувство испытывал и Некрасов. А. А. Буткевич, сестра поэта, рассказывает в своем дневнике об одной из встреч Достоевского и Некрасова в марте 1877 г.: «Пришел Ф. М. Достоевский. Брата связывали с ним воспоминания юности (они были ровесники), и он любил его. „Я не могу говорить, но скажите ему, чтобы он вошел на минуту, мне приятно его видеть“. Достоевский посидел у него недолго. Рассказал ему, что был удивлен сегодня, увидав в тюрьме у арестанток „Физиологию Петербурга“. В тот день Достоевский был особенно бледен и усталый, я спросила его о здоровии. „Нехорошо“,— отвечал он. » (см.: Н. А. Некрасов в воспоминаниях современников. М., 1971. С. 441—442).
С. 395. . в шестьдесят третьем, кажется, году, отдавая мне томик своих стихов. — Поэма «Несчастные» (1856), которая должна была входить в этот «томик», впервые полностью опубликована в издании: Стихотворения Н. Некрасова. Часть 2. Изд. 2-е. СПб., 1861. С тех пор она перепечатывалась во 2-й части всех последующих прижизненных изданий «Стихотворений» поэта, в частности — в издании: Стихотворения Н. Некрасова. Часть 2. Изд. 3-е. СПб., 1863. В библиотеке Достоевского этот том не сохранился.
С. 395. . указал мне на одно стихотворение, «Несчастные». — Ср. «Дневник писателя» за 1877 г., январь, гл. 2, § III. Отрывки из поэмы «Несчастные» впервые были опубликованы в «Современнике» (1856, № 5. С. 139—141), затем в издания: Стихотворения Н. Некрасова. М., 1856. С. 148—150 и под заглавием «Отрывок из поэмы» в журнале «Современник» (1857. № 3. С. 51—54). Впервые полностью: Современник. 1858. № 2. С. 241—266, под заглавием «Эпилог ненаписанной поэмы». Об этом стихотворении, его названии и возможных прототипах главного героя (помимо Достоевского и даже в первую очередь здесь назывался Белинский) см. комментарий А. Л. Гришунина в кн: Некрасов. Полн. собр. стихотворений: В 3 т. Л., 1967. Т. 1. С. 636—641. Слово «несчастные», которым народ называл преступников, сосланных в Сибирь, и которое было вынесено Некрасовым в название поэмы, служит
С. 395. . когда я печатал в его журнале мой роман «Подросток». — Роман «Подросток» был напечатан в «Отечественных записках», редактировавшихся Некрасовым и Салтыковым-Щедриным (1875. №№ 1, 2, 4, 5, 9, 11, 12).
С. 395. На похороны Некрасова собралось несколько тысяч его почитателей. Много было учащейся молодежи. — П. В. Засодимский (1843—1912) в статье «Похороны Некрасова», написанной сразу после событий, сообщал: «Ровно в 9 часов утра гроб был вынесен на руках и, как следовало ожидать, не был поставлен на траурную колесницу. Гроб несли первоначально некоторые из литераторов, стоявших близко к покойному, и учащаяся молодежь. Перед гробом несли шесть лавровых венков. Впереди шли две женщины, держа венок с надписью: „От русских женщин“. В некотором расстоянии сзади, выстроившись в одну линию, несли пять венков, снабженных также довольно характерными надписями. Все надписи, составленные из белых цветов, весьма отчетливо выделялись на зеленом фоне. Они гласили: первая — „Поэту народных страданий“, вторая — „Слава печальнику горя народного“, третья — „Некрасову — студенты“, четвертая — „Бессмертному певцу народа“ и пятая — „Некрасову от сотрудников“» (С.-Петерб. ведомости. 1877. 31 дек (11 янв.). № 360). «Рано утром 30 декабря,— вспоминает А. Г. Достоевская,— мы приехали на Литейную к дому Краевского, где жил Некрасов, и здесь застали массу молодежи с лавровыми венками в руках» (Достоевская А. Г. Воспоминания. М., 1971. С. 317). Газетные сообщения тех дней отмечают многолюдность и торжественность похорон поэта. Сведения о смерти и похоронах Некрасова в печати см. в статье: Киселева А. К. Отражение смерти и похорон Н. А. Некрасова в периодической печати (конец декабря 1877 — январь 1878 года) // Влияние творчества Н. А. Некрасова на русскую поэзию: Республиканский сб. науч. трудов. Ярославль, 1978. Вып. № 53. С. 133—144.
С. 395. . из литераторов говорили мало. — П. В. Засодимский в письме к А. И. Эртелю (1855—1908) от 31 декабря 1877 г. пишет: «. на могиле говорили речи. Первым — Панаев (В. А. Панаев, 1822—1899.— В. В.), вторым Достоевский После Достоевского говорил я» (Рус. лит. 1967. № 3. С. 161). Из литераторов, кроме Засодимского и Достоевского, говорил поэт и журналист Л. К. Панютин (1829 или 1831 —1882). В отчете Засодимского «Похороны Некрасова» говорилось, что на похоронах поэта «литературный мир был также почти в полном сборе. Здесь были: Салтыков (Щедрин), Плещеев, Шеллер, Михайловский, Достоевский, Мордовцев, Данилевский, А. Потехин, Буренин, Стасюлевич, Григорович, Вейнберг, Сергей Максимов и много других. Вернее, впрочем, было бы назвать отсутствовавших, хотя таких, по-видимому, не было» (С.-Петерб. ведомости. 1877. 31 дек. (11 янв.). № 360). Далее, говоря о речах, произнесенных над гробом поэта, Засодимский писал: «Первым говорил Панаев. Сказав, что Некрасов, будучи самородком, благодаря своей встрече, на заре своей жизни, с другим самородком, Белинским, вышел на путь, стяжавший ему славу народного поэта, г-н Панаев, на основании своего 38-летнего близкого знакомства с покойным, торжественно удостоверил, что Некрасов и как человек был на высоте своего поэтического дарования. Вторым оратором выступил г-н Достоевский. Он сказал, между прочим, что Некрасов как истинный человеколюбец в своих произведениях изображал женщину в образе матери, любящей своего ребенка, и что в своих песнях, бывших верным отголоском человеческих страданий, он явился продолжателем Пушкина и Лермонтова.
Последний, по мнению оратора, если бы прожил долее, непременно выполнил бы то, что выпало на долю Некрасова. Вслед за тем в толпе раздался голос неизвестного оратора. Речь его была импровизациею на тему, что со смертью Некрасова Россия лишилась не только поэта, но и гражданина в лучшем значении слова. Над могилою Некрасова были произнесены также стихотворения. Вот одно из них, вызвавшее знаки всеобщего сочувствия:
Из сказанных еще речей заслуживает быть отмеченною речь одного из литераторов, развивавшего весьма красноречиво мысль, что истинное торжество для Некрасова настанет еще впереди, когда вдохновенные песни его будут повторяться в каждой избе, в каждой лачуге, словом, в той среде, для которой его лира звучала особенно сильно. Впрочем, и сегодняшняя овация, импровизированная в честь великого поэта, была свидетельством, что к нему отнюдь нельзя применить заключительной строфы одного из его стихотворений:
Еще до выступлений, и литераторов и нелитераторов, слово о Некрасове сказал священник М. И. Горчаков (1838—1910). Его речь показалась чересчур «либеральной» и вызвала недовольство высоких сановников и царя. Горчакову было сделано серьезное внушение (см. об этом Ломан О. В. Речи П. В. Засодимского и М. И. Горчакова на похоронах Н. А. Некрасова // (Рус. лит. 1967. № 3. С. 163—165). Именно с Горчаковым, этим «духовным лицом», Достоевский полемизировал позднее в «Братьях Карамазовых».
С. 395. . прочтены были чьи-то прекрасные стихи. — Какие стихи имеет в виду Достоевский, неизвестно. В. Г. Короленко (1853—1921) пишет: «Помню стихи, прочитанные Панютиным. » (Короленко В. Г. Собр. соч.: В 10 т. М., 1954. Т. 6. С. 198). Стихи, прочитанные Л. К. Панютиным, тоже неизвестны. П. В. Засодимский вспоминает: «Говорились еще речи, читались стихи, и особенно глубокое впечатление произвело стихотворение — неизвестного мне автора:
См. это стихотворение поэтессы М. В. Ватсон (урожд. де Роберти, 1853—1932) и комментарий к нему Г. В. Краснова в публикации воспоминаний Засодимского в кн.: Н. А. Некрасов в воспоминаниях современников. М., 1971. С. 478—479, 559. Очевидная зависимость этих стихов
(Там же. С. 477—478; ср. также: Рус. лит. 1967. № 3. С. 160).
С. 396. . произнес вслед за прочими несколько слов. — Как вспоминает Короленко в «Истории моего современника» (1906—1922), «Некрасова хоронили очень торжественно и на могиле говорили много речей но настоящим событием была речь Достоевского. Мне с двумя-тремя товарищами удалось пробраться к самой могиле. Я стоял на остроконечной жестяной крыше ограды, держась за ветки какого-то дерева, и слышал все. Достоевский говорил тихо, но очень выразительно и проникновенно» (Короленко В. Г. Собр. соч.: В 10 т. Т. 6. С. 198). A. Г. Достоевская об этом пишет: «На могиле Некрасова окружавшая ее толпа молодежи, после нескольких речей сотрудников „Отечественных записок“, потребовала, чтобы Достоевский сказал свое слово. Федор Михайлович, глубоко взволнованный, прерывающимся голосом произнес небольшую речь, в которой высоко поставил талант почившего поэта и выяснил ту большую потерю, которую с его кончиною понесла русская литература. Это было, по мнению многих, самое задушевное слово, сказанное над раскрытой могилой Некрасова» (Достоевская А. Г. Воспоминания. С. 318).
С. 396. . Был, например, в свое время поэт Тютчев. — Достоевский с глубоким уважением относился к поэзии Ф. И. Тютчева и цитировал его стихи. Некоторые их них прозвучали позднее в «Братьях Карамазовых». Перу Достоевского принадлежал некролог поэта, напечатанный в «Гражданине» за 1873 г. О Достоевском и Тютчеве см.: Архипова А. В. Достоевский о Тютчеве // Рус. лит. 1975. № 1. С. 172—176.
С. 396. . один голос из толпы крикнул, что Некрасов был выше Пушкина и Лермонтова и что те были всего только «байронисты»
«Да, выше!» — Этот эпизод на похоронах Некрасова запомнился Короленко: «Когда он (Достоевский.— В. В.) поставил имя Некрасова вслед за Пушкиным и Лермонтовым, кое-кому из присутствующих это показалось умалением Некрасова.— Он выше их,— крикнул кто-то, и два-три голоса поддержали его: — Да, выше. Они только байронисты» (Короленко В. Г. Собр. соч.: В 10 т. Т. 6. С. 198—199). В воспоминаниях Г. В. Плеханова, выступавшего на похоронах поэта от лица революционного общества «Земля и воля», говорится: «Он (Достоевский.— B. В.) выставлял только сильные стороны поэзии Некрасова. Между прочим, он сказал, что по своему таланту Некрасов был не ниже Пушкина. Это показалось нам (землевольцам.— В. В..) вопиющей несправедливостью.— Он был выше Пушкина! — закричали мы дружно и громко.
Бедный Достоевский этого не ожидал. На мгновение он растерялся. Но его Любовь к Пушкину была слишком велика, чтобы он мог согласиться с нами. Поставив Некрасова на один уровень с Пушкиным, он дошел до крайнего предела уступок «молодому поколению».
— Не выше, но и не ниже Пушкина! — не без раздражения ответил он, обернувшись в нашу сторону. Мы стояли на своем: „Выше, выше!».
Достоевский, очевидно, убедился, что нас не переговорить, и продолжал свою речь, уже не отзываясь на наши замечания» (Плеханов Г. В. Похороны Н. А. Некрасова // Наше единство. 1917. 29.дек. № 7). Воспоминания Плеханова о похоронах Некрасова относятся к позднейшему времени, их запись приурочена к сорокалетию со дня смерти поэта.
С. 396. . в «Биржевых ведомостях» г-н Скабичевский. — Имеется в виду статья А. М. Скабичевского «Мысли по поводу текущей литературы. Николай Алексеевич Некрасов как человек, поэт и редактор», напечатанная в «Биржевых ведомостях» (1878. 6 янв. № 6).
С. 396. . в послании своем к молодежи. — Достоевский насмешливо обыгрывает начало статьи Скабичевского: «Желая положить с своей стороны прощальный венок на могилу Н. А. Некрасова, к вам, молодые друзья мои, обращаю я речь свою, да, исключительно к вам одним Согласитесь сами, мои молодые друзья. » и т. д. (Биржевые ведомости. 1878. 6 янв. №6).
С. 396. . когда кто-то (то есть я)
в один голос, хором прокричали: «Он был выше, выше их». — Достоевский имеет в виду следующий пассаж из статьи Скабичевского: «. когда кто-то на могиле поэта вздумал сравнивать имя его с именами Пушкина и Лермонтова, вы все в один голос хором прокричали: „Он был выше, выше их“, а когда кто-то изъявил сомнение, чтобы он был понятен народу, вы отвечали, что он потому и дорог вам, что народу понятен. Перед единодушием этого молодого приговора, равно как и перед всеми предшествовавшими равносильными ему овациями, критика обязана преклониться, тем более, что во всем этом слышится ей отчасти уже голос самого потомства. » (там же).
Свои воспоминания о похоронах Некрасова, спустя 30 лет, А. А. Плещеев начинает именно с этой сцены: «Сегодня, 27 декабря 30-летие со дня смерти Некрасова. На похоронах его завязался спор, который, пожалуй, удовлетворительного объяснения не нашел и до сих пор. Достоевский начал свою речь на могиле следующей фразой:
— Хотя Некрасов по дарованию своему стоит ниже одного великого Пушкина.
В это время молодой зычный голос, принадлежавший студенту, сидевшему буквально „чертом“, верхом на перилах, произнес: — Выше!
Достоевский оглянулся и заметил твердо и убежденно: — Нет, ниже!
А молодые голоса снова закричали: — Выше!
Достоевский же, со всею возможною настойчивостью и всем возможным спокойствием, отчеканил: — Нет, ниже-с!» (Петерб. газета. 1907. 27 дек. № 355).
«Дело действительно происходило так, как рассказывает г-н Достоевский,— писал вскоре после похорон Некрасова Буренин.— Я могу подтвердить это, так как был в числе присутствовавших у могилы и стоял рядом с г-ном Достоевским: стало быть, то, что слышал он, слышал и я. Прибавлю одну подробность: в числе нескольких голосов один крикнул: „Пушкин был салонный поэт, а Некрасов народный“. Вероятно, г-н Скабичевский не расслышал этого возгласа, а то он бы разошелся, конечно, и о салонности поэзии Пушкина. » (Новое время. 1878. 20 янв. № 681). Касаясь этой полемики на похоронах Некрасова, Короленко в своих воспоминаниях подчеркнул то, что на слушателей «произвело впечатление гораздо более сильное, чем спор о первенстве, которого многие тогда и не заметили. Это было именно то место, когда Достоевский своим проникновенно-пророческим, как мне казалось, голосом назвал Некрасова последним великим поэтом из „господ“» (Короленко В. Г. Собр. соч.: В 10 т. Т. 6. С. 199). Несмотря на то что сказанное Достоевским у могилы Некрасова и глава, посвященная смерти
поэта в «Дневнике писателя», не вполне совпадали, напечатанный текст произвел на современников достаточно сильное впечатление.
С. 396. Смею уверить г-на Скабичевского, что ему не так передали. — Намек на то, что Скабичевский, несмотря на всю его любовь к Некрасову и защиту от тех, кто «умаляет» его заслуги, на похоронах поэта, однако, не был. Скабичевский уже после выхода в свет декабрьского номера «Дневника писателя» за 1877 г. (статья «Мысли по поводу текущей литературы», подпись: Заурядный читатель), вынужден был в этом признаться: «Я сам лично не присутствовал при всей этой сцене, передал ее со слов одного из свидетелей ее и готов верить г-ну Достоевскому, что все было так, как передает он, сам участник в сцене, а не тот мой свидетель, который мог невольно преувеличить значение сцены. » (Биржевые ведомости. 1878. 27 янв. № 27).