В чем вы видите смысл поведения князей бориса и глеба как
Святые Борис и Глеб: в чем смысл их подвига?
Князья-страстотерпцы пожертвовали собой ради будущего русского государства
Вопрос, требующий ответа
Для того чтобы разобраться, в чем, по замыслу Святого Владимира, заключалась будущая политическая миссия Бориса и Глеба, нужно внести определенность в вопрос об их происхождении. «Повесть временных лет» сообщает, что Борис и Глеб родились до брака князя Владимира и византийской принцессы Анны. Однако в этом случае Борис и Глеб должны были бы появиться на свет раньше 988 года, и к моменту описываемых событий (1015) достичь возраста зрелых мужей. Как согласовать это с юностью Глеба, на которой сделан особый акцент в его житии?
В последние годы жизни Владимира Святополк и Ярослав, готовясь к схватке за власть, начали искать союзников за пределами Руси. И нашли их: Святополк заручился поддержкой папского престола и Польши, Ярослав привлек на свою сторону скандинавов. Владимир отреагировал на все это жестко: Святополка и его духовника, католического епископа Рейнборна, заточил в тюрьму, а Ярослава планировал свести с княжения в Новгороде. Последний же поднял мятеж и пошел войной на отца. В обстановке надвигающейся междоусобной войны Владимир скончался. Бориса, который последние годы был сопротивлением отца, в это время не было в Киеве. Воспользовавшись ситуацией, Святополк захватил княжеский престол. Перед Борисом встал выбор: признать власть Святополка или бросить дружину на Киев, чтобы свергнуть узурпатора.
Власть, война, вера
Для Владимира Святого принятие христианства было не политическим, а духовным решением. Даже скупые данные летописей это подтверждают: крестившись, Владимир серьезно задумался над тем, может ли он, как христианский государь, предавать преступников смертной казни? Священникам, прибывшим из Царьграда, пришлось потратить время на то, чтобы разубедить князя. Не проливает ли этот эпизод некоторый свет на ту атмосферу, в которой воспитывались Борис и Глеб? Не объясняет ли он, как сформировалось их мировоззрение, заставившее их принести себя в жертву…
Однако, что ждало бы Русь в том случае, если бы потомки константинопольских императоров огнем и мечом доказали свое право на княжеский стол в Киеве?
Не стала бы их власть восприниматься на Руси как чуждая, навязанная извне? И не распространилась бы эта оценка на само византийское православие? Ведь именно христианский брак, заключенный Владимиром, давал Борису и Глебу преимущество в борьбе за наследство Крестителя Руси?
Религиозная идея и национальная традиция
История крещения Руси при Владимире Святом также изобилует множеством неясностей и загадок. Соответственно, летописный рассказ о «выборе вер» помогает понять не столько личные мотивы Св. Владимира (есть основания предполагать что он, будучи религиозно одаренной натурой, принял решение креститься после встречи с православным миссионером, и, по всей вероятности, сделал это тайно от дружины примерно за год до похода на Херсонес), сколько те аргументы, которые киевский князь использовал для того, чтобы убедить креститься своих воинов. Заключив союз с только начинавшим свое царствование константинопольскими василевсом Василием Вторым, Владимир, прекрасно знавший психологию своих дружинников, сделал все возможное для того, чтобы христианство в их глазах выглядело «трофеем», добытом в походе на греков. И потому поход на враждебную Василию Второму Корсунь был обставлен им именно таким образом.
Что стояло на чаше весов?
Отметим, что в средние века Китай и Япония имели все шансы стать христианскими странами. На стороне миссионеров, проповедовавших христианство, были императоры, военачальники, за ними шли массы людей. Однако, в конечном счете сработала реакция отторжения «чужой» религии, принесенной иностранцами. В немалой степени это было связано с тем, что европейских державы, которые стояли за миссионерами, преследовали колониальные интересы.
Если бы Борис и Глеб начали войну за княжеский стол, обратившись за помощью к своему могущественному дяде, то они, возможно, одолели бы Святополка (что, впрочем, вовсе не было предопределено). Однако, воспользуйся они этой возможностью и утверди власть с помощью внешних сил, Русь никогда не стала бы православной страной. Еще с большей вероятностью так случилось бы и в том случае, если бы Святополк стал победителем в гражданской войне и изгнал византийцев.
Взвесив на чаше весов вопросы веры и вопросы власти, Борис и Глеб сделали свой выбор, приведший их к святости.
Без Бориса и Глеба не было бы Александра Невского
Вот почему два века спустя после своей гибели Борис и Глеб явились воинам Александра Невского перед Невской битвой, обещая свою помощь и заступничество. Мало кто задумывается над тем, что их явление имело для святого князя еще и некий программный смысл, приоткрывая, почему ему дарована победа и какой будет его грядущая судьба. Наделенный даром непобедимого воителя, Александр, видимо, не раз испытывал искушение ударить не только по немцам и литовцам, но и по монголам. Но, вместо этого, провел долгие годы в изматывающей дипломатической борьбе в ханской ставке, ежечасно рискуя быть подвергнутым мучительной и позорной казни. Если вникнуть в детали биографии Александра Невского, то становится ясным: его подвиг имел много общего с подвигом страстотерпцев Бориса и Глеба. Они отказались от «цесарского» самоутверждения ради Веры и ради Отечества, и точно также поступил и Александр Невский, который променял корону, обещанную папой, на одежды странника и просителя, убеждающего монгольских ханов отказаться от разорения Руси. И, в итоге, принявшего чашу с ядом из их рук.
Влияние Бориса и Глеба, несомненно, шло и дальше, проходя сквозь века. Именно благодаря нему на Руси не прижилась весьма распространенная в то время на Западе формула, согласно которой политическая власть является путем к славе и богатству.
История России
Глава II. Русь в XI—XII вв.
Вторая усобица на Руси. 15 июля 1015 г. великий князь Владимир Святославич скончался. Он разболелся в тот момент, когда собирался в поход на Новгород. Правивший там его сын Ярослав начал против отца мятеж и перестал уплачивать в Киев дань. За поддержкой, как ранее и сам Владимир, он обратился к варягам. Север снова поднялся против Юга. Это была уже вторая крупная междоусобица на Руси.
В дальнейшем они стали традиционными для Руси. Это объяснялось огромной территорией государства, разным уровнем развития его частей, их многонациональным составом. Поэтому едва на Руси ослаблялась центральная власть (из-за власти сильного правителя или в связи с поражениями в борьбе с внешними врагами), как государство очень быстро теряло свое единство и начиналась внутренняя борьба. Внешне казалось, что дело в характере того или иного князя. Однако причины были глубже. Только появление энергичного и волевого правителя вновь сплачивало, как правило, государство силой.
После смерти Владимира отделился Новгород, перестало подчиняться Киеву Тмутараканское княжество, сбросил власть Киева Полоцк. Положение осложнялось и тем, что власть в Киеве захватил Святополк, приемный сын Владимира, женатый на дочери польского короля Болеслава I. Владимир, по некоторым сведениям, собирался завещать престол сыну Борису. Но в момент внезапной смерти отца Борис вел отцовскую дружину против прорвавшихся на Русь печенегов. Поэтому Святополк, опираясь на своих сторонников в столице и отсутствие отцовской дружины, смог объявить себя правителем.
В это время Борис, не обнаружив печенегов, возвращался в Киев. Дружинники стали уговаривать его, чтобы он силой отнял власть у Святополка. Князь долго размышлял по этому поводу и пришел к выводу, что власть не стоит крови людей. Известны его слова: «А ведь все это преходяще и непрочно, как паутина. Что приобрели братья отца моего или отец мой: где их жизнь и слава мира сего, и багряницы [дорогие ткани], и пиры, серебро и золото, вина и меды, яства обильные, резвые кони, и хоромы изукрашенные и великие, и богатства многие, и дани, и почести бесчисленные, и похвальба боярами своими? Всего этого будто и не было: все с ними исчезло». И он решил: «Лучше мне одному умереть, нежели губить столько душ». Он выбрал христианский путь непротивления злу, отказа от борьбы во имя высших государственных, нравственных и религиозных идеалов.
Услышав слова князя, разочарованная дружина покинула его. Посланный Святополком отряд застал князя, молившегося в шатре, неподалеку от Киева на реке Альте. 24 июля 1015 г. Борис был убит.
Но был еще муромский князь Глеб, брат Бориса от одной матери. Святополк направил к нему гонцов с просьбой прибыть в Киев, так как отец тяжело болен. Ничего не подозревавший Глеб отправился в путь — сначала на Волгу, а оттуда к Смоленску и ладьей по Днепру в Киев. В пути он получил известие о смерти отца и убийстве Бориса. Глеб, как и Борис, положил дело на волю Божию и продолжал свой путь по Днепру. Здесь на реке его и настигли люди Святополка. По приказанию убийц повар Глеба зарезал его ножом.
Смерть юных братьев потрясла русское общество. Борис и Глеб со временем стали символами праведности и мученичества во славу благополучия Руси, во славу светлых идей христианства. Оба князя в XI в. стали первыми русскими святыми. Их день празднуется церковью 24 июля (6 августа по н.с.) в день гибели Бориса.
Противники встретились на Днепре около Любеча в начале зимы 1016 г. и встали на противоположных берегах реки. Ранним утром на многочисленных ладьях рать Ярослава переправилась на противоположный берег и вступила в бой с киевлянами. Зажатые между двумя уже замерзшими озерами воины Святополка отступили на тонкий лед, который стал под ними ломаться. Не могли развернуть свою конницу между озерами и печенеги. Разгром Святополковой рати был полный. Сам великий князь бежал в Польшу. Ярослав занял Киев в 1017 г., и с этого времени начинается его правление. Но Святополк Окаянный не сдавался. Вместе с польским войском он вернулся на Русь и занял Киев. Ярослав вынужден был бежать в Новгород. Поляки бесчинствовали в русских землях, грабили киевлян. Польский король Болеслав I захватил и Червенские города.
Против иноземцев начались восстания в Киеве и других местах, и поляки вынуждены были убраться восвояси. Вскоре Ярослав вторично занял Киев. Святополк бежал к печенегам и вновь пришел с ними на Русскую землю. Противники встретились на реке Альте, в том месте, где погиб князь Борис. Само место вдохновляло рать Ярослава. К концу дня она одолела противника. Сначала Святополк бежал в польские земли, потом двинулся в Чехию; в пути он лишился рассудка и умер.
Но не сразу Ярославу удалось восстановить единство Руси. Его брат Мстислав Тмутараканский не хотел подчиняться Киеву. Талантливый полководец, витязь огромной силы, он к этому времени подчинил себе большие территории на Северном Кавказе. В 1024 г. неподалеку от Чернигова он разбил войско Ярослава и отвоевал себе право на половину Руси. Владения братьев разделял Днепр, но они жили мирно, вместе ходили в походы и отвоевали у поляков Червенские города. После смерти Мстислава в 1036 г. Русь снова объединилась, теперь уже надолго, под властью Ярослава, который в дальнейшем получил прозвище Мудрый. Долгая смута закончилась.
Ярослав Мудрый во главе Руси. Объединение Руси вдохнуло новые силы в развитие государственного управления, хозяйства, культуры, внешней политики. При Ярославе Мудром Русь достигла значительных успехов во всех сферах жизни. Великий князь укрепил систему управления страной. Продолжая линию своего деда и отца, Ярослав послал в крупные города и земли своих сыновей и потребовал от них беспрекословного повиновения. Самого же его называли «самовластием», иногда даже именовали царем. В Новгород он отправил старшего сына Владимира, а после его смерти — Изяслава. Святославу отдал в управление землю северян с городом Черниговом, а также Тмутараканское княжество. Всеволода посадил в Переяславле. Других сыновей рассадил в Ростове, Смоленске, Владимире-Волынском.
Ярослав Мудрый. Скульптурный портрет, выполненный М. М. Герасимовым на основе черепа князя.
Великий князь показал себя человеком исключительно разносторонним. При нем в Киеве был построен новый «Ярославов город» и столица расширила свои пределы. Были воздвигнуты многочисленные церкви. По инициативе Ярослава в 1037 г. был заложен новый главный храм в Киеве — 13-главый собор Святой Софии. Он повторил название главной церковной святыни Константинополя — Софийского собора и соперничал с ним по красоте, архитектурному изяществу, размерам.
Во времена Ярослава Киев превратился в один из самых крупных и красивых городов Европы. Шло бурное строительство и в других городах — там создавались храмы, крепостные стены. Ярослав основал ряд новых городов. На Волге он заложил город Ярославль, названный его языческим именем, а в земле чуди (эстов) основал город Юрьев (нынешний Тарту), который назван в честь его христианского имени Георгий, или Юрий.
Великий князь был ревностным сторонником развития на Руси культуры, образования, грамотности. Были открыты новые школы, созданы первые библиотеки. Ярослав всячески поддерживал книжное дело, переводческую деятельность. Сам он любил книги, особенно церковные сочинения, и многие часы проводил за их чтением.
Внешняя политика. С большим упорством и настойчивостью Ярослав Мудрый продолжал внешнюю политику деда и отца. Он утвердил власть Руси к западу от Чудского озера, ходил походами против воинственных литовских племен.
После схватки за Закарпатье Русь и Польша помирились. Польские короли предпочли теперь иметь Русь не врагом, а союзником. Этот союз был закреплен династическими браками. Польский король Казимир I женился на сестре Ярослава, а старший сын русского великого князя Изяслав взял себе в жены сестру короля.
На севере Русь связывали тесные, дружественные отношения со Швецией. Ярослав был женат на дочери шведского короля Ингигерде, принявшей на Руси христианское имя Ирина. Добрыми были отношения и с Норвегией, куда была выдана замуж за короля дочь Ярослава Елизавета.
Ярослав завершил многолетние усилия Владимира по борьбе с печенегами. В 1036 г. он нанес под стенами Киева сокрушительное поражение печенежскому войску. Целый день длился бой, и лишь к вечеру печенеги побежали. Многие из них были убиты, другие утонули в окрестных речках. Это поражение настолько потрясло печенегов, что после этого их набеги на русские земли практически прекратились.
После долгого периода мирных отношений с Византией в 1043 г. Русь пошла войной на империю. Поводом к этому послужила расправа с русскими купцами в Константинополе. Но около западных берегов Черного моря русский флот попал в бурю, которая разметала и потопила часть судов. Около 6 тыс. воинов во главе с воеводой Вышатой высадились на берег, другие морем двинулись обратно. Император Константин Мономах приказал своим кораблям преследовать русский флот, а армии — атаковать русских на суше. В морском сражении руссы нанесли поражение грекам. Судьба же сухопутной рати была трагичной. Большая греческая армия окружила и взяла в плен воинов Вышаты. Многих из них ослепили и поотрубали им правые руки, чтобы они никогда не поднимали меч на Византийскую империю. Долго еще по русским селам и городам брели эти несчастные калеки, пробираясь к родным очагам. Лишь в 1046 г. Русь и Византия заключили мир и возобновили дружественные отношения. В знак примирения был устроен брак сына Ярослава Всеволода и дочери Константина Мономаха.
К концу жизни Ярослава Мудрого все его старшие сыновья были женаты на принцессах из Польши, Германии, Византии, а дочери выданы замуж за правителей разных стран. Старшая Анна — за французского короля Генриха I. Анастасия стала женой венгерского короля Андрея. А младшая Елизавета сначала была женой норвежского короля Гарольда, а после его гибели на войне стала женой датского короля.
Русь при Ярославе Мудром стала поистине европейской державой. С ее политикой считались все соседи. На востоке, вплоть до низовьев Волги, у нее теперь не было соперников. Впервые Русь одолела орды степняков. Ее границы теперь простирались от Карпат до реки Камы, от Балтийского моря до Черного. К середине XI в. на Руси жило около 4 млн человек.
В 1054 г. Ярослав умирал в ореоле русской и европейской славы. Перед смертью он разделил Русскую землю между сыновьями. Великокняжеский престол он оставил старшему сыну Изяславу, второму сыну — Святославу завещал черниговские и тмутараканские земли, а третьему сыну — Всеволоду — Переяславское княжество. Были поделены и другие стольные города, т. е. города, где правили его сыновья как князья-наместники и имелись княжеские престолы (столы). Ярослав завещал также, что впредь великим князем на Руси будет старший в роду. Наследие по прямой линии от отца к сыну, которое было принято во многих странах, отступало перед патриархальным, чисто семейным обычаем. Это в дальнейшем стало одной из причин многих распрей и междоусобных войн в роду Рюриковичей, потому что великие князья старались передавать власть своим сыновьям, а вопрос о старшинстве очень скоро запутался. Так любовь Ярослава к семье, вера в дружбу своих потомков обернулась ожесточенной борьбой, которую не предвидел престарелый великий князь.
ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ:
1. В чем вы видите смысл поведения князей Бориса и Глеба? Как вы его оцениваете?
2. Что говорит о том, что Ярослав во многом повторил путь своего отца? Случайно ли это? Можно ли говорить о схожести характеров, жизненных обстоятельств?
3. Что, на ваш взгляд, послужило основанием дать Ярославу прозвище Мудрый?
4. Какой вывод о международном положении Руси можно сделать на основании тех династических браков, которые были заключены членами семьи Ярослава Мудрого с представителями монархических семейств других стран?
5. Какие выводы можно сделать исходя из факта появления первого на Руси писаного свода законов — Русской Правды?
6. Что в Русской Правде говорит о развитии государственности, а что — о сохранении кровнородственных отношений?
7. Свидетельствует ли Русская Правда о наличии неравенства на Руси? Если да, то в чем это выражается?
Живое Предание
Борис и Глеб как политики
Редактор медиатеки «Предание.Ру»
«Борис и Глеб — святые, это понятно. Но они всё отдали без борьбы. Это не может являться примером для нас. Легли и ждали, пока их убьют».
6 августа был день памяти Бориса и Глеба.
Святые Борис и Глеб, первые русские святые (Владимира, Ольгу и др. стали почитать намного позднее), освятившие начало христианства на Руси, были сыновьями крестителя Руси Владимира, отказавшиеся участвовать в жестоких, братоубийственных играх за власть их современников: они предпочли умереть. Сейчас может удивить их «пассивность» в политической борьбе: почему они не «сопротивлялись злу силой»? Но такова вера Христова: христианину должно отречься мира. Наши предки в подвиге Бориса и Глеба нашли для себя непосредственный пример этого отречения, который, несмотря на все дальнейшие «компромиссы» Русской Церкви навсегда светил русским христианам как пример — или как укор: характерный радикализм первых христиан — ведь Борис и Глеб как раз «первые христиане», «первое христианское поколение» для Руси. Этот же подлинно христианский радикализм свойственен и отцу князей-страстотерпцев — Владимиру с его попытками евангелизировать всю общественную жизнь по образцу общины, описанной в книге Деяний, которого лишь епископы (достаточно традиционные, чтобы не быть «радикалами») отговорили от отмены смертной казни. На Руси Бориса и Глеба чтили без всякой официальной канонизации, в Константинополе не понимали подвига страстотерпцев и сдались лишь после долгого давления русских: так, собственно, и появился особый чин «страстотерпцев» — не мучеников за Христа в строгом смысле, но праведников, принявших на себя вольное, невинное страдание. Характерно, что князья Борис и Глеб не были какими-то «мироотрицателями»: «Сказание и страдание и похвала» как раз показывает их жизнелюбие, молодость, нежелание умирать (совершенно слезные и гениальные места посвящены этому в «Сказании» — но не ценой братоубийства, не ценой участия в политических играх…
«Сказание и страдание и похвала святым мученикам Борису и Глебу» (аудио и текст) — самое популярное на Руси и, безусловно, лучшее с литературной точки зрения произведение о страстотерпцах Борисе и Глебе, настоящий шедевр древнерусской литературы.
Владимир, отец страстотерпцев, взошел на трон убив своего брата — а его дети на такое уже не пойдут. Есть в жертве Бориса и Глеба конкретная политическая актуальность для Древней Руси: братоубийственные войны, нескончаемая склока внутри правящего семейства — главная проблема древнерусской политики. Борис и Глеб предостерегали именно от неё.
«Власть России» — совершенно замечательная статья Бибихина.
Эти двое, Борис и Глеб, оказались слишком вдумчивы, слишком чутки, слишком сердечны чтобы взять власть. Таким образом власть после Владимира не наследовала ему?
Борис и Глеб были убиты не превосходящей силой — военной силе они даже не попытались противопоставить свою такую же, — а ненавистью, сражены человеческой злобой. Они не хотели жить в мире, где преступление возможно среди братьев.
Что произошло с властью при передаче её в год смерти князя Владимира? Кто должен был её взять (Борис любимый сын), её не взял, отшатнулся в ужасе, не вступил в борьбу с жадным злом. Преклонение перед их поступком в русской церкви и в народе означает: этот народ отшатывается от страшной власти, легко отталкивает её от себя и выпускает из рук, не хочет идти на противление злу, не полагается на силу.
Со злом силой рук не справиться. В этом взгляде тоже есть мужество, но для особого сражения, без попытки устроиться так, чтобы по возможности отгородиться от зла, пусть оно потеснится за стены хорошо отлаженного порядка. Тут ощущение, что если не мы, то кто же; что больше некому принять нездешний удар; что зло, если уж оно дотянулось до нас, то от него теперь не уклонишься, не отодвинешь его за горный хребет. Против него только эти, на первый взгляд самоубийственные средства, за которые схватились Борис и Глеб: смирение; молитва; беззащитная чистота.
Дружина требовала от Бориса и Глеба мобилизации, решительного сражения, победы, взятия города, изгнания вероломного брата. Борис и Глеб сказали, что бороться за власть не будут даже под угрозой смерти. Поступок законных наследников князя Владимира в год передачи власти определил всю нашу дальнейшую историю. Империя зла? Скорее странное пространство, где зло может размахнуться как нигде, не видя понятных ему противников и потому до времени не замечая, что его власть давно и тайно отменена. Страна до краев полна невидимым присутствием погибших, молча ушедших. Они давно и неслышно стали главной частью нас самих.
Законные наследники правителя Борис и Глеб, не боровшиеся за власть, власть никому не дарили, не вручали, не завещали. Власть у них не была отнята, вырвана, отвоевана, ведь нельзя отнять то, за что не держатся. И так само собой получается, что хотя многие хватали власть в России, жадные от вида того как она валяется на дороге, власть России остается всё время по–настоящему одна: власть молодых Бориса и Глеба, никуда от них не ушедшая, им ни для какой корысти не нужная, только им принадлежащая по праву, по правде, по замыслу страны. Власть России в этом смысле никуда не делась, не ослабла, не пошатнулась. Ее не надо рожать. Ей тысяча лет.
«Идея святости в Древней Руси: вольная жертва как подражание Христу» — работа выдающегося ученного Топорова.
Святость и ее носители святые, с их «светолучением» и «благодатной воней» (при открытии мощей она одно из указаний на святость), выдвинуты на крайний рубеж противостояния греху и злу, и, сколь велики последние, столь же — по меньшей мере — велика должна быть и сила святого подвига, святости. Святость бросает вызов злу, потому что оно, укоренившись всем мире, само бросает вызов всему, что находится в пространстве между здравым смыслом и направленностью к благу и святостью. Не будь этой духовной энергии святости и ее устойчивости к соблазнам мира сего(слишком сего), не пришлось бы сомневаться в торжестве зла, но тем не менее противостояние злу ведется на последнем рубеже. Если говорить о Борисе и Глебе, то в роковой момент их жизни они не только стояли на этом последнем рубеже, но и были на самом опасном направлении, которое на Руси задается властью. Борис и Глеб были князьями, то есть людьми, чьим главным занятием и назначением в мирской жизни была власть, тем более после смерти их отца, великого князя Владимира, когда вся иерархия по условию должна была сделать очередной шаг к власти. У Бориса и Глеба, вероятно, не было того рокового комплекса в отношении власти и связанного с ним душевного изъяна, который столь характерен для долгих веков истории власти на Руси. Скорее всего они понимали преимущества власти — владение, обладание, организация, управление, правление на службе блага, но они не были готовы добиваться власти или цепляться за нее любой ценой: они знали нечто более важное, чем власть, и за этоиное власти они держались и на нем стояли до конца.
То, что произошло с Борисом и Глебом, — не трагедия власти, хотя власть была предлогом и поводом трагедии, но трагедия носителей нравственного сознания в безнравственной жизни, перед явлением зла: не человек цепляется и держится за власть, но власть — за человека, потому что она не может представить себе, что можно быть свободным в ее отношении. В этом смысле история Бориса и Глеба сохраняет свою актуальность и в наше время: ее уроки выросли в цене.
Федотов в своей классической книге «Святые Древней Руси» (аудио и текст) пишет:
Замечательно, что мученичество святых князей лишено всякого подобия героизма. Не твердое ожидание смерти, не вызов силам зла, который столь часто слышится в страданиях древних мучеников… Напротив, “Сказание”, как и летопись, употребляет все свое немалое искусство, чтобы изобразить их человеческую слабость, жалостную беззащитность. Горько плачет Борис по отце: “Все лицо его слез исполнилось и слезами разливался… “Увы мне, свете очию моею, сияние и заре лица моего. Сердце ми горит, душу ми смысл смущаеть, и не вем к кому обратитися”. Еще трогательнее, еще надрывнее плач Глеба: “Увы мне, увы мне! Плачю зело по отци, паче же плачюся и отчаях ся по тебе, брате и господине Борисе, како прободен еси, како без милости предася, не от врага, но от своего брата… Уне бы со тобою умреть ми, неже уединену и усирену от тебе в сем житии пожити!” К ним, убитым отцу и брату, он обращается и с предсмертным молитвенным прощанием. Эта кровная, родственная любовь лишает всякой суровости аскетическое отвержение мира. В это отвержение – не монашеское – включается мир человеческий, особенно кровный, любимый.
Но “Сказание” идет и дальше. Оно ярко рисует мучительную трудность отрыва от жизни, горечь прощания с этим “прелестным светом”. Не об отце лишь плачет Борис, но и о своей погибающей юности. “Идый же путемь помышляаше о красоте и доброте телесе своего, и слезами разливаашеся весь, хотя удержатися и не можаше. И вси, зряще тако, плакаашеся о добророднемь теле и честном разуме его… Кто бо не восплачеться смерти той пагубной… приведя пред очи сердца своего… унылый его взор и сокрушение сердца его”. Таков и последкий день его перед смертью, который он проводит, покинутый всеми, “в тузе и печали, удрученомь сердцемь”. В нем все время идет борьба между двумя порядками чувств: жалости к себе самому и возвышенного призвания к соучастию в страстях Христовых. Постоянные слезы – свидетельство этой борьбы. После вечерни в последнюю ночь “бяше сон его во мнозе мысли и в печали крепце и тяжце и страшне”… Молитва заутрени укрепляет его. Раздирающие псалмы шестопсалмия дают исход его собственному отчаянию. Он уже молит Христа сподобить его “приять страсть”. Но. почуяв “шопот зол вокруг шатра”, он опять “трепетен быв”, хотя его молитва теперь уже о благодарности. После первых ударов убийц Борис находит в себе силы “в оторопи” выйти из шатра (подробность, сохраненная и Нестором). И тут еще он умоляет убийц: “Братия моя милая и любимая, мало ми время отдайте, да помолюся Богу моему”. Лишь после этой последней жертвенной молитвы (“Вмениша мя, яко овна на снедь”), он находит в себе силы, хотя и по-прежнему “слезами облився”, сказать палачам: “Братие, приступивше скончайте службу вашу и буди мир брату моему и вам, братие”.
Также Федотов пишет о Борисе и Глебе в «Русской религиозности».
«Борис и Глеб: восприятие истории в Древней Руси» — монография выдающегося ученного Бориса Успенского: небиблейские чтения о Борисе и Глебе, отождествление истории Бориса и Глеба с библейским повествование о Каине и Авеле, история России как нового христианского народа, Борис и Глеб как первые русские святые, определившие парадигму русской святости, Русь и Иудея: история Руси как история избранного народа.