а что самое трудное в жизни самое трудное не обидеть человека

А что самое трудное в жизни самое трудное не обидеть человека

Все действуют в меру своих сил в этой жизни )А обидеться могут на пустяк

Вовсе нет. Самое трудное это преобразовывать себя.

самому с собой можно как то справиться))

нужна сила воли,и разбор ситуации)

О. Вы редкий человек)))

простить можно все,вот забыть не получиться.

Искренне простить осень сложно. И да, ничего не забыть

Человека, которая хочет обидеться.

обязательно,тот кто не прав)

А, зачастую, это трудно сделать

Совершенно верно

иногда его надо обидеть

иначе вас не услышит или потеряет берега

можно наверное по другому дать понять,не обижая.

никак нет. мужчина не понимает

значит надо оставлять такого мужчину,если не понимает,значит и не поймет. нервы себе только потратите..)

. ну и льстить не нужно!

да,но есть люди которые сами на лесть напрашиваются(у меня такая подруга есть))

Источник

«Самое трудное в жизни – не обидеть тех, кто слабее тебя, не накричать»

— Здравствуйте, дорогие друзья. Сегодня у нас с вами удивительный гость. Эту хрупкую замечательную женщину зовут Елизавета Глинка. Она — врач паллиативной медицины. Здравствуйте, Елизавета!

— Мы узнали о вас из «Живого журнала», там вас зовут «Доктор Лиза». Почему?

— Потому что у меня никогда не было информационной площадки, и один бывший пациент и мой близкий друг сказал о том, чтобы я завела себе живой журнал. А поскольку для меня было немножко сложно открыть его, было мало времени, то собственно, я этот журнал получила в подарок. И «Доктор Лиза» — это так называемый ник, которым мой приятель меня наградил. И с тех пор полтора года у меня этот журнал — и теперь меня все зовут «Доктор Лиза».

— А почему вы вдруг решили связать свою жизнь с медициной?

— Потому что я хотела быть врачом столько, сколько себя помню. Даже когда я была маленькой девочкой, я всегда знала — не то, что хотела, а всегда знала, что буду доктором.

— Тем не менее все же в медицине есть разные направления. И то, которым занимаетесь вы — пожалуй, одно из самых сложных, если не сказать самое сложное, потому что работа в хосписе, работа с больными, у которых, возможно, нет шансов на дальнейшую жизнь – это одна из самых тяжелых, наверное, работ?

— Вы знаете, мне всегда очень трудно отвечать на такой вопрос, потому что когда ты работаешь на своем месте, то твоя работа не кажется тебе самой тяжелой. Я свою работу очень люблю, и мне, например, кажется: наиболее тяжелая работа — кардиохирургом или психиатром. Или, если не касаться медицины — у продавцов, которые имеют дело с большим количеством людей с разными характерами.

— А почему вы решили именно этим заниматься? Вот в медицине много разных профилей – а вы пришли в онкологию…

— Сначала я пришла в реаниматологию и аутофизиологию, а потом так сложилась жизнь, что мне пришлось переехать из России в другую страну, где меня мой муж привел ознакомиться с хосписом – и я посмотрела, как это выглядит за рубежом. И, собственно, то, что я увидела, полностью изменило мою жизнь. И я поставила своей целью, чтобы в моей стране были такие же отделения, в которых люди могут умирать бесплатно и достойно, мне очень захотелось, чтобы хосписы стали доступны всем слоям населения.

Больница, которую я сделала, находится в Киеве, в Украине — а в Москве я сотрудничаю с Первым Московским хосписом, который был построен четырнадцать лет назад – и вот мы уже четырнадцать лет тесно дружим с его основателем, главным врачом Верой Миллионщиковой, достаточно известной здесь, в медицинских кругах.

Первый хоспис в России был построен в городе Санкт-Петербурге, в поселке Лахта Ленинградской области четырьмя годами раньше первого московского. То есть я знала о том, что зачатки хосписного движения в России уже существуют, то есть уже движение начиналось. И сказать, что я начинала с нуля – это не так. Наработки были — но вот например, когда мы познакомились с сотрудниками Первого Московского хосписа, была выездная служба и только организовывался стационар.

А четыре года спустя моя жизнь так сложилась, что я вынуждена была уехать в Украину, где мой муж получил работу по контракту с иностранной фирмой на два года – и таким образом я оказалась в Киеве. Вот тут я обнаружила, что, наверное, мою добровольческую деятельность и помощь Первого Московского хосписа придется расширить в том плане, что в Украине не было вообще никакого места, куда клали обреченных умирающих онкологических больных. То есть этих больных выписывали умирать домой, а если очень повезет – оставляли в многоместных палатах и госпиталях в очень плохих условиях.

И не забывайте, что это было шесть лет назад, то есть экономическое положение было просто ужасное после распада Советского Союза — и эти больные находились буквально в ужасающих положениях.

— В силу профессии и в силу особенностей тех людей, которые являются вашими больными, вашими пациентами и просто людьми, которым вы помогаете, вы ежедневно сталкиваетесь со смертью. В принципе, такие вопросы жизни и смерти, когда человек впервые с ними сталкивается, как правило, кардинально меняют взгляд на жизнь. Таких примеров можно множество привести – и из жизни, и из литературы, и из кино и т. д. Что чувствует человек, который с такими проблемами сталкивается ежедневно?

— Трудный вопрос. Ну, понимаете, с одной стороны, это — моя работа, которую я хочу выполнять хорошо. А чувствую я, наверное, то же самое, что чувствует любой человек, потому что, безусловно, мне очень жалко больных, которые уходят из жизни, еще больше мне жалко больных, которые уходят из жизни в условиях нищеты.

Очень больно смотреть на тех больных, у которых выражен так называемый болевой синдром – то есть те симптомы, которые, к сожалению, иногда сопровождают процесс умирания от онкологического заболевания.

Но с другой стороны мне нельзя забывать о том, что я – профессионал, о том, что это – моя работа, и я стараюсь, выходя за пределы хосписа, не выносить эти переживания, не приносить их, например, в мою семью и не привносить это в компании людей, с которыми общаюсь, понимаете?

Потому что и так в силу обстоятельств, в которых я работаю, многие, если я называю место своей работы, и говорю, чем занимаюсь, ожидают увидеть какой-то виноватый взгляд, унижение какое-то в разговоре – понимаете?

Я хочу сказать, что те, которые работают с умирающими — они такие же обычные люди, как и мы, и хочу добавить, что умирающие люди – они тоже такие же, как мы, об этом много говорят и много пишут. Но мне кажется, что никто не может услышать и понять, что разница между тем человеком, который умрет скоро, и мною и вами, например, в том, что там индивидуум знает, что ему осталось жить очень немного — а мы с вами просто не знаем, когда и в какую минуту это произойдет. И это — единственная разница, понимаете?

Ну, а вопрос того, что это происходит часто на наших глазах — уже специфика профессии, наверное, я просто привыкла. Но это не значит, что мой персонал — например, в хосписе — не плачет и не переживает. И вообще на Украине очень эмоциональные люди — намного более эмоциональнее, чем люди в Москве, хотя я москвичка по рождению да и по характеру.

Но я вижу, что, конечно, персонал и переживает, и плачет – но с опытом нарабатывается какая-то такая… не то, что они становятся более холодными, а просто мы понимаем… Кто-то понимает, что знает о жизни что-то другое, кто-то просто понимает, что надо просто взять себя в руки для того, чтобы помочь следующему больному. Так и справляемся.

— А много таких, которые считают, что за этой жизнью есть что-то другое?

— Я думаю, что из десяти больных семь будут надеяться на что-то еще за гранью, и, наверное, трое больных, которые говорят – я не знаю, считают ли они так на самом деле, но мне они говорят, что там ничего не будет. Два будут сильно сомневаться, а один будет точно уверен, что там ничего нет, и эта земная жизнь закончится – и тамуже все, там – пусто.

— А вы как-то пытаетесь с людьми на эти темы говорить?

— Только если этого хочет сам больной. Поскольку хоспис — все-таки светское учреждение, то я должна, обязана уважать интересы больного. И если это православный христианин, и он хочет поговорить об этом – я приведу ему священника, если католик – соответственно, он получит ксендза, если иудей – то мы приведем ему раввина. Я не священник, понимаете, поэтому – да, я выслушаю и могу ему сказать, во что я верю и во что не верю.

А есть больные, с которыми я не афиширую свое православие и просто снивелирую разговор, потому что некоторые больные не принимают веру православную — такая у них точка зрения. В Украине сейчас пошла полоса больных, которые вступили в секту «Свидетелей Иеговы». И их реально обирают: совсем недавно погибла женщина – я о ней писала, Таня – которая перед поступлением в хоспис, куда ее эти «братья» и «сестры» привезли…

Первый вопрос, который они задали, когда вошли: «Где нам можно подписать доверенность на пенсию, кто нам это сделает?». Я говорю: «Кто это – «брат»? Какой?» «Во Христе!». То есть Таня была одинокой женщиной, которая двадцать лет была в ссылке в Магадане. И когда она вернулась в Киев, они увидели эту несчастную, больную, одинокую женщину и «вступили» ее в секту… А вы знаете, что такие больные – они слабенькие, очень подвластные какому-то влиянию… И второй наш разговор был о том, что они оформили завещание, по которому Таня отдала им всю недвижимость. И поскольку это было желание этой больной…

Внутри я понимаю, что это не очень красиво по отношению к этой женщине, несправедливо, но ее желание… Она очень ждала – они приходили один раз в день, на пять минут, говоря о том, что любят ее, и она говорила: «Елизавета Петровна, ко мне пришли мои братья и сестры, посмотрите, как они меня любят – они и наш Бог Иегова. ». Вот.

А я не могла ей сказать, что «у тебя неправильная религия», потому что у нее вообще никого не было. И вот то, за что она зацепилась за две недели до смерти – я не имею права отрывать эту последнюю ее привязанность в жизни, поэтому иногда я просто на эту тему не говорю.

— Вы упомянули о том, что вы об этой женщине, о Тане, писали. Вы же уже говорили – вы как раз известны как замечательный автор прозаических произведений, коротеньких рассказов — и за каждым из них стоит судьба человека. Есть такое мнение, что писатель – это не тот, кто может писать, а тот, кто не может не писать. Почему пишете вы?

— Я абсолютно не согласна с тем, чтобы меня называли писателем, потому что писатель, наверное — это тот, кто получил специальное образование или более начитан, чем я. Действительно, вот я не хочу рисоваться.

Вообще первый рассказ… ну, даже не рассказ — это действительно мой дневник. Для меня – было полной неожиданностью, когда я его опубликовала – у меня было там двадцать друзей, с которыми мы обменивались: куда я еду, какие пеленки покупаю, еще чего-то – то есть чисто хосписные друзья, которые знали немножко, что в моей жизни происходит…

А потом я встретила одну семью, семья была иудеев – у меня в хосписе – и они настолько отличались от нашего православного образа жизни, что я начала свое коротенькое наблюдение — и поделилась коротенькой историей этой семьи. И на следующий день, открыв почту, я была вообще потрясена шквалом откликов – это была полная неожиданность!

Но, поскольку чисто физически я не успеваю писать большие дневники, и даже честно скажу – мне не очень интересно мнение тех, кто меня читает, мне интересно, чтобы они сами… Я хочу, чтобы они услышали, потому что, как правило, у меня нет счастливых историй со счастливыми концами — то есть я пишу судьбы, которые меня так или иначе задели. А поскольку у меня нет возможности поделиться там в хосписе или где-то там какой-то встречей, то я просто делаю такие короткие записки о тех же судьбах, которые меня трогают.

И мне кажется, что если люди прочтут это, то они задумаются о каких-то таких вещах – во-первых, о том, что бывают такие люди, о том, что жизнь не такая гламурная и красивая, как она там представлена в современных журналах и по телевизору – ну, и о том, что существует такое место, где достойно уходят из жизни — на мой взгляд — обреченные больные с такими разными судьбами.

— А были какие-то отклики, которые вам особенно запомнились?

— Что меня удивило – это количество людей, которые каждый день переживают вот эту боль от потерь онкологических больных – это самое большое количество откликов было. Опять же – через публикацию этих рассказов я получила, наверное, порядка сорока трех ответов от больных, которые обратились за помощью. То есть это сейчас явилось такой площадкой – например, сейчас мы буквально виртуально консультируем женщину из Краснодарского края… Из Ухты, из регионов России, из Одессы – там, где недоступны хосписы — но вот они прочли, что есть такое место, где этим больным можно как-то помочь – и вот они пишут…

Меня потрясло вот отсутствие, информационный вакуум, который касается процесса умирания больных — о том, что можно облегчить симптомы, о том, что есть препараты, которые их так или иначе облегчают… Что меня удивило из откликов – многие были уверены, что услуги такого хосписа – на уровне услуг, которые даются в Первом Московском хосписе – платные. И их очень трудно разубедить…

И, наверное, это мое любимое кредо, что хосписы должны быть бесплатны и доступны абсолютно всем слоям населения. Мне все равно, какой у меня больной – депутат, бизнесмен, бомж или условно досрочно освободившийся человек. И критерии отбора при поступлении в хоспис и в России, и в Украине — помимо тех, которые от меня требует Горздрав– это смертельные заболевания с прогнозом жизни от полугода и меньше.

— Скажите, пожалуйста, у своих больных вы чему-то учитесь?

— Да. Вообще-то это — школа жизни. Я учусь у них не каждый день, а каждую минуту. Практически у каждого больного можно научиться терпению. Они все разные, но есть те, которые так терпеливо и так достойно переносят то, что с ними случилось в жизни, что я иногда очень удивляюсь.

Учусь мудрости… Мне кажется, Шекспир написал – не ручаюсь вам за дословность цитаты, но приблизительно такие слова: «умирающие потрясают своей гармонией, потому что в них есть мудрость жизни». И это действительно так, буквально… Вы знаете, у них мало сил еще говорить, поэтому они, видимо, продумывают какие-то фразы и иногда говорят вещи, которые, вот сколько лет я работаю, меня настолько глубоко потрясают, что да — действительно я у них учусь.

А через некоторых больных я иногда учусь, что не надо делать, потому что как живешь, – так и умираешь, и действительно, не все больные — ангелы. Почему-то многие, читая мой живой журнал, говорят: «Где ты берешь таких потрясающих людей?» Понимаете? Нет, они не потрясающие – то есть я говорю о том, что и запросы есть капризные – ну, и холодные, расчетливые люди.

И когда я посмотрела, как происходит их уход из жизни, и как семья разрушается — или наоборот, как семья реагирует, я для себя лично, наверное, делаю вывод, чего я, наверное, Бог даст, никогда не сделаю в своей жизни. Поэтому учимся и хорошему, учимся на ошибках, потому что это все происходит на глазах.

У меня сейчас в настоящий момент умирает удивительный священник – первый священник православный, который умирает у меня в палате, сегодня ему шестьдесят лет исполнилось, ему звонили… И я вам скажу: провелась нить за пятнадцать дней, я по пять раз проходила в палату, чтобы пообщаться. И вот от него я научилась, наверное, большему, чем у всех моих больных…

А в больницу ко мне недавно журналисты ходили, подсчитали – через мои руки прошло 2356 больных – и от одного я получила то, что за четырнадцать лет работы не получила от остальных… Вот я спросила — батюшка – а что такое смирение? А он священствует тридцать три года — представляете? И потомственный – его отец был священник, и его сын сейчас священник. Он удивительный, потрясающий человек. И он говорит: самое большое смирение – это не обижать тех, кто слабее тебя.

Я ему говорю, что это самое трудное в жизни – не обидеть тех, кто слабее тебя, не накричать… И вот этих мелочей мы не замечаем. То есть это не мог быть какой-то диалог, а просто он такие вещи говорит, про которые думаешь: вот как я этого не понимала, и как я этого не знала? Вот такой вот у нас батюшка…

— Низкий вам поклон на то, что вы делаете и спасибо большое за то, что нашли время для этого разговора!

Источник

А что самое трудное в жизни самое трудное не обидеть человека

А ведь трудные ситуации даются нам не только для того, чтобы испытать нас на прочность и сделать сильнее, нагрузив на спину тяжёлый рюкзак под названием « опыт». Все болезненные и острые моменты возникают ещё и для того, чтобы ясно показать нам, кто есть кто. Кто друг, любимый, близкий, а кто лишь равнодушный зритель в твоей жизненной истории. Кто действительно рядом, а кто лишь мерещится, и готов исчезнуть, словно мираж в пустыне, едва лишь тебе нужна помощь. И когда жизнь в очередной раз делает тебе подножку, она хочет раскрыть тебе глаза. У поистине любящего человека всегда болит сердце, когда с тобой беда. У настоящего друга чутьё на твои неприятности. Даже если ты ничего не говоришь. И уж им то точно не наплевать. Мелкая или крупная беда случилась, но воистину близкий человек всегда подаст тебе руку. А тот, кто не подаёт, он не близкий. Он таким только кажется…

Комментариев нет

Похожие цитаты

Если это твой мужчина, то он будет вызывать у тебя целую гамму чувств! От приступов дикой нежности до неудержимого желания прибить его на месте! От пьянящего чувства восторга от его тихих слов, до ледяного холода от его молчания! Ты будешь любить его и ненавидеть одновременно! Тебя будет разрывать от желания его поцеловать, но так же сильно тебе будет хотеться послать его к черту! Вы будете бурно ссориться и также бурно мириться! Ты будешь хотеть говорить с ним обо всем: о глобальном потеплении…
… показать весь текст …

Некоторые люди очень любят уходить… Уходят они всегда громко! Предварительно высказав тебе, как с тобой было плохо, невыносимо и ужасно. Бросив тебе в лицо самые обидные фразы типа: «Как ты меня разочаровал/а» и «Ужасно жаль зря потраченного на тебя времени», они в спешке хватают вещи и выбегают за дверь, хлопнув ею так, что содрагается весь дом! А потом стоят под этой дверью и слушают, как ты плачешь и умоляешь вернуться назад, как ты все осознал/а. Они никуда не уходят. Они ждут. Ждут, когда т…
… показать весь текст …

Сколько же проблем в отношениях возникает от элементарной недосказанности! Кто-то что-то подумал, услышал, накрутил себя и всё- ссора на пустом месте! Вы даже не всегда вспомните, с чего все началось, но никогда не забудете те оскорбления, которыми обменялись в итоге. Мы разучились разговаривать друг с другом! Слушать и слышать. Нам легче выстроить у себя в голове целую схему из надуманных нами же проблем, чем просто поговорить по душам. Мы сами усложняем совершенно простые вещи, легко вешаем ярлыки и очерняем белое. И совсем не бережём друг друга… А когда теряем, плачем и жалуемся на несправедливость жизни. А ведь в глубине души каждый понимает, что виноват сам. Ведь « промолчав» очередной мучающий вопрос, ты копишь море негатива в своём сердце, которое однажды выльется из тебя бурным потоком и разрушит все самое дорогое для тебя. Или по капле будет подтачивать ваши отношения. А ведь это так просто — сесть и поговорить…

Источник

Православная Жизнь

Слово архимандрита Маркелла (Павука), духовника Киевских духовных школ.

Кто-то скажет – зарабатывать деньги, воспитывать детей. Другие заметят: «Для меня наиболее трудное прощать, не обманывать, признавать свою вину, раскаиваться в грехах, жить по совести, просто быть человеком». Действительно, все перечисленное дается нелегко. Однако в древности преподобные отцы считали, что самое трудное для человека – это молитва. Мы в этом постоянно убеждаемся: только становимся на молитву, как сразу начинают в голову лезть разные мысли, нам трудно сосредоточиться на словах. Получается, что в основном мы только вычитываем правило, а до настоящей молитвы нам очень далеко. Впрочем, не все так безнадежно, как кажется.

Святые отцы выделяют устную молитву, то есть ту, которую большинство из нас практикует, когда уста произносят слова молитвы, а ум и сердце решают какие-то свои земные вопросы или просто спят и лишь иногда просыпаются. Это первая ступенька, которую мало кто может обойти. Несмотря на все несовершенство такой молитвы, ее ценность в том, что человек хоть отвлекается от житейской суеты и стоит перед Богом. Из-за регулярности и неотступности Господь слышит и эту незрелую молитву. Хуже, когда человек редко становится на молитву, делает это нерегулярно или молится по-фарисейски, без покаяния, напоказ. Как понятно из притчи о мытаре и фарисее, такую ​​молитву Бог не принимает.

Достигнув второй ступени, человек начинает подключать во время молитвы ум, читать ее внимательно, вдумываться в слова текста. Соответственно, и в повседневной жизни постоянно пытается помнить о Боге и действовать согласно заповедям и голосу совести. Такую молитву святые отцы называют умной. Несовершенство ее только в том, что не всегда с умом соглашается сердце через захламленность его различными страстями. То есть добро, которого желает ум, человек не всегда хочет делать, а зло, от которого разум подсказывает отойти, делает. В этом грехе раскаивается даже святой апостол Павел (см. Рим. 7:19).

По мере освобождения сердца от страстей человек становится на высшую ступень молитвы – умно-сердечную, когда ум и сердце уже не воюют между собой, а находятся в согласии. Такой молитве уже ничего не может помешать: ни страсти, потому что они подчинены; ни скорби, потому что человек принимает их с благодарностью как средство духовного совершенствования и приближения к Богу; ни различные дела, так как их делают ради славы Божьей и на благо других. Чем бы ни занимался такой человек, он все делает с радостью, внимательно, надежно, на века. Прп. Исаак Сирин утверждает, что подобной молитвы достигает не всякий человек, а один из тысячи. Впрочем, все мы призваны стремиться к общению с Богом, ибо без этого наша жизнь не имеет настоящего смысла.

Нынче Евангелие приводит два примера такой совершенной молитвы. Первый – это молитва начальника синагоги Иаира. Когда тот обращается с мольбой исцелить 12-летнюю дочь, Господь его не испытывает, не спрашивает, есть ли у него вера, а сразу спешит выполнить просьбу, видя его жертвенное чистое и любящее сердце.

Второй пример совершенной молитвы наблюдаем у женщины, которая 12 лет страдала от кровотечения. Как можно понять из контекста Евангелия, сначала у нее не было твердой веры и внимательной молитвы, поэтому она искала спасения только у врачей, на которых потратила все свое состояние. Однако через крест страданий она очистила сердце от злых страстей и достигла наивысшей, совершенной ступени молитвы. Как только она решила, что, прикоснувшись к одежде Спасителя, станет здоровой, сразу же получила исцеление (см. Лк. 8:41–56).

Как видим, молитва – это не какой-то аутотренинг, как полагают светские нецерковные люди; это не просто правило (закон), которое надо ежедневно исполнять. Молитва – это сердцевина духовной жизни. Когда есть молитва, когда есть живое общение с Богом, тогда все, что мы делаем, получает свой хороший смысл, а главное – нам всегда помогает Сам Христос Спаситель. Если нет молитвы, то каких бы усилий мы ни прилагали, наш труд является безуспешным или даже вредным для окружающих, потому что без молитвы мы оторваны от источника жизни и всякого добра – Бога.

Поэтому, братья и сестры, не пренебрегайте молитвой. Как бы тяжело мы ни работали, как бы мы ни измучились в течение рабочего дня, не поленимся выделить 10-15 минут утром и вечером для молитвы. Сколько бы сил мы ни потратили в продолжение рабочей недели, все может быть бесполезным, если в воскресные и праздничные дни мы не придем в церковь для молитвы и участия в Таинствах.

В старину люди, встречаясь, не спрашивали: «Как у тебя дела?» Они прежде всего узнавали: «Как твоя молитва?» Потому что прекрасно понимали: если есть молитва, то и все дела легко налаживаются, а если молитвы нет, тогда все, что делается, бесполезно.

Впоследствии это подтвердила кровавая история ХХ века, и до сих пор мы пожинаем горькие последствия безбожного воспитания нескольких поколений людей когда-то одной из крупнейших стран мира. Но снова и снова мы наступаем на те же грабли, потому что политики никак не хотят понять, что без молитвы в единой благодатной Святой Соборной и Апостольской Церкви невозможно построить лучшую жизнь для людей.

Помолимся святителю Тихону и всем святым отцам Поместного Собора бурных лет начала ХХ века, чтобы нам, несмотря на всю нынешнюю лукавую ложь в СМИ, никогда не оставлять трудное, но результативное дело на земле – молитву и сохранить свою православную веру святой и невредимой. Аминь!

Источник