абрамцево искусство и жизнь
Абрамцево. Искусство и жизнь Пастон Элеонора Викторовна
Данный автореферат диссертации должен поступить в библиотеки в ближайшее время
Уведомить о поступлении
Содержание к диссертации
ЧАСТЬ II Абрамцевский кружок и русская художественная культура второй половины XIX века — начала XX века
Источники и библиография
Запись 24 мая этого же года: «Вопрос о церкви сделался первенствующим. Пользуясь 5 Мамонтов СИ. Ле плохой погодой, мы почти весь день просидели за столом с чертежами и рисунками. Все соглашаются на том, чтобы выдержать в постройке стиль старых русских собориков. Церковь 6 Валентин Серов в будет во имя Спаса Нерукотворного»3. переписке.
Высказывания художников об искусстве, его задачах, рассуждения о своем творчестве занимают в «Летописи» не так уж много места. Но по ним можно проследить эволюцию эстетических представлений участников кружка, понять обусловленность возникновения в объединении того или иного художественного явления, новых эстетических идей, ощутить связь этих идей с общим развитием русского искусства.
Большое место в издании занимают воспоминания Натальи Васильевны Поленовой, жены В.Д. Поленова и двоюродной сестры Е.Г. Мамонтовой. Будучи сама и свидетелем, и активным участником многих художественных предприятий мамонтовского сообщества, она становится своеобразным историографом кружка, чутким и беспристрастным, аналитически подходящим ко всем его событиям.
Абрамцевский кружок и русская художественная культура второй половины XIX века — начала XX века
А.А. Аникст пишет: «Расцвет реализма в XIX веке отнюдь не привел к ликвидации романтизма. Он лишь трансформировался до некоторой степени, но в общем сохранил и эстетику и основные стилевые признаки» (Аникст А.А. Идейные и художественные основы романтизма (Искус ство романтической эпохи). М., 1969. С. 16).
Итак, именно Прахову участники кружка отводили роль своего духовного лидера. И это заставляет обратить особое внимание на эстетические взгляды М.В. Прахова, его вкусы, пристрастия, чтобы понять, в каком направлении происходило его воздействие на художников и почему именно ему членами кружка отводилась роль основателя «единения».
От этого «раздвоения» выиграли обе стороны творчества художника. И в пейзажах, и в де корациях он прокладывает новые пути и вносит значительный вклад в развитие русског искусства.
При всем различии творческих путей Поленова и Васнецова во влиянии их собственны театральных работ на станковое творчество есть нечто общее. В декорационных работаз в новой, непрофессиональной для них сфере, они «вырвались вперед», предвосхищая сти листические особенности живописи более позднего периода. Перенос достижений теат ральных работ в сферу станковой живописи, профессиональную и более традиционную, н мог быть простым и легким делом. Некоторое время в сознании художников их станково и театрально-декорационное творчество как бы разделены перегородкой. Лишь после и собственной значительной творческой эволюции и уже на новом этапе развития русског искусства эта «перегородка» разрушается, и достижения театрально-декорационных рабо начинают проникать в их станковое творчество.
Недаром исследователи именно в широком приходе в театр художников мамонтовскоп круга (сначала в рамках домашнего театра Абрамцевского кружка, а потом и профессио нальной сцены Русской частной оперы) видели основу для возникновения такого характер ного для начала XX века явления, как «театрализация» живописи22.
Живопись Абрамцевского кружка не стала «школой», как Барбизонская. Но ее, безусловно, можно определить как творческую лабораторию, в которой вырабатывались новые идеи и новые художественные формы, имевшие большое значение для развития русского искусства.
Наряду с глубиной и широтой новаций кружка в изобразительном искусстве и преемственностью в нем эстетических достижений можно указать еще на одну характеристику объединения: в него входили художники не только разных поколений, но и разных эстетических и мировоззренческих направлений, как, например, В.Д. Поленов и В.М. Васнецов, М.А. Врубель и М.В. Нестеров. Выработка новой эстетики и нового миросозерцания идет здесь не только в разных сферах, но и в разных формах, и то разнообразие проявлений, в которых выступает новая система эстетических представлений в начале XX века, как бы предвосхищается в рамках содружества.
Абрамцевский кружок, бывший одним из важнейших переходных звеньев, мостиков, ведущих от искусства 1870-х годов к искусству начала XX века, представляет собой богатейший материал для исследования истории русского искусства второй половины XIX века, закономерностей происходящих в нем процессов. Изучение деятельности содружества позволяет наблюдать и анализировать ход совершающегося в это время эстетического переворота во всем многообразии его форм и проявлений.
Эта особенность кружка, где индивидуальные усилия художников, переплавляясь в общем котле, рождали новые направления в искусстве, тесно связана с характером объединения. В конечном счете деятельность содружества перерастала домашние формы творчества. Вливаясь затем в общий процесс развития русского искусства, художественные идеи, родившиеся в кружке, начинают существенно влиять на него. Более того, к началу XX века становится очевидным, что именно в камерных творческих союзах достигаются наивысшие художественные результаты. Но Мамонтов стремился к общественному резонансу, который и обрели Русская частная опера, деятельность абрамцевских мастерских, живопись участников кружка, перекочевавшая с небольших холстов, отображающих лирические пейзажи Абрамцева, на стены павильонов и выставок, вокзалов и храмов, как бы воплощая призыв Мамонтова: «Надо приучать глаз народа к красивому на вокзалах, в храмах, на улицах»23.
Реалии российской деревенской жизни 1870-х годов не позволяли русским художникам создать самостоятельное сообщество наподобие художественных колоний «барбизонско-го» типа. В Абрамцеве благодаря гостеприимству и финансовой поддержке Мамонтова участники кружка, по меткому замечанию Майкла Джекобса, «были в состоянии развивать свои идеи о ценности крестьянской жизни при минимуме столкновений с реальным миром»24. Этот фактор сыграл значительную роль в характере освоения художниками народной жизни, заставляя видеть в ней только эстетическую сторону, всячески способствуя впоследствии ее развитию. Справедливости ради следует сказать, что попытки органично войти в деревенскую жизнь не удались в конце концов и европейским художникам. Художественные колонии «барбизонского» типа явились определенной утопией, базировавшейся на романтических мечтаниях, но при этом, как свидетельствует история искусства, многим художникам вне колоний уже никогда не удавалось повторить свои результаты, достигнутые внутри них. Сходство «барбизонцев» и «абрамцевцев» было в том, что они первыми задумались о проблеме сохранения окружающей природы. В Барбизоне художники
Подмосковный Трианон. Об Абрамцево, его драмах и тайнах
Я заприметил его над ее столом. Огромный амбарный ключ. Раньше таким запирали ворота или старинные сундуки, обитые кованым железом. Кажется, он даже немного заржавел. А почему бы ему и не заржаветь? Ведь сколько лет прошло! А он все висит себе и висит на своем месте. Хотя замки с тех пор, наверное, поменяли. И не раз! Ни к чему этот ключ больше не подходит. Только и остается ему, что быть мемориальным экспонатом в музее.
Тем не менее легко представить, как Елизавета Григорьевна Мамонтова, хозяйка этого дома, накинув платок, шла в домовую церковь Спаса Нерукотворного к заутрене. Как, стараясь не греметь, открывала ключом входную дверь. Как молилась, глядя в синие глаза Спасителя.
Слева: на стене ключ Е.Г. Мамонтовой от усадебной церкви Спаса Нерукотворного; справа: А.А. Киселев. «Елизавета Григорьевна Мамонтова в своём рабочем кабинете в Абрамцеве». Начало 1890-х годов Фото: предоставлено автором
Репин рисовал своего Христа с Всеволода Гаршина. Отсюда и необычный цвет глаз, которые становятся совсем сапфировыми, когда на них падает косой солнечный луч. И еще эти два ангела на потолке с двух сторон над боковыми окнами с ликами детей Мамонтовых — Верочки и Андрея, — написанными по рисункам самого Андрея Мамонтова, подававшего большие надежды своим талантом художника.
Откуда сын знал, что они с сестрой уйдут рано и первыми? Почему захотел изобразить только себя и Веру? Может, затем, чтобы мать потом смотрела на них каждый день? Рано утром приветствовала, а вечером обязательно крестила, желая спокойной ночи, как в детстве, когда они были маленькими.
Про церковь Спаса Нерукотворного в Абрамцеве во всех энциклопедиях написано, что это первый образец «русского модерна». С росписями Верещагина и Поленова, с позолоченным иконостасом, который сейчас стал совсем потертым и тусклым, а когда сюда приходила молиться Елизавета Григорьевна, сверкал звонко и празднично.
С. И. Мамонтов с дочерями Александрой и Верой (справа). 1884. Фотография. Собрание С. Н. Чернышева Фото: Wikimedia
Муж Савва Тимофеевич Мамонтов задумывал, что весь потолок и стены будут расписаны лучшими художниками России. Но то ли денег не хватило, то ли руки не дошли. Поэтому тут все белое, как в лютеранской кирхе. И только синие глаза смотрят по-прежнему пронзительно и строго из правого придела. Ну и ангелы под потолком. Их дети, которых им с Елизаветой Григорьевной суждено было пережить.
С конца 1940-х годов прошлого века, когда по велению Сталина вдруг все разом вспомнили про народность и традиции, об Абрамцево заговорили как о главной колыбели русской живописи. Обычная тональность — горделивое умиление. «Тут русский дух, тут Русью пахнет». Русский стиль, русский узор, старославянская вязь, в которой довольно легко запутаться. То ли все это лукавый китч, то ли и правда большое искусство? То ли народные умельцы и промыслы, то ли откровенная коммерция, успешно поставленная на поток талантливым коммерсантом и любителем всего прекрасного Саввой Мамонтовым?
По большому счету Абрамцево — это, конечно, такой русский Трианон. Фейк и стилизация в духе русского историзма. Все понарошку, причудливая стилизация под народную крестьянскую жизнь, какой она сроду не была и уж точно не будет. Мария-Антуанетта со своим Малым Трианоном и фермерскими забавами тут не случайно приходит на ум. Та же опасная граница, которую на самом деле не следует никогда пересекать, та же попытка в качестве эксперимента пожить не своей жизнью, прикоснуться к другой реальности. С тем лишь существенным отличием, что королева Франции диктовала моду для узкого круга, а Мамонтовы пытались охватить ею всю Россию. Вполне в духе того эклектичного времени хозяевам хотелось воссоздать культ допетровской, сказочной, пряничной Руси. И даже когда они привычно отправлялись первым классом на зимний сезон в Ниццу или Рим, то и там продолжали себя ощущать русскими патриотами.
Абрамцево. Елизавета Григорьевна Мамонтова в кабинете. Фото: предоставлено автором
Стоит ли говорить, что у себя дома они предпочитали исключительно стиль a la Russe. Тут вам и Избушка на курьих ножках (летом там принято было сервировать пятичасовой чай). И грустная Аленушка, навеки застывшая над заросшим прудом. И несдвигаемые, как платяные шкафы в гардеробной, три богатыря на своих конях (младшего Алешу Поповича Васнецов писал с Андрея Мамонтова). И малокровные отроки Нестерова, и кокетливые боярышни Неверова… И сверкающие при любом освещении врубелевские изразцы, будто только что облитые водой, которая никогда не высыхает. Секрет этой не потускневшей до сих пор глазури был открыт именно здесь, в мамонтовских мастерских. Ну и, конечно, она, смуглая дева Абрамцева с густыми черными бровями и шелковым бантом на розовой кофте в залитой летним солнцем столовой.
Сейчас там стоят стулья из другого гарнитура, но по-прежнему царит свежий персиково-яблочный аромат тех августовских дней 1887 года, когда 11-летняя Верочка Мамонтова позировала Валентину Серову, не подозревая, что станет одной из культовых звезд русской портретной живописи.
Ей будет отпущена короткая жизнь. Больше пяти лет ей пришлось дожидаться разрешения на брак с дворянином Александром Самариным. Родители жениха были против: не хотели, чтобы их высокородный красавец сын брал себе в жены купчиху. Но когда молодые, наконец, поженились, счастье их было недолгим. Верочка в 32 года умерла — буквально сгорела в три дня от воспаления легких. Осталось трое маленьких детей, один из которых — младший сын Сереженька — рано умер. Самарин больше не женился. После революции был несколько раз арестован, сидел в тюрьме, отбывал ссылку, а в перерывах между арестами и ссылками недолго служил экскурсоводом в Абрамцево, где, в частности, рассказывал о том, как его будущая жена позировала Серову.
Савва Мамонтов и группа участников Абрамцевского кружка. 1880-е Фото: Wikimedia
Сам портрет «Девочки с персиками» предназначался в подарок ко дню рождения Елизаветы Григорьевны и провисел в столовой напротив старинного венецианского зеркала вплоть до 1914 года, ну а там война, революция, множество разных бед и несчастий. В 1929 году младшая дочь Мамонтовых Александра Саввишна, которая тогда нуждалась, продала портрет сестры в Третьяковскую галерею. С тех пор он там.
На самом деле Абрамцево могло бы легко стать филиалом Третьяковки, так много тут находится пересечений, такая плотная, густая вязь судеб, имен, дружеских и родственных связей, коммерческих и художественных интересов. Недаром кто-то из художников назовет имение Мамонтовых «русским Барбизоном». Речь шла о чем-то большем, чем только об уютном и хлебосольном пристанище для вечно голодных и нуждающихся художников. Что-то такое совпало, сошлось, спелось, чтобы в Абрамцево было всем легко дышать, творить, жить… Счастливый приют для одиноких скитальцев. Почти как у Тургенева в «Рудине»: «Хорошо тому, кто в такие ночи сидит под покровом дома, у кого есть теплый угол…» Кстати, Иван Сергеевич Тургенев в Абрамцево тоже бывал. И в бытность, когда имение принадлежало Сергею Аксакову, и позже, когда его приобрели Мамонтовы.
И. Е. Репин «Осенний пейзаж. Абрамцево» Фото: Wikimedia
Абрамцево и есть этот «теплый угол» в истории русского искусства. С персиками из домашней теплицы, с вечно пыхтящим самоваром на столе, с торжественным празднованием Пасхи, на которую съезжалась вся православная артистическая общественность, с философскими разговорами о судьбах России под мягким, но непреклонным водительством любезно-строгой хозяйки Елизаветы Григорьевны, которую гости и прислуга почитали гораздо больше, чем ее мужа.
Тот был певун, игрок, затейник. Натура непостоянная, увлекающаяся, рисковая. Весь в мечтах, проектах и планах. Все у него вечно дымилось: и чугунолитейные предприятия, и домостроительные компании, и сеть железных дорог, и Русская частная опера — его любимое детище, и собственные гончарные и столярные мастерские, и журнал «Мир искусств» (первые выпуски он финансировал), и даже две газеты либерального толка… Всего слишком много для одного, пусть даже и для такого розовощекого крепыша, как Савва Иванович.
Надо было ему заниматься чем-то одним. Например, он мог бы стать первоклассным скульптором. В абрамцевском доме на видном месте стоит бронзовый бюст его отца, сделанный с какой-то гудоновской хваткой. Мог стать и профессиональным оперным певцом. Его лирический тенор не уставали нахваливать профессионалы Ла Скала. И даже сам Шаляпин, который редко снисходил до комплиментов, уговаривал его дебютировать в Частной опере. Но нет, Мамонтову надо было все и сразу. На этой хищной всеядности и погорел, потеряв не только бизнес, но и жену.
У Врубеля есть гениальный портрет Саввы Ивановича, который тоже сейчас в Третьяковке. Там он всем корпусом откинулся, отшатнулся назад, распахнув белый накрахмаленный пластрон манишки. И смотрит на нас опасливо и изумленно, будто в глаза ему бьет слишком яркий электрический свет, а руки тревожно шарят по подлокотникам кресла в поисках опоры, не находя себе места. Колер мрачный, траурный, черный. Повсюду таятся зловещие тени. А ведь до финансового краха Мамонтова оставалось еще два года. Но Врубель все предсказал. Портрет этот, кстати, так и остался незаконченным.
А вот портретов Елизаветы Григорьевны не так много. Похоже, позировать ей было особенно некогда. Всюду она при деле. Или читает, или пишет, или играет на фортепиано (в юности брала уроки у самой Клары Шуман), или занимается рукоделием. Но все это как-то тихо, молча, размеренно, не привлекая внимания ни к собственной персоне, ни к добрым своим делам, которым нет числа: она и больницу для крестьян в Хотьково открыла (до сих пор функционирует в том же самом здании), и читальню, и мастерские, и школу… А ведь если бы не деятельная доброта Елизаветы Григорьевны, спалили бы Абрамцево окрестные мужички, как это случилось с соседскими дворянскими усадьбами. Ничего бы тут не осталось.
М. А. Врубель «Портрет Саввы Мамонтова» Фото: Wikimedia
Последние годы Мамонтовы жили врозь. Он в Москве, она — в Абрамцево. Если бы Савва Иванович не попал в долговую тюрьму, они бы наверняка развелись. Но она была идеальной женой. Пришлось ей еще заниматься его делами: нанимать адвокатов, собирать деньги под залог за его выкуп, отбиваться от кредиторов, пройти через все унижения его банкротства, разорения, распродаж, через бесчисленные предательства. Все, что у них осталось после всех судов, — это одно только Абрамцево. Да и то потому, что в свое время имение было куплено на деньги из ее приданого. И это легко можно было доказать в суде.
Да вот еще эта церковь, с ключом от которой она никогда не расставалась. Все ходила туда, жгла свечи, молилась, стоя часами на коленях. Ее и похоронили рядом с их детьми, Верой и Андреем. А потом, когда пришел срок, и Савва Иванович к ним присоединился. Последние хозяева русского Трианона.
Когда началась Великая Отечественная война, монахи Троице-Сергиевой лавры пешком добрались до Абрамцево. Знали, что, если не спрятать художественные сокровища в надежном месте, все пойдет прахом. Ничего не пропало. Хотя линия фронта проходила совсем близко. Тогда в бывшем господском доме был организован военный госпиталь, а в церкви — морг.
Сегодня все это один музей, раскинувшийся под открытым небом. Свежеотремонтированный дом, куда можно попасть только с экскурсией. Но она стоит того. Ключ от церкви на своем месте над столом в кабинете хозяйки. И все картины тоже. Только несколько заменены на старательные и почти не отличимые копии.
Множество разных строений, дорожек, аллей. Два пруда — верхний и нижний. Фонари через каждый метр. Гуляй — не хочу. Трава скошена. Флоксы благоухают.
И только три страшенные каменные «половецкие бабы», найденные при строительстве Донецко-Мариупольской железной дороги, стоят мрачными истуканами в разных уголках парка, напоминая о той самой России, которую нельзя ни потерять, ни обрести заново, но которая пребудет вечно.
Музей открыт в летний период (кроме понедельника) с 10.00 до 18.00, а в субботу до 20.00. В зимний период (кроме понедельника и вторника) с 10.00 — 18.00. Парк музея открыт ежедневно.