агишева гузель идеаловна биография
Экс-уфимка Гузель Агишева опубликовала «Утренние слова»
В издательстве ИЦ «Москвоведение» вышла в свет книга Гузель Агишевой «Утренние слова»
Предыдущая книга автора «Реставратор всея Руси. Воспоминания о Савве Ямщикове», изданная там же, была отмечена сразу четырьмя российскими премиями, в том числе — Роспечати и Всероссийской премией «Хранители наследия» в номинации «Слово». Редко можно встретить книгу, которая беседует с тобой, видит тебя, берет за руку.
И с ней хочется говорить о важном, существенном, хочется что-то рассказать о себе. Теперь я понимаю, почему к Гуле всегда так тянутся люди. Умеет слушать и слышать. Вот и в книге ее — голоса, голоса, голоса… И у каждого — своя интонация. А интонация — это такая необъяснимая вещь, без которой нет литературы, да и жизни нет. И это то, что сейчас со страшной силой исчезает, испаряется. Телевидение, радио, интернет переполнены звуками слов, но это «муки зву» (так и называется один из рассказов), в них нет интонации.
В книгу вошли рассказы, эссе, две повести и много щемящих, родных голосов.
Многие из них уже умолкли навсегда, а на этих страницах мы слышим их в такой точной и тонкой передаче, на какую не способен ни один диктофон.
«Утренние слова» — это кафешантан: все болтают, и кажется, о пустяках. Такая невыносимая легкость бытия.
Гулины пальцы помнят клавиатуру ХIХ века. Первые свои рассказы она печатала на дедушкином «Ундервуде» 1885 года. Один послала в ленинградский журнал.
Вскоре получила ответ из редакции за подписью Довлатова. В литературе он был человеком суровым, но ответ был сочувственный и неформальный — мол, «что-то в этом есть». Возможно, его тронул обратный адрес: школьница из Уфы. В Уфе Довлатов родился осенью сорок первого.
Вслед за Пушкиным он любил «странные сближенья». Полюбит их и Гуля. Проза Агишевой — это сближение, причудливая перекличка людей, стран, эпох, красок и даже вещей. Под ее рукой все они рифмуются друг с другом, и возникает ощущение гармонии. Хаос остается за акварельной обложкой. И нарисовала эти акварели тоже Гуля, ведь по первому образованию она художник.
Напомним, Гузель Агишева начинала как журналист в республиканской газете «Ленинец», где прославилась яркими и живыми статьями о культуре. Позже Гузель работала в «Комсомольской правде», «Известиях». Она — лауреат премий Союзов журналистов СССР (1989) и России (2006, 2009), Всероссийской премии «Хранители наследия» за книгу «Реставратор всея Руси. Воспоминания о Савве Ямщикове» (2011). Сегодня — редактор отдела «Общество» газеты «Труд».
«Брошь», Гузель Агишева
Рассказ в пятом номере «Дружбы народов». У автора несколько высших образований в самых престижных вузах страны. По профессии журналист.
До странности много схожего в рассказах авторов, подписывающихся женскими именами. По крайней мере, в тех, что отбираются центральными редакциями. Вот и здесь, опять больница, только уже не сумасшедший дом, хотя какие-то ненормальные мельком и здесь встречаются, опять Германия. Очевидно, для нынешних писательниц зарубежье — сильнейшее впечатление, только там их прозаические музы раскрепощаются и начинают чудить. Или просто им интересна исключительно заграница, а на родину они плевать хотели? По публикациям это определенно трудно сказать. Ведь в чем здесь проблема? Возможно у Гузель Агишевой или у той же Коф тьма других рассказов на другие темы да и лучше написанных, но редакция по только ей известным причинам отобрала именно этот. И по отобранному редакцией тексту мы и судим об авторе. Получается, если редакция некомпетентна, а это у нас повсеместно, то страдает автор.
Также мне непонятно, к примеру (к этому же вопросу), когда у нас говорят о, скажем, прозе девяностых: проза девяностых у нас такая-то и такая-то. Это какая проза? Которая в журналах печаталась? А кто вам сказал, что это проза? Что это лучшие ее образцы? Это всего-навсего выбор журналов, а он может быть и ошибочным. Я лично ни одному журналу не доверяю абсолютно, разве что с оглядкою и проверками. Потом, спустя десятилетия, глядишь, всплывет какой-нибудь незамеченный сегодня писака, и вся хваленая лубочная картинка прозы любых годов изменится до неузнаваемости.
Смысл здесь в чем? Следите за формулировками, господа. А они должны быть максимально корректными. Конечно, хочется охвата, значимости, но точность в любом деле прежде всего. Она нам, читателям, представит вас — критика, обозревателя, как человека культурного, уважающего и себя, и исследуемые предметы.
Навскидку: «проза девяностых» очень легко исправляется: «толстожурнальная» проза (года подставляйте сами)«, «проза крупных издательств», «неформатная проза», «непризнанная», «публикуемая проза» и т. д. Вот я обозреваю рассказы — внимание! авторов, подписывающихся женскими именами. В силу разных причин эта формулировка мне кажется наиболее корректной.
Об Агишевой: по сути рассказ о войне, о взгляде на нее с нашей стороны и со стороны немцев, о жизни победителей и побежденных, столь катастрофически различающейся. В общем, довольно неплохо, хотя растянуто, кашеобразно. Но, и это главное замечание, относящееся скорее к работе «ДН», чем к писательнице:
на мой взгляд, много редакторского брака. Агишева — журналист, а в журналистике отношение к слову поверхностное. Грешит она этим в рассказе, грешит, и тут редакция могла бы ее подправить. Бываю порой излишне придирчив, но мне не понравились:
«он теряет дар речи и краски лица» (очевидный косяк. У него что — лицо разноцветное?)
«жилистое тело, на которое время не покусилось»
«полуобморочное состояние» — это не косяк, но очень затертое выражение, плохо!
«все в ней читается без подтекстов».
Создается ощущение, что Агишева — один из тех авторов, которых журналы печатают «по обмену» или за субсидии, то бишь, за деньги, а «ДН» в программах таких участвует.
Неплохой момент, когда немецкий врач заговорил по-русски, но его можно было докрутить, побогаче придумать, хотя в нем и так есть значение; конечно, симпатично, когда немцы во время войны живут неделю с русской голодной семьей.
Агишевой я бы с чистой совестью, несмотря на языковые небрежности, поставил положительный балл, но оцениваем мы работу редакции. А «ДН» на этот раз 2. Правильно я их не люблю.
geneura
geneuraДневник пристрастного издателя
Метка: Агишева
Газета «Труд», № 049, 11 Апреля 2012г.
Леонид Бахнов, завотделом прозы журнала «Дружба народов»
В издательстве ИЦ «Москвоведение» вышла в свет книга Гузель Агишевой «Утренние слова».
Всегда восхищался теми, кто умеет писать коротко ни о чем. Например, Довлатовым — я сейчас о его колонках в им же придуманную газету «Новый американец». Деталь, еще деталь, ассоциация, интонация, напор — и вот уже смысл вытаращивается сам, как бы помимо воли автора. Какое там — ни о чем! Тут тебе и экспозиция, и завязка, и кульминация, и развязка — прямо-таки классическое построение художественного текста.
Зато свобода, воздух, раскованность.
Примерно так строит свои рассказы (наброски, заметки, эссе?) и Гузель Агишева, известный журналист, которая в последние годы стала выступать и с прозаическими произведениями.
С чего начинаются ее тексты? Да хоть с чего. «На крышу дома спланировала ворона». Это первая фраза самого первого в книге текста. А дальше — дальше идет чистейшей воды импровизация, эдакий самозабвенный словесный свинг. Из которого неожиданно вытанцовывается очень важная и даже насущная для каждого из нас мысль, причем связанная как раз со словами: сколь же много от них зависит! От их уместности, точности, соответствия здравому вкусу — или, наоборот, от привычки к уменьшительно-ласкательным суффиксам, к газетным штампам, к интимной патетике в обиходе. Типа «дорогой», «любимый»:
( Читать дальшеСвернуть )
«Еду в Уфу. Думаю о Гузель!
Скоро, уже совсем скоро ее увижу. »
Мне всегда казалось, что мой дедушка, которого я обожала, не совсем писатель. Что он только играет эту роль. Разве писатели такими должны быть? Смешливыми, доверчивыми, порой суетливыми, любознательными, как дети, искренними до парадоксальности? Писатели должны быть вальяжными и неторопливыми, иметь усталый взгляд, глубокомысленно взирать вокруг, красиво восседая в кресле.
А дедушка был живчик. Садился в кресло, тут же закуривал и закашливался, сидел в синих клубах дыма и, шевеля пальцами, пытался сосчитать, сколько же сегодня выкурил. Потом вдруг вскидывался и приникал к огромному приемнику, который всегда вещал на предельной громкости – на всю комнату, на весь подъезд, на весь двор… Звук у него был глухой и говорил он, будто закашливаясь, совсем как дедушка.
А как дедушка работал? Разве так должны работать писатели? Они должны чиркать рукописи до черноты, рвать их в неистовстве или сжигать. А дедушка почти все время гулял по улицам. Порой останавливался и, подняв палку к небу, произносил громко, нараспев: «Алла сакласын!» – и тут же, прищурив подслеповатые глаза, бросал кому-то вдогонку: «Очень здравствуйте!» Опять ходил и ходил по улицам. Слегка раскачиваясь, уловив какой-то ритм, по-балетному выворачивая стопы. Приходил домой молчаливый, погруженный в себя, долго пристраивал палку в угол и шел к себе. Ступал тихо, совсем бесшумно, как кошка – словно боялся расплескать свои мысли. Опять ходил вокруг круглого стола, который, казалось, и был, как глобус, установлен в центре его вселенной специально: чтоб ходить, ходить, ходить, пока не поймаешь ритм, мелодию слова. Потом молча садился за стол и писал. Не видя, что пишет. Записывал для бабушки. Строчка наезжала на строчку. Он пытался подносить лист к лампе в определенном ракурсе, чтоб увидеть или скорее угадать последнее слово, на котором почему-то остановился. Не видел и продолжал дальше. Его нельзя было в этот миг тревожить. Он держал в голове строй повествования, писал как бы виртуально. Надо было все продумать, проговорить, проинтонировать, сесть и записать в один присест. Но если его в этот момент кто-то тревожил, он никогда не говорил, что вот, мол, помешали…
Нет, писатели такими, конечно, не бывают.
И конечно же писатели не должны сами носить свои рассказы в редакции и радоваться, что они там понравились людям, которые еще меньше дедушки похожи на писателей.
Настоящие писатели живут в Москве, ездят в другие страны, а еще лучше – путешествуют по всему свету. Например, на Килиманджаро. Только такой опыт и интересен.
Все это я как-то поведала дедушке. Он слушал с таким вниманием, даже напряжением в лице – ни разу не возразил, не перебил. Мне стало даже неловко от того, с какой беспощадностью я вынесла «всем им, не настоящим» свой приговор. Только обескураженно сказал: «Интересно. Очень интересное суждение…»
До сих пор удивляюсь, что дед тогда ничего не возразил. Ведь мог сто доводов привести.
Тридцать четыре года спустя среди бумажных отвалов его архива случайно нашла шесть записных книжек. Оказалось, его дневники. Он вел их с педантичной аккуратностью с 1966-го по 1971-й. И еще один выбивающийся из хронологии год, 1958-й, посвящен мне, двухлетней. Я тогда сильно болела, а дед, оказывается, жутко переживал. Найденные записки взяла с собой в Германию. Здесь, под ритмичные удары колокола, летящие с морозным воздухом прямо с горы, и читаю их.
Вспомнились его строчки, почти молитва:
«Я в поезде. Думы о Гузель. Только думаю и думаю о ней…»
«Я в Москве. Вечером улетаю в Баку. Где ты, Гузель. »
«Я в Баку. А Гузель так далека. Встретил Расула, он приехал с дочерью. Очень похожа на Гузель. »
«Я уже в Москве. Дал телеграмму домой. Ничего о Гузель не знаю…»
«Еду в Уфу. Думаю о Гузель! Скоро, уже совсем скоро ее увижу. »
…А я сижу на замшелом основании каменного католического креста, чудом уцелевшего в городе гугенотов, и думаю о тебе, дедушка. И о твоих записях. Безыскусных, простых по форме, как деревенский ситчик. Натуральный, веселенький, так легко вбирающий в себя окружающие запахи и так долго их хранящий… И не могу не подивиться тому, как практически незрячий и глухой человек пытался реализоваться, как мог оставаться таким добросердечным, внимательным к людям, таким оптимистичным и быть совсем не завистливым! Как умел радоваться чужому успеху, восторгаться чужим талантом. Прощал за талант и дурной характер, и личные обиды. Редчайший дар.
За свою журналистскую жизнь я была знакома со многими большими, признанными писателями. С некоторыми из них общалась неформально в течение многих лет. И ни у кого не встретила этого дара – преклонения перед чужим талантом. Это как взобраться на Килиманджаро. Не меньше. Поэтому так часто я думаю о тебе, дедушка.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.
Агишева гузель идеаловна биография
Людям гораздо проще писать о своих чувствах в «виртуале», чем реально делиться ими с тем, кто в них нуждается, в «реале»
Хорошая журналистка, у которой в «ФБ» 5 тысяч подписчиков (больше, как вы знаете, нельзя) и которую я с любопытством читаю, написала пост про своего отца, заболевшего ковидом. Тема понятна и благородна: вдруг кому-то этот негативный опыт пригодится, может, даже жизнь спасет. Короче, живет отец в небольшом городке. Как и многие наши сограждане, доверяет всяким целителям, вещающим с экрана про то, что «на седьмом десятке мои суставы в порядке», поэтому к врачам обращается в крайнем случае. Такой крайняк его все же настиг, его положили.
Почему-то бонусы за вакцинацию от «ковида» получают только мальчиши-плохишы. Хотя было бы логично разыгрывать пряники между всеми привившимися
В моде нынче мальчиши-плохиши. Мой приятель лишь вчера сподобился в первый раз уколоться от ковида. И получил за сей поступок бонус от властей — тысячу рублей. А отличники типа меня, как всегда, остались с носом. А ведь пойди я прививаться не полгода назад, как сразу позвали, а в эти полные внутренней борьбы дни, глядишь, могла бы выиграть машину или квартиру. Ну или хотя бы помечтать. Логично было бы разыгрывать пряники между всеми привившимися, разве нет? Хотя я не столько про пряники, сколько про логику: она в действиях и заявлениях.
Таково было решение Зинаиды Ермольевой, позже прозванной «госпожой пенициллин» за изобретение, спасшее сотни тысяч жизней на фронте
Лаконичное безапелляционное распоряжение Ермольевой касалось еще не пенициллина, а холерного макрофага — антихолерной вакцины, выделенной ею сначала в лаборатории и испытанной на крысах и на себе, а потом, в силу обстоятельств, на безнадежных, смертельно, казалось бы, раненных красноармейцах в подвале прифронтового дома. Немцы рвались к Сталинграду, стояли уже близко. Но кроме обстоятельств чисто военных большое опасение внушала и начинающаяся эпидемия холеры. Вот тогда-то и решено было послать на военно-медицинский передний фронт эпидемиолога.
19-летний тиктокер Даня Милохин стал лицом «Сбера». И в этом качестве его пригласили на Петербургский экономический форум как особенного гостя
Благодаря «ФБ» узнала новое имя: Даня Милохин. Никак не могла его запомнить, но по мере нарастания накала в социальных сетях таки запомнила. Так вот, Даня, оказывается, знаменитость — тиктокер. Сей 19-летний парниша, явно не обремененный интеллектом, был приглашен на Петербургский экономический форум как особенный гость: сам «Сбер выбрал его своим «лицом». Лицо представляло на мероприятии банк, а заодно и будущее России на специальной «молодежной» панели — и это довольно омерзительное зрелище вызвало негодование пользователей. Биография.
Редкий день обходится без довольно-таки скабрезных сенсаций и откровений на информационных просторах
Редкий день обходится без подобных сенсаций на информационных лентах. И все равно не перестаю удивляться этим многообещающим заголовкам: «Звезда телешоу «Дом-2» госпитализирована с внематочной беременностью». «Всероссийская телесваха призналась, что после удаления матки перестала регулярно заниматься сексом». «Популярная певица рассказала, как впервые ощутила в руке мужской член». Извините, конечно, за эти срамные цитаты, но они прыгают в медиапространстве, как блохи. И вовсе не инкогнито: у каждой такой новости есть имя и фамилия.
О некоторых особенностях вакцинации у нас и «у них»
Позвонила моя немецкая подруга и счастливым голосом сообщила, что только что сделала первую прививку немецко-американской вакцины BioNTech/Pfizer. Не могла сдержать радости по такому поводу, все повторяла, как ей повезло. Она-то думала, что очередь дойдет не скоро, поскольку в Германии вакцины не хватает, там четкое разделение, кому в первую очередь, кому во вторую, в третью, в четвертую. В Германии вакцинацию начали с тех, кому за 80. Потом дошли до тех, кому за 70, у кого диабет, у кого онкология. А подруга моя работает с группой.
Чиновники ищут способы доказать, что мама девятилетнего Стасика умерла от ковида, заразившись им не на работе, а в другом месте
Девятилетний житель Уфы Стасик остался сиротой. Его мама Лена Гайнуллова, врач линейной бригады скорой помощи, 15 января скончалась от ковида. Месяц спустя, 13 февраля, умер и папа мальчика Рафаэль. Бабушка с дедушкой тоже переболели ковидом. Едва бабушке Стелле стало полегче и она смогла обходиться без кислорода, она умолила врачей выпустить ее домой, чтобы собирать бумаги для оформления опекунства. А тем временем чиновники ищут способы доказать, что мама Стасика заразилась ковидом не на работе, а в другом месте. Тогда государство сэкономит — не выплатит.
Сенатор Людмила Нарусова получила остроумный ответ на свое брюзжание о пикетчиках «бомжового вида»
Девица в облегающем платье в пол и с меховой горжеткой на плечах с плакатом «Нарусова, так ОК?» стоит на ступеньках здания Совета Федерации. Придумано остроумно, и соцсети мгновенно отреагировали дружным «ха-ха». Это в ответ на брюзжание сенатора Людмилы Нарусовой, возмутившейся одиночными пикетчиками «бомжового вида». Возмущение дамы-сенатора (для тех, кто не в курсе, госпожа Нарусова — член Совета Федерации Федерального cобрания Российской Федерации от исполнительной власти Республики Тыва — именно так, почти.
Евгений Соседов был героем нашей газеты и десять, и пять лет назад. И сегодня он остается героем «Труда» и нашего времени
В моей жизни дважды повторялся этот сюжет: защита защитника. В первый раз был Георгий Василевич, директор заповедника в Пушкинских Горах. Позвонил Савва Ямщиков: «Поехали в Пушкинские Горы, а то уничтожат этого парня, Георгия, он и так уже в больнице». А за что битва, спросила Савву. За пространство, ответил, за территории. Начальники хотят быть поближе к Пушкину, чтоб дача непременно там красовалась. В другом сюжете опять начальники пожелали в столбовые дворяне — чтоб дачи непременно в Архангельском, близ юсуповского дворца.
Уфимскую пенсионерку судили за экстремизм: она переводила деньги матери осужденного по политической статье
О некоторых особенностях работы немецкой почты
Полтора месяца назад я написала заметку в «Труде» о том, как трудно выбирать подарки для немцев, потому что подарки у них в крови: редкий немец не шлет их своих знакомым по самым, казалось бы, ничтожным поводам — так приучены сытой жизнью, где золоченые обертки, яркие тесемки, кружева, банты и фестончики занимают не последнее место. Это культ праздника, который должен быть всегда с тобой. И вот мне требовалось найти подарки для зеркального ответа на немецкую посылку. Вы же понимаете, это нелегкая задача, потому что должна быть соблюдена.
Особенности «черной пятницы» у нас тут и у них там
Вот уже месяц с утра дзенькает телефон и сваливается сообщение о надвигающейся «черной пятнице» на Wildberries. У них каждая пятница — черная. Хотя «по протоколу» должна быть после американского Дня благодарения, то есть сегодня, в последнюю пятницу ноября, 27-го. Но, с другой стороны, в пандемию, когда люди предпочитают не шататься по торговым центрам, а делать покупки в интернет-магазинах, каждый божий день для онлайн-продавцов — черная, то есть прибыльная пятница. Все идет из той же Америки: во время.
Ушла из жизни легендарный преподаватель, автор учебника английского языка
Можно ли куда-нибудь достучаться, если написать на портал госуслуг?