апухтин и чайковский личная жизнь
Петр Ильич Чайковский
Творчество и личная жизнь Чайковского. Интересные факты о Чайковском
Страницы
Личная жизнь Чайковского: близкие друзья из Училища Правоведения. Любовные отношения композитора
О личной жизни композитора известно довольно много и о ней можно говорить очень долго.
Но чтобы представить общую картину личной жизни и отношений композитора, мы составили список близких и интимных друзей Чайковского, с которыми у него были близкие отношения на том или ином этапе жизни.
«Особенные друзья» Чайковского
Поэтому в этой статье речь пойдет об «особенных дружбах» Чайковского. Именно так называли свои близкие отношения Чайковский и его товарищи по Училищу Правоведения.
Чайковский поддерживал отношение со многими приятелями, поэтому не всегда ясно, с кем у композитора были чисто дружеские отношения, а кто был больше чем друг.
В этой статье речь пойдет о близких друзья Чайковского, с которыми он общался во время учебы. При этом, со многими друзьями-правоведами Чайковский продолжал общаться и после выпуска.
Юные годы в Училище
Федор Маслов
Алексей Апухтин
Сергей Киреев
По словам Модеста Чайковского, будущий композитор страдал от безответных чувств к Кирееву.
О судьбе Киреева известно немного. Он работал мировым судьей в Калуге и умер в молодом возрасте.
О теплых чувствах Чайковского к Кирееву красноречиво свидетельствует тот факт, что над столом композитора в его дома в Клину висели две фотографии Киреева.
Владимир Мещерский
Владимир Адамов
С Чайковским они сблизились за короткое время, пока Адамов несколько месяцев учился с ним в одном классе. Затем Адамов перешел на класс старше, но они остались до самой смерти близкими и интимными приятелями.
Владимир Герард
Сохранилось фото выпускного класса, где Чайковский и Герард стоят рядом. Друзья поддерживали отношения и после выпуска из училища.
Лев Шадурский
Иван Турчанинов
Иван Турчанинов был приятелем Чайковского по училищу. Они познакомились с в приготовительном классе, на второй год учебы Чайковского в училище. Юный Петя и Иван были всегда очень дружны и сохранили хорошие отношения на все годы в училище.
Мальчики с 1856 года ходили в отпуск на Васильевский остров, что и послужило поводом для их сближения. Одно время друзья гостили друг у друга и Турчанинов стал своим к кругу семья Чайковского. После училища их дороги разошлись и они редко общались.
Князь Алексей Голицын
Владимир Юферов
Был близким другом Чайковского в училище и в следующие после выпуска годы. Юферов в последствие стал одесским прокурором и промышленно-банковским деятелем.
Запретные страсти Петра Чайковского
Возненавидев жену, великий композитор пошёл топиться в Москве-реке
1859 г. ЧАЙКОВСКИЙ окончил Императорское училище правоведения. Он получил чин титулярного советника и начал работать в Министерстве юстиции. Очень надеялся на повышение, однако его «задвинули». Тогда будущий композитор и задумался о том, чтоб сменить сферу деятельности. Отец Петра Ильича бросился к КЮНДИНГЕРУ, учителю музыки: есть ли у сына настоящий музыкальный талант? Кюндингер ответил: нет, у Петра Чайковского музыкального таланта нет. Мол, способности есть, но для музыкальной карьеры он не годится. Да и поздно начинать в 20 лет. Но отец не стал препятствовать, и в 1861 г. Чайковский поступил в Музыкальные классы Русского музыкального общества, вскоре преобразованные в Петербургскую консерваторию.
В наше время гениального композитора, 175-летний юбилей которого на днях отмечал весь мир, назвали бы трудоголиком. Он дружил с великим князем Константином Романовым и признавался ему, что «буквально не может жить не работая». А как окончит сочинение, наваливаются «тоска, хандра, страх за будущее, мучительные вопросы о смысле земного существования». Чайковский строго ругал себя за лень: «Во мне есть силы и способности, но я болен болезнью, которая называется обломовщина». И это говорил человек, добившийся права называться одним из величайших композиторов всех времен, создавший более 80 крупных произведений, 10 опер, три балета, более 100 романсов.
 |
Гадюка
Главным потрясением в его жизни стала неудачная женитьба.
Лето 1876 г. Петр Ильич пишет брату: «С нынешнего дня я буду серьезно собираться вступить в законное брачное сочетание с кем бы то ни было. Я нахожу, что мои склонности суть величайшая и непреодолимейшая преграда к счастию, и я должен всеми силами бороться со своей природой. Я сделаю все возможное, чтобы в этом же году жениться, а если на это не хватит смелости, то во всяком случае бросаю навеки свои привычки. Разве не убийственная мысль, что люди, меня любящие, могут иногда стыдиться меня. А ведь это сто раз было и сто раз будет. Словом, я хотел бы женитьбой или вообще гласной связью с женщиной зажать рты разной презренной твари, мнением которой я вовсе не дорожу, но которая может причинить огорчения людям, мне близким. Я так заматерел в своих привычках и вкусах, что сразу отбросить их, как старую перчатку, нельзя. Да притом я далеко не обладаю железным характером, и после моих писем к тебе уже раза три отдавался силе природных влечений. »
А вскоре Чайковский получил письмо от бывшей студентки консерватории Антонины Милюковой. Девушка призналась в любви к гению и после короткой переписки первой предложила руку и сердце.
В то время Чайковский работал над оперой «Евгений Онегин». Он признавался: «У меня постоянно жило в душе возмущение небрежно-легкомысленным отношением Онегина к Татьяне. Поступить подобно Онегину мне казалось бессердечным. Я был как бы в бреду».
Венчание с Антониной Милюковой состоялось 6 июля 1877 г. в церкви Святого Георгия на Малой Никитской улице.
 |
Прямо в пальто он по грудь вошел в Москву-реку. Домой добрался в бреду.
 |
Жена стала ему ненавистна. Вот самые характерные выражения Чайковского из писем брату Анатолию: «Когда я воображу себе, что ты, может быть, путешествуешь с Антониной Ивановной, то кровь ужаса застывает в моих жилах! Что может быть ужаснее, как лицезреть это омерзительное творение природы! С этим исчадьем ада шутить нельзя; благородные чувства к ней излишни».
Композитор мечтает развестись и даже готов заплатить, лишь бы отделаться от женщины, которую называет не иначе как «гадиной». Он обращается к брату-юристу: «Узнай, голубчик. Имею ли я возможность, дав Ант[онине] Ив[ановне] вместо пенсии капитал, обеспечить себя навсегда от ее приставаний и денежных претензий, не прибегая при этом к разводу, которого она не хочет и которого я сам боюсь, если принять в соображение, что она может наделать скандала при ведении дела».
Отчаявшись, Милюкова-Чайковская стала жить гражданским браком с другим мужчиной. Она родила троих детей, которых сдала в воспитательный дом. Разум женщины не выдержал обрушившихся на нее злоключений. Антонина Ивановна окончила дни в психиатрической больнице.
 |
Самки
Чайковский был горячо верующим человеком. Он очень страдал от своей аномалии, прекрасно зная, что наклонности подобного рода убивают душу, ее чистоту и способность любить. Поэтому страшно огорчился, когда заметил аналогичную склонность у одного из младших братьев, Модеста.
13 января 1870 г. Петр Ильич пишет брату: «Если есть малейшая возможность, старайся не быть бугром (педерастом. — Ред.). Это весьма грустно. В твои лета еще можно заставить себя полюбить прекрасный пол; попробуй хоть один раз, может быть, удастся».
Про Модеста говорили, что с 16 лет он активно интересовался однополыми отношениями. Причем началось это в том же самом Императорском училище правоведения, где учился Петр Ильич. Как считали в семье, сам композитор пережил первый такой опыт со своим однокашником, будущим поэтом Апухтиным. Когда в «Новом времени» появилась статья о нравах консерватории, Чайковский c тяжелой душой написал Модесту: «Тень моей репутации падает на всю консерваторию, и оттого мне еще стыднее, еще тяжелее».
Из письма к другому брату, Анатолию, становится понятно, что композитор имел и какой-то опыт с женщинами.
 |
2 декабря 1871 г.: «Я должен тебе прежде всего выразить мое скорбное недоумение насчет твоей болезни. Что у тебя шанкр, то это меня нисколько не удивляет, ибо с кем его не было? (Вспомни только, какой шанкр насадила мне Гульда у Фюрст в Петербурге!) Итак, нет ничего невиннее, как этот всем доступный орденский знак».
Когда Чайковский узнал, что Анатолий женится, написал ему: «Есть известного рода потребность в ласке и уходе, которую может удовлетворить только женщина. На меня находит иногда сумасшедшее желание быть обласканным женской рукой. Иногда я вижу симпатичные лица женщин (впрочем, не молодых), которым так и хочется положить голову на колени и целовать руки их».
Однажды Модест предложил Чайковскому поселиться вместе с ним и его глухонемым воспитанником Колей Конради. Композитор с нежностью относился к мальчику, но ответил брату: «Я не хочу, чтоб злые языки начали язвить невинного ребенка, про которого неизбежно стали бы говорить, что я готовлю себе в нем любовника, да притом немого, чтоб избегнуть сплетней и толков».
 |
Слуги
Западные биографы часто акцентировали внимание на аффектации, с которой Чайковский относился к своим слугам. И делали на основе этого недвусмысленные выводы. Но вот что говорит музыковед Соломон Волков: «Утверждать что-либо трудно из-за отсутствия доказательств. Однако в России отношения со слугами традиционно находились на ином эмоциональном уровне, чем принято на Западе. Поэтому Чайковский выказывает типичное отношение русского «просвещенного барина» к слуге, когда записывает в дневник об одном из них: «Это такая чудесная личность. Господи! И есть люди, которые поднимают нос перед лакеем, потому что он лакей. Да я не знаю никого, чья душа была бы чище и благороднее. »
Ему вторит Баланчин: «В России всегда любили своих слуг. Поэтому я не удивляюсь, что Чайковский писал своему слуге аффектированные письма. Здесь, на Западе, к слугам куда более холодное отношение. А восточные люди со своими слугами вообще не разговаривают».
 |
Ногти
Джордж Баланчин, основоположник американского балета:
«Я думаю, Чайковскому было приятно и удобно с молодыми мужчинами. Женщины сразу начинали предъявлять на него права. Есть люди, которые к таким вещам относятся спокойно. Но Чайковский так не мог. С мужчинами, вероятно, можно было дружить и даже любить их, и они не требовали от Чайковского, чтобы он был полностью только с ними. Музыка была для него самым главным в жизни».
 |
Цитата
Майкл ДЖЕКСОН, поп-король:
Другая любовь Чайковского
Дед Петра Ильича Чайковского по материнской линии был французом, как и отец Фредерика Шопена. Вероятно, эта иноземная примесь в крови обоих гениальных композиторов и определила стиль их музыки, которая отличалась изяществом и красотой.
Болезнь спинного мозга, нервные припадки, психическую неуравновешенность и постоянную меланхолию Чайковский унаследовал от дедушки Ассиера, француза по происхождению. Не в этом ли секрет некоторых характерных черт музыки знаменитого русского композитора?
Отец Чайковского отличался чрезмерной сентиментальностью, которая заставляла его по всяким пустякам ронять слезы умиления. Эту черту характера унаследовал сын – будущий великий композитор.
Нина Берберова в книге о Чайковском упоминает, что будущий композитор в возрасте 6-7 лет носил «клетчатые платьица с юбкой в складку». Вероятно, родители, зная нежный, чувствительный, сентиментальный характер ребенка, одевали его как девочку. Как знать, не эти ли наклонности детства предопределили гомосексуальную ориентацию русского гения?
В 9-10 лет по складу характера Чайковский был скорее девочкой, нежели мальчиком. Сцена его прощания с матерью, когда та оставляла сына в Санкт-Петербурге в училище Правоведения, а сама уезжала к мужу на Урал, поражает чрезмерной эмоциональностью. Рыдающего ребенка с трудом оторвали от матери, он бился в руках дальнего родственника Кайзера, заходясь в крике и плаче, и рвался вслед уезжающему тарантасу.
Чайковский всю жизнь отличался повышенной чувствительностью, а в детстве эта черта характера проявлялась почти ежедневно и зачастую комично. Маленький Петя объяснялся в любви с гувернанткой Фанни, рыдая, признавался в нежной привязанности к отцу, а мать вообще боготворил. Он мог проливать слезы над книжкой о Жанне д’Арк и над бездомным котенком: восторг и жалость переполняли его душу.
В Чайковском очень рано проявились художественные наклонности. Еще ребенком он отличался привязчивостью и добротой. Он ронял слезы умиления и восторга, познавая красоту Божьего мира.
Учиться игре на рояле Чайковский начал в возрасте 5-6 лет. Музыка поглощала его полностью. Да и могло ли быть иначе с чувствительным малышом, только недавно узнавшем творения Моцарта, Россини, Доницетти, Беллини – бессмертных кумиров оперного искусства?
Чайковский впервые услышал музыку Моцарта в возрасте 5 лет, и она вызвала в мальчике слезы счастья. Чуть позже он познакомился с отрывками из опер Россини, Доницетти, Беллини, этих мелодичнейших композиторов итальянской школы. Звуки механического устройства, оркестрины, порождали в нем «святой восторг».
Первое посещение оперы и балета повергло 8-летнего Чайковского в состояние эйфории. Он испытал подлинное потрясение при звуках симфонического оркестра, так что на несколько дней лишился покоя и бредил, вспоминая свои впечатления.
Как-то в доме Чайковских заезжий офицер, поляк по происхождению, вдохновенно исполнил на рояле несколько мазурок Шопена. Мальчик Петя, будущий великий композитор, испытал подлинное блаженство и восторг, его проняла внутренняя дрожь. Знакомство с музыкальными шедеврами в детском возрасте в значительной мере предопределило его судьбу.
2. Училище Правоведения
Когда маленького Петю Чайковского отдали в приготовительный класс училища Правоведения, он постоянно тосковал по родителям и отчему дому. Остаться одному без материнской ласки было невыносимо, поэтому он стал искать дружеского участия и ласки у товарища по учебе, Леши Апухтина. Их дружба вскоре переросла в нежные чувства.
В училище Правоведения Чайковский подружился со своим ровесником Лешей Апухтиным. Будущий композитор – добродушный, меланхоличный, слезливый мальчик – не мог не подпасть под влияние язвительного, демонического юного поэта, который казался старше своих лет и знал много такого, о чем Петя не догадывался. Они сидели за одной партой, а их кровати в дортуаре располагались рядом, так что можно было шептаться до полуночи. Нина Берберова отмечает, что Апухтин с Чайковским «любили друг друга, один – оттенком покровительства и власти, другой – с завистливой тревогой».
После окончания училища Правоведения Чайковский вместе с Апухтиным погрузились в водоворот петербургской светской жизни. Не было недостатка ни в развлечениях, ни в числе юных поклонниц. Однако будущий композитор с прохладцей относился к многочисленным барышням, в среде которых вращался. Как пишет Нина Берберова, уже к 20 годам «он почувствовал полное, окончательное, непреоборимое равнодушие к женщинам». Гомосексуальная ориентация трансформировалась в осознанное влечение к мужчинам.
После поэта Алексея Апухтина, товарища по учебе, следующим возлюбленным Чайковского стал неаполитанец Пиччиоли, учитель пения и ревностный поклонник Верди, Россини и прочих «великих мелодистов Италии». Таким образом, «голубая» ориентация композитора, сложившаяся еще в училище Правоведения, решительно утвердилась.
Во время учебы в консерватории Чайковский нередко плакал от восторга, слушая ораторию Шумана «Рай и Пери» или произведения кумира своего детства Моцарта. Ему приходилось скрывать слезы, потому что сокурсники частенько дразнили его «институткой». И в чем-то они были правы: Петр Ильич действительно был женственен как внешне, так и внутренне.
4. Эротические вожделения
В общении Чайковский был мягок, деликатен, даже застенчив, однако по отношению к самому себе он был требователен и тверд, как гранит. Это приходится на тот период его жизни, когда он приехал из Петербурга преподавать в Московской консерватории. Он уже поверил в свое призвание и поставил перед собой высокую цель. Женственность характера дополнялась мужественностью, ибо жажда творчества сделала его волевым человеком.
В канун глубокого душевного кризиса на горизонте Чайковского появился талантливый ученик Сережа Танеев – духовно чистый, целомудренный юноша с женскими чертами лица. Вскоре они подружились. Зная о гомосексуальных наклонностях Петра Ильича, трудно допустить, что их взаимная привязанность была исключительно платонической.
Чайковский посвятил свою фантазию «Франческо да Римини» юному, целомудренному ученику Сереже Танееву. Неизбежно встает вопрос: а не была ли эта «дружба» похожа на ту, которая связывала Петра Ильича с Володей Шиловским? Не «голубой» ли оттенок у подобной привязанности?
Когда Чайковский впервые снял свою собственную отдельную квартиру, он тут же обзавелся «сердечным другом», им стал его бывший ученик Володя Шиловский, болезненный и музыкально одаренный юноша. Влюбленные часто уезжали из столицы, подальше с глаз долой от московской публики, жившей пересудами и сплетнями. Композитор, оказывая внимание и помощь младшим братьям, нередко обделял их, стараясь потрафить прихотям капризного, изнеженного, щегольски одетого любимца Володи.
В период работы над оперой «Пиковая дама» Чайковский жил в Италии. И кого он стал разыскивать в первый же день по приезде? Не светских знакомых, а полюбившегося ему уличного певца Фердинандо и акробата Мариани! Композитор не раз говорил, что писать музыку надо «на манер сапожников, а не на манер бар, каковым был у нас Глинка». В обоих случаях, в творческом труде и любви, обнаруживается несомненный демократизм русского гения.
В дневниках, предназначенных исключительно для собственного чтения, Чайковский вспоминал о тайных связях с мужчинами, о которых никто не догадывался. «Перед отходом ко сну много и долго думал об Эдуарде. Много плакал. Неужели его теперь вовсе нет. Не верю». На следующий день – еще одно имя: «Думал и вспоминал об Заке. Как изумительно живо помню я его: звук голоса, движения, но особенно необычайно чудное выражение лица его… Я не могу себе представить, чтобы его вовсе не было теперь». Призраки былых увлечений бередили душу композитора, властно вторгались в покойную тишину рабочего кабинета.
Чайковский не брезговал знакомствами с простонародьем. Он был очень сильно привязан к своему слуге Алеше, общался с молодым извозчиком Ваней, банщиком Тимошей, с лакеем Кондратьевым, клинским мальчиком Егорушкой, просвирником Сашей. Разумеется, гомосексуальные наклонности композитора придавали этим привязанностям специфический оттенок, однако нельзя не признать несомненной простоты характера Петра Ильича.
Живя в Клину, Чайковский частенько приходил к школе, где щедро одаривал деревенских мальчишек медяками и конфетами. Дети, не подозревая ничего дурного, считали его добрым барином. Особенное удовольствие доставляли композитору встречи с ненаглядным Егорушкой, за что вечерами совестливый развратник просил у Бога прощения.
Отец Чайковского, его добрый гений, учил сына уважать и боготворить женщину, словно святую. Когда у Петра Ильича наметился роман со знаменитой итальянской певицей Дезире Арто и было объявлено об их помолвке, глава семьи остался доволен, хотя и предвидел некоторые материальные затруднения. Увы, ободряющие напутствия отца остались невостребованными. Намечавшаяся свадьба, которая могла отторгнуть композитора от гомосексуальных наклонностей, расстроилась, и неудача лишь усугубила его отчаянное положение.
Когда Чайковский женился на 28-летней Антонине Ивановне Милюковой, она глубоко оскорбилась его отказом провести с ней первую брачную ночь. Аморальность поступка великого композитора вполне очевидна.
В те редкие дни, когда супруга Чайковского Антонина Ивановна заходила проведать мужа, он в раздражении гнал ее прочь, замахиваясь, чем попало. Будучи в хорошем расположении духа, Петр Ильич давал ей 5-10 рублей, словно откупался от надоедливых визитов. Уж лучше писать сотни писем миллионщице фон Мекк, чем общаться с нищей супругой!
Странной и глубокой была любовь Надежды Филаретовны фон Мекк к Чайковскому, с которой он ни разу не встречался. Меценатша и друг композитора была старше его, имела одиннадцать детей. Ее ум, пылкость и благородные порывы совсем не легко увидеть в худой высокой даме, успевшей стать бабушкой, а что, в свою очередь, привлекало в ней Петра Ильича? Добрая, прекрасная душа без всяких признаков пола. И, конечно же, нельзя сбрасывать со счетов материальную помощь, исчислявшуюся тысячами и десятками тысяч рублей.
Привязанность баронессы фон Мекк к Чайковскому была духовной, бескорыстной и несколько экзальтированной. Она испытывала блаженство при мысли о том, что создает благополучие великому композитору. Ее согревало предчувствие, что дружба-любовь, связавшая судьбы двух разных существ, будет венком высшей духовности, который она преподнесет человечеству.
Тот факт, что Чайковский никогда не отказывался от денег Надежды Филаретовны фон Мекк, «лучшего друга», как он ее называл, свидетельствует о его ущемленной мужской гордости. Вряд ли композитор бедствовал: авторских гонораров вполне хватало на жизнь. Этот ежегодный пенсион в 18 тысяч рублей, назначенный баронессой, очень смахивает на подарки, которые, не гнушаясь, принимает далеко не бедная содержанка.
Когда Надежда фон Мекк позволила Чайковскому воспользоваться ее роскошным 52-комнатным домом в центре Москвы, он отклонил столь заманчивое предложение. Бросить нанятую им квартиру и любимого Алешу, чтобы остаться в плену у женщины – нет, на такой шаг он не отважился. Пусть даже благодетельница была его «лучшим другом», как он ее называл!
Баронесса фон Мекк щедро заплатила дирижеру Эдуарду Колонну, который исполнил Четвертую симфонию Чайковского в Париже. С той поры началась заграничная слава русского композитора. Как видим, в признании заслуг Петра Ильича есть немалая доля усилий его верного друга и покровительницы.
Как только Чайковский добился европейской славы, материального достатка и обзавелся собственным домом, он заметно охладел к Надежде фон Мекк. Их «духовная близость» стала постепенно увядать. Не свидетельствует ли это о том, что композитор вовсе не бескорыстно поддерживал переписку с горячей почитательницей его таланта, охотно принимая взамен денежную помощь от щедрой меценатки?
У Чайковского был постоянный сексуальный партнер – его слуга Алеша Софронов, у брата Модеста – глухонемой мальчик Коля Конради. Эти две неразлучные парочки совместно путешествовали по Италии и Швейцарии после неудачной попытки самоубийства композитора в 1877 году. Идиллические пейзажи и любовь вернули ему душевный покой.
О том, какую сильную привязанность имел Чайковский к своему молодому слуге Алеше, можно судить по его строчкам из письма: «…Как я тоскую и страдаю оттого, что тебя нет». С такими словами обращаются только к любимому человеку.
Вечером того дня, когда Чайковский должен был разлучиться со своим верным слугой и любовником Алешей, которого призвали в армию, с композитором приключился один из самых сильных припадков с обмороком, криками, конвульсиями. Петр Ильич совершенно не представлял себе, как и зачем он будет жить в одиночестве.
Как только любимый слуга Чайковского Алексей Софронов в 1888 году женился, клинские уединения стали нестерпимыми для композитора. Оно и понятно: без тех сексуальных утех, которым они предавались, жизнь казалась ему пресной.
И в детстве, и в юности Владимир Давыдов увлекал, восхищал и вдохновлял его родного дядю, Петра Ильича Чайковского. Пожалуй, только верный слуга Алексей Софронов, которого связывали с композитором интимные отношения, понимал, какого рода было это обожание.
Привязанность Чайковского к своему племяннику Бобу Давыдову была исключительно сильной. Из переписки явствует, что композитор испытывал настоящую любовь к нему. «Больше всего я думал, конечно, о тебе и так жаждал увидеть тебя, услышать твой голос, и это казалось мне таким невероятным счастьем, что кажется отдал бы десять лет жизни…, чтобы хоть на секунду ты появился. Боб! Я обожаю тебя». Именно Владимир Давыдов и находился в числе близких людей у постели умирающего Петра Ильича в трагический день кончины.
Чайковский в 1887 году создал Четвертую сюиту для оркестра, названную им «Моцартианой». Примерно в то же время сложился кружок геев, состоявший из четырех человек (сам композитор, его брат Модест, племянник Боб Давыдов и молодой князь Аргутинский). Это сообщество они не без юмора тоже окрестили «четвертой сюитой», в чем была доля истины. Пожалуй, еще никогда, с момента окончания училища Правоведения, композитор не чувствовал себя так свободно, приподнято, радостно среди родных и любимых людей мужского пола, будто он погружался в мир музыки и гармонии.
Группу гомосексуалистов, сплотившихся вокруг Чайковского, в узком кругу иронически именовали «четвертой сюитой». Они сняли в Санкт-Петербурге квартиру, где накануне премьеры роковой Шестой симфонии поселился Петр Ильич. Именно здесь он выпил стакан сырой воды, после чего заболел и умер. Забавное сопоставление: ведь гомосексуалисты в лице Дантеса, барона Геккерена и князя Долгорукого привели к могиле другого русского гения, Пушкина!
Чайковский, всю жизнь сторонившийся женщин, даже на смертном одре бы в окружении мужчин. У его постели в роковую минуту стояли братья Модест и Николай, а также любимец композитора, его ненаглядный племянник и наследник Боб Давыдов. Случайно ли это?
В предсмертном бреду Чайковский неоднократно бормотал: «Надежда Филаретовна… Надежда Филаретовна…» Вспоминая о былой дружбе с баронессой фон Мекк, он не находил себе места, совесть композитора была неспокойной. Ведь именно он первый, добившись всемирной славы, охладел к меценатке и покровительнице, своему доброму ангелу.
Умирая, Чайковский завещал племяннику Бобу авторские права на все свои сочинения, любимому слуге Алексею Софронову – обстановку клинского дома. Один получил царский подарок, второй – не слишком роскошную житейскую утварь. Интимные отношения, которые связывали композитора с тем и другим, очевидно, были различны, коль так не сопоставимы их доли наследства!